Троя на двоих

Апфия и Лешка в большой зале башни Слона разбирали перспективы арагонского вторжения и все не могли договориться: легат Корпуса амазонок, вдруг вспомнила, что она и капитан, и было бы славно топить врагов в море — Апфия блаженно жмурилась от возможности сжечь этих придурков арагонцев. Но был ведь и второй вариант — изначальный, гранатами и минами накрыть — но на земле, как в Англии, во время перехода. Зубриков настаивал на суше вздрючить идальго — трофеи! Кормить себя, чем будет корпус? Соли накупили на год — кто всю соль жрёт? Что за солеежки такие кругом объявились? Климат может быть в этих местах особый? Рановато амазонок на солёненькое потянуло. Апфия желает переквалифицировать амазонок из злобных тигриц в обезьянок? Лешка только за! По пальмам всех — финики собирать — отлично! Финики очень вкусны и полезны, дети в Атлантиде будут счастливы и благодарны обезьянкам из Сардинии, которые пришлют им вкусные финики и орешки из сосен пиний. Оливковое масло можно не мутить, подсолнечное — супер, вкуснота! Винограда тоже полно. А вот финики и орешки — это да, вечно арабы нам впаривали свои финики. Хватит! У нас теперь свои финики будут — амазонские — здесь пальм этих полным полно! Дети там зернышки соберут на полях, хлебушек пришлют сестричкам амазонкам, а те им — финики. Как, Апфия? Мы финики сами собирать будем, или купим? Хочешь купить — продай трофеи, а где трофеи, если ты их сжечь и топить только рада!

Апфия фыркала, стоящие у стены амазонки сопели возмущенно — никто не хотел в обезьянки! Николашка чуть в голос не ржал, ему всё было поровну, хоть тигрицы, хоть обезьянки — он уже начал немного злиться на подружек, поспать и отдохнуть выходило всего часов пять в сутки, заездили они его совсем — две ведьмы какие-то, а не скромные девчонки, какими казались всегда.

Смена представления всем показалась забавным развлечением. Когда ввели бандита, Ник склонил голову чуть набок и сделал лицо, на котором явно было написан вопрос: 'Ты ненормальный? Или у тебя чума? Ты чего приперся! Тебя же замочат сейчас'. Лешка первым делом спросил:

— 'Фаба', это что значит?

— Я не люблю говорить правду, — честно ответил Чезаре.

— Ты играешь словами, или просто любишь врать?

— Я игрок, — улыбнулся бандит.

— Довольно пронырливый игрок, — улыбнулся в ответ Лешка. И вдруг спросил, что-то прикинув своё, особенное. — Ты из какой фамилии? Не Скорцени случайно?

— Молани, — честно ответил Чезаре. — Скорцени рядом живут, они хлебом торгуют.

— Ладно, — вздохнул Лешка. — Чего хотел, Молани?

— Я хочу задать вопрос легату Апфии, — спокойным голосом, и, глядя в глаза единственной и неповторимой, заявил Чезаре.

— Хочешь? Задавай, — так же спокойно разрешил Лешка.

Было весело. Амазонки напоминали кобр в замороженном состоянии, они выпрямились, расправили плечи, и чуть подались вперед, словно желали разорвать наглеца на кусочки, надулись и смотрели со злобой и даже ненавистью на этого бандита. Апфия стояла рядом и не вмешивалась в беседу, с веселой улыбкой, чуть прищурившись, смотрела на этих двух прохиндеев, и думала, что один другого стоит. Правда один был неподражаем, он был свой, родной балаболка и проныра. А вот этот красавчик был чужой. И он был честный, наглый в своей простоте. И говорил он слова простые, не играл сейчас:

— Ты не графиня. Я вырос в Наполи, я видел королеву, и графинь я видел, и герцогинь, ты такая как я — простая горожанка. Просто поднялась высоко. А теперь я спрашиваю: ты можешь найти мне место рядом с тобой?

— Я замужем, мальчик, — весело рассмеялась Апфия.

— Подвела меня удача рода Молани, — покачал с сожалением своей головой Чезаре и понял, что теперь точно пропал, но это было уже не важно.

