Том 4. Овцы на бойне

Левой рукой Аюми бессознательно поглаживала молоток, в правой — держала зонт. Дождь мерно капал с неба. Это успокаивало. Аюми дышала ровно, стараясь не сопеть носом. Ей вдруг пришло в голову, что эта ее выходка — проследить за Ацумори Аяо до самого его дома — абсолютно глупая и непоследовательная. Правильнее будет пойти домой и забыть обо всем.

Однако она осталась.

Телефон Аюми отключила, чтобы не общаться с дядей Такео. Вчера она попыталась спросить с него за тот дурацкий, идиотский звонок — однако пингвин все ее аргументы уничтожил одним-единственным вопросом:

— Аюми-чан, чем ты тогда занималась-то? Никак не возьму в толк.

Аюми смолкла и, донельзя обиженная, пошла в свою комнату. Рассказать дяде об Ацумори Аяо она так и не решилась.

Утром Аюми, взяв зонт, молоток и мелонпан в целлофановой упаковке (съесть по пути), отправилась к школе. Кто-то уже вызвал полицию. Аюми не хотела с ними связываться. Она встала возле школы, ожидая, когда же появится шанс войти и осмотреться как следует — чтобы найти, наконец, Королеву чуланов. Аюми верила: Фредерика знает, что происходит; у Фредерики есть ответ, хоть какой-нибудь, да хоть самый простой. Но из-за вмешательства полицейских в школу теперь не войти, как ни старайся. Аюми смутно надеялась, что нынешний директор исправит ситуацию; в ожидании этого она и стояла под дождем. Съела мелонпан, но так и не насытилась. Ближе к девяти появился Ацумори Аяо. Он потоптался немного, затем пошел обратно. Аюми, сама не зная зачем, последовала за ним.

"Уничтожу, уничтожу, уничтожу", — бормотала она. Под ногами мелькал темный асфальт.

Страх, огонь, кровь, Мейда — всё это слилось для Аюми в единый образ зла, и воплощением его стал Ацумори Аяо, чья узкая спина мелькала впереди. Ацумори был в красном пиджаке и в красных же брюках. Аюми отслеживала каждое его движение: она видела, как Ацумори прочитал листовку, затем нырнул в темный переулок — и появился уже с целеустремленным видом. Он явно шел в определенное место. Аюми кралась за ним. Она особо не таилась — шагала себе, чуть прикрыв лицо зонтиком. К счастью, за весь путь Ацумори ни разу не обернулся.

Пройдя через несколько кварталов, он достиг своей цели — двухэтажного дома с белыми стенами — и вошел внутрь; Аюми, не зная, что делать дальше, остановилась.

Хотелось стиснуть молоток покрепче и вперед, в дом, срывая двери с петель. Аюми не стала действовать столь опрометчиво. Она поступила по-другому — спряталась за столб. Оттуда и началось ее наблюдение.

"Что же я делаю?" — бормотала она.

Аюми была на пределе.

Нет, не молоток хотелось ей тискать; скорее, хотелось закричать, выкинуть этот молоток куда подальше — и пойти домой, подальше от Ацумори Аяо и всех страшных, неприятных событий, которые произошли столь неожиданно; а она только-только вернулась из больницы, и мать ее пропала, и что делать — непонятно; только стоять здесь, под этим проклятым дождем, хлюпать носом — и ждать, когда же проклятый, невероятно мерзкий и гадкий Ацумори Аяо высунет свой нос оттуда, чтобы... чтобы что?

Аюми переместила вес с одной ноги на другую. Кажется, вновь затекают мышцы.

Бойся тех, кто молчит, говорила мать. Правильно говорила. Ацумори Аяо — вскрой его череп, и найдешь там гнилое мясо. "Трепанация", — подумала Аюми и сжала рукоять молотка. Нет, убивать Ацумори она не станет. Только напугает. О, она умеет пугать, действительно умеет, и если будет нужда...

— Аюми-чан?

Она подпрыгнула на месте и выронила зонт.

— Не пугайся ты так, — смущенно произнесла Минамори Тецуна.

Она стояла, маленькая, хрупкая, одетая в школьную форму, с чулками до середины бедра; рот открыт, и видны оба клычка, желтые волосы собраны в конский хвост; над головой раскрыт зонт — с ярким рисунком в виде танцующих тануки.

