Призрак (Литературная дорама). Часть первая

И кажется, даже дал ей 'поводить'. Неизвестно, имела ли Инсон в своей прошлой жизни водительское удостоверение, но сейчас и здесь она управлялась машиной так же, как давеча с шахматами: вдохновенно, безоглядно, не колеблясь. И вот, что странно — его алый зверь, как и домашний зверь Хин — принял ее, полюбил и слушался, какие бы кульбиты она не выделывала на ночной дороге.

Казалось, все это будет длиться вечно: темнота, дорога, скорость — словно они мчались сквозь ночь на колеснице, запряженной пятицветными драконами Ёнванами . Но начал светлеть восток и спохватившийся Джой потеснил призрачную девушку за рулем и в собственном теле. Через десяток километров очередная камера слежения, и вообще такими темпами они скоро въедут в соседнюю область. Пора возвращаться. Переполненная впечатлениями Инсон возражала не очень и дремала в нем до самого возвращения в город.

А уже дома, куда он вернулся усталый, но странно довольный, словно не маялся подростковой дурью-гонками за рулем, а заключал трудную, но удачную сделку, предложила ознакомить ее еще и с сексуальными ощущениями.

Опешивший Джой даже не изумился и не слишком разозлился. Просто среагировал, не задумываясь, привычно — как тогда, когда требуется раз и навсегда отшить непорядочных и назойливых партнеров.

— Довольно. Убирайся из меня. Немедленно!

Получилось это у него так, что Инсон даже спорить не стала. Когда он перешагнул порог своей квартиры, та зона в его мозгу (душе?), которую он определил как Инсон, сузилась до размеров мушки, а потом и вовсе схлопнулась. Вышла, значит. На некоторое время Джой почувствовал себя дезориентированным — даже вынужден был прислониться к стене, как будто пустота там, где только что находился дух Инсон, вызвала у него головокружение.

— Ну вот и славно, — сказал Джой самому себе и наверняка обидевшейся Инсон, кое-как добрел до спальни и рухнул на кровать.

Ну что ж, по крайней мере, он выполнил почти все желания привидения, и Инсон даже не сможет наябедничать предку, что правнук обошелся с ней неучтиво. И нечего! Пора ему уже возвращаться к привычному деловито-дневному образу жизни. А то вон Мария уже волнуется. А иной мир пусть подождет. Рановато еще с ним общаться.

И с этой утешительной, однако отчего-то не утешающей мыслью он завел машину.

Странности в себе Джой заметил далеко не сразу. Все те же повседневные вопросы, которые необходимо решать. Профи Мария давно уже отсортировала их по мере срочности — вплоть до следующего месяца. Все те же проблемы с поставщиками, согласованием, с техникой безопасности на стройках — а не устроить ли уже внезапную проверку, а то что-то его служащие расслабились? Обедал он сегодня на рабочем месте — надо наверстывать упущенное. Да и вообще, нет у него теперь компании...

Иногда он, правда, подвисал на несколько мгновений, с недоумением глядя на списки материалов, цифры и цветные графики, словно видел их впервые, но потом в голове прояснялось — а он что, хотел ясности ума и четкости суждений, несколько дней подряд не высыпаясь и ведя избыточно-активный образ жизни? Ладно, сегодня наверстает — прямо сразу после работы рухнет спать...

В дверь заглянула его референт и воскликнула странно восторженным, не похожим на обычный задиристо-деловитый голосом:

— Джой, спасибо большое! Но по какому это поводу?

Поначалу он подумал, что повысил ей таки оклад, но потом сообразил, что опять забыл, скотина неблагодарная! Тогда что он такого — судя по виду Марии, приятного, — он сделал?

Женщина сама объяснила — что. Распахнула дверь, и Джой увидел на ее столе гигантскую, высотой ему по грудь корзину цветов. Неуместно пышная и кричаще, базарно ярко оформленная, она так кидалась в глаза, что затмевала всю стильную приемную.

Мария сияла.

— Там прикреплена открытка от тебя: 'Драгоценной от Джоя, с благодарностью'. Но к чему это? Восьмое марта уже прошло, до моего дня рождения далеко...