В комнате воцарилась тишина. Такая неприятная тишина, скомканная и неуютная, словно начать говорить первым стало бы признанием в своих грехах — бывает такое. Но Лешке все было не страшно, и грехов он своих не боялся. Потому задал тему продолжения беседы:

— И что с ним делать?

— Убить его надо, скользкий он слишком, — сразу вынесла приговор Апфия.

— Можно и убить, — признался Лешка. Вариант простой.

— Прижать его нечем, семью он оставил, своей нет, — вдруг негромко, но чуть с иронией в голосе, с насмешкой, уточнил Николас. — Бандит. Ловкий бандит. Я бы на твоем месте начал молиться, хотя, вряд ли Спаситель услышит молитву такого как ты.

— Если Мария Магдалена не отвечает на твои молитвы, это не значит, что она тебя не слышит. Она слышит. Просто не отвечает. А вот ты, легат ответишь мне на вопрос?

— Послушаю сначала. Потом подумаю, — Лешке этот парень на самом деле поднял настроение. — Задавай свой вопрос, Чезаре, имя у тебя славное. Большое.

— Говорят, вы наследники древнего Рима. И я согласен. Было время, когда Рим нес и крест, и старые боги еще не были изгнаны из сердец. Но Бельзевув никогда не почитался в Риме. И ты сказал, что не твой он бог, просто почитаешь ты его и уважаешь. Вот я и спрашиваю. А разве так можно? Ведь на всех богов и богинь не угодишь. Много их. Ты могилу себе роешь вниманием.

Тема вопроса оказалась настолько неожиданной и глубокой, что все замерли — вопрос был очень интересный. Только Лешка усмехнулся легко и кивнул головой бандиту, признавая внимательность и остроумие этого парня. Ответил также легко:

— Я в свою могилу однажды уже и наступил одной ногой, Чезаре. Но таков мой путь. Мне можно. Тебе — иная дорога. В море — с горлом перерезанным.

— Нет, — вдруг тихо сказала одна из амазонок.

И все замерли. Бывает так: всего одно слово. Одно простое, короткое слово. Но звучит оно так, что всем сразу становится ясно — будет так, как сказано, по слову этому всё свершится. — Не с горлом. Алисия так грубо не работает. Ты помнишь, бандидос? Тебя ведь просили возвращаться — ты молодец, не обманул сестру. Теперь готовься к смерти.

И Чезаре вспомнил, хотя там и вспоминать было нечего: когда он уже был готов подставить голову под черный мешок, с которым его хотели отвести в порт — не надо лишнего видеть посторонним в военной крепости, дело понятное, и он так делал с пленниками — тогда его окликнула одна из амазонок, та, которая с ножом не уступала легионерам. Пристально и холодно оценила его стать, лицо и кивнула: 'Возвращайся, горец. Буду ждать. Лично прирежу'. И Чезаре ей ослепительно улыбнулся — жди, красотка, хоть ты и страшная, как овца стриженная, но мечтать не вредно, мечтай — прирежешь.

А вот сейчас Чезаре Фаба понял, что так будет нехорошо. Негодится от руки девчонки умирать, пусть даже она лучше его ножом работает — и что! Она, может быть, с детства училась ножом резать — и что теперь? Негодится так. Но на него никто не обращал уже внимания. Все с удивлением уставились на сестру Алисии, словно задавали вопрос: 'И что это за фокусы такие? Что это за свидания с ножом в руке? Очень интересно'. Но Апфия быстро внесла ясность в сложившуюся ситуацию:

— Тогда не может быть другого варианта. Она дала ему слово, он здесь. Ножи в руки обоим и пусть разбираются, а мы посмотрим.

И все заулыбались. Чезаре вдруг понял, что все это он видел уже не раз — в горах вечерами всегда такое устраивалось, от скуки, от безделья, от затуманенных вином голов — поножовщина! Всем весело и шумно, хорошее веселье! Но сейчас... он с недоумением осматривал присутствующих и видел — им и взаправду хотелось посмотреть на поножовщину, и результат был не важен. Увидеть двух людей схлестнувшихся на пороге покоев матушки смерти — вот что главное! И Молани понял — они точно ненормальные. Но он был большой мальчик, крепкий боец и отлично знал — надо подготовиться, надо собраться. Никто не обращал на него внимания, только Ник одобрительно кивнул, увидев, как успокоилось мышцами лицо бандита, как расслабилось тело, и вся фигура его являла собой статую полностью удовлетворенного жизнью человека, который узнал все что хотел, и ему осталось немногое — умереть с честью.

