Изольда Великолепная. Общий файл. Главы 1-38

Да черта с два!

Я буду горда, немногословна и...

Додумать не получилось. Я вдруг очутилась в круговороте людей. Что-то дымило, громыхало, кричало, визжало, падало рядом, поднимая тучи пыли. С телеги сгружали сено, ловко подхватывая трехрогими вилами, осыпая меня водопадами трухи. Лошади тянули морды, норовя ухватить кусок посвежей.

— Поберегись...

Я вынырнула из-под сенопада, чтобы разминуться с повозкой.

— Смотри, куда прешь, коза...

Я — не коза!

Телегу волокла пара быков с длиннющими рогами. Меня они проводили задумчивым взглядом, который заставил вспомнить, что быки не слишком-то красное любят, а тореадор из меня вряд ли получится.

— Не зевай!

Орали со всех сторон и сразу. Носились мальчишки с ведрами, расплескивая воду на камень. И грязные ручьи устремлялись к стенам замка. Воняло навозом, человеческим потом, дымом и железом. Лаяли собаки.

Откуда столько людей? И почему они снаружи?

Расставляют палатки, меченые разноцветными колышками, раскладывают костры.

— Эй, красавица, куда гуляешь? — передо мной возник высокий парень.

— Никуда, — честно ответила я, подумав, что вот это знакомство — точно не предел моих мечтаний.

Парень не спешил убраться с дороги, но разглядывал меня с просто-таки профессиональным интересом. Сам он был темноволос и смугл. Зеленый кафтан его пестрел заплатами, а вот плащ был почти новый, как и щегольской берет с длинным пером.

— Дорого берешь? — он вытащил монетку и подкинул в воздухе. — Или как?

— Или как.

Я попятилась, но оказалось, что путь мой преградил другой незнакомец — массивный, но какой-то весь мягкий с виду, словно из теста вылепленный. Его блеклое лицо пестрело оспинами, а на лысой голове виднелся шрам, уродливым швом скреплявший обе ее половины.

— Не спеши, красавица, — темный схватил меня за руку. — Еще не познакомились, а ты уже бросаешь. Нехорошо. Меня вот Сигом звать. А это — Так. Ты у нас кто? Я думал, ваши поотстали на переправе. Ан нет... Повезло!

Сомневаюсь.

— Я, — глубоко вдохнув, я постаралась успокоиться. Кричать бесполезно — не услышат. А если услышат, то... что? Кому какое дело до меня? — Я — леди Изольда.

— Леди, значит, — руку мою отпустили. — Слышь, Так, она у нас леди.

Великан кивнул и поскреб шрам. Пальцев у него на руке было четыре.

— И что же леди делает в таком месте?

— Мы... мы заблудились.

— Печально как.

— Ага... — я ковырнула соломенный ком.

Туфельки мои не предназначались для подобных прогулок. Да и перехотелось мне гулять. Погода ныне не та... ветрено очень.

Пауза становилась неприличной. Меня ощупывали взглядом с ног до головы, с головы до ног, и снова, примеряясь, сколько правды в моих словах.

Они не посмеют тронуть леди.

Наверное.

— Леди не выходят из замка, деточка, — медленно произнес великан, голос у него был рокочущим, как морской прибой. — Леди носят парики и вот такие платья.

Он растопырил руки, демонстрируя размах кринолина.

— И цацки, — подтвердил Сиг.

А я без колец... и даже то, с сапфиром оставила. Впрочем, разве имела я право его носить? Нет. И что теперь? Меня изнасилуют, а потом убьют к вящей радости леди Лоу?

Или просто изнасилуют?

Или просто убьют.

Какие-то однообразно неприятные варианты.

— Нехорошо лгать, — мягко и как-то очень страшно произнес Сиг.

— Я не лгу! Я...

Он прижал палец к губам, говоря, что лучше бы мне помолчать. И я запнулась. Я глядела в черные глаза Сига, не в силах шелохнуться. А надо бежать!

Поздно бежать. На этот раз — поздно.

И финал, пусть предопределенный не мной, справедлив. Я же знала, что когда-нибудь придется ответить за все. Время пришло, Изольда.

