Девушка тяжело вздохнула.
— А если нет, Райдер? Как ты можешь быть уверен?
— Если нет, — пожал плечами я, — мы спросим у вашего таирского dassa, что с этим можно сделать. Он экзорцист, возможно, он знает, как действовать в таких случаях.
— А если он не поможет? — всплеснув руками, воскликнула колдунья. Я усмехнулся.
— Обожаю оптимистов вроде тебя. В таком случае мне предстоит умереть мучительной смертью от мелкой царапины на щеке. Ты это хотела услышать?
Глаза Филисити расширились, она глядела на меня с укоризной, возмущением и одновременно с нескрываемым беспокойством. Я обхватил ее за плечи, прежде чем она решила обиженно уйти: что-то подсказывало мне, что именно так она и собирается поступить.
— Послушай, темная кровь уже не раз защищала меня. Отогнала рогатого лерса, изменила заклятие Ольцига на веревках, помогала мне расправляться с кошмарами в Лэс-Кэрр-Грошморе, заставила дексов улететь обратно в Орсс, спасла меня от смертельного боевого заклятия и от магического всплеска. Неужели ты думаешь, что я умру от царапины декса после того, как Виктор Фэлл влил в меня кровь такого существа?
Девушка смотрела мне в глаза с надеждой. Ей очень хотелось верить моим словам.
— Я просто не могу тебя потерять, — шепнула она, покачав головой.
— Иди сюда, — я привлек хрупкую колдунью к себе и обнял, вдохнув травяной запах ее пушистых волос, тут же поняв, как хотел это сделать, когда мои руки были связаны.
Мы простояли молча несколько минут, затем я наклонился и поцеловал Филисити в губы. Девушка с жаром ответила на поцелуй, и я почувствовал, что по ее щекам все равно упрямо бегут слезы. Отстранившись, я склонил голову и улыбнулся ей.
— А вот это против правил. Женские слезы — мое слабое место.
Филисити тихо посмеялась и качнула головой, вытирая щеки.
— Прости, — кивнула она, — просто я боюсь за тебя...
— Ты не потеряешь меня Филисити. Не так легко, — с кривой улыбкой сказал я, и девушка легко хлопнула меня по плечу.
Я в свою очередь быстрым движением наклонился и вытащил из ее сапога свой кинжал, который Роанар отдал девушке на хранение, когда связал меня после лагеря лесных колдунов.
— Эй! — возмущенно воскликнула Филисити, отходя, но я лишь склонил голову, легко проведя пальцем по клинку.
— Думаю, я уже могу забрать это. Знаешь, я по нему скучал.
Девушка хитро прищурилась и кивнула.
— Вот как? А ему и со мной было неплохо.
— Спасибо, что сохранила его для меня, — я вернул ей улыбку.
— Так и будете там стоять? — недовольно окликнул нас Ольциг, — или, может быть, хотите поужинать?
Я указал девушке на место для костра и кивнул.
— Идемте, миледи.
Филисити одарила меня игривым взглядом. Я с облегчением вздохнул: кажется, она перестала заранее оплакивать меня. Хотя бы на время.
Мы присели возле костра, где Ольциг уже делил на порции зажаренного кролика.
Роанар сидел на земле, хмуро глядя на пламя. Лицо его было бледным и осунувшимся, под глазами пролегли темные круги. Арбалетчик не даже не шелохнулся при нашем приближении. Я сел на землю напротив него и вопросительно кивнул.
— Как ты?
Роанар поджал губы и посмотрел на меня. Несколько секунд он молча кивал, затем, наконец, выдавил:
— Хорошо.
Я прищурился. Похоже, барону не очень хотелось говорить на эту тему. Что ж, ему грех жаловаться. Ольциг вылечил его рану, и ему ничто не угрожает, хотя, не будь с нами талантливого целителя, Роанар был бы уже мертв. А вот мне, похоже, орденская магия не поможет, если подозрения dassa оправдаются.
