Квантунская рапсодия - 2

В тот самый момент, когда казалось, что японцы вот-вот задавят русских своим численным превосходством, за спинами защитников раздалось громогласное "Ура!" и у них сразу прибавилось сил. Их стало ещё больше, когда впереди двух свежих рот спешащих на помощь батальону Гусельникова солдаты заметили скакавшего на лошади генерала Кондратенко.

"Кондратенко! Сам!" — разнеслось среди солдат и этого хватило для того, чтобы вселить в сердца людей уверенность в победе. Утроенной силой обрушились они на врага и ментальный заряд, полученный от одного только упоминания имени любимого генерала, помог им полностью переломить самурайский дух атакующего противника. Ободренные присутствием с ними Кондратенко они перемололи и уничтожили всех, кто им противостоял в схватке, за исключением тех, кто бросил оружие или бежал.

Первый день празднования хризантем остался за русскими, но эта не удача не остановила генерала Ноги. Грозно поклявшись на своем мече, что противник будет разбит он, не мог отступить от своих намерений. Правда, выполняя свою клятву, японский командующий проявлял непреодолимое упрямство. Твердо решив прорвать оборону противника именно в районе горы Тейсанцзы, он отказывался рассматривать вариант наступления Анзысана.

Все на что он согласился — это вести активные действия на этом направлении, с тем, чтобы не позволить русским снять с северного участка обороны часть своих сил и перебросить их на юг. Куда была спешно переброшена дивизия генерала Мацуока и дополнительные артиллерийские соединения.

Именно они в течение всего следующего дня громили русскую оборону на подступах к Тейсанцзы, не позволяя её защитникам проводить хотя бы ремонтные работы. В перерывах между обстрелами, японцы дважды атаковали участок обороны полка Дмитриева, и каждый раз были отбиты.

Наткнувшись на сопротивление врага японцы отступали, но на этот раз их бегство не вызывало гневного неудовольствия генерала Ноги. С непроницаемым лицом он слушал доклады о неудачах, поглядывая при этом на настенные часы в его походной ставке.

Столь сдержанная реакция командующего объяснялась тем, что эти атаки носили характер разведки боем. Свой главный удар генерал Ноги приберег на потом.

Солнце уже стало катиться к краю горизонта на западе, когда весь день громыхавшая артиллерия противника замолчала и измученные русские солдаты приготовились к отражению атаки. Генерал Горбатовский стал подтягивать свои последние резервы, но они не понадобились. Противник вопреки всему почему-то не атаковал. Его солдаты не бросались в бой с криками "Хейко банзай!" и не спешили взломать оборону противника в честь праздника хризантем.

— Ничего не понимаю, — удивлялся Горбатовский, глядя в бинокль за действиями противника. — Почему японцы медлят? Ведь у них в запасе осталось меньше часа светлого времени. Неужели они хотят воевать в сумерках?

— Понесенные потери не позволяют им провести ещё одну атаку против нас. Вон сколько мы их за день набили — хвастливо произнес Дмитриев, указав на подступы, к русским позициям усеянные трупами в темных мундирах.

— Все может быть, все может быть — согласился с ним Горбатовский. — Но не будем делать скоропалительных выводов, следует подождать.

— Что ждать и так все ясно. Японцы выдохлись и им нужно подкрепление. Равно как и нам, Владимир Николаевич — многозначительно сказал подполковник.

— Каковы ваши потери за эти два дня?

— Около пятидесяти процентов всего личного состава, включая полученные резервы. Особенно много людей мы потеряли сегодня от огня противника. Можно подумать, что японцы взяли на вооружение тактику англичан, что три дня били по укреплениям Севастополя, прежде чем пошли на их штурм.

— С такими потерями третий штурм вы точно не отразите, подполковник, — констатировал Горбатовский. — Я говорил с Романом Исидоровичем о вас, и он согласен провести ротацию. Ночью вас заменит полк полковника Савицкого, он уже выступил.

— Савицкий? — с сомнением протянул Дмитриев.

— Знаю, что полковник далеко неблестяще показал себя под Кинчжоу, но других резервов у нас на данный момент нет. Японцы активизировались под Анзысан и есть подозрение, что все это отвлекающий маневр и завтра они ударят все своими силами.

— Судя по интенсивности обстрела наших позиций, я бы не согласился с этим. Если они потратили столько сил и снарядов только ради одного отвлекающего удара, то я искренне завидуя возможностям армии микадо.

— Я тоже такого же мнения, но нельзя исключать и такую возможность — вздохнул Горбатовский.

Вопреки всем опасениям, японцы не ударили ни до захода солнца, ни после него. Ноги бросил своих солдат глубоко за полночь, когда солдаты подполковника Дмитриева оставили свои окопы. Толстый и ленивый полковник Савицкий не внял словам своего сменщика и не отдал приказ солдатам немедленно приступить к восстановлению укреплений.

— К чему это? — недовольно ворчал любимец генерала Фока. — В штабе сказали, что на этом участке обороны японцы остановлены, а солдаты устали с марша, пусть отдохнут. Завтра с утра и приступят к работам, на свежую голову.