— Да не дрожи, не обидим, — пообещали мне, касаясь щеки холодной ладонью. — Мы немного поиграем и отпустим. Заплатим, чтоб ты не думала... у нас есть деньги...

И я сделала единственное, что могла — зажмурилась.

Кайя понял, что вставать придется, когда солнечный свет пробрался-таки под подушку. Тошнота отступила. И головная боль поутихла. Если не делать необдуманно резких движений, то все обойдется.

Одевался Кайя медленно, сражаясь с каждой отдельно взятой пуговицей, которые в честь нынешнего утро все вдруг решили проявить характер. Мелкие, перламутровые, они издевательски выскальзывали из пальцев, и никак не желали пролезать в тугие петли.

Но Кайя справился. Он был дотошным человеком.

Дверь прикрывал аккуратно. И под ноги смотрел внимательно, боясь оступиться. Не то, чтобы падение с лестницы повредило бы ему, скорее уж оно способствовало бы возвращению похмелья, к чему Кайя был морально не готов. Проклиная вино, Урфина и верноподданных, которые никак не могли обождать до завтрашнего дня, Кайя покинул комнату, давно служившую убежищем.

Заверещал герольд. Било нанесло удар по бронзовому кругу, и от звука этого потемнело в глазах. Он разнесся по замку, возвещая всем, что Лорд-Протектор идет.

Бредет. Качается и давит вздохи.

Тотчас слева возник лорд-канцлер, а справа — лорд-казначей. Заговорили они одновременно, как-то очень уж громко, и Кайя взмолился:

— Потише!

Жаловались, что было естественно. На Урфина, что тоже было естественно. Просили о чем-то, и это снова было естественно. Кайя кивал — крайне медленно, осторожно — надеясь, что когда-нибудь сообразит, о чем идет речь. Его не оставляло ощущение, что он упустил из виду что-то очень важное.

— Вы должны предпринять меры! — лорды воскликнули одновременно и с ненавистью воззарились друг на друга.

— Предприму, — пообещал Кайя, пытаясь вспомнить, что же он упустил.

— Стоять! — по руке Сига ударила палка. — Сиг убрать рука!

Держало палку странное существо. Невысокое, худое до изможденности, закутанное в разноцветные лохмотья, оно лишь отдаленно напоминало человека. Черную кожу его покрывали многочисленные шрамы, которые складывались в узор и смотрелись столь же гармонично, как и короткие косицы. В них были вплетены обрывки лент, птичьи перышки и куски стекла. Нижнюю губу украшала тройка широких колец, а сквозь ухо продет был обломок ребра, судя по размеру — кошачьего.

— Не лезь, Лаша, — пригрозил Сиг, впрочем, не особо уверенно. — Или ты ревнуешь?

— Лаашья! Сиг звать Лаашья! Сиг убрать рука. Леди не бояться Сиг. Леди не бояться Так. Сиг и Так неумные.

Я охотно согласилась с панкующей девицей — все-таки она была девицей.

Сердце грохотало, как взбесившийся бронепоезд.

— Сиг и Так не видеть. Платье. Аттайский шерсть. Мягкий шерсть. Легкий шерсть. Стоит золото. Много золото! — Лаашья растопырила пальцы, впрочем, не выпустив гладкую палку желтоватого костяного цвета. — И платок. Саккарам. Саккарам далеко. Три по три плыть. Один город платок делать. Один платок — один зеленый камень. Дорогой.

Изумруд, что ли? По глазам Сига я поняла, что теперь меня могли и ограбить. Перспектив в жизни прибавлялось, но они по-прежнему были упорно пессимистичны.

— Ты ошибаешься, душенька, — Сиг потер руку, на которой проступала красная отметина от удара палкой.

— Лаашья знать. Лаашья иметь корабль. И грабить. Купец слабый. Ехать за платок. Лаашья и сестры ждать у камень. Нападать и все резать. Большая Мать радоваться! Лаашья иметь много платок! — она вздохнула огорченно и добавила. — Давно. Лаашья поймать. Сестра злой. Хотеть сам корабль иметь. Отдать Лаашья белый люди. Они думать вешать.

Я мысленно сказала спасибо тому, кто ее помиловал.