Передо мною в памяти возникло лицо Дайминио Солли. Думаю, мой покровитель отругал бы меня за такие слова, произнеси я их вслух. Зависть — грех. Хотя он, конечно, преподнес бы это не так топорно. Скорее всего, он сказал бы что-то вроде: "желать чужой жизни — в корне неверно. Никогда ведь не знаешь, что у человека под кожей". Кажется, когда-то он даже говорил мне что-то подобное, когда я был юнцом и только начинал учиться в Ордене. Проклятье, Дайминио, как же мне сейчас не хватает тебя!
— Почему ты не вылечишь это? — небрежным тоном бросил Роанар, жадно вгрызаясь в доставшийся ему кусок кроличьего мяса. Увлеченный своими раздумьями, я даже не сразу понял, о чем толкует арбалетчик. Лишь после его быстрого кивка на мою левую щеку, мне стало ясно, о чем речь, и я невольно дотронулся до царапины рукой. Она, похоже, чуть покраснела и припухла, как любая свежая необработанная ранка, но ничего больше я не ощущал.
Ольциг резким движением протянул мне мою порцию, и я не преминул поблагодарить юношу, одновременно пожимая плечами в качестве ответа Рону.
— Не знаю. Наверное, не заслужил снисхождения от господина мэтра, — в словах прозвучало куда больше сарказма, чем мне хотелось бы. Я поджал губы и принялся за еду. Аппетит за тяжелый день разыгрался не на шутку.
Монах, как ни странно, не обратил на мое замечание ровным счетом никакого внимания. Он что-то бубнил себе под нос, кажется, на древнем языке. Я невольно прислушался и тут же расширил глаза от возмущения, услышав знакомые слова. Господи, надеюсь, я ошибаюсь.
— Декс тебя сожри, dassa, это, что, заупокойная?!
Ольциг всплеснул руками, словно я только что нанес ему тяжелейшее оскорбление. Он вскочил, шумно дыша через нос, от чего его ноздри расширялись, как у бешеного быка. Казалось, еще чуть-чуть, и этот нелепый долговязый юнец набросится на меня с кулаками. И, того и гляди, порвет на кусочки, так он был на меня зол.
— Мы прошагали одному Богу известно, сколько миль! — возмущенно закричал он, и что-то подсказало мне, что лучше его сейчас не перебивать, — миновали такие участки, где ни один счастливчик не выживет! Мы собрали их все, клянусь Тремя Плачущими Ангелами! И вот, у самого Орсса ты умудряешься получить рану от декса, а потом еще и защищаешь этих тварей! Что ты за человек, Райдер? Как? Просто скажи мне, как такое могло произойти?!
Я не знал даже, как на это реагировать. С одной стороны меня раздражало в который раз проходить заново тему меня и Орсса. С другой стороны казалось, что dassa пребывает в неподдельном отчаянии от того, что со мной произошло, и искренне скорбит... плохо только, что он делает это заранее.
Прочистив горло, я качнул головой и ответил:
— Я. Не. Умираю. Ясно? Это, — моя рука указала на левую щеку, — царапина. Я превосходно себя чувствую...
— Это пока! — со злостью, с какой могут кричать только на могилу безвременно ушедшего друга, выкрикнул Ольциг мне в ответ.
На этот раз мое самообладание дало трещину. Я со злостью швырнул кусок мяса на землю, резко встал со своего места, одновременно с тем всколыхнулось и магическое облако, доселе спящее. Оно возникло за мною темным шлейфом, когда я, что было злобы и строгости в голосе, закричал на юнца:
— ПЕРЕСТАНЬ МЕНЯ ХОРОНИТЬ!!!
Не выжидая больше ни секунды, я направился подальше от места нашей остановки в темноту Тритонова перевала, где дорогу освещали только звезды и полная луна.
* * *
Ночь на Тритоновом перевале жила своей жизнью: стрекотали насекомые, ветер играл свою тихую музыку на вершинах гор, шелестела трава. Поодаль от меня плясало пламя костра, кидая на поднимающиеся по бокам от тракта высокие скалы причудливые блики.
Не знаю, о чем говорили сейчас друзья. Изредка до меня долетали неразборчивые возмущенные возгласы, причем преимущественно Ольцига и Филисити. Похоже, они горячо спорили.