Послали за амазонкой. Когда Алисия вошла в комнату. Сразу увидела Чезаре и обрадовалась, но не стала языком нести всякие оскорбления или прочие глупости. А просто прошла в угол и стянула с себя хитон, оказавшись в узковатых кожаных штанишках и маечке, которая не скрывала обнаженных сильных, красивых рук, грудей торчащих двумя напористыми дерзкими и наглыми подружками, и вообще — нескромная была маечка, потому что на белой ткани её прямо в области живота алела надпись: 'Не влезай — убьёт!' — и стрелочка была алая, вниз указывала, на интимное место. Надписи девчонок и мальчишек научил делать, конечно же, Лешка — еще давно, пояснив, что это хорошо, это показывает индивидуальность и раскрывает наши сокровенные чувства другим — и все мы лучше узнаем родных братиков и сестричек. Но с каждым годом надписи становились всё жестче, только детишки гоняли по Атлантиде с корявыми буквами на легкой нижней одежде, с намалеванными слоганами вроде: 'Шакалад люблю!'

Леша увидел, что Чезаре не обратил на провокацию никакого внимания, а то, что парень латинский знал хорошо, он успел прочитать из его досье. Ник уже сунул ему досье и пожал плечами, что означало: думать надо, интересно можно сыграть, но надо думать.

Но думать теперь уже было поздно. Чезаре выдохнул, улыбнулся белоснежными зубами той улыбкой, которая всегда обращала на его сторону малознакомых и даже знакомых иногда. Он снял легкую жилетку, остался только в черной сорочке, черном широком поясе и простых черных штанах. Обут он был в старые простые кожаные башмаки, горские, специальные, очень удобные, хоть и не очень красивые. Он просто вытянул левую руку вбок и его поняли — скоро вложили в руку кинжал. Амазонка чуть сморщилась. Немного неравные условия, но изображать из себя принципиальную дурочку она не стала — сам итютю нарвался, вот и получил, идиот. Она не успела достать свой боевой нож, как в комнате прозвучал звонкий голос молодого наглеца: 'А ты промеж ног тоже губы бреешь? Ну, чтобы хохолок такой же был, как на голове?' И это был фаталити. Первым заржал Лешка, смех подхватил Ник, но и Апфия фыркнула сначала, выплюнув внезапную 'смешинку', но потом не стала сдерживаться и звонко рассмеялась. Амазонки ничего там не брили! Но вот ей Алекс реально давным-давно пытался пояснить особую красоту интимных стрижек и бритья в укромном месте — похабник!

Алиса была девочка хорошая. Алиска была очень хорошая девочка. Она еще и девочкой ко всему прочему была — и вот шутки такого юмора она не понимала, и то, что её на глазах у всех 'поимели' она поняла сразу. И сразу она ответила — метнулась вперед и вниз, с желанием воткнуть нож точно в печень скоту. Но парень был ловок и ждал, уклонился и быстро резанул пару раз по руке, по плечу — промазал, — Алиса чуть не упала у его ног, но отбросила себя назад почти из полусидящего положения от этого живчика. Он сделал всего шаг в её сторону, как был вынужден кинуть тело вбок — девчонка как змея с хвоста кинула тело вперед, и нож так и летал в её руке, с угрожающей настойчивостью порываясь взрезать тело парня в местах, резать которые нельзя — очень опасно для жизни там давать себя резать. И они еще пару раз что-то станцевали подобное — атака — уклонение, новая атака и только звон стали был слышен, и шумное дыхание двух противников. И вот Алиса взяла своё, она была мастер, чего смеяться — она уже успокоилась, уже не злилась на себя за срыв, уже все увидела в противнике и ударила насмерть — пора кончать с этим, девчонки же простые, как бублики, засмеют. Ударила она хорошо, и приметила точно, но в этого сардинца словно бес вселился, и он опять увернулся! И вместо того, чтобы проткнуть этого наглого ловкача нож девушки только крепко его порезал, такая рана сразу дала о себе знать. Кровь сразу стала пятнать пол, да и рубаха не скрывала того, что там беда — хорошо она его зацепила — прямо по пупку прошлась ножичком.