Возможно, все еще наладится. Настька подождет... она ведь давно ждет. Что ей пару дней... месяцев... лет. Мы ведь все равно встретимся, но позже.

Если повезет.

Я расскажу смешную историю о собственной глупости, а она не задаст тот самый вопрос, которого я боюсь.

— Леди носят другие платья, — пробасил Так, качнувшись. А он вдвое, если не втрое крупнее моей защитницы. Надо бы бежать, но куда? Я сомневалась, что сумею найти ту дверь, через которую попала во двор. И уж тем более, что добегу до нее.

— Так платить голова, если обидеть леди! Лаашья должна Так два жизнь! Так не трогать леди. Так жить. Лаашья должна Так один жизнь.

Спорить они могли долго. Мы с Сигом переглянулись — прежней наглости в нем поубавилось — и он сказал:

— Идем к Сержанту. Пусть решает.

Никуда идти мне не хотелось, но похоже, особого выбора не было. Слева меня конвоировал Так, справа — Сиг. А впереди, не то показывая дорогу, не то перекрывая и этот путь к побегу, шествовала Лаашья.

Надеюсь, идти недалеко.

И моего везения хватит, чтобы выжить.

Играла музыка, как-то на редкость мерзко. Особенно скрипки. Кайя смотрел на то, как порхают смычки в руках музыканта, и ему казалось, что скользят они не по струнам, но по натянутым до предела нервам.

День тянулся.

Прием и того хуже.

Не то, чтобы дел набралось больше обычного, скорее уж каждый, кому случилось оказаться в замке, счел необходимым засвидетельствовать свое глубочайшее почтение Лорду-Протектору. И старый клещ Кормак следил, чтобы почтение было надлежащей степени глубины.

В состоянии похмелья весь этот фарс переносился особенно тяжело.

— ...и славный тан Кавдора, графство Морэй желает... Вашей Светлости... чтобы... и верный рыцарь...

Герольд бубнил имя за именем с прежним утомительно бодрым видом. Кайя кивал, что-то отвечал, благодарил и улыбался. Он очень старался выглядеть дружелюбно, но подозревал, что получается плохо.

— ...маркиз Броуди...

Маркиз — тучный пожилой человек — долго кланялся, лепетал что-то высокопарное, то и дело поглядывая на лорда-канцлера.

— Маркиз страстно желает представить Вашей Светлости свой проект, — пояснил мормэр Кормак. Как у него получается говорить вроде бы и на ухо, но при этом не сходя с места и вообще не изменяя позы? — И я имел смелость уверить маркиза, что вы примете и выслушаете его.

Кайя кивнул. Примет. Выслушает. Он привык принимать и слушать. Скрипки пошли на новый круг, и ударили разом, резко, до того болезненно, что Кайя закрыл глаза.

Вернуться. В постель. Лечь.

Выспаться.

Простые желания. И какого он, обладая высшей властью, не способен исполнить их?

— Прием окончен! — рявкнул герольд, ударяя треклятой тростью по полу.

Надо будет приказать, чтобы трость подбили войлоком. И пол тоже... или пол неудобно? Войлок не блестит, но ходить по нему станут тихо-тихо...

Зал опустел. И скрипки смолкли, но тишина не принесла облегчения, напротив, теперь Кайя определенно понял, что где-то допустил непростительную ошибку. Еще немного и он поймет, где.

— Ваша Светлость, — лорд-канцлер не позволил ухватить мысль. — Надеюсь, у вас будут силы принять еще одного посетителя, который мечтал о том, чтобы увидеть вас вновь.

Он не стал ждать ответа, но бросился к одной из тех дверей, которых в любом замке великое множество. Они неприметны, скрыты в ложных нишах и в тенях арок, упрятаны за шелками гобеленов и ненастоящих стен. Их петли никогда не скрипят, а сквозняки не смеют выдавать их присутствие.

Эти двери удобны, если желаешь оставаться незамеченным.

— Ваша Светлость, — мягкий голос со вкусом меда. — Я бесконечно рада увидеть вас вновь.

Леди Лоу плыла над полом под нежный звон серебряных колокольчиков, нашитых на юбку.

— Мне нестерпимо тяжело было разлучаться с вами на столь долгий срок, однако теперь я смею надеяться, что...