Я сидел, прислонившись спиной к возвышающейся над перевалом горе Онкода, и почему-то думал о песне Саари. Ее легкий и запоминающийся мотив не выходил у меня из головы. Похоже, я не раз слышал эту песню раньше. От Литиции. Из последнего воспоминания я выяснил, что моя мать была родом из Таира. Что ж, все сходится. Филисити ведь говорила, что эту песню часто пели у нее на родине.
Интересно, как Литиция оказалась в Орссе? Кем она была в Fell de Arda? А кем была до того, как пересечь Тайрьяру? Виктор Фэлл боролся с ее так называемым ложным богом. Насколько я знаю, Литиция исповедовала Единую Веру и говорила только на древнем языке, что свидетельствует о том, что ее воспитали в строгих старых традициях, и, похоже, ее семья была ортодоксально верующей. Должно быть, Литиции тяжко пришлось в Орссе, где Виктор Фэлл постоянно запугивал ее тем, что отрежет ей язык, если она воззовет к своему "ложному богу" в стенах Шипа Розы. И он привел свои угрозы в исполнение, чтоб его дексы жрали!
Интересно, что стало с Кастером? За что именно орсский наместник убил нашу мать? Сколько времени она прожила без языка? Каким образом я после потери памяти оказался в Гранаде? Как я вел и чувствовал себя после обращения? Сколько человеческого во мне осталось, когда моя кровь стала именоваться Perrian Numjette? Что входит в обязанности людей, ставшими стражами Орсса?
Проклятье! Чем больше прошлое приоткрывает передо мной свою завесу, тем больше появляется вопросов. Кажется, было бы проще, если б я совсем ничего не вспоминал.
Неподалеку послышались шаги. Я лениво повернул голову и хмыкнул.
— Теряешь форму. В Элле тебя было почти невозможно заметить.
— Я не скрывал своего приближения сейчас, — отозвался Рон, вернув мне усмешку. Приближался он неспешно. Было видно, что после обильной кровопотери он все еще чувствует себя слабым, хотя и пытался этого не показать.
Роанар старательно запахивал поистрепавшийся камзол, купленный в Альгране, чтобы закрыть порванную окровавленную сорочку. Заросший и осунувшийся, будто постаревший на несколько лет, Руан Экгард сейчас при всех своих барских замашках мало походил на знатного господина. Даже Ольциг, сменивший монашескую рясу на более подходящие к такому походу одежды, сейчас больше напоминал благородного. А это о многом говорит.
Роанар несколько секунд молча изучал мое лицо. Внутри меня вновь начало закипать раздражение, и я поспешил предупредить арбалетчика:
— Сразу говорю, если ты тоже пришел беседовать со мной об этой треклятой царапине, лучше даже не начинай.
Барон усмехнулся, вздохнул и присел рядом со мной.
— Не все сердца полны лишь волнения за тебя, Лигг, — склонив голову, сказал он, — так что, если ждешь от меня душевных излияний о том, как мне будет тебя не хватать, лучше закатай губу сразу.
Я от души рассмеялся и с нескрываемой благодарностью посмотрел на друга.
— Спасибо, Рон.
— Обращайся, — хмыкнул он.
Несколько секунд мы провели в молчании, затем арбалетчик все же произнес:
— Если хочешь мое мнение, — Роанар внимательно посмотрел на меня и кивнул, — думаю, ты не умрешь. И не злись так на dassa. Он юн и импульсивен. А еще он очень сильно к тебе привязался. Ему страшно, вот он и выражает это так...
Рон задумался, какое слово подобрать. Я хмыкнул.
— По-идиотски?
— Именно, — с нарочитой серьезностью отозвался арбалетчик, тут же прыснув со смеху. У меня на душе стало намного легче. Я взглянул в сторону Ольцига и Филисити. Девушка что-то сказала монаху, легонько ударив его по плечу, затем заботливо приобняла его и начала что-то ему усердно втолковывать. Ольциг кивал, сгорбив спину, словно таирская колдунья пыталась словами смягчить его большое горе. По правде говоря, мне стало даже жаль юношу. Может быть, Руан прав?
— Роанар, я скажу это один раз и только тебе, — вздохнув, серьезно проговорил я, — если через два дня опасения dassa подтвердятся...
— Райдер, — закатив глаза, протянул барон, но я не дал себя перебить.
