Тут в кузню вошла кареглазая девушка лет семнадцати и бросила любопытный взгляд на Кощеева. Посмотрела всего мгновение и отвернулась. Она отвернулась, а Игнат потёк, как восковая свеча, стоящая возле жаркого костра. Девушка между тем обратилась к кузнецу, который оказался её отцом, с какой-то просьбой и, получив согласие, удалилась.

— Не боишься отпускать её одну? — спросил Кощеев, — украсть могут.

— Ты что ли её украсть собрался? — усмехнулся рома.

— А хоть бы и я! — начал хорохориться Игнат.

— Ну-ну, — продолжал усмехаться кузнец.

— Украду и женюсь! — неожиданно для самого себя выпалил Кощеев.

— Договорились! — ответил вдруг рома, — украдёшь — она твоя. А теперь говори, зачем пришёл?

В особняк Кощеев пришёл в расстроенных чувствах.

— Ты чего это сам не свой? — заметил странное поведение своего кореша Лапин.

— Ножи ходил заказывать.

— И что, заказал?

— Заказал.

— И в чём проблема?

— Думаю, как их забрать даром.

— Каким — даром, Игнат? Совсем что ли крыша поехала?

— Ага, поехала...

— А ну, давай рассказывай, что случилось? — строго потребовал Лапин.

И поведал Игнат своему другу о девице и о том, что если он её украдёт, то сможет жениться на ней. А в качестве приданного за неё получит два самых лучших ножа.

— Во дела! — почесал Иван затылок, услышав рассказ друга, — и как ты собрался её похищать?

— Да, хрен его знает, — сплюнул в сердцах Игнат, — во дворе кобель злой сидит, на улице в окружении подружек ходит. Цыгане они. Поют там, танцуют. А отец — кузнец. Первый раз слышу о цыганах кузнецах.

— Да ты что!? Они же с лошадьми возились всегда, значит и кузнецами должны хорошими быть. Подковы сами с небес не падают, — нравоучительно произнёс Иван. А после небольшого раздумья, спросил, — значит, говоришь, поют, танцуют?

— Ага.

— Пля! Мне их в Тюмень нужно! В ресторан! Публику чем-то новым надо удивлять.

— Может весь их табор украсть? — спросил Игнат с какой-то надеждой в голосе.

— Ага, — усмехнулся Иван, — любить, так королеву, воровать, так цыганский табор! Только потом с ними хлопот не оберёшься. Договариваться нужно.

— А на счёт девушки?

— Думаю, тут хрен договоришься. Уговор-то, у вас, какой был? Такие типы словами не бросаются. Короче, нужно Рустама звать, у него голова на разные выдумки хорошо настроена...

...Первые солнечные лучи уже стучались в окна особняка, в котором в одной из комнат стоял злой Игнат и два молодых бугая, на лицах которых интеллект постеснялся ставить свои отметины.

— Вы кого, мать вашу, притащили, пеньки дубовые? Это же мужик! — шипел на них Игнат, не решаясь громко говорить, указывая при этом на кузнеца, который лежал на кровати обмотанный одеялом и спал.

— Как нам сказали, так мы и сделали, — пробасил один из бугаёв, — Нам сказали Рому молодую принести, мы его и принесли.

— Молодую!!! Её!!! — чуть не сошёл с ума Кощеев.

— Рома в том доме был только один, остальные три — бабы.

— Идиоты! — Игнат обессилено сел на стул.

Тащить кузнеца обратно было уже поздно. Утренние улицы Петербурга наполнялись людьми.

Кузнецу показалось, что будто бы он слышал громкий смех. Удивившись этому, мужчина открыл глаза и увидел, что лежит в совершенно незнакомом помещении. Недалеко от того места, где он лежал, стоял стол, за которым сидели два человека. Одного из них он узнал, это был его недавний заказчик, а второго, лицо которого светилось непонятной радостью, он видел впервые.

— Где я? И как здесь очутился? — вырвались первые пришедшие на ум слова.

