Том 2. Сладкая волшебница Якумо-чан

— Да, Ацумори-сама, — прошептала она.

Она потянулась и стащила свое платье через голову.

В черно-белом мерцании телевизора ее кожа, казалось, светилась. Тонкая шея плавно переходила в хрупкие плечи, между ключицами — ямочка, затем — едва намечающаяся грудь с розовыми сосками и бархатистый плоский живот с впадинкой пупка. Мейда свела ноги, скрывая от взора Аяо белые трусики. Затем, поняв, что смотрит на грудь, она закрыла и ее руками.

— Не холодно? — спросил Аяо.

— Холодно, — призналась Мейда дрожающим голосом. Интересно, подумал Аяо, неужели голос у нее в самом деле дрожит от холода, а не от чего-то другого?

— Ну тогда ложись на кровать и накройся одеялом, — пробормотал он.

Мейда встала, и, все так же закрывая свою грудь ладошками, запрыгнула в кровать. Одеяло она натянула на голову, после чего стала лежать и ждать, пока к ней присоединится Аяо.

Но Аяо остался в кресле.

Шел какой-то американский боевик. Кто-то кого-то убивал, гремели выстрелы, развеселый коммандос вырезал целое поселение, напевая себе под нос американский гимн. Аяо этот образ пришелся по вкусу. Он решил выучить гимп Японии, чтобы походить на воинственного американца.

— Ацумори-сама?.. — позвала его Мейда из-под одеяла.

Мейда явно изнывала от похоти. Нехорошо выходит, подумал Аяо.

Сейчас он как никогда раньше чувствовал себя опустошенным. День был ужасно тяжелым. Ночь в самолете, затем встреча с Хироко, схватка с маньяком под луной, и наконец, ссора с нэ-сан. Аяо хотелось просто закрыть глаза и погрузиться в сон. Но оставить так ситуацию с Мейдой он не мог.

"Поговорю с ней, — решил Аяо. — Просто поговорю. Переведу ее внимание на что-нибудь другое."

— Ацумори-сама...

— Мейда-чан, каким я был раньше? — лениво спросил Аяо, перебивая ее.

Если честно, этот вопрос надоел уже ему самому. Но о чем еще он мог спросить у Мейды?

Мейда помолчала некоторое время. Затем, когда Аяо уже решил, что она заснула, Мейда пробормотала:

— Злым.

"Я так не думаю. Скорее, равнодушным," — подумал Аяо.

— А еще?

— Еще?.. — протянула Мейда. — Идите ко мне, я вам расскажу.

Против собственной воли Аяо встал с кресла и направился к ней. Пожалуй, сейчас он даже испытывал некое возбуждение — столь же странное и извращенное, как при встрече с маньяком.

Сняв с себя одежду, Аяо забрался под одеяло. Там было тепло, даже слишком тепло — он мгновенно вспотел. Его голая нога касалась ножки Мейды.

— Так что насчет?.. — как-то робко произнес он.

Мейда, почувствовав, что теперь инициатива перешла к ней, тут же стала вести себя по-другому — кокетливо и капризно.

— Ну... Вы были ужасным. Злобным и агрессивным. Больше пока не скажу.

— А когда скажешь?

— Поцелуйте меня, — приказала Мейда.

Аяо осторожно обнял ее под одеялом, прижавшись к ней всем своим телом. Затем нашел ее губы в темноте и приник к ним. Слюна хлынула меж их губ, когда Аяо погрузил язык ей в рот. Мейда глухо застонала и потянулась к нему. Подумав, Аяо укусил ее за язык.

— Ну? — спросил он, когда Мейда в панике отодвинулась.

— Так нельзя, — прошептала она, задыхаясь. — Ацумори-сама...

Желание причинить ей боль было почти невыносимым.

Аяо властно притянул Мейду к себе и провел языком по ее носу, затем перешел на ухо. Она почти не сопротивлялась. Аяо немного пожевал ее ухо, оттягивая и прикусывая мочку. Нежная кожа разошлась под его зубами, и Аяо ощутил привкус крови. Мейда судорожно вздохнула, затем тихонько вскрикнула.

— Что еще ты можешь сказать? — продолжил он свой допрос.

