Кордон

Едва караван пересек оговоренную черту, отмеченную приметной веткой-кривулей, как вышел поперек тропы Водичка с 'барабанкой' в руках и нехорошим блеском в глазах. Защелкали затворами остальные пограничники, азартно завопил проснувшийся Байда, размахивая револьвером...

Контрабандьеры уныло подняли руки, к оружию и не потянувшись.

На то, что именно так, скорее всего и произойдет, Водичка упирал особо. И дважды повторил, что сразу на поражение стрелять не стоит. Разумнее первым выстрелом продырявить небо или какой-нибудь клен. Логику советов ландфебеля Анджей понимал. Если существуют неписанные правила, лучше их соблюдать. Ни граничарам, ни пограничникам, война не нужна. Все жить хотят. А в местных лесах можно долго друг за другом гоняться...

Контрабандьеров засунули в тот же второй угольный склад, где на грязных мешках дрых Матиуш. Задержанную контрабанду — какие-то травы, пахнущие специфически терпко, и несколько фунтов золотого песка — заперли в огромном несгораемом шкафу в подвале.

Анджей принял заслуженные поздравления, отчаянно стараясь не зевать. В глаза будто песка сыпанули, мир временами тонул в сероватой дымке — но Подолянский держался. Гвардия, это вам не шубу в кальсоны заправлять! Материальные блага, сиречь премиальные, Темлецкий пообещал рассчитать к понедельнику. Ну а когда на руки придут — на то воля Царицы Небесной и бухгалтерии баталионной.

Впереди была ночь, полная огня и заполнения бумаг. Протокол осмотра места происшествия, протокол опроса свидетелей, показания задержанных... И все в трех экземплярах разборчивым почерком, чтобы подслеповатые чинуши в бригаде глазки свои не сломали окончательно.

Прапорщик вышел на крыльцо передохнуть хоть немного — правая рука, отвыкшая от такого количества писанины, работать отказалась категорически. Встряхнув кистью пару раз, от души выругался. Уже рассвет скоро, а еще несколько листов заполнить надо. Хорошо хоть бланки типовые, отпечатанные в типографии Генерального Штаба Департамента Обороны. А то ведь еще и черчение пришлось бы вспоминать. С полями, рамками и прочей корректорской чепухой.

Приглушенно светилось окно в домике геологов. Мелькнул изящный силуэт, пропал тут же...

Интересно, чем занята? Переписывает отчет за профессором? Отчего-то прапорщику захотелось совершенно некультурно пнуть ученого человека в живот, а потом добавить по затылку. Как можно заставлять такую хрупкую барышню работать без остановки?!

Анджей одернул себя. Двинуть-то, легко. А что потом? Придется и пана профессора, и всю многоученую братию на тот свет спроваживать. Но вылези наружу правда, и, не то что пани Юлия, а и вовсе ничего и никого не светит. На каторге даже с бабами хреново, не говоря уж про женщин! Да и вряд ли она в восторге будет от столь радикальных перемен.

Вскипела вдруг злость. Чертовы контрабандьеры! Сиди тут, пиши! Перестреляли всех, трупы закопали, а товар записали бы как найденный. Куда проще и быстрее все бы получилось. Царь Небесный, как же сложно все, как же завыть хочется! Бумаги, бумаги, бумаги...

Прапорщик потоптался еще немного на крыльце, разочарованно махнул рукой, да и пошел дописывать. Попала собака в колесо — пищи, но бежи, пока хвост не перемололо...

Анджей отложил последний исписанный лист уже засветло. Дело предстояло еще сшить и заверить заставской печатью, но сил больше не осталось. Подолянский стянул сапоги, швырнул в угол вонючие носки, и рухнул на кровать. Черная яма сна поглотила его мгновенно — даже глаза закрыть не успел.

* * *

Проснулся Анджей от канонады. Где-то рядом, чуть ли не под окном, били залпами винтовки. Ладонь сама нащупала револьвер. Анджей вскинулся, тыча стволом во все стороны сразу, на четвереньках подскакал к окну. Уперся спиной в кирпичную стену, взвел курок... Сплюнул, придя в себя

Точно! Заботливый Вацлав, трижды приносивший корпевшему над бумагами Анджею кофейник, упоминал, что с утра будут стрельбы. Нижние чины сдают какой-то экзамен. Стрельбище, оборудованное в овраге — вышел за забор, свернул, пара минут — и на месте. Оттого и грохот такой, будто под самым ухом лупят.

