Школьные забавы (Декамерон конца нуовоченте. 1)

Оперный театр находился в Центральном районе города, недалеко от площади с памятником Ленину, где проходили демонстрации. Их район, Кировский, был самым отдалённым, на другом берегу реки. Да ещё между ним и остальным городом лежал Заводской район, представлявшим собой бесконечные, одноэтажные и преимущественно деревянные, домики. За заборами с огородами, в основном засеянными картошкой. Население работала на заводах, окружающих почти сплошным валом весь город, преимущественно коксохимических, так что воздух, в который поднимались густые дымы неисчислимых заводских труб, был соответствующий. Особенно это видно было на набережной Кировского района, так как противоположенный берег реки, практически на всём видимом протяжении, был заставлен гигантами социалистической индустрии. А когда ветер дул оттуда, то было не только видно, но и очень чувствовалось.

Впрочем, по официальным источникам, воздух в их районе полностью соответствовал санитарным нормам, только газовые плиты держать не разрешалось из-за повышенной загазованности — готовили на электрических.

В центр, как раз до площади с Лениным, ходил автобус от Дома культуры Кировского района, стоявшем у края берёзовой рощи, недалеко от их школы. На этом автобусе Рафаэль и добрался до места.

Но уже в самом театре он узнал, что оперу отменили — слишком мало билетов было продано, сочли нецелесообразным играть перед пустым залом.

— Иди в кассу, — посоветовала ему в гулком от пустоты фойе билетёрша, — сдай билет, вернут деньги.

Решение не говорить о случившимся родителям появилась сразу. Вместе с деньгами на буфет, сумма получалась уже реальная. Рафаэль направился в Центральный универмаг.

Ещё когда он трясся в автобусе, Рафаэль представлял себе как славно было бы совершить эту поездку вместе с Валей. Конечно, не в оперный театр. А, впрочем, почему и нет? Рафаэль стал прикидывать, найдётся ли в этом театре укромный уголок. По здравом размышлении, он решил, что пойти в кино было бы и привычнее и разумнее — на последний ряд. Там можно было бы делать всё, что угодно: сзади никто не сидит, а соседи или смотрят на экран или занимаются тем же, и им не до других.

Этот кулон в отделе бижутерии сразу бросился ему в глаза.

Он представил его на Вике. Как он будет блестеть на её груди. На Вике, которая никогда не носит никакой бижутерии...

Денег не хватало совсем чуть-чуть.

И тут его осенило, так что он чуть не хлопнул себя по лбу: деньги на обратный билет! Именно пары копеек и не доставало до нужной суммы.

Он представил себе не близкую обратную дорогу, преодолеваемую автобусом почти за час. Ну и что, дойдёт пешком. Времени навалом.

И Рафаэль купил кулон.

До моста он шёл быстро. Это были центральные улицы, идти было интересно. Но переходя мост, Рафаэль задумался.

Слева от него излучина реки, плавно загибающаяся, почти скрывала от него Кировский район. Лишь далеко-далеко, за железнодорожным мостом, были видны верхние этажи и крыши его первых многоэтажных домов. Все остальное пространство противоположенного берега занимали — издали особенно похожие на сараи — одноэтажки Заводского района.

Рафаэль представил себе путь сквозь этот лабиринт чужой территории и только теперь осознал всю сложность положения.

Даже в своём районе то и дело приходилось отдавать мелочь старшим пацанам. Правда, в своём районе не обыскивали, брали, что давали. А это район чужой. И если в своём били только в случае, если нечего было отнять, то в чужом...

И Рафаэль в конце моста спустился к воде, решив идти берегом. Подумав, что здесь людей мало, а, значит, безопасней.

Свою ошибку он понял уже через полчаса, когда достаточно углубился в прибрежные кусты, ступая по самой кромке воды. На первой же поляне, где кусты отступили, и можно было не рисковать промочить ноги, поскользнувшись на мокром камне, он с изумлением увидел картину, странность и неожиданность которой даже не дали возникнуть вполне обоснованному в данной ситуации страху.