— Оххх... Вы...как я вас ненавидела, Ацу...Ацумори-сама...

— Почему же?

— Вы мучили меня...вот как сейчас...

"А это и неудивительно, — подумал Аяо. — Видимо, мне и в самом деле такое нравится."

Член напрягся, и Аяо боялся, что может не выдержать.

Он скользнул рукой по ноге Мейды и слегка коснулся ее трусиков. Ткань была влажной. Он с силой вдавил палец в ткань, и Мейда вздрогнула, словно по ее телу пробежал ток.

— И как я это делал?

Аяо погладил ее теплый живот, обвел пальцем впадину пупка, затем стиснул один из напрягшихся сосков. Ее грудки были маленькими и прохладными. Он сжимал и массировал их, наслаждаясь упругостью. Мейда ритмично стонала.

Пожалуй, это было даже приятно, решил Аяо.

— И как же именно я тебя мучил? — повторил он свой вопрос.

— Били,.. — еле слышно произнесла Мейда. — Пороли... Вы изнасиловали меня...

— В самом деле? — удивился он. Неужели он и в самом деле зашел настолько далеко?

— Но я была не против. Совсем даже не против...

Аяо оставил ее грудь в покое и положил руку ей между ног. Затем оттянул одним пальцем резинку трусиков.

"Вот бы загнать туда нож и провернуть," — неожиданно мелькнула мысль. Аяо отогнал ее прочь.

Аяо погрузил средний палец во горячее и влажное влагалище, практически не встречая сопротивления. Мейда выгнула спину и хотела было закричать, но Аяо вовремя зажал ей рот ладонью.

— Не разбуди нэ-сан, — сказал он.

Медленно вынув палец, Аяо тут снова ввел его внутрь, и так несколько раз. Потом сжал ее клитор. Пальцы тонули в смазке. Аяо ввел во влагалище второй палец, потом к нему присоединился и третий.

— Ацумори-сама!..

Мейда почти что перестала дышать.

— Что? — спросил Аяо.

Мейда не ответила. Вместо этого она запрокинула голову и издала глухой стон. Рот на этот раз она прикрывала сама, прижав ладошку к губам. Ее тело несколько раз дрогнуло, а затем на руку Аяо брызнула обжигающая жидкость.

Вытащив руку из ее трусиков, Аяо приобнял Мейду за талию. С всхлипом она вдруг потянулась к его губам и жадно впилась в них поцелуем. Затем она вцепилась пальцами в его колено, поднялась чуть по выше, к бедру, потом стала гладить выпирающий из трусов член. Рука ее скользнула внутрь.

— Ацумори-сама... я так люблю вас,.. — бормотала Мейда, как в забытьи.

— Перестань, — сказал он.

Он и в самом деле ощущал желание, но в данный момент уже сумел обуздать его.

Тем временем она медленно сдвигала кожицу на его члене, касаясь подушечками пальцев оголенной головки. Он ощутил, как ее пальчики медленно спускаются к основанию члена и начинают перебирать яички.

— Давайте...давайте скорее...

— Нет, я сказал, — произнес Аяо твердо. Отодвинув ее руку в сторону, он обхватил член и начал мастурбировать. Пара движений — и он кончил себе в трусы. Сразу стало намного легче, пропал туман в мыслях. Это хорошо — в данный момент Аяо хотел полностью контролировать себя.

Мейда разочарованно застонала.

— Но почему?!

— Потому что я не хочу, — сказал Аяо. — Давай спать.

Воцарилась тяжелая тишина.

— Вот теперь, — тихо произнесла Мейда, отворачиваясь, — я вас действительно ненавижу.

5.

Такамура Коске вернулся в свое убежище злой, расстроенный и совершенно подавленный. Неадекватный школьник, встреченный им под грязной луной, испортил все веселье. Хотя нарушитель был мертв, а значит — цель достигнута, Такамура не ощущал себя удовлетворенным.

Более того, он забыл наведаться в подземку, а когда вспомнил о ней — был уже на пороге дома, и возвращаться к метро совершенно не хотелось. Такамура выругался и распахнул дверь.