Эта "отеческая" забота о простых рядовых, а точнее сказать о собственной персоне, самым пагубным образом сказалась на всей русской обороне. Не успели солдаты проспать и часу, как были разбужены громкими криками часовых: — "Японцы! Японцы!"

Из-за отсутствия прожектора, часовые должны были пускать осветительные ракеты, чтобы не дать противнику незаметно приблизиться к русским окопам. По причине ротации, стрельба ракетами не производилась, а после того как она закончилась, прошло много времени, когда часовые приступили к их запуску.

Когда первые ракеты с воем, взмыли в ночное время и осветили землю, часовые заметили наступательные цепи противника в менее чем ста шагах от передних траншей. Чтобы не было слышно звуков их шагов, японцы обернули свои ботинки в тряпки, а фляжки оставили в тылу перед наступлением.

В поднявшейся суматохе, японским цепям ничто не помешало пробежать разделяющее их от противника расстояние и ворваться на русские позиции. Застигнутые врасплох солдаты попытались оказать врагу сопротивление, но были вынуждены отступить.

Не лучшим образом показал себя командир полка полковник Савицкий. Едва адъютант доложил ему о прорыве японцев, вместо того, чтобы попытаться отбить у врага позиции, которые он не мог взять два дня, полковник вскочил на лошадь и ускакал в Артур.

Лишившись командования, солдаты тоже решили отступить и двинулись вслед за ним. Когда об этом стало известно генералу Горбатовскому, он попытался организовать контрудар, но из этого ничего не вышло. Японцы прочно вцепились в захваченные ими позиции и не собирались их отдавать.

Как только солдаты бригады Горбатовского попытались их выбить, по ним ударила вражеская артиллерия. Били японцы в основном по площадям, наугад, но и этого оказалось достаточным, чтобы сорвать атаку русских.

В этой ситуации, генералу не оставалось ничего другого как под покровом темноты отступить к горе Куинссан.

Как только Кондратенко узнал о захвате японцами позиций в районе Тейсанцзы, он принял экстренные меры. Трусость Савицкого, которого генерал без всякого раздумья арестовал и отдал под суд, нанесла невосполнимый урон всей русской обороне. Опасаясь удара во фланг и тыл, русские войска были вынуждены оставить позиции у Анзысан и отойти к Хумучань.

Что касается южного участка обороны, где генерал Ноги продолжал наносить главный удар своего наступления, то там бои разгорелись на подступах к горе Куинссан. Справедливо полагая, что нельзя давать разбитому противнику передышку, Ноги попытался с ходу занять эту стратегически важную высоту и это почти ему удалось.

Брошенные на штурм войска смогли прорвать оборону у подножья горы, но никак не могли покорить её вершину. Два раза японцы поднимались на неё, неся сильные потери и каждый раз, их сбрасывали вниз.

Создавалась патовая ситуация; японцы не могли захватить вершину Куинссан, а русские не могли выбить их с подножья и в этот момент на помощь армии пришел флот. По требованию Кондратенко в дело вступили канонерки вооруженные крупнокалиберными орудиями. Именно их девятидюймовые орудия нанесли серьезный урон японским тылам и помогли русским пехотинцам выбить противника из траншей у подножья горы.

Более того, под огонь канонерки "Отважный" попал сам генерал Ноги, в этот момент, объезжавший полки, готовя новый штурм Куинссан. Взрыва снаряда разметал в разные стороны его свиту, включая ученого адъютанта Исида. Под самим командующим была убита лошадь, а сам он получил травму ноги, будучи прижатым к земле её телом.

Поднявшаяся суматоха вокруг раненого генерала внесла свою лепту в нарушение управление войсками и позволили русским полностью вернуть себе утраченные позиции. Когда японцы пошли в наступление третий раз, они попали под хорошо корректированный огонь артиллерийских батарей бьющих с закрытых позиций и были вынуждены отступить.

Пока канонерки своим огнем громили тылы противника, со стороны моря их прикрывал "Севастополь" с миноносцами. Узнав о просьбе Кондратенко помочь огнем, контр-адмирал Григорович наотрез отказался выпускать на внешний рейд последний броненосец артурской флотилии.

— Я не могу отправлять на верную смерть "Севастополь"! Он нуждается в ремонте и потому на данный момент не боеспособен! — возбужденно стучал рукой по столу Григорович, но Эссен его не поддержал.

— Я бы считал себе последним подлецом, если имея возможность разгромить врага и защитить Артур, стал бы искать оправдания не делать этого. Да, "Севастополь" нуждается в ремонте, но выйти на внешний рейд и прикрыть действия канонерок ему вполне под силу. Я готов вывести броненосец и сразиться с врагом — сказал Эссен, решительно застегнув все пуговицы на своем мундире.

— Капитан первого ранга Эссен, вы ответите за свои слова, за свой авантюризм! — воскликнул Григорович пытаясь образумить непокорного командира, но этим только подлил огонь в масло.

— Всегда готов исполнить свой долг перед Отечеством, государем и Господом — отчеканил отважный моряк. — Роман Исидорович, когда нужно выходить?

