Он заволок мясо и прочие трофеи в сарай, где днем успел заметить присыпанные соломой самодельные деревянные санки с обитыми железом полозьями — не на себе же такой груз тащить, а рассчитывать вернуться сюда позже с машиной — не стоит.
Вернулся в дом, дозарядил карабин и прибрался за собой. Рюкзак с завернутым в полиэтилен куском морфятины, топором и всем запасом патронов забросил за спину, автомат повесил на плечо, пистолет остался под курткой. Размахал следы метлой — мало ли, саму метлу бросил у калитки, присыпав снегом. И двинулся по оставленной гостями колее к центру деревни, с карабином наперевес.
В мастерскую они, к счастью, не забрались. Хотя у ворот их разведчики определенно потоптались. Внутри ничего не изменилось. Убедившись, что вокруг все спокойно, прикрыл ворота и принялся за работу. Спустя час куски туши, упакованные в синтетические (и потому не сгнившие) мешки из-под удобрений были готовы к утилизации. Оставался вопрос — как утилизировать?
Сжечь — невозможно. Бензина или солярки — нет. Напалма — тем более. Дрова? Проще тогда затащить в какую избу да поджечь. Но так или иначе, пламя могут увидеть недавние гости или еще кто, не менее дружелюбный. А избавиться от туши желательно как можно незаметнее. Закопать? А ничего, что выпал снег, да и земля понемногу подмерзает? Тут ведь не ведро картошки, а почти два центнера мяса, отдающего ацетоном. Если закапывать, то поглубже. Что тут есть поблизости подходящего, кроме смотровых ям в гаражных боксах? Еще траншея, которой жители пытались окружить Боровино, но до нее тащить минимум полкилометра.
Остановился на более простом варианте. Все семь мешков забросил в открытую горловину ржавой цистерны, валявшейся за периметром склада ГСМ. Видимо, собирались в прежние времена вывезти на металлолом, но не успели. По крайней мере, можно надеяться, что до весны она никого не заинтересует. А там, глядишь, проблема рассосется сама собой.
Закончив, он снова закрыл мастерскую и повесил замок. Нечего упрощать жизнь другим. Не оценят.
Вышел на перекресток. Посмотрел туда, куда ушла колонна. Ничего не видно. Да и не слышно — погода снова портилась, ветер усилился, заглушая все прочие звуки. К тому же, снова пошел снег. Но... Вот это дерево, старое, развесистое, прямо у перекрестка... Что с ним не так? Почему вокруг так натоптано? Нет, понятно, стояли они прямо тут, охранный периметр выставляли... Лазил кто на дерево, что ли? Зачем? Осмотреться?
Вот же ж...
Среди ветвей его сильно прибавившие в качестве зрения глаза выловили четыре хорошо закрепленных шаровидных контейнера. Сомнений не было — в каждом была камера, отвечавшая за свою часть пейзажа. Соориентированы они были вдоль улиц, то есть, гостей в первую очередь интересовали люди с техникой, которая иначе как по дороге не пройдет. Наблюдением за одинокими пешеходами, животными и мертвяками они готовы были пожертвовать. Хотя... кто знает, насколько широкий угол обзора у такой камеры. Да и одна ли камера в таком контейнере?
И что делать? Лезть и снимать? А зачем? Если камеры передают картинку — то это бесполезно. Точнее, поздно уже это делать. Если пишут на флэшки, за которыми хозяева думают вернуться... Все равно нет смысла изымать, сейчас темно. Даже если камера способна снимать в темноте, качество изображения все равно никакое. Максимум, что они увидят — человека в плаще с капюшоном, с рюкзаком за спиной и с карабином в руках. Мародер-одиночка. Лица не разглядеть.
Хотелось думать, что ржавую цистерну за складом ГСМ и подступы к ней, как и ворота мастерской, ни одна из камер не видит. Все-таки административное здание перекрывало немалую часть их зоны обзора.