Прапорщик чертыхнулся — все проспал! И не разбудил никто, не позвал на столь завлекательное времяпровождение. А то личную 'барабанку' получил, а все никак пристрелять не получается. Да и лишняя практика не помешает. Навык-то, он, теряется...

Пока соберешься, пока туда-сюда, все и кончится. Только гильзы на дощатом полу, да кислятина сгоревшего пороху. И что делать теперь? Сходить в импровизированную 'холодную', да проверить как там первый в жизни прапорщика задержанный — душегуб Матиуш? Не повесился ли еще от огорчения? Десять-пятнадцать каторжных лет — любой в огорчение впадет. С другой стороны, в угольном складе стрелок сейчас не один, там еще и свежеуловленные контрабандьеры сидят. Всяко проследят, чтоб без самоубийств обошлось. Никому не приятно, когда рядом с тобой труп болтается, с обгаженными портками...

Снова захлопали выстрелы. Беспорядочно, как Царица Небесная на душу положит. Эх, сюда бы ротмистра Клюмпе! Мигом бы стрелковую дисциплину подтянули.

Прапорщик выпустил мелкоребристую рукоять 'мышебойки' — той самой, что подобрал на мызе. Полежал немного, таращась в потолок, разглядывая трещины на штукатурке.

Или все же пострелять сходить?.. Что, мишени сам не поменяет?

Выбрать Анджей не успел. Дверь в комнату беззвучно отворилась. Подолянский снова схватился за револьвер. 'Мышебойка' не зря так названа: коротенький патрончик с почти круглой пулей, хоть и в три линии, конечно, смешон. Но, если не стремиться попасть со ста шагов комару в глаз, а бить в упор, то вполне смертоносная штука. Кишки просифонит насквозь.

Однако в комнату сунулась не раскрашенное орочье рыло, а безобидное вихрастое создание. Сопля, собственной персоной. Паренек из местных, взятый на подмогу пану Бигусу, и до кучи выполнявший самые разнообразные поручения, не требующие ни ума, ни соображения.

— Проснулись! — радостно закивал Сопля, щерясь в улыбке. — А я уж будить думал! Вас до себя пан Цмок кличет! Казал, чтоб вы сразу як сраку вид постели выдирвете, и до нього, и шоб гвинта хапали, шоб не ходить туды-сюды [Вас к себе господин Дракон зовет! Просил передать, чтобы вы сразу, как проснетесь, к нему выдвигались. Непременно с табельным оружием, чтобы не возвращаться].

Прапорщик только хмыкнул. Утро дня сегодняшнего до боли напомнило утро вчерашнее. Только голова не болела, и Темлецкий не приказывал захватить винтовку.

Паршиво тут с разнообразием событийным! Но раз попал медведь в колесо — рычи, но бежи, что та собака...

* * *

С Юлией они столкнулись в широком коридоре, что проспектом рубил рабочую половину первого этажа отведенную под кабинеты на две части.

— Здравствуйте, Юлия, — враз пропавшим голосом просипел Подолянский.

— Доброго утра, Анджей, — кивнула девушка, — как вам спалось?

Анджей почувствовал, как загорелись уши. От смущения и непонимания, что делать дальше, он уткнулся взглядом в пол. Хорошо хоть винтовка висела за спиной. Была бы в руках — непременно уронил. Анджей представлял себя со стороны: глупый юный курсант, не иначе, молоко на губах не обсохло. Представлял, но поделать с собой ничего не мог...

Юлия, не дождавшись внятного ответа, улыбнулась, подшагнула вдруг, шепнула Подолянскому прямо в ухо, встав на цыпочки:

— Вы меня нисколько не обидели, пан кордонный медведь.

Горячее дыхание обожгло до пяток. Руки Анджея сами собой сомкнулись на тонкой талии. Девушка тихонько ойкнула. Анджей в ужасе — не сломал ли ребро ненароком — выпустил ее из объятий. Впрочем, убегать прекрасная геологическая барышня, и не собиралась. Стояла, улыбаясь, в серых глазах прыгали веселые чертенята...