— Ты уж нас прости, — ответил весёлый Лапин, стараясь придать своему лицу серьёзное выражение, — но по нашим законам трогать невесту до свадьбы жених не имеет права, — поэтому он украл тебя.

— Какой жених? Какую невесту? — всё никак не мог понять купец, пытаясь принять сидячее положение.

— Вот жених, — и Иван показал на Игната, — а невеста — твоя дочь. Ты же сам договаривался с ним, что если он её украдёт, то...

— Поэтому он украл меня? — спросил кузнец, после чего комната наполнилась его безудержным смехом.

Иван в это время сделал какой-то жест рукой и двое юношей внесли на подносах пару бутылок с вином и довольно аппетитную закуску.

— Не побрезгуй, — продолжил Лапин, — отведай наши угощения, да за доставленные неудобства зла не держи.

— А ты кто ж такой будешь? — спросил, отсмеявшись рома, уже стоя разглядывая комнату, в которой находился.

— Я то? Купец. Лапин. Может, слышал о таком?

— Как же не слышать-то? Про твои магазины весь Петербург говорит, — кузнец уважительно посмотрел на Ивана и в лёгком смущении присел к столу.

— А это — Игнат, — продолжил между тем Лапин, — и магазинами мы владеем с ним на пару.

Теперь кузнец уже совершенно по-другому посмотрел на Кощеева...

Вернулся рома домой только к обеду и сильно навеселе.

— Лала! — крикнул он изумлённой дочери, которая с утра не застала его в постели и не знала где искать отца, — готовься к свадьбе! Я тебе жениха нашёл!

Сумел Лапин уговорить рому, и в Тюмень поехали не только новобрачные, но и кузнец со своей и ещё с одной семьёй, которые прекрасно пели и танцевали. Кроме них Ивану удалось завербовать дюжину мужчин, которые были похожи друг на друга невозмутимым молчаливым характером, а так же два десятка девушек и двух врачей. Прошёл год, как Иван Андреевич покинул столицу...

ПЕРВЫЙ БОЙ.

В тот июльский день, когда пьяненькие Муравьев и Лапин, обнявшись, пели песни про кочи, гардемарин Казанцев за тысячи километров от них, командуя своим отделением пушкарей, вёл огонь по шведскому флагману "Густав III".

— А ну, соколики, — кричал Иван Алексеевич, — заряжай книппелями! Собьём шведу мачты!

В этот момент ответный залп шведского флагмана сотряс палубу "Ростислава" и Казанцев, не удержавшись на ногах, плюхнулся на пятую точку. Это и спасло ему жизнь. Ядро, пролетевшее над ним, убило двух человек из орудийной обслуги. Иван быстро поднялся и стал помогать заряжать пушку, которая потеряла часть своего расчёта.

— Почему орудия Тадеуш не отвечают? — в никуда задал он вопрос, после второго ответного залпа со шведского корабля.

— Его благородие без чувств лежит, — крикнул ему один из канониров, — командовать некому. Да и не видно нечего, всё пороховым дымом занесло!

— Так, слушай мою команду! Заряжай книппелями! Стрельба по готовности!

— Куда стрелять-то? Всё, как в тумане!

— Не меняем целик, продолжаем так же вести огонь! Всем ясно?

— Так точно, Ваше благородие!

— А я к орудиям нашего соседа...

Отделение Тадеуша было в полной растерянности. Люди столпились у орудий и не знали, что делать. Гардемарин лежал без сознания. Лицо его покрылось бледностью, однако следы крови отсутствовали. Мельком взглянув на него, Казанцев прикрикнул на орудийную прислугу:

— Чего стоим? Отнесите господина Тадеуша в сторонку, а сами к пушкам!!! Заряжай брандскугелями (зажигательная бомба)! Живее! Противник ждать не будет!

— Куда стрелять, Ваше благородие, не видно ничего? — спросил кто-то из канониров.

— Заряжай, я сам наведу! — приказал Казанцев.

Теперь Иван бегал от пушки к пушке и, по одному ему понятным ориентирам, наводил оружейные стволы, не забывая навещать и своё отделение.