Теперь Джой смутно припомнил, как перед обедом нашел сайт цветочного магазина. Внезапно пришедшая в голову мысль подарить референту цветы тогда ему показалась удачной. Но почему?

— Н-ну... — промямлил он с тщательно скрываемым смятением: — я подумал, что цветы украсят... интерьер. Ты же не против? Помнится, ты любишь, когда мужчины дарят цветы.

— Люблю, конечно! — Мария ходила вокруг грандиозного букета, поглаживая, рассматривая и обнюхивая. Джой прислонился к косяку, издали подозрительно приглядываясь к собственному подарку. — Муж дарил мне цветы всего три раза за всю нашу совместную жизнь. Первый раз на свадьбу, второй на рождение сына, а третий на пятидесятилетие. А ведь знает, паршивец, как я их люблю! Все вы, мужики, упертые!

— Это я-то? — оскорбленно осведомился Джой. — Где ты найдешь еще такого шефа? Тебя слушается, цветочки дарит...

— Ну ты-то у меня золотой! — Мария, подтанцовывая, подошла к Джою, привычно огладила лацканы его пиджака и смачно, от души, расцеловала в обе щеки. — Дай бог тебе здоровья!

Ощутив внезапно накатившее раздражение, Джой перехватил одной рукой обе ее руки, и слегка потряс ими в воздухе, словно привлекая внимание к своим словам.

— Мария, давно хотел тебе сказать; мне очень не нравится, что ты меня... лапаешь!

Крепко сжал ее запястья и отпустил. В следующее мгновение он был готов отхлестать себя по губам, но поздно. Мария безмолвно смотрела на него, медленно багровея.

— Мария, я... — сказал Джой, сам толком не зная, что хочет сказать. Извиниться?

Секретарь резко отвернулась и села за свой стол, спрятавшись от него за монументальным букетом. Джой постоял еще и вернулся в кабинет, так осторожно прикрывая за собой дверь, словно боялся, что та сорвется с петель и поддаст ему по заду.

И поделом бы.

Он задумчиво прошелся по кабинету, изучил пейзаж за окном, видя его словно впервые — в какой-то мере так оно и есть! — высотные здания бизнес-центров, зеркальные затененные стекла центральных банковских офисов. Деловой район города, куда он не так давно перебрался со своей фирмой: престиж требует... Джой сел в кресло, аккуратно выровнял бумаги по стопочкам, положил ручки параллельно, смахнул невидимую пыль с клавиатуры.

И сказал:

— Выходи, мерзавка!

* * *

Я очень старалась, чтобы он меня не заметил. Затаилась, стараясь не то что ничего не делать, но даже и не думать. Не вмешивалась и в управление машиной, как бы мне этого не хотелось — ах, как классно все было вчера! Действительно сказка, сбывшаяся сказка, возвращение в живое человеческое тело, о чем явно или тайно мечтает каждый из нас. Пускай меня пустили в него лишь на время, дали 'поносить', но Джой вчерашним вечером и ночью выполнял все мои желания... ладно, почти все. Были даже краткие мгновения, когда мы как будто сливались в одно, не мешая, не оттесняя, не подавляя друг друга: одно тело, два разума, две души.

Наверное, я слишком пожадничала. Хотя это объяснимо — я просто охмелела от избытка телесных ощущений, от вкусов, от запахов, от прикосновений к окружающему и к самой... к самому себе — всего того, чего была лишена неизвестно сколько времени. Я вспомнила, что значит горько и сладко, ощущение тяжести и холода ключей на ладони, как скользит гладкая ткань по телу, как ветер бьет в лицо, выжимая слезы...

Вспомнила, что значит жить.

И когда Джой велел мне убираться, я просто не смогла этого сделать — как это, выйти и вновь перестать быть?! Сжалась, свернулась, затаилась, ожидая, когда он перестанет сердиться, и мы сможем спокойно поговорить. А Джой решил, что я вышла, и тут же завалился спать, кое-как раздевшись.