— Не испугалась я, не ври, — сказала Аюми, чувствуя себя невероятно жалкой. — Чего ты здесь делаешь? Ты же в другом районе живешь.

Тецуна — ее подруга. Аюми успокоилась. Она подняла зонт и рукой стряхнула с него капли.

— Я? В клуб иду, — Тецуна мечтательно улыбнулась. — Школу закрыли, и наш клуб... я в клубе чайных церемоний состою, я не говорила? В общем, наш клуб собирается у Ямагаты-кун. А ты?

— Я слежу, — сказала Аюми, насупившись.

— В самом деле? За кем?

Аюми не знала, что ответить. Обманывать Тецуну, одну из немногих ее подруг, не было желания. Но и правду не стоит — поскольку звучит она глупо. Аюми нашла компромисс.

— Пойдем, — сказала она.

И потащила Тецуну к самому дому. Он оказался рядом — мокрый, с потемневшим забором. Аюми нажала на кнопку звонка.

— Ждем, — сказала она.

— Не понимаю, — покачала головой Тецуна. — Ты тоже состоишь в клубе?

— Какой еще клуб, черт побери? — раздраженно перебила ее Аюми. — Здесь живет настоящий монстр. Я веду его от самой школы, я даже вооружена!

— Это шутка?

— Слушай, не говори глупостей! — затем Аюми вспомнила, как именно Тецуна относится к Ацумори Аяо, и смутилась. А смутившись, немедленно разозлилась.

— Слушай, Тецуна. Ты меня достала уже, со своими дебильными вопросами.

Тецуна огорчилась.

— Ну я же не хотела...

И тут дверь наконец открылась. На пороге, в футболке и джинсах, возникла Ямагата Матоко.

— Тецуна-чан! Ты так быстро! — тут она заметила Аюми. — О, Аюми-чан? А ты здесь что делаешь?

Промелькнуло множество мыслей, из них главной была — "Ацумори Аяо живет с Ямагатой Матоко, ахаха!"

И недоумение: зачем она здесь, зачем позвонила в дверь, зачем... С какой-то нечеловеческой тоской Накахара Аюми осознала: она угодила в болото, и с каждой секундой все глубже погружается в мутную топь. Сейчас главное сохранять спокойствие, а она...

Нырять придется с головой.

— Да в клуб хотела вступить, — кротко сказала Аюми.

И вот теперь Аюми сидела в комнате Матоко, среди милых постеров и плюшевых зверей, нервничая, потея, страдая; сидела она, скрестив ноги, за круглым столиком — а напротив сидел Ацумори Аяо. Мутными глазами он водил по сторонам, рассматривая постеры и извлекая из них, судя по всему, некую ценную информацию. Рядом с Аяо, буквально прижимаясь к нему, расположилась Тецуна; она говорила и говорила, в основном какую-то чепуху. Матоко валялась на кровати и пыталась вслух, громко и внятно, читать свою толстенную книгу. За окном лил дождь, а обстановка располагала к душевной, откровенной беседе.

Начала Тецуна:

— Вы знаете, почему школу закрыли?

— Кровь нашли, — отстраненно произнес Аяо.

— Вот-вот, — подхватила Тецуна, — говорят, кровь нашли, а еще в одном классе стекло разбито, и трупы, прям куча трупаков. Ужас какой-то. Не понимаю, кому такое вообще понадобилось.

Она поежилась и, как бы случайно, коснулась вялой руки Ацумори.

"И когда это они успели так сблизиться? — подумала Аюми раздраженно. — И я куда смотрела?"

Куда, в самом деле? Проглядела. Не удержала подругу от глупого, необдуманного поступка; позволила ей влюбиться в это... в это существо. И что теперь делать?

Аюми не знала.

— Я думаю, это розыгрыш или что-то вроде этого, — сказала Тецуна. — Кровь украсть из донорского центра и на полу разлить, шутки ради. Бывают же придурки разные.

— А я думаю, что в городе маньяк завелся, — сказала Аюми и в упор взглянула на Ацумори.

Он только пожал плечами.

— Крови много было? — спросила Матоко с кровати.

— Много, — снова поежилась Тецуна.

— А она свежая была?

— Что?

— Она была свежая?

— Да откуда я знаю, — сказала Тецуна, несколько растерянная.

— Жаль, — произнесла Матоко. — Следует знать о таких вещах. Ведь кровь могут и из нас выпустить.

И она вдруг причмокнула — тихо, еле слышно.

Аюми передернуло. Она не любила Ямагату Матоко, в том числе и за это. Ямагата-кун была ненормальной, говорила странные вещи. И подумать только, она встречалась с Кацуджи Когой! Вот уж действительно удивительная парочка.

"Ей больше Ацумори подходит", — зло подумала Аюми.

Она пожалела уже, что оставила молоток в прихожей. Здесь и Ацумори Аяо, и Ямагата Матоко. Люди, которые буквально умоляют о молотке.

— Будем пить чай? — решила сменить тему Тецуна.

— Действительно, — встрепенулась Матоко. — Сейчас я вам зачитаю, как правильно его разливать, что говорить и в каких ситуациях. Подождите.

Она захлопотала вокруг столика: принесла мешок с сухим чаем, горячей воды в чайнике, несколько истлевших свитков (Аюми тронула один, и он тут же рассыпался) и целую стопку табличек с иероглифами. Аюми о такой чайной церемонии даже и не слышала — здесь был, очевидно, очень сложный чай.

Ацумори сидел и еле шевелился, будто каждое движение причиняло ему неимоверные страдания. Поначалу Аюми нервничала в его присутствии и сидела как на иголках. Теперь она немного успокоилась.

— Я говорила? Мы всей семьей на выходных едем в Киото, на экскурсию, — сказала Тецуна.

— Это же замечательно! — Матоко так разволновалась, что даже пролила кипяток мимо чашки. — В Киото прекрасные места, особенно один парк, забыла название...эээ... а, неважно. Обязательно сходи!

— Схожу, — Тецуна покосилась на Ацумори. — Мама сказала, я могу взять с собой одного одноклассника.

— Возьми меня тогда! — немедленно отозвалась Матоко.

— Тебя?

Матоко плюхнулась перед ней на колени.

— Я буду паинькой, правда!

— Даже не знаю... — растерялась Тецуна.

— Я очень хочу в Киото! Правда-правда! Если возьмешь, я буду работать на тебя пол-года, выполнять все твои прихоти, спинку массировать!

Наверняка Матоко шутила, и вид у нее был несерьезный, и тон. Но все это страшно бесило. Аюми сжала кулаки.

— Ну как? — ныла Матоко.

Тут Аюми не выдержала:

— Ты разве не видишь, не тебя приглашают!

Матоко осеклась.

— Но я...

— Тецуна-чан хочет, чтобы с ней поехал Ацумори-кун, а вовсе не ты, — язвительно произнесла Аюми. — Не видно тебе?

Тецуна вспыхнула. Ацумори-кун никак не отреагировал.

"Ой, — возникла у Аюми мысль. — Что я делаю?"

Но останавливаться было поздно.

— Не видишь, да? — повторила Аюми.

— Я вижу, — опустила голову Матоко.

— Тогда какие возражения?

— Никаких, просто...

— Ну и все тогда, — Аюми чувствовала, что ведет себя откровенно грубо. Однако в присутствии Ацумори она никак не могла собраться с мыслями.

С обиженным видом Матоко вернулась к чаю.

— Ну и ладно.

— А когда мы едем? — спросил Аяо, о котором все забыли.

— Ты согласен, Аяо-кун? — обрадовалась Тецуна.

— Да.

— Сейчас я тебе расскажу! Слушай...

И он стал слушать. А потом ему позвонили. Ацумори Аяо взял трубку, покивал, сказал "Да, нэ-сан", извинился, поклонился каждой из них троих, объяснил, что его ждет сестра, и вышел на улицу. Угрюмая Матоко проводила его до порога.

Тецуна сияла.

Пока Аяо и Матоко шли к выходу, Тецуна раз десять успела встряхнуть подругу и прошептать ей на ухо: "Спасибо! Спасибо!"

Аюми же испытывала очень сложные, трудноописуемые чувства.

Ацумори Аяо так легко сдался. Он что, настолько робкий, что позволяет манипулировать собой?

Всех, побежденных и переубежденных собой, Накахара Аюми не то чтобы любила — но и ненавидеть не могла. Ацумори не стал исключением.

Возможно...

"Возможно, Ацумори не так уж и опасен, — возникла неожиданная мысль, — он замкнутый, он копит в себе злость и срывается лишь на безобидной Мейде. Да он же обычный забитый урод! Меня, скажем, он не посмеет тронуть. Ведь верно же? Верно?"

Аюми сидела, растерянная.

Не может же Ацумори быть столь... ничтожным?

Хм.

А ведь и может.

— Где здесь туалет? — спросила Аюми у Матоко.

— В коридор и направо. А тебе зачем?

— А ты догадайся.

Тецуна звонко расхохоталась.

Запершись в туалете, Аюми вытащила телефон и набрала номер Хитори Юки, своей подруги.

— Привет, Юка-чан. Да нормально у меня все. Что? Фестиваль? Да без разницы. Слушай, Минору рядом? Позови его.

Хитори Минору, брат Юки, был редкостным идиотом. Он носил синюю бейсболку, брил брови и ни секунды не расставался с оружием. В детстве таким оружием был водяной пистолет. Им Минору обливал взрослых граждан, целя в первую очередь между ног. Когда получалось, он громогласно орал: "Ааа, описался! Дяденька описался!" Повзрослев, Минору не стал серьезнее. Правда, теперь он носил настоящий пистолет и в придачу к нему — электрошокер. Шокером Минору бил людей, как прежде, в промежность. От таких дел люди действительно писались под себя.

— Минору-кун, привет. Слушай, ты свободен? О, это хорошо. Не можешь на днях одного человека побить? С парнями? Так надежнее? Ну ладно. Зовут Ацумори Аяо, мой одноклассник. Да откуда я знаю, где он живет. Узнаю, узнаю. Потом тебе скажу. Ну или сам пробьешь, по своим, хаха, каналам. Да, долг спишу. И не смей называть меня "молодец", сволочь. Да. Пока.

Аюми нажала "отбой" и привалилась к стенке.

Вот и все. Легко и просто.

"Не переборщила ли я? — засомневалась Аюми. — Его ведь действительно больно побьют. Он этого заслуживает?"

Она вспомнила, как кричала Мейда.

"Да. Заслуживает".

Аяме приехала за братом на черном Subaru Forester, большом, удобном кроссовере. Принадлежал он, как оказалось, Каори Шинсаку-сенсею.

— Прекрасный человек! — сказала Аяме. — Сам позвонил мне, предложил на машине покататься.

— Неужели?

Аяо уставился на сестру. Аяме была в коротком халате. Под ним виднелись зеленая майка и тугие джинсы.

— Дверь прикрой, — сказала Аяме и, не дождавшись, пока он сделает это, вдавила педаль газа. Машина сорвалась с места.

— Возмутительно! — Аяме покосилась на спидометр.

Аяо решил было, что говорит она о скоростных ограничениях. Или о Каори-сенсее.

Но Аяме говорила о школе.

— Школу закрыли! И это сейчас! Они что, специально время такое подгадали, да? Вот точно же!

— Зачем тебе школа, нэ-сан?

— Ну, Каори-сенсей не просто так мне звонил, — смущенно произнесла Аяме. — Меня же, сам помнишь, с работы поперли, мол, за безответственное поведение. Я же не виновата, что мне какие-то уроды руку сломали! Тоже мне, начальство, сволочи. Ну вот я и нашла работу... то есть, конечно, Каори-сенсей сам мне ее предложил, — поправилась она. — Я буду в твоей школе медсестрой. Ну как? Ты рад?

Аяо вспомнил Каори-сенсея, его вставную челюсть. Аяо раздавил ему кадык — во сне, конечно же; во странном сне, что привиделся ему в директорском кабинете, после драки с Танимурой Реджиро. Каори-сенсей...

— Вот, значит, почему ты дома не ночевала, — сказал Аяо, без особого, впрочем, осуждения.

Аяме жутко покраснела.

— Хочешь знать? Или, может, нэ-сан показать тебе, как это выглядит на практике? Хочешь?

— Нет, — сказал Аяо.

Аяме жадно усмехнулась:

— Какой же ты миленький!

— Я миленький? — невольно удивился Аяо.

— А то как же!

Аяме, похоже, нашла свою линию поведения — стала сюсюкать, как и многие взрослые при разговоре с ребенком. Выглядело это наигранно.