События после того, как я очнулась рядом с песочницей от очень долгого падения, развивались стремительно.
Мамаши других детей будто вышли из транса и суетились, галдя и перекрикивая друг друга. Мальчишки заинтересовано сидели рядом, девчонки-подружки ревели. Зоя с сосредоточенным серьезным видом держала меня за руку и что-то рассказывала. Ее мама пыталась вызвать скорую.
Я лежала и смотрела вверх и часто-часто моргала. Голубое небо казалось мне слишком ярким, а белое солнце каким-то неправильным. Внутри на уровне неуловимого подсознания просыпалась интуиция, которая звала меня в этот момент домой.
Я ушла с детской площадки с песочницей также как и появилась на ней — никем незамеченной. Взрослый гвалт, сопровождаемый ревом и криками детей, возрос до такой степени, что всем буквально стало не до меня.
Я встала, легко освободив руку из ладошки подруги. Вежливо попрощалась с удивленной Зоей, посмотрела на то место, где только что лежала, и как сомнамбула, направилась к дому.
Чтобы в холле на первом этаже обнаружить маму. Без сознания. С лужей крови вокруг головы.
Наши дни
Даже факт, что сегодня я ночевала не дома, не мог отменить утренней пробежки.
"Столица" бурлила жизнью, несмотря на ранние часы. Кто-то постоянно куда-то спешил. Даже в субботу.
Район, в котором жил Миша — пять огороженных забором многоэтажек, расставленных в форме буквы "П" — находился в тридцати минутах от центра. За углом начинался Главный проспект, пересекавший всю "столицу" прямой чертой и заканчивающийся выездом из города по направлению в аэропорт и далее в область.
На первой линии Главного проспекта располагались исторические здания, которые оккупировали офисы и бесконечное количество развлекательных заведений: ночные клубы, магазины, кафе, кофейни и рестораны. Среди них, если присмотреться, можно было обнаружить и несколько жилых домов, квартиры в которых стоили баснословные суммы. Жить с видом на Главный проспект было престижно. Но подступиться к покупке квартиры — нереально. Владельцы отказывались продавать историческое жилье за цену не ниже двойной рыночной.
От Главного проспекта ручейками отходили многочисленные улицы — вправо и влево — формируя кварталы. Какие-то были полностью отданы под жилье среднестатистического населения, какие-то принадлежали национальным диаспорам, в каких-то располагались только офисы, а какие-то сплошняком были застроены частными домами.
Названия кварталы носили "народные". В официальных документах были проставлены только улицы — Саввинская, Первых цветов, Пестрая, Ткачей и т.д. Однако каждый житель "столицы" знал, что на первом повороте влево располагался Сретенский квартал, на третьем вправо — Червоточный, а на последнем влево, например — Московский. Кварталов было больше двух десятков точно. Их названия имели исторический характер и были тесно связаны с основанием и застройкой города.
Население "столицы" едва-едва не дотягивало до миллиона. Несмотря на это в городе имелся метрополитен и два железнодорожных вокзала.
Я училась в одном из пяти университетов на юридическом факультете. А жила в общежитии напротив. Если мне не изменяет память, то добраться до мест юности от района, в котором сейчас проживал Миша, можно было напрямик дворами минут за пятнадцать-двадцать. Минуя старый разваливающийся спортивный стадион, который за последнюю пару лет, кажется, все-таки реконструировали.
Там же неподалеку можно было посидеть в недорогих студенческих кафе, повеселиться в менее роскошных, чем на Главном проспекте, ночных клубах и одеться в менее броскую и марочную одежду, приобретенную на студенческую стипендию.