Из отдалённых кустов, где, как он позже заметил, из ящиков, каких-то брёвен и прочего мусорного хлама было сооружено нечто вроде то ли баррикады, то ли схрона, в его сторону высыпала ватага одетых в тряпьё малолеток. Один держал наперевес вилы, у других в руках были кухонные ножи и палки.

Нападение было настолько внезапным и настолько нелепым, что Рафаэль, разинув рот от изумления, упустил те несколько секунд, в которые он ещё мог дать стрекача с благоприятными шансами удрать.

Бежавший первым малец, в драной телогрейке, болтавшейся на нём чуть не до колен, с ходу двинул ему ногой в резиновом сапоге в пах. Рафаэль согнулся от боли. Дело принимало нешуточный оборот. К счастью, нападавшие посчитали это достаточным и, не тратя лишних слов, как саранча, накинувшись на упавшего Рафаэля, вмиг обчистили его карманы, бесцеремонно вывернув их наружу. Рафаэль не сопротивлялся: несколько кухонных ножей едва не кололи его в лицо. Он хорошо знал, чем заканчивалась безрассудная храбрость в таких ситуациях.

Один из нападавших, взрослее остальных — судя по всему, вожак, стоял в стороне.

— Не густо, — зло сказал он, осмотрев принесённую ему тем самым мальцом, первым накинувшимся на Рафаэля, добычу.

Рафаэль по-прежнему лежал на земле, отходя от боли.

— Раздевайся.

— Чего? — Рафаэль похолодел от предстоящего.

Один из малолеток тут же со всей силы ударил его ногой под рёбра:

— Глухой? Раздевайся.

Остальные загоготали, плотнее обступая Рафаэля.

Он медлил. Бок, куда пришёлся последний удар, сильно болел.

И тут, как по команде, все головы обступивших его пацанов повернулись в одном направлении. Рафаэль не сразу увидел, что там происходит, но тут малолетки чуть раздвинулись в сторону, и сквозь их ноги он увидел, что рядом с их вожаком стоит высокий человек лет двадцати, одетый с блатным шиком: брюки были заправлены в мягкие сапоги с низкими голенищами, с небольшим напуском.

На протянутой ему ладони с трофеями, отобранными у Рафаэля, он небрежно откинул в сторону авторучку, пальцем приоткрыл кошелёк, убедившись, что он пуст и взял кулон. Мельком оглядел его и положил себе в карман расстёгнутого пиджака, одетого поверх лёгкого свитера.

В стороне, у кустов, стоял, широко улыбаясь, точно такой же и точно так же одетый человек.

Близнецы.

Рафаэль никогда до этого не видел самих братьев, фамилия — то ли кличка — которых дала имя их банде.

— Развлекаетесь? — тот из братьев, который положил в карман его кулон, шагнул в сторону лежавшего на земле Рафаэля. Атаман малолеток держался за ним.

— Ага, — с готовностью откликнулся один из шпанёнков и, желая услужить, сильно пнул Рафаэля сапогом, повторив только что звучавшее требование:

— Ну раздевайся, ну!

— Увял быстро. И все в сторону.

Приказ был отдан как бы между прочим, ровным голосом. Но моментально сдул малолеток на два шага назад.

Оба брата — второй тоже подошёл — с любопытством смотрели на хорошо одетого — в театр, блин, шёл — Рафаэля. Уж очень неуместно тот в своём костюме и галстуке выглядел здесь, у реки, в безлюдном месте с какими-то полуразрушенными сараями вдалеке в качестве фона.

— Ну, рассказывай.

Рафаэль встал, отряхнув брюки и пиджак, и коротко пересказал случившееся с ним. Не уточняя, на что именно от растратил все деньги.

— А почему не пошёл верхом? — спросил второй из братьев, мотнув головой по направлению к домам, видневшимся на гребне берега.

— Думал, не встречу.

— Кого?

Рафаэль кивнул головой на шпанёнков.

— Дурак, их ты встретишь везде.