Кто-то завозился за ближайшей дверью — во втором кубрике для нижних чинов.

— Их только не хватало! — раздосадовано фыркнул Анджей, пытаясь скрыть смущение.

Юлия нежно коснулась кончиками пальцев небритой щеки Подолянского:

— Что поделать, такова судьба всех...

Не договорив, девушка выскользнула из рук Анджея и направилась к выходу. Подолянский застыл истуканом, только лишь пожирая глазами стройную фигурку. А Юлия вышла из здания, так ни разу и не оглянувшись.

... В кабинет к начальнику Анджей зашел в полнейшем душевном раздрае.

* * *

У Темлецкого было людно. Кроме самого гауптмана на стульях расселись два унтера: рыжий, как морковка, ландфебель Франтишек Штурмреску, мазовшанин с побережья, и белобрысый гауптфебель Гюнтер Ковальский, родом откуда-то с юга. С унтерами Подолянский был знаком относительно неплохо, по кордонным меркам: с каждым отходил по наряду. Еще в кабинете, рядом с книжным шкафом, расположился незнакомый граничар. Потертый жизнью мужичонка примостился на низенькой табуретке и дрых, облокотившись о стену. Анджей скривил губы — граничар, как положено подлому люду, явился к господам офицерам в чем был: в замасленной дохе, надетой на столь же грязную рубаху, расстегнутую до пупа.

— Доброго утра, господин прапорщик! — кивнул Темлецкий. — Присаживайтесь. Вы как раз вовремя. Утром нас посетил наш друг, — гауптман указал на грязного 'шпака', — достопочтенный пан Ежи Маслопуп, человек бесчисленных достоинств...

Замасленный граничар открыл глаза, коротко кивнул Подолянскому. Тот ответил таким же быстрым кивком.

— Так вот, пан Ежи рвет на груди последнюю рубаху с последними же волосами, и клянется, что на десятой версте у Бараньего Лба...

— Скальный выход такой. Гранитогнейс. Округлый как черепушка. Ледниковая эрозия. Надвиговые структуры, и тому подобное, — не открывая глаз, пояснил Маслопуп.

Анджей вскинул брови. Грязный лесовик, знающий геологические термины?!

— Ежи не шпион, — хохотнул Цмок, верно понявший изумление прапорщика, — он с прошлой экспедицией работал.

— Ага, — кивнул Анджей, — с экспедицией, значит...

— Пан профессор даже обещал благодарность в ученой книжке прописать. Жаль, умер.

Темлецкий помолчав немного, словно сочувствуя граничаровой неудаче, продолжил:

— Так вот, на десятой версте, у Бараньего Лба, он вчера видел какое-то нехорошее копошение.

— Копошение?

— Ну да. То ли орки готовятся к набегу, то ли старатели-контрабандьеры проверяют, нет ли постов на том участке. Постов, к сожалению, нет, зато пан Ежи удачно там проходил.

— Я такой, — хрипло каркнул граничар, воспитанно сморкнулся и вытер пальцы о голенище короткого сапога.

— Так вот, короче говоря. Я вас, господин прапорщик, попрошу прогуляться в сторону той самой ледниковой эмплозии, в компании с господами унтер-офицерами и, — гауптман царственно простер руку в направлении мигом подскочившего граничара, — с паном Маслопупом. Прогуляться и посмотреть, что там происходит. Принять меры, если будет необходимо.

В первую секунду Анджей хотел отказаться. Выдумать недомогание. Больной желудок, мозоль, стертые ноги, в конце концов! Но лишь кивнул, ругая себя за пустую мечтательность. Не придет она ночью, не придет!.. А бесцельно торчать на заставе ни к чему. Только сплошное душевное расстройство.

— Вот и замечательно, — Темлецкий по-своему истолковал молчание подчиненного, широко улыбнулся, — тогда рекомендую выдвигаться. Единственное что попрошу, господин прапорщик — пожалуйста, не ссорьтесь с нашим многоуважаемым другом.

Подолянский не удержался от ухмылки.