Вместе с "Севастополем" в море вышли десять миноносцев. Пользуясь тем, что перед своим уходом Макаров переподчинил оставшиеся корабли Кондратенко, тот безжалостной рукой вывел в море все, что могло двигаться и сражаться. Единственное исключение генерал сделал для "Лейтенанта Буракова", который поддерживал связь между Артуром и Чифой.

Выйдя первым из гавани "Севастополь" смело двинулся в поход, который оказался для него последним. Пока он прикрывал огнем своих орудий действия канонерок от попыток "собачек" адмирала Дэва все было хорошо. Отважный броненосец не испугался даже появления "Чин— Иена". Вступив в перестрелку с ним "Севастополь" добился двойного попадания, после чего старый броненосец поспешно ретировался.

Проблемы начались, когда пришло время отступать. Вот здесь сказался численное превосходство противника, к которому в этот момент подошли два отряда миноносцев. Подобно своре собак бросились они на отступающий броненосец. На защиту "Севастополя" двинулись миноносцы, но действовали они неудачно. Трое кораблей получили повреждения от огня противника и с большим трудом дошли до Артура. Один миноносец "Боевой" был подорван вражеской торпедой и на буксире был доставлен в порт. Ещё один миноносец "Разящий" подорвался на внешнем рейде на мине и затонул у Тигрового хвоста.

В свою очередь японцы лишились двоих миноносцев потопленных во время атаки броненосца и ещё двое получили повреждения в схватке со "Смелым" и "Статным". Неизвестно от чей мины в этот день подорвалась и затонула японская броненосная канонерка "Хей-Иен", но все это было мелочи. Во время перехода к Артуру, "Севастополь" получил попадание двух мин, ставшие для него роковыми.

Через полученные пробоины вода неудержимо поступала внутрь корабля. Благодаря мужеству экипажа, основательно просевший броненосец подошел к Электрическому Утесу, но войти в родную гавань, ему было не суждено. В самый последний момент у "Севастополя" вышли из строя машины, и он стал медленно дрейфовать в сторону берега.

Видя бедственное положение броненосца, японцы попытались добить его и отправить на дно к лежавшему там "Петропавловску", но огонь береговых батарей не позволил врагу сделать это. Огонь с Электрического Утеса и Золотой горы встал непреодолимой стеной на пути вражеских кораблей, заставив их позорно бежать, прочь от Артура. Броненосец был спасен, но полученные им раны оказались смертельны. Пока "Севастополь" пытались взять на буксир и завести в порт, он стал тонуть, грозясь в любой момент потерять остойчивость.

Началась лихорадочная гонка со смерть, которая завершилась боевой ничьей. Броненосец успел приткнуться к берегу, но эта стоянка стала для него последней. Повреждения, полученные им в бою с противником, исправить в Порт-Артуре было невозможно.

Утром следующего дня в Чифу "Лейтенант Бураков" увез две депеши. В первой адмирал Григорович докладывал в ставку наместника о грубом поведении капитана Эссена приведшего к полному выходу из строя вверенного ему корабля. Во второй начальник Квантунского укрепрайона генерал-лейтенант Кондратенко сообщал адмиралу Макарову о подвиге броненосца "Севастополя", своими героическими действиями сорвавшего наступление японской армии на Порт-Артур.

Последствия двух этих депеш было трудно предсказать но, в конце концов, все закончилось для Эссена хорошо. "Севастополь" хоть и поврежденный продолжал числиться боевой единицей и это, давало право считать действия его командира успешным. Николай Оттович получил крест Владимира 3 степени с мечами, а также перевод командиром вспомогательного крейсера "Ангара".

Это решение можно было бы считать своеобразной компенсацией адмиралу Григоровичу со стороны командующего флотом, если бы вместе к приказу о переводе не прилагались секретные инструкции. Адмирал Макаров знал, как лучше использовать отвагу и кипучую деятельность такой талантливой личности как Эссен.

Что касается генерала Ноги, то он тоже получил свою награду после окончания праздника хризантем. Конечно, итог его полководческой деятельности был весьма скромен. Оборона русских так и не была прорвана и дорога в Артур оставалась закрытой.

Из всех значимых результатов достойным подарком императору можно было считать только занятие японскими войсками руин порта Дальнего. Это действие было оплачено ценой больших потерь, но микадо нужно было держать марку перед своим заокеанским союзником. Поэтому действия командующего 3-й армии были признаны успешными, и он сам был награжден орденом Восходящего Солнца 4 степени.

Сам герой, оценивая понесенные потери его армией и те скромные результаты, что она достигла, объявил императору о своей готовности сделать харакири. Его намерения полностью соответствовали кодексу самурая, но император Мейдзи запретил генералу делать это пока идет война и пока он жив.

В специальном послании он поблагодарил Ноги за смелость и умелее руководство боевыми действиями против врагов империи, которые оказались прочно запертыми на Квантунском полуострове. Также император воздавал должное ранению, что генерал получил, находясь на боевом посту, и просил принять от него и всего японского народа заслуженную награду.