— Кто это у нас так хорошо стреляет? — находясь на капитанском мостике, спросил адмирал Грейг капитана корабля контр-адмирала Евстафия Степановича Одинцова, разглядывая шведский флагман в подзорную трубу. — Я отсюда-то шведа еле-еле из-за дыма вижу, а он, вон, как ровненько попадает. У "Густава" уже корма горит!

— Это ведёт огонь отделение гардемарина Тадеуша, — ответил один из адъютантов капитана.

— Николай Степанович, спустись к нему, передай, чтобы взял немного правее. Пусть угостит шведских канониров картечью, — приказал Одинцов адъютанту.

— Слушаюсь, Ваше превосходительство! — ответил адъютант и удалился.

— Ох, ты! — восхитился Грейг, продолжая наблюдение в подзорную трубу, — и бизань мачту сшибли!

Через некоторое время вернулся адъютант.

— Ваше превосходительство, приказ я передал. Но только батареей Тадеуша командует гардемарин Казанцев.

— А с Тадеушом что?

— Лежит без сознания.

— Казанцев что же, командует сразу двумя отделениями? — это спросил уже адмирал.

— Так точно!

— Эх! Молодец гардемарин, быть ему мичманом!

Бой между тем продолжался. Из-за слабого ветра корабли маневрировали очень слабо, а дым от выстрелов заполнил всё пространство на месте морской баталии. Пушкари обоих флотилий стреляли практически вслепую. Казанцев по звукам выстрелов определял примерное нахождение вражеского флагмана и старался не снижать темпа орудийной стрельбы.

— Соколики! Слышите, швед что-то слабенько стал отвечать? — подбадривал Иван канониров. — А ну, поднажмём, чтобы они совсем замолчали! Заряжай картечью!

Через некоторое время на капитанском мостике один из адъютантов Осипова крикнул:

— Ваше превосходительство, глядите, шведский флагман спустил свой вымпел!!! Он покидает строй кораблей!!!

— Знатно мы их поджарили! Спуститесь-ка, лейтенант, вниз и прикажите перевести огонь всего левого борта на полрумба правее. Флагман нам уже не страшен.

Теперь огонь "Ростислава" обрушился на вице-адмиральский корабль "Принц Густав", который, не выдержав артиллерийскую дуэль с русским флагманом, сдался. Но не всё так было гладко. Из-за плохой видимости, линейный корабль "Владислав", совершил неудачный манёвр и оказался между шведскими судами, которые тут же открыли по нему частый огонь. Окруженец сопротивлялся яростно, но большие потери среди личного состава и отсутствие поддержки с других кораблей, вынудили капитана отдать приказ о спуске флага. Капитаны ещё трёх судов, видя бедственное положение "Владислава", испугались шведского огня и не рискнули вступить в сражение. Сменив галс, они друг за другом покинули боевую линию. А битва между тем продолжалась, и обе эскадры, двигаясь параллельным курсом, выплёвывали друг в друга центнеры смертоносного железа. Артиллерийская канонада сотрясала воздух Финского залива до самой ночи, но победитель так и не был выявлен. Сильно потрёпанные флотилии обоих сторон вынуждены были разойтись. Но в отличие от шведов, русская эскадра выполнила свою задачу, не дав вражескому флоту установить своё господство на море, которое позволило бы ему беспрепятственно приближаться к Кронштадту, а возможно и к самой столице и обстреливать их. Большинство шведских кораблей нуждались в хорошем ремонте, и они укрылись в крепости Свеаборг.

* * *

— Тадеуш, что с тобой случилось? — спросил его командир, лейтенант Пискарёв.

— Не помню, господин лейтенант. Был взрыв, а потом ничего не помню, — растеряно ответил Тадеуш.