Само совершенство, отлитое в золоте. Платье мерцает, кожа бледна. Черты лица идеальны и сложная изысканная прическа лишь подчеркивает неземную хрупкость этого создания.

Но сколько в этом правды?

Урфин не стал бы врать. Или стал бы?

— Это мой вам скромный дар, — леди Лоу присела в реверансе и протянула шелковый сверток. — Думая о вас, я вышивала это полотно...

Белый паладин на синем щите, перечеркнутом алой лентой.

Герб Дохерти.

— ...уверяя себя, что в тот день, когда сделаю последний стежок, то удостоюсь счастья увидеть вас.

Шелк был прохладен. Вышивка — идеальна, как и женщина, ее создавшая, но...

— Благодарю вас, леди Лоу.

Она протянула руку для поцелуя, и Кайя, коснувшись холодной, как шелк, кожи, вдруг вспомнил.

Передав вышивку лорду-канцлеру, который всегда сам распоряжался подобного рода случайными дарами, он спросил.

— Скажите, мормэр Кормак, а где моя жена?

Глава 12. О любви к животным и мужьям.

"Я в реке, пускай река сама несёт меня", — решил Йожик, как мог глубоко вздохнул, и его понесло вниз по течению.

Сказка о рыцаре Йожыке, чье храброе сердце подсказало правильный путь в заколдованном лесу, записанная со слов леди Дохерти славным миннезингером Альбрехтом фон Йохансдорфом.

Идти пришлось не то, чтобы далеко, скорее уж путь был запутан. Сначала мы прошли телегу, на которой возвышалась странного вида штуковина — этакая большая, очень большая ложка на деревянных подпорках, обвязанная кучей веревок. Выглядела она на редкость воинственно для ложки. Сиг охотно пояснил, что штуковина называется "онагр" и предназначена для швыряния камней. Потом он показал мне маргонель. И баллисту, и даже таран — могучий ствол, украшенный бараньей головой.

— Этим тараном лорд Дохерти высадил ворота Дингвалла!

Очаровательное хобби. Кто крестиком вышивает, кто ворота штурмом берет. Я рада, что Его Светлости есть, чем заняться на досуге.

Нервное веселье, на грани истерики, клокотало в крови. А за тараном начинался палаточный город. Здесь было грязно и шумно. Кто-то мылся, поливая себя из ведра, отфыркиваясь и матерясь. Кто-то кашеварил. Кто-то спешил развесить одежду, сам оставаясь почти голым... играли в кости. Чинили сапоги.

Выясняли отношения.

На Така налетел какой-то тип с ножом, но получил пинка и откатился безвозвратно, что меня лишь порадовало. К чему новые опасные знакомые, когда и старых хватает?

— Сержант! — окликнул Сиг.

И я увидела лошадь. Прелестную кобылу изабелловой масти, плотного сухого телосложения. Небольшая голова с квадратным лбом и слегка вогнутой переносицей, высокая шея с лебединым изгибом, прямой круп и характерно высокий хвост.

Красавица!

Большие выпуклые глаза смотрели на меня с печалью.

И ноги передние были отставлены как-то странно, а задние подведены под туловище. Голова опущена, а на боках, на шее лошади проступали темные пятна.

Перед кобылой в позе роденовского мыслителя — только если ваяли его с серой шинелью — застыл человек. Сидел он в полоборота, я видела ежик светлых волос и старый шрам, просвечивавший через них. Изрезанную мелкими морщинами щеку, и слезу, которая медленно сползала по этой щеке.

— Сержант, тут это... Сержант... — Сиг вдруг заговорил тихо, как говорят у постели умирающего, хотя на умирающего Сержант никак не походил. Скорее уж — скорбящий родич. — Мы того...

От Сига отмахнулись, не удостоив и взгляда.

Вздохнули оба — и лошадь, и человек — одновременно. И сколько му?ки было в этом вздохе!

— Он сказал, что все... что нет шанса... что может только отпустить без мучений. Мою Снежинку отпустить? Без мучений? — в голосе Сержанта прозвучало столько искреннего удивления, что мне стало жаль его, хотя я все еще не понимала, в чем дело. — Я сказал, что его самого отпущу... без мучений.