Женщина их и увидела первой, как только монах и Лиани присмотрелись к лагерю и вышли на полянку из зарослей. Точнее, брата Унно она вряд ли заметила — только Лиани. Ахнула, в какие-то пару шагов преодолела расстояние до него... и залепила пощечину со всей силы. Тот успел перехватить вторую ее руку, уже занесенную, и, похоже, удерживать ее было не так-то легко.

"Сестра", — неожиданно весело подумал монах.

Кто бы еще так ласково встретил?

Кашлянул, надеясь, что его она поприветствует менее яростно. Люди на полянке все повернулись в их сторону, и растерянно замерли.

Женщина опомнилась, узрев рядом с собою монаха. Поклонилась:

— Надеюсь, святой человек простит меня, я совсем забылась.

Лицо ее медленно заливалось краской. Но руку у Лиани она так и не отняла.

— Это мой младший брат, — сказала она спутникам. — Не волнуйтесь, я... просто не ожидала.

— Сестра, Юнэ, — представил ее монаху Лиани.

— Думаю, вам стоит поговорить наедине, — вежливо сказал брат Унно. — Да благословят вас всех Небеса.

Он мигом нашел общий язык с путниками, попутно всех и благословил. Возился с малышами, не забывая поглядывать в сторону пары родственников. Сидели они совсем рядом: когда ссорятся, подальше отодвигаются. Выражения лиц менялись, как небо в июле — то ласковое солнышко, то все вмиг затянуло тучами. Одна щека у Лиани до сих пор алела. Интересно, в детстве эта милая особа была столь же быстра на руку? Тогда ее младшему братишке есть чего опасаться.

Хотя... нет, похоже, гроза миновала. Вот он уже ее утешает, а она спрятала лицо в ладонях, и плечи дрожат. Плачет, похоже. У них там, часом, не умер никто? — встревожился брат Унно. Но вряд ли, сказала бы сразу. Просто волнуется.

— Мне о тебе писали. Сперва о том, что ты сделал, о приговоре. Потом о побеге, и после о том, что ты опять на свободе и вроде бы у оружейников. Это уже с твоих слов, как я поняла, и одной Заступнице ведомо, что все это значит. Как ты мог поступить так с родителями? Они пытались к тебе попасть, когда ты был под стражей, но им сказали — все бесполезно. Отец все равно хотел ехать к твоему главному командиру, но заболел от расстройства.

Сестра говорила сбивчиво, срывалась то на плач, то на смех. Порой Лиани казалось, что она снова его ударит, но через мгновение она хватала его за плечи, словно боялась отпустить, и рассматривала жадно.

— Я бы тебя сама убила за такие дела! Но рассказывай. Ты писал, что в Срединной, тогда что делаешь здесь? Или опять сбежал? За тобой явится погоня, арестуют всех нас?

Он рассказывал все, что мог, но умение говорить развернуто, связно сейчас Лиани оставило. Сам спрашивал о семье, благо, тут не приходилось отвечать. Пятью годами старше, сестра всегда казалась ему взрослой, и вышла замуж, уехала раньше, чем вырос он сам. И помимо нее родных не видел невесть сколько времени. Закрыть глаза, ненадолго ощутить себя мальчиком... Цикадка трещит в кустах, солнце падает на лицо, спокойно и тихо, и сестра держит за руку. Только горит щека, и грудь уже привычно болит.

Нет, ничего не вышло. Никак не вернуться в прошлое, только светло его вспоминать.

К остальным Юнэ и Лиани возвратились довольно скоро, брат Унно думал, просидят, беседуя, до поздней ночи. Но у нее были дети, у него — дорога.

Пока варилась похлебка, Лиани подстрелил тетерева, отдал сестре, а то своих охотников у них не было. Монах же выспрашивал о том, как дела обстоят в Юсен.

— Мы живем в предгорье, но все-таки решили покинуть дом — страшно, — рассказала она.

— У вас тревожные новости?