— Многоуважаемого пана Ежи хрен обидишь. — вторя Анджею, подал голос Маслопуп от шкафа.

— Вот и славно. А то ведь он не только наш давний друг и соратник, но еще и владелец единственного в наших краях голема.

— Голема?!

Было чему удивляться. В здешних краях — Анджей насмотрелся — и простейший паровой двигатель только недавно перестали считать чудом. А тут — целый голем!

— Он когда-то боевым был, но по износу списали, а я и выкупил. Все ж на нем пять лет служил, не вылезая. И в переплавку?! Никак нельзя, друзу им в кристалл! — с геологическим шиком пояснил граничар. — Деньжата, опять же, откладывал. Да и общество помогло. Оно у нас, хоть и сволочное, но с пониманием.

— Пан Ежи служил во втором полку Поморской бригады, — охотно пояснил Темлецкий. — Как раз... Тогда.

Анджей выдохнул. Посмотрел на Маслопупа другими глазами. Без дураков, перед ним сидел титан. Герой из легенды. Ох и вмазали тогда поморяне Герцогству! Только перья полетели! В живых, правда, осталось, процентов двадцать. Но полк против двух кавалерийских дивизий и пары мониторов...

— Так точно, господин гауптман, отдельная Поморская големо-гренадерская бригада первой линии. Паровик выжил, я выжил. Паровик по износу списали, меня — по выслуге. Теперь вот, то уголь на заставу тягаю иногда, то еще что.

— Вот-вот, — кивнул Цмок, — без пана Ежи дела бы у нас шли куда хуже. То же здание заставы строили бы без него куда как дольше. Очень полезный человек. Впрочем, думаю, общий язык вы быстро найдете.

— Найдем, — энергично кивнул Подолянский.

— Ну и славно, — Цмок хлопнул в ладоши. — А посему, вперед! Родина, господа, верит в вас, в своих лучших сынов.

Загремели отодвигаемые стулья. Темлецкий махнул прапорщику:

— На пару слов, пан Анджей.

Дождавшись, пока остальные выйдут, Темлецкий поднялся из-за стола, подошел к манекену, коснулся осторожно-ласково наконечника копья.

— Простите, Анджей. Я попросил вас остаться сугубо по служебной надобности.

Подолянский изобразил внимание.

— Есть у меня к вам две просьбы. Или предложения?

— Вы огласите, — Анджей взглянул на гауптмана искоса, произнес осторожно, — а там видно будет. Из контекста.

— Ну раз из контекста, то тогда сразу к делу, — гауптман кивнул на чечугу на поясе прапорщика, — понимаю, что сабля вам дорога, но в сочетании с егерской формой...

— Привычка, пан Владислав, — повинился Анджей, — еще с академии в голову влезло, что к командованию лучше идти по форме.

Темлецкий хохотнул:

— Вы же на Кордоне! А тут все иначе. Вот в Бгановке, скажем, сабля чуть ли не важнее злого Водички за спиной. Ибо в Бгановке и подобных местах нашими светлыми и чистыми лицами мы олицетворяем всю мощь и силу Республики! Держим, так сказать, и не пущаем. А в лесу, где только мы, да ваши кузены-медведи... Вы этой саблей за ветку зацепитесь и нос себе расквасите. Но что Академия не забыта, это похвально, очень похвально!

— А вторая просьба? — через минуту тишины задал вопрос Подолянский.

— Вторая? — Цмок задумался. — Вторая... Давайте, как вернетесь, тогда и поговорим. И напомните, если вдруг забуду.

Анджей кинул к виску ладонь. Постоял мгновение, будто в сомнениях. Картинно развернулся, словно на плацу, и покинул кабинет.

После того, как прапорщик вышел, гауптман долго смотрел в окно, разглядывая танец листьев, поднятых с земли холодным ветром. Неделя-две, и ударят первые морозцы. А там и Лаба встанет. И по первому, опасно-тонкому льду, пойдут с той стороны несуны. И хорошо, если пана Лемакса, который, хоть и паскудник чертов, но знаком до печенок. ... И геологи эти, будто снег на голову! Со всем этим безобразием, и в Вапнянку не выбраться, не говоря уже о том, чтобы съездить в Полоцк. Дети, наверное, и не признают страшного дядьку...