Ладно, пусть снимают. Только он в таком случае пойдет по дороге, уходящей к шоссе, будто уходит вслед за теми мародерами. А когда зайдет в лес, свернет, обойдет деревню по опушке — невидимый для камер — и, забрав свои трофеи, уйдет в Остров.
Спустя примерно час он уже тащил груженые санки по лесной дороге. В том, что чужие объективы не видели, как он покидал Боровино, сомнений не было — снег валил так, что он сам видел едва ли дальше полусотни шагов.
Наверное, уже давно начали отсчет следующие сутки, но сейчас это не имело никакого значения. Главное — дойти.
4 декабря
Странное дело — холодно ему не было. Нет, холод он чувствовал, но куда больше раздражали лезущие в глаза снежные хлопья. Дорога, всего несколько часов назад перепаханная колесами чужой колонны, уже выглядела так, словно тут неделю никто не ездил. Развилку, на которую утром потерял столько времени, заметил лишь благодаря тому, что дорога плавно завернула вправо.
Последний километр по лесу он почти не поднимал глаза от колеи, поэтому даже не сразу понял, что деревья отступили назад, словно отказавшись идти дальше.
Остановившись на опушке, посмотрел на поселок, но никаких изменений не увидел. Кроме того, конечно, что мятая "буханка" больше не украшала въезд в Остров.
Мареево
Только начинало светать, но она уже вышла из дома. Времени до ухода колонны оставалось еще много, но еще нужно было отдать Ленке ключ — чтобы кормила кошку, если вдруг не повезет с обратным транспортом и придется там задержаться. Только бы погода не подвела. В городе уже говорили, что возможности чистить все окрестные дороги от снега нет. Плохо и с техникой, и с топливом. Дальние деревни уже готовились к тому, чтобы зимовать автономно. И многие надеялись, что хотя бы станет спокойнее — мертвяки вроде бы очень чувствительны к морозам, да и по сугробам лазить несподручно не только живым.
Жаль только, что мертвяки об этом не знают. Морфы в особенности.
Спустя час она уже сидела в кабине "камаза", катящего где-то в середине длинной колонны, уходящей на юг. Водитель — хмурый седой мужик лет пятидесяти — с разговорами не лез, за что она ему была благодарна. Впрочем, меньше чем через двадцать километров расчищенная дорога закончилась, ревущие снегоочистители остались позади, и водитель даже поглядывать в ее сторону перестал. Удержать бы машину в колее да впереди идущий грузовик в поле зрения.
Дорога была тяжелой, но все же не очень длинной. Так что задолго до полудня она уже выпрыгнула в снег на обочине, когда колонна ненадолго встала в ничем не примечательном поселке.
Залив Хара
Лед с хрустом вздыбился, неохотно пропуская черный монолит рубки субмарины. Затянутое сплошной облачностью небо никак на это не отреагировало, разве что снег пошел гуще. Так что если кто и был в этот момент на берегу, то вряд ли что-нибудь мог разглядеть — до субмарины было слишком далеко даже для обладателя хорошей оптики. Впрочем, эта часть Финского залива и прежде не славилась многолюдностью, а сейчас и вовсе напоминала ледяную пустыню.
Минут двадцать ничего не происходило. Потом в стене монолита открылась дверь, выпуская человеческие фигуры, завернутые в зимний камуфляж. Четверо тут же изобразили охранный периметр, еще трое принялись возиться с дроном, который вскоре зажужжал, прыгнул вверх и растаял в снежной мути, скользнув в сторону едва различимого берега.
Результаты воздушной разведки в целом обнадеживали. Берег, все еще считавшийся эстонским, был чист на восемь километров в обе стороны — ни людей, ни зомби. Сканеры не зафиксировали работы радаров. Радиообмен присутствовал, большей частью зашифрованный, но интенсивностью не отличался, большая часть передатчиков при этом пеленговалась в северо-восточном направлении, где прежде располагались крупная военно-морская база и атомная электростанция, по-видимому, ставшие центрами возрождения цивилизации. Ближайшие поселения, судя по всему, оба брошенные, обнаружились тоже к востоку, в трех и пяти километрах от точки, где дрон пересек береговую линию.