Рафаэля отпустили, приказав не только не трогать, но и довести до его района. Один из малолеток, гордый приказом, данным такой высокой инстанцией, составил ему компанию, избавив по пути от притязаний двух таких же банд, беспрекословно пропускавших его, не трогая, после первых же слов чумазого провожатого. Когда они перебрались через железную дорогу, за которой — сквозь берёзовую рощу — виднелись высокие дома Кировского района, шпанёнок, заявив, что дальше судьба Рафаэля — уже не его дело, исчез.

На следующей неделе, придя в школу, он увидел на груди Вали болтавшийся на цепочке кулон. Тот самый, который он купил в центральном универмаге. Кулон Вале очень шёл, и было видно, что это доставляет ей удовольствие.

В тот день он никак не мог сосредоточиться на уроках, по глупости получил двойку за то, что вовремя не сообразил, как правильно ответить на вопрос исторички, хотя знал правильный ответ. На большой перемене Рафаэль вышел из школы — на набережную, подальше, чтобы не встретить никого из знакомых — и долго стоял у мраморного парапета, глядя вниз на текущую реку, на противоположенный берег, заполненный заводами, и на угадывающийся далеко слева, за широким поворотом реки, Центральный район.

Рафаэль прекрасно понимал, что он хочет Валю. Хочет как женщину, хочет её тело. Он тысячу раз мысленно раздевал её и страстно желал, наконец, узнать соответствует ли реальности его представления об обнажённом — совершенно обнажённом — теле этой девушки.

Но то чувство, от которого ему становилось мучительно тоскливо сейчас, было другое. Он ждал, что оно пройдет. В конце концов, трахнуть бабу не бог весть какое дело. И это чувство действительно проходило. Только очень, очень медленно.

Первый раз, когда он захотел сделать это именно с Валей, был в самом начале лета, перед каникулами. Как раз после того, как он попробовал с Оксаной.

В школьном коридоре Валя сидела на подоконнике. Тогда на ней была белая блузка, туго сходящаяся на груди и короткая юбка. Юбка была отдёрнута, чтобы легче было сидеть, и открывала добрые две трети бёдер. Она как-то грустно слушала Вику, стоявшую рядом и наставительно что-то её говорившую.

Рафаэль не помнил, кто был тогда рядом с ним. Скорее всего, Вадик.

— Сучка, — услышал он его сдавленный шёпот, — рассказывает, наверное, как надо трахаться.

Точно, это был Вадик.

— Чего это ты решил? — спросил его Рафаэль.

— А что она ещё может ей объяснять. Сама она уже раз двадцать давала, а Валька — только четыре.

Рафаэль лишь посмеялся такому точному счёту Вадика. Что ещё с него было взять?

Но вот это "четыре раза давала" наложилось на эту грудь, подчёркнутую узкой блузкой и на эти плотно сдвинутые ноги, почти полностью открытые высокой отдёрнутой юбкой, так что тёмный треугольник между ними там, под подолом...

У Рафаэля встал так быстро, что он судорожно сунул руку в карман брюк, даже не успев отвернуться. Взгляд Вали как раз в этот момент, блуждая по коридору вокруг неё, упал на Рафаэля.

Рафаэлю сразу стало понятно, что она поняла смысл его жеста. В её глазах мелькнуло презрительная насмешка, и она отвернулась с подчёркнутой демонстративностью.

Рафаэль и раньше засматривался на Валю, но сейчас слова Вадика "четыре раза давала" словно убрали какую-то преграду. А почему, собственно, нет?

В этот же день на одной из перемен, Рафаэль подгадал, когда Валя задержалась в классе, копаясь в своей сумке.

Он подошёл к девушке — она, отвернувшись от него, стояла, наклонившись к парте. Рафаэль, чуть приподняв сзади подол юбки, положил ладонь ей на нижний край ягодицы, нащупав пальцами край трусиков.

Валя сначала подняла голову и оглядела класс. Он был пуст. Потом медленно оглянулась. Всё это время она ничем не выразила своего недовольства, и уж тем более не отпрянула с визгом, как поступила бы на её месте в такой ситуации любая из их с Рафаэлем одноклассниц.