— Не то чтобы новости, но люди все меньше верят в силу нашего господина генерала. О нем тут сейчас говорят очень плохо, — с неохотой отозвалась молодая женщина. — Говорят, он увлекся погоней за рухэй — и еще вопрос, не ловушка ли это, а горы Юсен отдал на растерзание врагу. А ведь через них можно спуститься и в предгорья, и дальше — кто защитит людей? Говорят, уже много деревень разорено не только на севере, но и на юге гор...

— Не знаю про северные отроги Юсен, а здесь побывал всего один небольшой отряд, который остался почти незамеченным, — хмуро сказал Лиани — он как раз отдал тетерева одному из путников и подошел к сестре и монаху. — Слухи, конечно, расходятся, только из более южных краев я сам пришел. Ни одной деревни там не пострадало, удар пришелся на Сосновую.

— Говорят, — пожала плечами сестра.

— Ты сама видела это разорение?

— Нет, мы избегали опасных мест.

— Когда горы кишат захватчиками, все места опасные. А про рухэй кто-то распускает сплетни, в несколько раз больше, чем есть на деле. Вот и узнаем, что на самом деле творится в горах.

— Куда вы сами направились?— спросил брат Унно.

— Мы едем к югу провинции, к родне мужа. Вы же останетесь с нами разделить ужин, а потом и ночлег? — спросила Юнэ.

— Тут такое дело... спешное, — смутился монах. Он-то и без ужина бы перебился, не голодали в дороге, хотя из котла пахнет вкусно, надо признать. Но Лиани отрывать от сестры неловко, может, хоть она его опять приведет в чувство. А вот на ночь остаться никак, во всяком случае ему самому. Может за поясом и не уследить, и священные знаки вокруг себя не начертишь, мало ли кто из этих милых людей решит его разбудить и собьет рисунок.

— А про монастырь Эн-Хо слышали что-нибудь? — спросил брат Унно, чтобы увести разговор подальше от соблазна.

Молодая женщина свела брови, задумалась, и наконец мотнула головой. Спросили у остальных, и муж ее вспомнил:

— Вроде говорили беженцы, встреченные нами выше, что его разорили, не осталось живых, и разграбили. Но подробней не знаю, это вскользь прозвучало.

Брат Унно кинул взгляд на молодого спутника. Тот словно в камень обратился, но не в ровном месте лежащий, а на склоне скалы, вот-вот и покатится.

— Так вы остаетесь? — с надеждой переспросила Юнэ.

— Нет, — сказал Лиани, вставая, — Вам доброй дороги, и тебе, сестра... хотелось бы еще свидеться.

Дни становились все жарче, а стоило солнцу уйти за тучу, просыпались злющие комары. Ладно бы только кусали, но они еще и гудели на редкость мерзко, не давая забыть о своем присутствии, мешали быть настороже.

До каменной осыпи, на которой предстояло разделиться, солдаты Вэй-Ши добрались быстро. Их подгоняла злость — и на командиров, и на проводника, который мог бы и сам отвести на север безопасными тропами, а вместо этого отделался бумажками. И неизвестно еще, насколько верны эти карты.

Ка-Яну приходилось туго: даже Вэй-Ши, который не сомневался в точности карт и других указаний, мог вспылить по любому поводу, ординарцу же доставалось первому.

Неприятно ощущать себя беглецами, а по их следам наверняка уже направились духи смерти, неважно, в каком обличьи. Такие вещи Вэй-Ши умел чувствовать, рожденный женщиной с вещим даром. Жаль, сам он не унаследовал ничего, кроме порой просыпающегося чутья. Но духов можно было опередить, к тому же они лишь вестники, неспособны убить.

В горах стоит бояться либо злых сил, либо разбойников. Разбойниками они были сами.

А для злых сил солдат было чересчур много. Если бы еще не предстояло разойтись в разные стороны! Что же до войск Хинаи...

— Некому за нами гнаться, — сказал Вэй-Ши, и лишь ординарец знал, что он врет. — Сами видели, в крепости никого не осталось, а если запоздавшая подмога и подоспеет, мы уже далеко будем. Да и проводников им еще поискать придется, крестьяне из деревенек в округе наверняка напуганы до полусмерти.

Поделиться решили на три части.