— Дослушай. Если Ольциг окажется прав, ты ведь выполнишь задание короля? И Филисити... — я снова мельком взглянул на колдунью, и сердце защемила тоска, словно лишь теперь мне передались опасения друзей, — сбереги ее. Она...
Роанар вздохнул и тяжело опустил мне руку на плечо.
— Выбрось это из головы, Лигг, — строго сказал он, — прекрати хоронить самого себя. Злость, уныние и паника — чрезвычайно заразные недуги. Борись с ними, как боролся всегда, и будь самим собой. Ты не умрешь. Я знаю таких, как ты.
У меня вырвался нервный смешок.
— Стражей Орсса с темной кровью?
Рон посмотрел на меня, нахмурившись, и мне захотелось ударить себя по лбу. Какого декса я уже в который раз называю себя стражем Орсса?!
Руан коротко кивнул мне и тихо проговорил:
— Будем считать, первой половины я не расслышал, — он тут же перестал говорить полушепотом и продолжил, — нет. Племя победителей. Такие, как ты, рождаются под счастливой звездой. Вы всегда побеждаете, у вас это на роду написано.
Взгляд арбалетчика обратился в сторону костра, где Филисити продолжала о чем-то тихо беседовать с Ольцигом.
— Леди да-Кар... — Рон помедлил и, качнув головой, необычайно осторожно и нежно произнес имя таирской колдуньи, — Филисити... тоже из этой породы. Вы ломаете привычные устои, добиваетесь своего, выбираетесь из чудовищных передряг, отделавшись парой царапин. Вас словно что-то оберегает, ведет. Уж не знаю, какая это магия: темная кровь, или силы природы, но такие люди, как вы, всегда оказываются на коне.
Я слушал и удивлялся тому, каким кажусь со стороны. Эдакое олицетворение успеха. Причем в глазах наследника знатного рода. Я — безродный наемник, без определенного пути, без прошлого, без памяти... воистину, мой покровитель был прав.
— Никогда не знаешь, что у человека под кожей, — произнес я, предпочтя опустить первую часть фразы кардинала Солли.
Рон, как ни странно, встрепенулся от этих слов и непонятливо взглянул на меня.
— Что?
Я повторил.
— Никогда не знаешь, что у человека под кожей. Так говорил Дайминио, когда я выражал примерно то же настроение. У всех моих сверстников в Ордене было, о чем вспомнить. Было прошлое, и я тянулся к этому...
— У меня есть прошлое, — пожал плечами Руан, — и я помню, кто я. Но, знаешь, Лигг...
Арбалетчик вновь с тоской взглянул на Филисити и криво улыбнулся, убрав руку с моего плеча.
— ... лучше бы я не знал.
— Не стоит так говорить. Ты не стал бы, если бы понимал, каково это.
— Ты наглядно это объяснил днем, — хмыкнул Роанар, — и я все еще с тобой не согласен. Ты объяснил, что потерял, но совсем забыл про то, что приобрел.
Я непонятливо прищурился, и арбалетчик усмехнулся.
— Свободу, Райдер, — я предпочел не услышать осуждение в его тоне, — без опыта прошлого предопределенным перестает быть и твое будущее. Ты сам волен выбирать его. Какое, по-твоему, будущее у меня?
Я не ответил. На лице Рона растянулась понимающая кривая ухмылка. Ему еще долго придется бороться с тенью, которую его отец бросил на весь свой род.
— Знаешь, я бы многое отдал, чтобы поменяться с тобой местами. Поверь, — арбалетчик опустил взгляд, и подтвердил свои слова кивком, — я знаю, о чем говорю.
* * *
Мы двинулись в путь на рассвете. Ольциг, несмотря на сопротивление Роанара, повесил его торбу себе на плечо. Пытался забрать и арбалет, чтобы Руану было проще спускаться, но этого барон, сделать не дал, хотя и не успел полностью восстановить силы после обильной кровопотери. Упрямство взяло верх над здравым смыслом, поэтому ни уверения dassa, ни уговоры Филисити на Рона не подействовали. Я даже не пытался убедить его послушаться: знал, что это бесполезно, и прекрасно понимал друга. В нежелании признавать собственную слабость мы с Роанаром похожи — это серьезнейший удар по гордости.