О "столице" можно было сказать много — о ее разношерстности, о ее истории и развитии, о делах, которые творились с одиннадцати вечера и до восхода солнца. В городе друг с другом соседствовали обычные люди и ведающие, преступники и законники, обеспеченные и обнищавшие. Бешеный ритм жизни бил ключом двадцать четыре часа в сутки. Средства массовой информации никогда не сидели без дела. Обложки журналов и газет, новостные ленты местных телеканалов пестрили заголовками о пожарах, спортивных соревнованиях, авариях, открытии нового торгового центра, убийствах или даже очередном скандальном наряде любовницы мэра. Все как во всех шумных городах.
В семнадцать подобный стиль жизни вдохновлял, в двадцать пять — хотелось держаться от этой шелухи как можно дальше.
Порыв неожиданной ностальгии определил маршрут моей тренировки. Несмотря на то, что основная масса обеспокоенного здоровым образом жизни населения "столицы" бегала в Центральном парке, я отправилась к своей альма-матер. Безумно захотелось посмотреть на главный вход высокого здания университета, снова побывать в аллее напротив через дорогу, оценить, в конце концов, новый стадион.
Наверное, глупо, потому как природные пейзажи Центрального парка истинно были одним из главных достоинств "столицы". Созданный по образу и подобию своего тезки, только в меньшем масштабе, оазис городских джунглей ежедневно собирал на своих просторах больше трети населения. Люди приходили в Центральный парк не только на пробежку, но и на прогулку — парочками, семьями, с детьми. Там назначали свидания все, кому нравилась природная комариная романтика и не хватало денег, чтобы пригласить девушку в приличное кафе или ресторан. В Центральном парке проводили праздники и народные гулянья, организовывали свадьбы, фотосессии, пикники. Однажды мне довелось увидеть даже поминки.
Центральный парк на радость "зеленым" заменял "столице" зоопарк. Правда, хищников там не разводили и не держали. А охотиться на мелкое зверье вроде лисиц, зайцев, выдр и ласок, опять же на радость зоозащитников, было запрещено.
Несмотря на все это, мне Центральный парк никогда не нравился — ни в студенческие годы, ни сейчас. Я знала слишком много правды о том, что скрывалось за красивой обложкой природного пейзажа — хищников на четырех лапах в Центральном парке действительно не было, но его закоулки прятали куда более опасных тварей.
Я намотала несколько кругов вокруг стадиона, пробежалась до университетской аллеи и общежития и с приятной натруженностью в мышцах вернулась в квартиру Миши.
Меня встретил аппетитный запах горячего завтрака и недавно сваренного кофе. Захлопнув дверь с тихим щелчком, я выключила музыку в телефоне, сняла наушники, разулась и прошла внутрь к барной стойке.
Стол был накрыт. Две тарелки с порциями омлета с беконом, две чашки с кофе: мой — не сладкий, но со сливками, Мишин — с тремя кусочками сахара и долькой лимона, столовые приборы, салфетки и вазочка с ассорти из печенья.
Я не удержалась от легкой улыбки. Полагаю, если подарю Мише на ближайший праздник кулинарную книгу, мужчина не обидеться.
— Я же сказал, что приеду. Не веди себя как ребенок и, в конце концов, прояви уважение, — громкий мужской голос заставил повернуть голову в сторону небольшого коридора-тамбура, ведущего в спальню. — Ты на часы смотрела? Семь утра! Суббота! Я имею право хотя бы нормально позавтракать?! Да какая разница, во сколько я вчера пришел?! Тебя это вообще не должно беспокоить! Да, приеду-приеду я...
Разговор оборвался, хлопнула дверь. Буквально через мгновение в гостиной показался хмурый Миша, судя по внешнему виду, не успевший даже умыться.
Из одежды на мужчине были только клетчатые пижамные штаны. С эстетической точки зрения, это выглядело весьма неплохо. Особенно вкупе с взлохмаченными волосами и легкой небритостью. Не то, чтобы я была знатоком мужской красоты. По правде я и мужчин то без одежды видела по пальцам одной руки можно пересчитать сколько раз. Но Зо внешний вид Миши сейчас бы оценила по достоинству.
Мужчине было сорок два. Несмотря на возраст или все же вопреки ему, он оставался в прекрасной физической форме. Хотя я до сих пор не могла понять, как с таким насыщенным трудовым графиком Мише удается находить время для посещения спортзала. Тем не менее, мужчина имел подтянутую фигуру без лишних жировых складок и пивного брюшка, руки с в меру развитыми мышцами, спортивные ноги и красивую линию плеч. Учитывая его характер, казалось странным, что Мишу до сих пор не окольцевали.
— Доброе утро, — мужчина подошел ко мне и нежно поцеловал, обнимая за талию. — У тебя такой странный взгляд. О чем задумалась?
— О многом. Например, о том, что завтрак кажется только что приготовленным.
— Ты всегда возвращаешься с пробежки к семи утра. Несложно было рассчитать время.
— Никогда не замечала, — я легко высвободилась из кольца рук и присела на один из двух барных стульев. Миша молча последовал моему примеру, заняв место напротив. Толика разочарования промелькнула в его взгляде настолько быстро, что даже я засомневалась в том, что она была.
— Надеюсь, ты не против омлета?! Сегодня он со шпинатом, беконом и грибами.
— У тебя точно нет книги с названием "1000 и 1 способ приготовить омлет"?
— Оксана Викторовна, вы никак шутить изволите?! — Миша заразительно расхохотался, прежде чем ответить по существу. — Вообще-то у меня две такие книги. Одну подарила мама на Новый год, вторую — коллеги с бывшего места работы на двадцать третье февраля.
Я улыбнулась.
У Миши был невероятно живой взгляд, который подчеркивали низко посаженные изогнутые брови, выделяющиеся высокие скулы и треугольный овал лица с острым подбородком. Мне нравились его жесткие темно-русые волосы с выгоревшими на солнце прядями и меняющийся в зависимости от освещения цвет радужки глаз — от болотного до орехового. В сочетании с флером успешности Миша, в плане привлекательности в глазах представительниц слабого пола, вполне мог составить конкуренцию Гоше. Правда, ненадолго, потому как после пяти минут разговора, становилось понятно, что мужчина не был легкой добычей и предъявлял к женщинам куда больше требований. И уж тем более не охотился за любовью на одну ночь. Ну, насколько я, конечно, знала.
— И опять этот взгляд, — Миша отправил очередной кусок омлета рот.
— Какой?
— Задумчивый, оценивающий. Как будто ты пытаешься что-то во мне найти. Ну не знаю...
— Почему ты не женился до сих пор?
Миша поперхнулся, едва не подавившись. Я сдержала порыв привстать и похлопать его по спине, чтобы мужчина смог откашляться.
— Ну и вопрос с утра пораньше, — спустя несколько минут, справившись с куском, явно вставшим поперек горло, ответил он. — Кто ты? И что сделала с Оксаной, которую я знаю?
— А если серьезно? Я никогда не спрашивала тебя о бывших и если это не мое дело, больше не подниму эту тему. Но все-таки? Ты успешный, симпатичный, без вредных привычек — не поверю, что в твоей жизни не было кандидаток на вакантное место спутницы жизни?!
— А ты в курсе, что твой отец считает тебя чуть ли не старой девой?! — вопросом на вопрос ответил собеседник. Я вздрогнула. — Он как-то обмолвился, что в школе ты практически безвылазно сидела дома. Потом был университет в "столице" и твое возвращение обратно домой после его окончания. И ты снова безвылазно сидишь дома. Почему?
Я посмотрела на мужчину в упор. Молча доев остатки завтрака, я сделала глоток кофе напоследок и, встав со своего места, спокойно направилась в прихожую к телефону и сумке.
— Оксана!
Миша выскочил вслед за мной.
— Глупо обижаться на правду и попытку сблизиться. Откровенность за откровенность!