Прошло немало времени, прежде чем я осмелела и тихонько выползла из своего укрытия. Тело Джоя — сейчас и мое — мерно дышало, расслабленно раскинувшись на приятных коже сатиновых простынях. Я осторожно попробовала потянуться, повернуться набок, прижаться щекой к мягкой подушке — тело не сразу, медленно, но все-таки послушалось. Не то что Джой бодрствующий, в любой момент готовый перехватить на себя управление — тогда мышцы и нервы терялись, не зная, кого из нас в первую очередь слушаться, и получались какие-то короткие, неровные, отрывистые и бестолковые движения.

Я мягко и вкрадчиво растянулась-распространилась по всему его длинному, ленивому, тяжелому телу. Дышала с ним в унисон, ощущая всей кожей прохладный ветерок, дувший порывами в распахнутую дверь балкона. Мышцы Джоя подергивались, двигались глазные яблоки, трепетали ресницы, дыхание становилось то резким, прерывистым, то вновь размеренным, глубоким — он видел сны, но я-то их не видела... Можно сказать, я овладела его спящим телом, но не сумела проникнуть в его сознание.

Полностью ли дух поглощает личность человека, заставляя того поступать и говорить так, как ему (духу) заблагорассудится? Или все же человек иногда действует и рассуждает по-прежнему, как до того, когда ему была подсажена чужая сущность? Или хозяин тела оттесняется на самые задворки разума и души, как ядро ореха, безмолвный и беспомощный, бессильно наблюдающий за происходящим?

Наслаждаясь новыми (старыми забытыми) ощущениями, я была готова к любому варианту — лишь не быть изгнанной вновь в не-существование. Может, стоит опять затаиться, понаблюдать за жизнью, за поведением Джоя? Попробовать потихоньку овладеть его сущностью, не ломая жестко разум и характер, не привлекая внимания к неизбежным странностям и раздвоенности — мне совершенно не улыбалось провести остатки дней в живом молодом теле, запертом в 'психушке'. Хватило уже нашей призрачной псих-компании, от которой невозможно никуда деться...

Я даже пыталась вникнуть в его работу, но все эти неизвестные цифры и термины навевали на меня дремоту: я с трудом удерживалась от виртуальной зевоты, вслед за которой неизбежно бы последовала всамделишная зевота Джоя. Когда секретарша в очередной раз занесла бумаги на подпись, я вспомнила слова Джоя, что однажды Мария вытащила его из такой ж... то есть из очень тяжелой ситуации, а он все никак не соберется ее отблагодарить. Почему бы ему не сделать самого элементарного — вручить цветы? Я подтолкнула Джоя лишь самую малость — и ощутила прилив радостной гордости: практически не отрываясь от работы, Джой моментально нашел цветочный сайт и заказал букет в офис. Пусть и выбрал не по красоте, а исключительно по размеру — но все же сделал именно то, что я пожелала!

Я не ожидала, что Мария тут же накинется на Джоя с поцелуями благодарности. До чего же прилипчивая тетка! Он ей в сыновья годится, а она все равно то и дело вешается к нему на шею! Ну я ее и отчехвостила — естественно, через Джоя. Нечего парня лапать, а то он слишком тактичен, чтобы сказать прямо, что это его раздражает.

Кто же знал, что именно поэтому Джой поймет, что я все еще внутри.

— ...Выходи, сказал! — повторил он мрачно.

Я сжалась в комок, почти в точку: меня нет... нет... Нет!

— Инсон, я тебя вижу и чувствую. Прекрати валять дурака и выходи. Я с собой и янкин мобильник захватил на всякий случай — вдруг ты появишься.

Я растрогалась — ну какой же он заботливый и внимательный! — но не до такой степени, чтобы послушно выскочить из уже обжитого тела.

— Инсон! — воззвал ко мне Джой голосом с такой знакомой металлической Чжоевской интонацией, что я рефлекторно не могла не отозваться. Пискнула жалобно:

— Я не могу!

Я имела в виду — мне невыносимо жалко и тяжело расставаться с только что обретенным, пусть и чужим телом, — но Джой понял по-своему. Звезданул ладонью по столу так, что я вздрогнула, а наша общая рука онемела, и рявкнул:

— Я так и знал! Ты во мне застряла?!