Он старался не думать о туманных, пугающих видениях, что посетили его там, на серой пустой улице. Убегая от школьника, Такамура практически не видел перед дороги; нет, перед его глазами мелькали смутные картинки, не имевшие к реальной жизни ни малейшего отношения. Он видел серо-стальные равнины, заполненные пылью, зеленую луну, черно-красные леса. В самом центре мира высился громадный механизм, вращавшийся вокруг собственной оси, машина размером с целую планету, порождение чьего-то мрачного гения. А далеко-далеко, где-то за дюралевыми и алюминиевыми облаками, было поле, на котором росли одуванчики — и там стояла девочка в белом платье. Она повернулась к Такамуре лицом и произнесла:

— Онии-чан...

Уйди, хотел крикнуть Такамура, скользя и спотыкаясь, стараясь убежать от проклятого школьника. Уйди, тебя уже нет. Я изнасиловал и убил тебя, а потом еще и отъел от тебя пару кусочков. Тебя больше нет!

Мию, его младшая сестра, только покачала печально головой. Такамура впервые осознал, насколько сильно похожа на нее Сакура, и закричал:

— Уйди! Убирайся! Исчезни!

Он протянул к ней руку, пытаясь уничтожить ее, разъять на микроэлементы, чтобы больше никогда эта тварь, его сестра, не являлась ему! Но Мию не стала ждать, пока он убьет ее во второй раз — она сама махнула ему рукой, после чего исчезла, а вместе с ней пропали и поля под алюминиевыми облаками.

И сразу же стало легче. Перед Такамурой снова была дорога, залитая лунным светом. Он перевел дух и огляделся. Похоже, школьник больше его не преследовал.

— Вот ведь урод, — сказал Такамура. — На девушку руку поднял. Совсем совесть потеряли, мерзавцы.

Более того, этот Ацумори ему еще и костюм подпортил. Что же теперь делать бедной Якумо-чан?

С этой мыслью Такамура вошел в дом.

Сакура-чан безмятежно спала. Ее остриженная головка покоилась на подушке. Выглядела сейчас она такой спокойной и умиротворенной, что Такамуре даже не захотелось причинять ей боль. Видимо, сегодня день такой — не самый удачный, не самый приятный. Встретился со школьником под луной, чтоб его.

— Онее-чан,.. — причмокнула Сакура и перевернулась на живот.

"У нее была сестра?" — отстраненно подумал Такамура, затем зевнул. А если бы у Сакуры-чан был старший брат, то она бы сказала "онии-чан" — и тогда Такамура бы потерял покой на последующие несколько дней. Хорошо, что обошлось сестрой.

Такамура улегся рядом с Сакурой и забылся тревожным сном. Странно, но голоса молчали; никто так и не оповестил его, было ли произошедшее к добру или ко злу.

6.

На следующий день Такамура решил стать для Сакуры-чан настоящий добрым братом. Разбудив ее к завтраку, Такамура накормил "сестренку" свежим тамагояки. Сакура выглядела вялой и безжизненной. Ее не порадовал даже свежий апельсиновый сок, который Такамура купил в соседнем магазине специально для нее. Говорят же, детям нужен витамин C, так почему же Сакура не обрадовалась при виде сока? Такамура выпил его сам — в конце концов, назвать себя взрослым он тоже не мог.

Солнце стояло в зените, когда он решил покинуть убежище. Такамура вышел из дома, крепко держа за руку Сакуру-чан. Она молчала, словно так и нужно. Такамуру слегка огорчало подобное равнодушие, но он пока не показывал своего недовольства.

Он купил ей мороженного, и сейчас Сакура медленно, неохотно лизала его своим алым язычком. Вид у нее был предельно обиженный. Возможно, дело было в убитых родителях, а может, и потому, что прохожие тыкали в лысую девочку пальцем и тихо смеялись. Такамура рассматривал оба варианта.

— Сакура-чан, хотел спросить у тебя: как спалось? — сюсюкая, произнес он.

Она быстро ответила:

— Хорошо.

— А почему ты такая грустная? Менструация?

Сакура покачала головой. Такамура сомневался, что она знала слово "менструация", но не стал ловить ее на этом.

Кстати, а у нее уже начались месячные?