Бросили жребий; те, кому выпало возвращаться прежней тропой, мимо монастыря, бурно радовались. В прошлый раз обошлись без добычи, но сейчас жажда наживы перевесила все опасения.

— Идиоты, — сказал Вэй-Ши, — Запретить я вам не могу, но самим лезть в капкан... Вам досталась самая опасная дорога, и в монастыре наверняка уже предупреждены все.

— Никто не ждет, что мы пойдем обратно по своим же следам, — возразил ему один из десятников. Он побаивался спорить с командиром, но в глазах уже поблескивали золотые статуэтки и переливался глянец драгоценных нефритовых плиток.

Остальные солдаты, те, кому выпало идти иной дорогой, видели этот блеск и завидовали.

Ка-Ян скромно наблюдал, стоя в сторонке, и опасался, что зов добычи пересилит, слово Вэй-Ши ничего не будет стоит и все решат идти к монастырю. Пересилил все-таки страх; остальные две группы согласились следовать намеченным на карте тропам.

А сам он, будь его воля, бросил бы даже своего командира и пробирался по этим горам в одиночку. Хотя они тут были пугающие — то эхо голосов из ущелий, то сосны будто бы шепчутся. Но уж как-нибудь договорится с местными духами, он зла им не делал.

Хоть командир и твердит, что погоня удачной не будет, все-таки нехорошо было на сердце.

И к Энори привязался, не хватало его. Вот с кем бы полез в самое проклятое ущелье...

До Срединной Майэрин добралась уставшей и перепуганной. Не просто впервые надолго отлучилась из дома, впервые одолела невероятно длинный путь, так еще и в сопровождении чужих людей. Не то чтобы совсем незнакомых, дядюшка выделил ей служанку, слугу-возничего и охранника из тех его домочадцев, кого девушка знала, но все-таки трудно пришлось. В дороге почти не ела, как ни уговаривали, и почти не спала, когда остановились в придорожной гостинице. А ведь молодой госпоже отвели лучшую комнату. Одна отрада была — после дорожной пыли немного посидеть в бочке с довольно горячей водой, но и тут расслабиться толком не удалось. Страшно, мало ли кто за стеной, да и чужую служанку подпускать к себе непривычно.

. Завидев стены и флаги Срединной, готова была плакать от облегчения. Уже не так важно казалось, как встретит ее муж — а он наверняка разгневается, — но все-таки не будет больше изматывающей и страшной дороги, и что-что, а защитит он ее получше этих троих.

Сегодня солнце жарило с самого утра, и Рииши порадовался, что ему не надо здесь одеваться согласно статусу, все свои, можно и в простой полотняной рубашке, да еще рукава подтянуть. С виду ничем он от оружейников не отличался сейчас. Заменив отца почти против воли, да еще высланный из Осорэи, он неожиданно полюбил новое дело. Теперь иногда удивлялся, как долго доволен был в городской страже. Его увлекло создание клинка, который гнется, но не ломается, и лезвие остается острым. Видел такие заморские сабли, но местные оружейники делать такие пока не могли.

Молодой человек был очень удивлен, когда ему возвестили о приезде супруги. Сперва он даже не сообразил, о чем речь — вместе-то провели всего трое суток, а потом привык думать о ней как о ком-то далеком и слегка призрачном. Да и устал за почти бессонную ночь в кузнях, а она приехала в полдень. Улыбаясь, прислуга провела ее — маленькую, настоящий воробышек, — в его покои.

Майэрин вытянулась, словно солдат перед генералом, глядя на мужа огромными испуганными глазами. Он тоже слегка испугался — случилось ли что-то? Выслушав, с чьей помощью и как она сюда добралась, Рииши разозлился на этого "дядюшку". Отправить молодую девушку почти без свиты за сутки пути — это не просто риск, это еще и удар по репутации именно его Дома, жена-то его.

И просто ушам своим не поверил, когда она, захлебываясь, выложила все, что услышала под окном Кайоши Аэмара.