Спустя два часа на лед, оказавшийся неожиданно толстым для начала декабря, спустилась группа из двадцати человек. С собой они тащили сани со снаряжением. Достигнув берега, они двинулись к ближайшему поселку, обозначенному на карте как Пяриспеа, предполагая создать там временную базу. Восьмерым после этого предстояло вернуться на борт субмарины, остальным — продолжить путь вглубь территорий, все их знания о которых безнадежно устарели.
Как, возможно, и сам рейд их утратил всякий смысл.
ГЛАВА 3
Остров
Похоже было, что вчерашние гости ограничились лишь тем, что лежало на виду — забрав брошенные прямо на дороге машины, ни к одному коттеджу, даже к самым нетронутым по виду они не приближались. Видимо, потому, что даже самый целый дом обжитым не выглядел.
Но что тогда они искали и что, кстати говоря, сожгли?
Упс...
Уж не тот ли дом на отшибе?
Оставив санки у дома, служившего ему убежищем все последние дни, он прошел по улице поселка до самого конца.
Точно. На месте коттеджа и хозпостроек остались лишь присыпанные снегом кучи пепла и обломков.
Вот сволочи. Хорошо хоть большую часть дров да торфа с углем перетащить успел. А вот солома вся в дым ушла, хотя тоже могла пригодиться. Впрочем, что уж теперь убиваться. Похоже, подумал он, искали того мужика, который сюда умирать пришел. Выходит, не надо было его хоронить. Глядишь, и не пустили бы добро по ветру. Значит, мужик кому-то успел здорово насолить. Кому-то сильному и при власти. Потому и в бега подался. Только недалеко убежал.
Нет, надо из поселка убираться. Прямо проходной двор какой-то. По весне, чего доброго, дачники заявятся. В смысле, бывшие владельцы.
Он спрятал свою боровинскую добычу в подвал к "китайцу", решив разобраться с ней позже.
В свете последних событий откладывать экспедицию на хутор не стоило. В отличие от деревни, Марфинку он рассматривал именно как возможную постоянную базу, на замену Острову. Семнадцать километров — расстояние не ахти какое большое, особенно при наличии техники, но все же не прямая видимость. И туда так легко, как в Остров, не попасть. Что, собственно, и требуется.
Сначала, конечно, пешая разведка. И рассчитывать на ночевку там надо изначально. Судя по карте, последняя треть пути перед хутором и не дорога будет, а так, просека. И не проскочить бы мимо нее. Да еще и на дорогу ту нужно будет выходить через лес — по окрестным дорогам круг получится изрядный.
Он мысленно оценил объем собранного им имущества, как действительно нужного, так и почти хлама, и понял, что выносить-вывозить придется в несколько приемов. Ну, или вообще большую часть оставить здесь.
А почему бы и нет? Оно и так разделено на несколько схронов, как и оружие. Пусть лежит пока. Единственно, технику стоит все же перегнать отсюда всю. Очень уж уязвима она тут. Чего стоило этим вчера пошарить в поселке чуть активнее? Вполне могли оставить его с одной "нивой".
Разобравшись с планами, понял, насколько проголодался. Вареная морфятина пошла и холодной. Погрузившись в сытую сонливость, лениво прикинул оставшийся запас — дня на два-три хватит. Хм, а где потом мясо брать? По лесам за морфами гоняться? А может, вернуться в Боровино? Гости ведь не тронули морфов, запертых в храме? Эти морфы — бывшие люди? Скорее всего, в них от "исходников" осталось меньше, чем в том свиноморфе — жратвы этим досталось больше. Так как? И в деревне безопаснее станет.
Он хмыкнул. Вот уж что его интересовало меньше всего, так это безопасность брошенной деревни для чужих людей. Для тех мародеров, например, что утащили "газон" да приглянувшийся ему тракторный прицеп. Или для тех, что навешали на дерево в центре Боровино совсем не елочных игрушек.
Остаток дня потратил на сборы к новому походу.