— Доктор сказал, что на тебе нет ни одной раны, ни на теле, ни на голове. Ты пролежал всю баталию, а гардемарину Казанцеву пришлось командовать и своим и твоим отделением, — сказал Пискарёв и посмотрел с сочувствием на юношу. — Это был твой первый бой, и я пока ничего не скажу нашему капитану. Но если подобное повторится и впредь, то мне придётся просить Его превосходительство списать тебя с корабля. Вчера из-за подобной трусости мы потеряли линейный корабль "Владислав". За неоказание ему помощи капитаны Вальронт, Коковцев и Баранов были отданы под суд! Ты понимаешь, о чём я говорю?

— Да, господин лейтенант.

— Тогда иди и подумай хорошенько о том, что я тебе сказал.

— Слушаюсь, — ответил юноша пошёл в свой кубрик.

Он шёл и злился, но злился не на себя и свою трусость, Ян Тадеуш злился на Казанцева, которому всё легко достаётся и который везде лезет. "Зачем он стал командовать моим отделением? — думал молодой шляхтич, — своего, что ли мало? Или решил выделиться перед начальством, воспользовавшись моей беспомощностью?" Эх, не знал неудачливый гардемарин, как плакал всю ночь маленький Иван, когда сам в первый раз зарезал курицу. Не знал, как тошнило его после этого несколько дней, и он не мог кушать мясо. Не знал о часах, проведённых в молитвах и медитациях, которые позволили Ивану обрести душевное равновесие и принять жизнь такою, какая она есть — вместе со смертью. Тадеуша не заставляли, часами убирать вонючий навоз, чтобы выработать иммунитет к брезгливости. Ему не приказывали отрабатывать удары ножом и саблей на свежих свиных тушах. Его не учили относиться с уважением и пониманием к каждому, ибо всех создал Господь, и один без другого — никто. Из Тадеуша не готовили офицера, из него готовили придворного вельможу. Служба на флоте, тем более на самом престижном корабле, давала возможность оказаться на виду у высокого начальства и возвыситься. Да и хорошее денежное довольствие тоже было не на последнем месте при выборе карьеры.

— Иван, ты зачем полез командовать моим отделением? Тебе что — своего мало? — злость распирала шляхтича.

— Ян, да ты что??? — изумлённо посмотрел на него Казанцев, — ты же раненый лежал, а твои канониры не знали что делать. А шведы лупили по нам со всех сторон. Сам знаешь, в таком деле помощь даже одной пушки очень существенна. Я узнал, наш корабль получил сто двадцать одну пробоину! В моём отделении двое были убиты и трое ранены. Мне самому приходилось заряжать пушки, так как прислуги не хватало.

— Вот и заряжал бы свои пушки, нечего лезть к моим, — выпалил Тадеуш и ушёл к своему отделению, откуда вскоре раздались гневные приказы.

— Пустой человек, — сказал один из канониров Казанцева, глядя в сторону Тадеуша, — кричит постоянно почём зря. А как дело до баталии дошло, так и обмяк.

— Но-но, Андрон, — нахмурил брови Иван, — не хватало ещё, чтобы твои слова кто-нибудь услышал. Будут думать, что гардемарины — трусы. Оглушило господина Тадеуша взрывом, вот и был в беспамятстве.

— Как скажете, Ваше благородие, — вздохнул канонир.

Корабли российский эскадры продолжали крейсировать в Финском заливе, не позволяя шведскому флоту покинуть Свеаборг. Экипажи тренировались и отрабатывали слаженность действий. Большая часть команд на кораблях состояла из новичков, поэтому занятия шли каждый день. Казанцев тоже получил новичков, вместо погибших и раненых в бою.

— Упор лёжа принять, — гонял Иван свою команду, — делай раз... Делай два...

— Ваше благородие, — спросил жалобно один из новичков, который после десятого повторения упал на палубу и не мог продолжить отжимание, — зачем нам это нужно? Мы же пушкари, нам бы рядом с пушечкой...

— Какую тебе пушечку? Ты своё тело даже удержать не можешь, — добродушно ухмылялся Казанцев. — Вот так вот залезешь на бабу и повиснешь на ней, как квашня, убежавшая из кадушки.

После этих слов остальные подчинённые Ивана повалились на палубу, не в силах от смеха отжиматься.