— Этого не может быть, ты что-то не так поняла, или твои родичи придумали лишнего, — взволнованный, Рииши прошел туда-сюда по комнате, позабыв, что Майэрин все еще стоит, не решаясь присесть. — Наверное, Атога по какой-то причине решил не идти в Сосновую или сразу на север, а свернуть сюда — ведь тут почти не осталось народу. Наверное, был приказ, на случай, если рухэй прорвут еще и Ожерелье.

— Тогда у них должен быть этот приказ, верно? На бумаге, с печатью.

— Конечно.

— Но и печать можно подделать, — задумчиво продолжила девушка.

— От меня-то ты чего хочешь? — снова рассердился Рииши, но тут же себя одернул. Но она — странное дело — и недовольство его, и вопрос восприняла как должное.

— Предупредить командиров, конечно. А дальше вы сами решите, как быть.

Побледнела, и чуть пошатнулась. Только тогда он опомнился, как ведет себя, усадил на кушетку, кликнул слуг, чтобы как следует позаботились.

А сам поспешил к помощнику Асумы.

Совещание было недолгим; почти все офицеры высказались за то, что все это странно, только ворота лучше пока держать закрытыми, когда отряды из Лаи Кен к ним подойдут. Если покажут приказ — дело другое. И разведчика выслали, чтобы вызнал, куда точно идет Атога и где он сейчас.

Рииши вернулся к Майэрин растерянный, ничего рассказывать не стал, да и нечего было. Велел ей как следует отдохнуть, намереваясь через день-другой отправить обратно, только Майэрин тихо и твердо заявила, что никуда не поедет. У нее все еще были испуганные глаза, и Рииши стало ее жалко. Своей ли волей она приехала, или чужой, она еще очень юная, и, кажется, честная в самом деле. Он собирался оставить ее в своих покоях — пусть отоспится после дороги, а самому, как уже повелось, на ночь уйти к кузнецам. Но в итоге решил, что это будет невежливо и неразумно, и остался, а она, кажется, даже обрадовалась.

Разведчик прискакал обратно через полдня — сообщил, что Атога идет очень быстро, слишком быстро, так обычно части перебрасывают в бой, и будет тут через день на рассвете.

Така распорядился закрыть ворота и всем приготовиться к возможной атаке. Хотя это казалось дикостью — неужто солдаты Лаи Кен пойдут на приступ Срединной? И пусть людей здесь несравнимо меньше, чем у Атоги, это не злосчастная Сосновая, с налету сюда не вбежишь. Это рухэй своих не считают, а зачем командиру Глядящей Сверху класть собственных воинов?

На рассвете меж двух холмов заколыхались знамена, еще сонное светило заблестело на железе доспехов. Людской поток вытекал, словно новая река, и скоро создал озеро перед Срединной. Но, хоть и много пришло солдат, кажется, здесь собрались даже не все. Срединную окружало естественное укрепление, гряда невысоких холмов, на которых можно было занять позицию и обороняться долго, не подпуская неприятеля. За ними и остались люди Атоги, и не видно их было со стен.

Предводитель выехал вперед в сопровождении двух офицеров, грузный, но быстрый, словно камень в кистене, потребовал открыть ворота.

Така, уже стоявший на стене, прошел так, чтобы оказаться напротив него.

— Покажите мне предписание явиться именно сюда, — сказал он. — Вы должны были направляться если и не к Сосновой, то на север.

— Мои солдаты знают, что вы задумали, — издевательски прокричал Атога. — Сдать Сосновую, сговорившись с врагом — если то был враг на самом деле, затем якобы опоздать туда — и все ради того, чтобы поддерживать войну, чтобы Дом Таэна не потерял власть. Только не выйдет и дальше разорять Хинаи и нести горе ее народу.

— Что он мелет? — бледнея, спросил Така

Рииши не ответил, хотя он понял. Все казалось дурным сном — так бывает, когда заснешь на солнце, и муторно, тяжело, и никак не открыть глаз. Или в реальности он стоит на стене, рядом командир Така, еще несколько офицеров младше рангом, и рядом на стенах и во дворе напротив ворот застыли солдаты Срединной, а за ними оружейники, и еще дальше — обслуга крепости, которой настрого было приказано не выходить.