К "боровинскому набору" лишь прибавил патронов к СКС. Хотя прихватить карабин с оптикой подмывало, дополнительные стволы решил не тащить, учитывая вдвое большее расстояние и плохую дорогу — если это вообще можно будет назвать дорогой. Вместо санок, позаимствованных в деревне, взял найденные в одном из коттеджей — пусть не такие грузоподъемные, но более легкие и ходкие. Грузоподъемность сейчас была делом последним — оттуда он ничего тащить не собирался. Только туда — если выгорит, конечно.
Что касается прочих деревень в округе, по ним можно будет попозже устроить "экскурсию", как в Боровино — на предмет прояснения ситуации и наличия хоть чего-нибудь.
Снегопад прекратился, небо понемногу прояснялось. К ночи, наверное, ударит мороз. А ведь, если выйти до полудня, вполне можно до темноты и дойти, и разведать, и если расчет верен — устроиться на ночлег в самом хуторе.
Спустя час он снова бросил взгляд на пустой поселок с опушки леса. Постоял, прислушиваясь. И двинулся прочь, стараясь выбирать места, где среди деревьев сможет пройти "урал" — а за ним и остальная техника. На лесную дорогу, обозначенную на карте, он выбрался часа через два.
На дороге не было никаких следов. Видимо, в этой части области если и уцелели какие поселения, то свели контакты с анклавами к минимуму. Впрочем, проверять это он не собирался. Не проезжал и не проходил никто последние несколько дней — и прекрасно.
Километров через пять дорога вывела его к той самой даже не просеке — тропе, по которой нужно было пройти еще три километра до хутора. Похоже, хутор не использовали в последние годы даже как летнюю дачу или охотничью базу — тропа основательно заросла кустарником. Летом ее, наверное, будет трудно заметить. Впрочем, и сейчас он прошел бы мимо, не будь она его целью.
Ветки норовили ударить по лицу, лыжи проваливались в еще не слежавшийся и не подмерзший снег, но он не останавливался — солнце уже заметно сползло к горизонту, надо было спешить.
Наконец впереди наметился просвет.
Конец пути?
Точно. Тропа, скакнув немного вверх, вывела его на большую поляну, по дальнему краю которой, оконтуривая подобие полуострова, на котором разместился бывший хутор, текла небольшая речушка.
Марфинка
Хутор в плане представлял собой поставленные полукругом вдоль берега пять изб с пристроенными к ним сараями (каждый двор образовывал этакую букву "П", где изба служила букве левой ногой). При этом представлял в сильно прошедшем времени. У той избы, что в центре, обвалилась труба, в оконных рамах чернели провалы на месте стекол. Два подворья слева просели крышами и покосились, в окнах не было не то что стекол — рам. Занимавшее правый край развалилось совсем, изображая безобразную кучу бревен. И лишь второе справа выглядело всего лишь брошенным. Всю эту красоту окаймляла изгородь из жердей, впрочем, тоже во многих местах лишь воображаемая.
Над трубой единственного целого на вид дома дыма не наблюдалось. Как и человеческих следов на снегу вокруг него.
Выждав несколько минут, он прошел через остатки того, что когда-то обозначало ворота. Обошел хутор, спугнув какую-то птицу в одной из покосившихся изб, и тощую лисицу, таившуюся под бревнами. Убедившись, что в уцелевшем доме нет ничего опаснее паутины и рассохшейся мебели, вернулся на опушку за своим грузом.
Принес более-менее сухих дров, оставшихся с черт знает каких времен, растопил печь. Подперев дверь, устроился ужинать. Ужевал приличный кусок морфятины и вроде не поймав никаких неприятных ощущений, завершил это чаепитием. Жаль только, вместо чая был слегка остывший кипяток, но прогреть нутро удалось. Вскоре накатила уже знакомая вялость и сонливость пополам с усталостью, и он забрался на печь, устроившись просто на голых кирпичах — давно сгнившее тряпье вызывало раздражение даже при его слабом нюхе. Поэтому весь хлам с печи выгреб за дверь, уже в полудреме пообещав себе завтра прибраться поосновательнее.