— Прости, я не запомнила момент, когда мы в наших отношениях перешли к торгам. И обсуждению друг друга за спиной.
— Это было не обсуждение за спиной, — мужчина виновато посмотрел на меня исподлобья. — Виктор сам завел этот разговор. Наверное, хотел посоветоваться, так как очень за тебя беспокоиться. Переживает. Предполагает, что история с самоубийством матери не отпустила тебя даже спустя столько лет!
Я вздрогнула, почти физически ощутив удар под дых. Сегодня Миша явно был на коне. Не то, чтобы он на самом деле хотел причинить мне боль, пусть и душевную, или точно знал, куда именно "бить", просто, как иногда бывает — все совпало. Куда не кинь — по больному попадешь.
Мою мать в городке считали самоубийцей.
Отец относился к этому спокойно, с философским "из двух зол выбирают меньшее". Его память еще хранила обрывки сплетней, которые появились в нашем городке буквально на следующий день после известия о гибели жены. Никто не называл маму по имени — спустя годы, я предположила, что большинство людей его попросту не знали — но все буквально поголовно строили догадки о том, как бизнесмен Виктор Алексеевич Циммер убил, расчленил и повесил несчастную женщину.
Популярностью пользовались идеи о том, что ее закололи или задушили. Страдающие обострением собственной фантазии говорили о том, что женщину отравили, застрелили или повесили. Категория самых извращенных шепталась, что таким образом Виктор Алексеевич Циммер отправил на тот свет уже с десяток своих жен и любовниц.
У моего отца выросла окрашенная в густой синий цвет борода. На фоне этого развилась неврастения и бессонница. Подмоченная репутация всенародного женоубийцы и изгоя катастрофически сказалась и на делах фирмы — доходы резко сократились, сотрудники постепенно разбежались, партнеры разорвали контракты и деловые связи.
Конкуренты ликовали.
История получила новый поворот, когда ее предложил осветить молодой ушлый журналист из местной газеты. Интервью с безутешным вдовцом, на руках которого осталась малолетняя дочь, могло в корне изменить ситуацию, если бы не вечная погоня за сенсацией. В редакции слова отца переврали таким образом, что наутро после интервью небольшой городок узнал новую "правдивую" правду — жена бизнесмена Виктора Алексеевича Циммера на самом деле покончила жизнь самоубийством.
Автор статьи ссылался на проверенные источники, которые утверждали, что в последние годы женщина вела затворнический образ жизни, была подавлена, молчалива и много плакала. Несколько раз любящий муж уже вынимал ее из петли, но благодаря взяткам должностным лицам, история осталась в тени. Автор строил догадки о послеродовой депрессии моей матери, о ее возможной шизофрении и каких-то пограничных психических состояниях, в которых у женщины возникли суицидальные мысли. Молодой ушлый журналист апеллировал психиатрическими терминами, ссылался на опубликованные исследования и даже закрытое мнение загадочного профессора психиатрии. Которое, к слову, только подтверждало все вышесказанное в статье.
Не нужно было иметь семи пядей во лбу или высшее медицинское образование, как у Зо, чтобы понять, что в той статье от первого до последнего слова была напечатана чистейшей воды ложь.
Мы хотели судиться с журналистом, газетой и издательством. Но спустя неделю новость облетела весь городок, состоящий из четырех улиц, по кругу два раза и смысла в том, чтобы тратить деньги, нервы и время, пытаясь кому-то что-то доказать объективно уже не было. Люди переключились на новую "горячую" сплетню. Которую могла вытеснить только следующая.
Отец отпустил эту ситуацию, смирившись.
Дела фирмы постепенно наладились, оборот приумножился. Часть бывших сотрудников стали проситься обратно на работу — ужас при взгляде на начальника исчез из их глаз. Вместо него поселилось сочувствие. На отца стали смотреть иначе — с выражением соболезнования. Люди городка включились в игру — "Ах, какой бедный несчастный мужчина!"