Проблемы с беременностью ему сейчас не нужны. Такамура ненавидел беременных; он не мог выразить, какое отвращение вызывают у него эти раздутые животы и отечные лица, толстые ноги и обвисшие груди. Отвратительно. Он уничтожал все то, чтобы считал отвратительным, и беременных в первую очередь.

Такамура решил посетить вместе с Сакурой-чан парк Уэно. Замечательный парк, где можно подышать свежим воздухом, посмотреть на ручных животных и посетить национальный музей. Именно в парке Уэно был открыт первый в стране музей изобразительного искусства, устроен первый зоопарк. Это место, где можно ощутить, как бьет пульс времени.

В этот жаркий воскресный день на улицах почти не было машин, лишь стойкие пешеходы спешили по своим делам. Благодаря небоскребам можно было не беспокоиться о тени, а воздух был хоть и горячим, но сухим. Соли в нем почти не ощущалось. Такамура с удовольствием втягивал его в свои легкие.

Они с Сакурой посетили небольшой ресторанчик, где Такамура долго пил свой молочный коктейль, воображая себя нежной девушкой. Сакура же едва отпила четверть от своего стакана. Затем они вместе стали свидетелями аварии: машина врезалась в мотоцикл и проволокла его несколько метров по асфальту. Мотоциклист получил открытый перелом бедра и теперь лежал на земле, корчаясь от боли. Такамура заснял его на мобильный телефон. Рядом с ним толпились еще несколько зевак, кто с фотоаппаратами, кто, как и он сам — с телефонами. Мотоциклист плакал от болевого шока и просил вызвать врачей. Сакура-чан закрыла глаза и уши, и не открывала их до тех пор, пока они не покинули место аварии.

В парке Такамура из любопытства сломал несколько деревьев, что, конечно, было ужасным вандализмом. Он искупил свою вину, когда придушил голыми руками кошку, гадившую под кустом. Сакура при виде дохлой кошки с выпученными в агонии глазами почему-то разрыдалась. Пришлось кошку выбросить обратно в кусты.

К Такамуре пристал странный господин, утверждавший, что он является известным писателем и поэтом. Писатель и поэт жадно косился на Сакуру и ни разу не отвел от нее взгляда за все время разговора.

— А почему бы вам не познакомить меня с этой чудесной девочкой? — стараясь унять в своем голосе алчные нотки, спросил как бы невзначай писатель и поэт. — Я как раз пишу книги для таких, как она, детей, цветов жизни!

Такамура улыбнулся:

— Это Сакура-чан. Поздоровайся, будь хорошей девочкой.

Сакура понурилась. Вообще, она после дохлой кошки была подавленная. Наверное, расстроилась.

— Не хочет! — развел руками Такамура. — Ну что за ребенок.

Писатель и поэт рассеянно кивнул ему.

— Знаете, — вкрадчиво произнес Такамура, взяв писателя и поэта за локоть, — мы в данный момент испытываем небольшие финансовые затруднения. Скажите, писатель-сан, вам понравилась Сакура?

— Очень! — горячо подтвердил писатель и поэт.

— Хорошо! — Такамура заговорщицки подмигнул ему. — Пойдемте. Пойдемте.

Троем они двинулись вглубь парка. Там, среди редких деревьев и жидких зарослей кустарника, писатель и поэт, который и дышать стал чаще, с какими-то влажными всхлипами, вдруг не выдержал и набросился на Сакуру. Девочка громко завизжала, но писатель и поэт всунул ей в рот кулак.

— Во всем ты виновата, — пробормотал он, капая с губ слюной. — Ты, и только ты, проказница. Я больше не могу терпеть. Оооо, адово семя.

— Эй, а что это вы делаете с моей Сакурой-чан? — поразился Такамура.

— Ты чего?! — завизжал в гневе писатель и поэт. — Сам же намекал! Не бойся, я тебе столько денег дам, что сможешь до конца жизни кормить свою Сакуру!

Такамура рассердился. Схватив писателя и поэта за редкие волосы, он откинул ему голову назад и втиснул пальцы в глотку. Тот захрипел и отпустил Сакуру, которая тут же упала на колени. Такамура посмотрел в налитые кровью глаза писателя и поэта, уже до предела испуганного, и продекламировал: