| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Даниэль фон Цеппельхоф 'Краткая история в лицах'
Возвращение в столицу было безрадостным, причина — того хуже.
Отто фон Эренвер был убит 25 февраля двумя выстрелами в упор студентом Университета Артуром Лейсом, которому отказали в лицензии.
Следовало бы выяснить, было ли убийство рациональным обдуманным решением, вызовом, спланированной акцией, за которой стоял кто-то еще, или результатом расстроенной психики.
Случай был вопиющим, и этим вопросом занялись настолько рьяно, — или непрофессионально, — что Артур Лейс не дожил до суда.
К несчастью он тоже посещал 'Друзей справедливости', был не разлей вода приятелем Ромулена, которого все-таки вышибли чуть раньше. Вроде бы искали и его, но Ромулен куда-то исчез, и поговаривали, что он принял покровительство какого-то эксцентричного старого аристократа, — а еще вернее его молоденькой женушки, — и наслаждается соком солнечных теравийских лоз и обществом, приятным во всех отношениях.
Ромулен появился в Коруне на следующий день после того, как по улицам вихрем пронесся эскорт королевы. Еще более худой и злой. И сразу же развернул боевые действия по всем фронтам.
Потрясение от смерти Лейса для Университетского братства, было едва ли не большим, чем его поступок. Многие были уверены, что школяр оказался просто козлом отпущения, случайно попавшимся не в то время и не в том месте. Однако на вполне сдержанные протесты, несдержанно отреагировала уже Королева. Ей до смерти надоели вечные полемики, памфлеты и критические дискуссии, и Альберта слету нашла решение, казавшееся самым оптимальным.
Да, те самые лицензии.
Метр Ренсар сохранил свое место, но ректора больше не могли избирать. Почти половина преподавателей лишилась своих должностей, без возможности найти что-либо иное. На этот раз королева была готова к возможным волнениям в Университетском городке, что позволило пресечь их в зародыше.
Оцепление, патрули и построенные перед главным корпусом шеренги солдат, заставили задуматься самые горячие головы о том, стоит ли их сложить. Полковник Рамс имел приказ стрелять только при прямой угрозе жизни, но ведь никто, включая его ближайших офицеров, об этом не знал.
Постепенно обстановка вроде бы нормализовалась: ученой братии позволили шептаться по углам, хотя некоторым и пришлось познакомиться с тюремным бытом уже не в Жиоль-блошнице за мелкое хулиганство. Метр Регрен, новый начальник полиции, оставил только патрули, под предлогом охраны правопорядка.
Ивейн Лейденвер когда требовалось, тоже мог проявить решительность. Но над письмом, найденным при канцлере и попавшем через Таггерта к нему, думал долго и серьезно.
С одной стороны, он был обязан немедленно ознакомить с ним Королеву. И это свидетельствовало о его верности и преданности. С другой стороны — о письме было известно только двум офицерам, которые не имели никакого представления о его важности. Оно бросало тень на имя Отто Эренвера — Ивейн уже достаточно знал королеву Альберту, что бы представить, как она расценит действия канцлера. В этой связи, получалось, что он косвенным образом предает человека, которому обязан своим нынешним положением.
Ивейна — это не волновало. Честь он предполагал не как внутреннюю принадлежность, а как безупречную репутацию.
Но у королевы могут возникнуть сомнения на счет его 'моральной устойчивости', — а это чревато.
— Смерть Канцлера доставит нам много хлопот, — позволил себе заметить Лейденвер, все еще сомневаясь.
— Скорее развязала руки, — заметила Королева, — Хороший предлог, что бы провести большой процесс. И разворошить несколько осиных гнезд. А под шумиху взять, тех, кто уже давно портит нам нервы.
Ивейн сдержанно улыбнулся вольному обороту речи.
— В бумагах Канцлера было найдено кое-что важное.
Он положил на стол нераспечатанный конверт. Альберта бросила на него красноречивый взгляд, но лицо секретаря было непроницаемо.
— Монастырь Святого Гервасия? — Королева распечатала конверт.
В один миг лицо ее побелело.
— Как он посмел! — прошипела она, отшвыривая письмо, — Этого уже слишком! Одной строчки достаточно, что бы обвинить его в измене. Ивейн, вы должны изъять ВСЕ бумаги канцлера! Если понадобится, простучите стены, вскройте полы... Все, до последней записки должно быть здесь! Вы меня поняли?!
Ивейн коротко поклонился. Он был великолепным исполнителем, всегда избирая оптимальный способ решения поставленной задачи.
Менее чем через сутки рассортированные архивы покойного канцлера пополнили его собственный. Отдельно королеве была представлена личная переписка.
— Он все же не удержался от интриг! — констатировала Альберта, грустно перебирая письма в Бригит.
— Не думаю, что бы Отто фон Эренвер замышлял что-либо против вас. Скорее всего, он просто хотел иметь возможность как-то влиять на вас. Только еще не решил как, — невозмутимо заметил Лейденвер.
— Это не первая попытка, — Королева легко рассмеялась, — Чего стоит твое появление. Канцлер Эренвер не был слеп. Не думаю, что он не учитывал возможных... побочных последствий. Молодая Королева... Молодой симпатичный секретарь...
— Я не настолько глуп, — Ивейн умудрился сказать это сухо, но доверительно.
— Я тоже, — Королева кивнула, — пиши Указ, Ивейн... Должность канцлера отменяется. Все равно Парламент я восстанавливать не буду. У меня будет своя канцелярия, в ведение которой переходит архив, гонцы, финансы... Все бумаги, через канцелярию — ко мне. Я больше не позволю делать что-либо в обход меня!
Перо Ивейна порхало по бумаге, помечая основные положения. Королева металась по кабинету.
— Сейчас — Таггерта ко мне. Да, — спохватилась она, — Подготовь указ о своем назначении.
Ивейн выразительно вздернул бровь.
— Канцелярию возглавишь ты, — сообщила как само собой разумеющееся Альберта.
* * *
(Клара)
Траурный венок на двери, окна первого этажа завешены черными полотнищами. Дом Эренверов погружен в скорбное молчание, даже слуги скользят бесшумными тенями, и звяканье ложечки за столом звучит в густом тягостном безмолвии неуместно, как праздничный марш.
— Ты уже слышала? — Луиза фон Эренвер обратилась к дочери, не поднимая головы от шитья.
— О чем? — Клара продолжала смотреть в окно, машинально разглаживая складки траурного платья.
— Тело твоего отца еще не засыпано землей, а Королева уже отменила должность Канцлера, как будто синекуру какую-то!
— Какая нам сейчас разница? — девушка безучастно пожала плечами.
— Она учредила свою канцелярию, — с сарказмом продолжила фру Эренвер, — попомни мои слова, вся власть достанется этому выскочке Ивейну. Он и так прибрал к рукам, все до чего смог дотянуться! Помнишь этого нахального мальчишку, который составлял отцу бумаги и вечно совал нос куда не следует?
Клара моргнула и слегка вздрогнула, но раздраженная фру Эренвер этого не заметила.
— Нет справедливости на свете, — пальцы женщины яростно дергали нить, — Твой отец всю жизнь положил служению Империи! Лишней марки себе не взял! Наоборот, мы до сих пор в долгах — как в шелках!
На последних словах в голосе женщины отчетливо ощущались слезы.
— Ивейн оплатил похороны, — но ее словно не слышали.
— Она уже жаловала ему поместье и дворянство! Сыну прачки! Ублюдку!.. Осталось женить на какой-нибудь наследнице!
Клара вздрогнула снова и зябко поежилась. Вспомнила дерзкие шальные глаза, которые, кажется, смотрели на нее с неподдельным интересом...
— В конце концов, папа тоже бастард, — Клара встала, обрывая неприятный разговор.
Луиза Эренвер несколько минут сидела, словно пораженная молнией, хватая ртом воздух.
— Отто фон Эренвер был Королевским бастардом! А его мать благородной женщиной! — донеслось до Клары уже в коридоре.
Отто фон Эренвер был похоронен в фамильном склепе, рядом со своей матерью, слывшей когда-то первой красавицей. Не одно сердце было брошено к миниатюрным ножкам, но она наметила птицу самого высокого полета. Ко всему прочему, прекрасная Маргарита была умна, и эта война королевы Изабеллы, пожалуй была потруднее, чем те, который ведутся с помощью пушек и солдат.
Королева Альберта не почтила семью усопшего своим присутствием, и столь явный знак монаршего нерасположения, несмотря на предпринятые жесткие меры, стал сигналом для остальных. Господа придворные — суевернее деревенских старух, они боятся даже приближаться к тем, от кого могут заразиться невезением.
Луиза Эренвер была возмущена подобным неуважением, однако для Клары это стало даже облегчением — зачем превращать проводы близкого человека в помпезное мероприятие. Она вообще всегда чувствовала себя неуютно в обществе, стесняясь нескладной фигуры, которую трудно было назвать соблазнительной, тусклых не очень густых волос, кожи, почему-то совсем не желавшей сиять свежестью и молодостью, лица, чьи черты были далеки от классических идеалов...
— Какая наглость! Какая бестактность!
Клара скосила глаза на шепот матери и задохнулась, словно от удара в грудь.
'Как ты изменился... Боже, какой холодный у него взгляд...'
Господин королевский секретарь барон Ивейн Лейденвер отстоял поминальную службу до конца, отдавая дань уважения и памяти своему первому покровителю. Мог ли он думать в этот момент, что шестьдесят с лишним лет спустя потомки Аверно и даже Ренцио так же будут стоять в первом ряду у его гроба рядом с многочисленным семейством — безутешной супругой, тремя сыновьями, двумя дочерьми, невестками, зятьями, внуками и правнуками, отдавая дань своему верному слуге и соратнику...
Нет! Он — думал о другом: о том, что ему еще предстоит сделать! Первым делом — продумать саму систему, что бы ни одной осечки, ни одной лазейки. Потом — люди. Это сложнее! Люди всегда могут испортить самую блестящую схему...
'Боже, сколько работы!.. Боже, правая рука Королевы! ..."
Он осадил себя. Незаменимых — не бывает! Канцлер лучший тому пример. А значит — все должно быть безупречно! Он сам должен быть более, чем безупречным...
Ивейн... он стоял так близко от нее, что если бы Клара посмела протянуть руку, то коснулась бы его узкого рукава... никогда он еще не был так близко.
Право, да ведь теперь пропасть между ними уже не так разительна!
Но стихли последние слова заупокойных молитв, и она физически ощутила пустоту за спиной. Не думая ни о чем, не разбирая пути, она бросилась следом...
— Ивейн...
Клара замерла, не в силах подобрать слов. Теперь, когда разница между их положением если не уничтожена полностью, то по крайней мере сглажена.
...Отстраненный прозрачный взгляд ледяных голубых глаз. А за спиной уже тень матушки.
— Мои соболезнования, демуазель Эренвер, — короткий поклон, — Мои соболезнования фру Эренвер.
Стоя на ступенях часовни, Клара смотрела ему вслед и благословляла дождь, который тек по щекам и прятал ее слезы.
* * *
Королева праздновала очередной, никому — включая ее саму — не нужный День Рожденья.
На этом празднике, чужих, — хоть и не желавших в том признаться, — было двое: она сама и ее секретарь.
Альберта наблюдала за уверенно держащим себя, как всегда более чем сдержанным Ивейном и понемногу проникалась их схожестью.
Им обоим было глубоко противно так называемое 'высшее общество', и в тоже время — они жаждали признания...
Королева!
Уж в этом-то она властна более чем!
Прости, Ивейн, но позже — ты поймешь...
— Барон Лейденвер...
— Ваше Королевское Величество, — поклон.
— У вас усталый вид, вы совсем невеселы. Я понимаю, последние дни вы сбиваетесь с ног... вам следует отдохнуть! К тому же, вы так и не побывали в своем имении, — боюсь, я слишком злоупотребляла вашей помощью.
Кипятком обжигающее непонимание!
Не гнев, досада или обида — именно не понимание: что я сделал не так?!!
Жадные лица вокруг, ловящие каждый жест, каждый знак: отблеск взгляда, отзвук тона — намек...
— Прежде, чем вы покинете нас, — сопроводите меня в танце.
Сейчас очередь павана и они начинают его с середины.
Альберта не танцевала, наверное, век. Ивейн — начал брать уроки не так давно: когда стал в состоянии их оплачивать.
— Вам пора жениться, барон Лейденвер, — замечает Королева межу па, — Я хочу, что бы ваше имя было кому передать.
Он начинает понимать.
— При всем почтении, мое положение...
— Ваше положение — это я! Я желаю, что бы оно было упрочено.
— Я не смею благодарить Ваше Величество.
— Вы отблагодарите меня тем, что как можно быстрее решите этот вопрос. Ваш ум нужен мне ежедневно...
Финальный поклон.
— Я повинуюсь Вашему Величеству. И отбываю немедленно.
Королева Альберта даже не улыбнулась — она была уверена.
Они поняли друг друга, и Ивейн, как всегда, сделает все наилучшим способом.
Уйдя с бала раньше всех, Ивейн почти летел по коридорам. Королева ясно выразила свою волю...
И эта воля была его благословлением!
Он подошел к поставленной задаче со всем пылом: вначале отобрал семейства не слишком знатные, — его никто бы не принял в них, несмотря на всю протекцию Королевы, — но и значительные сточки зрения геральдики и истории.
Затем, следовал отбор тех семейств, в котором были пригодные для брака дочери — девицы от 14 до 25...
Все-таки жена предпочтительно не должна быть старше и — на много младше мужа. И чем больше разница — тем хуже...
Однако выбирать пришлось уже по другому критерию — благосостояние будущих родственников. Только потом Ивейн распорядился своему новому штату собрать информацию о заданных девицах.
Не официальную: какой долей ренты и прочее, — могли располагать его потенциальные невесты он знал и так. Информацию он собирал личную, хотя обошелся и без портретов.
Ивейн Лейденвер — предпочитал изложенные на бумаге факты.
Желательно, чтобы бумага была гербовой.
Окончательно он сделал выбор, просматривая отчеты уже в Лейденвере.
Лейденвер... Это была сказка! Детская мечта... Роскошный особняк с парком, прудами, в окружении холмов... И он — хозяин!
Сумрачная аллея буков, вязов и тополей вела к новомодному трехэтажному строению. Оно несколько пришло в запустение из-за перипетий последних лет, но требовалась только умелая рука.
Впервые никуда не торопясь, гуляя по своему парку, Ивейн понял, что можно наслаждаться тишиной, безлюдием, безмятежностью...
Сидя на скамеечке на берегу своего пруда, барон Лейденвер и определился с возможными супругами.
Конечно, он не рассчитывал на мгновенный успех, но, в конце концов, — он умел добиваться целей!
Сделанное письменное предложение не удивило, а просто потрясло семейство Рейвендорф.
Первым побуждением старого барона было попросту разорвать послание составленное в оскорбительно-казенном тоне. Баронесса подняла письмо, брошенное мужем в приступе праведного гнева, и задумчиво посмотрела на виновницу беспокойства, присутствующую тут же.
Элизе шел уже двадцать первый год — поздновато для невесты. Эпонина Рейвендорф была вынуждена с грустью признать, что хотя внешность ее единственной дочери безупречна с любых позиций, — толку от этого никакого. Предложение барона Лейденвера было единственным, полученным Элизой по той простой причине, что иного приданого, кроме имени у нее не было.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