'Стоять', — приказала Апфия и добавила всем и так понятное: 'Хватит. Ты свое получила. Теперь уже нечестно это'. И из глаз Алиски слезы закапали — ну как же так! Вот ведь скотина! Даже сдохнуть не может нормально — итютю поганый! А Чезаре стоял, чуть согнувшись вперед и смотрел на девушку — крепко она его достала, сволочь, что за девки у них шальные, паскудницы, зла не хватает.

— И вот что с тобой делать? Хоть монетку бросай, — вздохнул Лешка. После такой схватки всегда немного устало всем, будто сами прыгали сейчас с ножом в руке.

— Так бросай, и валите с глаз моих. Дел полно, прощай, Чезаре, позабавил, — и Апфия сама вышла из комнаты.

— Давай, Чезаре не будем дурить и положимся на волю фортуны. Странный ты, сообразительный, но чужой, — и легат Алекс достал откуда-то из-за пазухи легкого хитона монетку.

Он не успел её бросить, чтобы решить судьбу виновного. Прервал его адъютант. Ник тихим голосом заметил: 'Куда спешим? Кого хороним?'

— И что к чему? — отозвался Лешка на призыв своего друга и верного ординарца притормозить.

— Он наш теперь. Все видели всё. Он опять выжил. Сестренки, вы без претензий. Он теперь наш — легион решает, — Ник чуть оскалился и показал в улыбке клыки — а был он точно из волков, Зубриков боялся даже знакомить Николаса с заморочками американских тотемистов шаманов — в оборотня превратят парнишку, не-е-е-е, нам Николашка нужен простым легионером, не надо нам оборотней!

— Он теперь ваш, — признала рыжая амазонка, чуть вскинула голову и подмигнула своему парню. — Не подведите, ле гионэры.

Все в отместку, что он хвастал умением целоваться, которое ему во Франции поставили тамошние красотки. Вечно теперь рыженькая лиса Елена выискивала слова и отделяла приставку, подчеркивая нелепость и глупость своего милого Николаськи, который совсем офранцузился там во всяких Парыжах — такой же нахал и ле нтяй, как старший братик Лё Ша. Лёха долго смеялся и выспрашивал, Ник точно подругам про 'Ша Нуар' не болтал? Не болтал? Молодец, нтяй, помалкивай и дальше.

Когда амазонки вышли, Ник уже кое-что сообразил, для начала он сел в кресло у окна, и дал распоряжение раненному:

— Сопли утри, и кровь останови, чего ты, как тютя, перед девчонками стыдно.

Больше на Чезаре внимания эта парочка не обращала, знали они, что сейчас за ними присматривают троица глазастых — вот уж точно нтяи, которым от честной работы любо отлынивать, и прохлаждаться в залах и комнатках башни Слона, в которой обосновался штаб Трои.

Башня была высока, мощная, солидная, чуть ниже северной башни святого Панкрата, но зато ближе к заливу. Возились с ней долго, вот где пришлось морды воротить, при этих дикарях в подвалах башни была тюрьма, и это было нормально. Но вот место казни преступников давным-давно определили на площади рядом с башней Слона — и отрубленные головы выставляли на стены башни. А сардинский климат был такой хороший, что эти головы годами могли гнить и сушиться на стенах, исполняя роль страшных украшений, и напоминаний всяким бездельникам и бунтарям — не шали, стены Торре дель Элефанте всем рады. Стены были корявыми, гудели от ветра, а ветра в Сардинии были шальные! Вот уж тема для отдельного разговора и исследования. Сардиния была островом вечной ветрености, изменчивости ветров, и стены башни Слона гудели так, что все местные вздыхали: 'Опять погубленные души казненных голосят, ох, не к добру всё это'. Хорошо пришлось почистить от гнили и вони стены, и стала красавицей башня Слона — четыре яруса это стало приятным дополнением к довольно просторной площади старой постройки, балконы были массивные, солидные, немного подшаманили юные строители над переборками и стенами, и сделали всё к своему удобству и удовольствию.