И только потом, сфокусировав внимание на Рафаэле, Валя сначала чуть скривила рот, а затем тихо проговорила, совершенно не двигаясь:

— Руку убери.

— А..., — начал было Рафаэль и тут же сумка Вали, резко сорвавшись с сиденья парты оглушительно шмякнула по его лицу.

Рафаэль чуть не свалился на пол и чтобы удержаться на ногах сделал шаг назад, инстинктивно отдёрнув для запоздалой защиты руку из-под Валиной юбки, которая в этот миг задралась ещё выше, на мгновение открыв белые трусики.

Валя, не оборачиваясь, перекинула сумку через плечо и не торопясь — как ни в чём не бывало — вышла из класса.

Рафаэль остался. Хлопая глазами и не зная как ему всё это понимать.

В его доме, на первом этаже жил Скавронский. По имени его никто не называл, для всех он был только Скавронский. После восьмого класса он ушёл из школы, работал на заводе. Кто и где были его родители — вопрос был мутный, никто толком ничего не знал, почему Скавронский жил один. Была, вроде, бабка. Которая, впрочем, тоже — то ли была, то ли нет.

У Скавронского часто были женщины. Что неудивительно в его возрасте при наличии квартиры, целиком находящейся лишь в его распоряжении. Как-то — он жил на первом этаже — пацаны со двора заметили, как он зашёл домой с девушкой и устроили под окном шум и возню, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь занавешенное окно. Даже забрались на подоконник. Скавронский вышел, не крича, отозвал в сторону старшего из буянивших, поговорил с ним, и мелюзга получила приказ от гордого солидным мужским разговором предводителя всё прекратить. Да и всё равно ничего там невозможно было разглядеть: темнело, а свет был потушен.

Тем летом Рафаэль зашёл в этот подъезд к другу. Когда он стал подниматься по лестнице дверь первого этажа, квартиры Скавронского, скрипнула, открываясь. Рафаэль, поднявшийся уже на полмарша, нагнулся, пытаясь сквозь перила разглядеть, кто оттуда выйдет.

Дверь ушла вглубь, из открывшегося пустого пространства раздался женский голос, коротко — мужской. Девушка быстро сбежала по трём ступенькам, отделявшим площадку первого этажа от двери подъезда. Дверь Скавронского, выпустившая девушку, захлопнулась.

Рафаэль даже без этого её движения головой, чтобы откинуть волосы назад, узнал бы её. Валя выскользнула на улицу, и дверь подъезда захлопнулась.

Рафаэль зачем-то (зачем? и так он был уверен, что не ошибся), сбежав вниз, выскочил наружу. Чуть повременив у двери подъезда, чтобы Валя, случайно обернувшись, не подумала, что он вышел именно за ней. Она быстро шла к своему, соседнему, дому. Рафаэль проводил её глазами и наткнулся на взгляд Оксаны. Оксана, кивнув ему — они сегодня ещё не виделись, — взглянула вслед отдалявшейся Вале и снова, уже с изменённым выражением, посмотрела на Рафаэля. Рафаэль сделал вид, что ничего не произошло, и он просто вышел из подъезда, например, от друга.

Оксана жила в соседнем с ним подъезде на первом этаже. Как раз у двери своего подъезда она и стояла. На два года моложе его, она еще почему-то и ходила в другую школу — чуть ли не единственная во всём их районе, ограниченном четырьмя большими домами на их улице и тремя домами на параллельной улице, вторую сторону которой составляла берёзовая роща.

Оксана жила на первом этаже. Окно их кухни как раз располагалось рядом с входной дверью в подъезд. Как-то Рафаэль, проходя мимо, заглянул в это окно. Вся семья сидела за столом, время было обеденное. Оксана, как раз в это время тоже взглянувшая в окно, встретилась с ним взглядом. Медленно, сверху вниз, лицо девушки залила тяжёлая пунцовость, и она потупила глаза. Рафаэль тут же отвёл взгляд и ругнул себя за бесцеремонность, ему жаль было в этот момент Оксану, хотя он и не понимал, чего тут стесняться. Ну, обедают.