— А? Да... — и я зачастила. — Да-да-да, застряла, совершенно не представляю, как из тебя выбраться!

Джой прислонил ко лбу горящую распухшую ладонь и произнес несколько слов.

— Не ругайся в моем присутствии! — укоризненно заметила я.

— Да ты теперь всегда во мне присутствуешь! — простонал Джой. — И надолго это?

Мне очень хотелось сказать правду: 'навсегда', — но я решила приучать его к этой мысли постепенно.

— Где же этот мой чертов предок? Послал с поручением полную неумеху и теперь умывает руки?! А мне прямо хоть шаманку ищи и мом-кут проводи!

— Это еще что?

— Изгнание злого духа из, — Джой звонко похлопал себя по груди, — доброго человека!

— Экзорцизм, что ли? — Интересно, а подействовал ли на меня хоть один из этих обрядов — шаманский или христианский? Я попридумывала, что бы сказать Джою такого утешительного. — Ну не расстраивайся ты так! Мы же можем принести друг другу огромную пользу!

— Я-то тебе понятно какую! Давай, пользуйся на всю катушку! — Джой махнул обеими руками вдоль собственного тела. — А ты-то мне на черта?

— Ну... я могу тебе рассказывать все про женщин, допустим. Я же тебе подсказывала про эту твою юристку, все было правдой?

— Лучше бы ты рассказала всего про одну женщину-призрака, — проворчал Джой, вылезая из-за стола. — И с какими глазами я теперь должен появиться перед Марией?

— А чего она!

— Ты бы для начала меня самого спросила — нравится мне эти обнимашки или нет?!

— А тебе нравятся?

— Мария — очень щедрая на внимание и помощь женщина, а я... ты с ней так! — Джой задержал руку на ручке двери, резко выдохнул и открыл дверь. Стремительно пересекая приемную, бросил в сторону букета: — Сегодня не вернусь, если что — я на сотовом. До завтра!

Букет что-то невнятно прошелестел в ответ.

Я восхитилась:

— Вот это я понимаю, решительный мужской поступок: взять и сбежать от неприятностей!

— То есть ты натворила, а я из-за тебя теперь должен ей в ноги валиться?! — вскипел Джой. Если учесть, что оба мы говорили его ртом, некоторое внимание окружающих в лифте мы себе все-таки обеспечили. Джой растянул губы в улыбке и выскочил в раздвинувшуюся дверь на первом этаже.

— Куда едем? — мирно поинтересовалась я.

— Сегодня уж точно не тебя развлекать! — буркнул Джой. — И — ты не можешь переключиться на мысленную речь? Я не привык выглядеть шизофреником.

— Ну так привыкай!

Джой оскалился, зашипел и я опять предупредила:

— Я все слышу!

— На это и надеюсь, так что сама привыкай! — злорадно посоветовал Джой, и мы поехали. По дороге все-таки попробовали потренироваться в безмолвном диалоге — получилось. Причем я по-прежнему не могла слышать мысли Джоя, как он боялся, а я надеялась: только если он проговаривал что-то про себя.

То есть мы все еще остаемся двумя автономными сущностями в одном теле.

Я задумалась. У меня, как и у Джоя, нет никакого опыта в одержимости. Должна ли я действовать напористей, агрессивней, решительно подавлять ум и дух парня? Как? И что с ним, в конце концов, станется — полностью исчезнет, растворится, сольется со мной? Или будет безмолвным покорным рабом, которого я иногда буду выпускать погулять на коротком поводке собственного тела?

Я с удивлением поняла, что мне не нравится ни тот ни другой вариант. Конечно, надо отбросить сантименты! Помнить, что это — шанс из возможности с неизвестно сколькими нулями после запятой, который наверняка не выпадет мне снова, с моей-то невезучестью в призрачном существовании, да наверняка еще и при жизни, иначе бы я не стала призраком так рано... А тут живой — вот дурак! — добровольно пустил меня в себя, да что там — сам пригласил!