Коп из захолустья

От несоответствия приятного женского голоса автооповещения и слов, которые были произнесены, меня буквально мороз по шкуре продрал. Честно признаюсь — я растерялся, замер столбом, выпучив глаза и пытаясь сообразить — не сон ли все происходящее.

Зато не растерялся Риггс, который в буквальном смысле за шкирку приподнял меня и впихнул в распахнутую 'ракушку' 'Армакома'. Вокруг меня сомкнулась мягкая мембрана 'поддоспешника', а броневые щитки с негромким клацаньем начали вставать на положенные им места. Сам Риггс метнулся к соседнему ложементу, на котором располагался уже его бронекостюм.

Он не успел буквально на какие-то мгновения. 'Аламо' затрясся, будто в лихорадке. Чудовищный грохот успел ударить по ушам до того, как фильтры внешних сенсоров шлема отсекли излишне громкие звуки. А потом все смолкло: инфернальный рев баззеров, грохот, скрежет. Все. Наступила в буквальном смысле гробовая тишина. Потому что вакуум звуки не проводит.

Последнее, что я успел увидеть, прежде чем сознание отключилось — это яркие и ледяные звезды в бездонной черноте космоса. Сквозь огромную, почти во всю стену арсенала, пробоину в борту они были видны просто замечательно...

О том, что я все еще жив, мне сообщил экран, спроецированный на внутреннюю часть забрала. Шлему при ударе явно досталось, экран пересекали многочисленные трещины, отчего изображение мерцало и периодически сбоило. Да и отображающиеся показатели выглядели довольно уныло: энергия почти на нуле, мое бренное тело по самые уши накачано всяким-разным обезболивающим, противошоковым и укрепляющим из числа препаратов, входящих в автоматическую аптечку. Короче, армейским 'боевым коктейлем', который на поле боя позволяет даже полутрупу чуть ли не джигу отплясывать, но зато потом... Такое количество токсинов и прочих шлаков самостоятельно из организма не в силах вывести даже самая здоровая печень, и без специального оборудования и грамотных врачей недавний супермен рискует в лучшем случае остаться инвалидом на весь остаток жизни. К счастью для него — остаток весьма недолгий.

Впрочем, не мне жаловаться. Что-то я сильно сомневаюсь, что создатели тяжелой боевой брони 'Армаком Марк 3' даже чисто гипотетически предполагали возможность 'скоростного спуска' живого человека внутри их изделия с околопланетной орбиты. Но — вот он я, все еще дышу и, кажется, даже шевелюсь.

В подтверждение своих мыслей, упираюсь ладонями в перекошенную палубу и, оттолкнувшись, перевожу себя из положения 'лежа' в положение 'сидя'. Уже что-то хорошее. А что еще из хорошего? Ну, воздух снаружи, судя по показаниям датчиков, вполне пригоден для дыхания. Правда, 'за бортом' сейчас минус двадцать шесть по Цельсию, но пока не сдохли аккумуляторы брони — насмерть я не замерзну. Главное — отключить все лишнее. Впрочем, ничего лишнего у меня сейчас и не подключено, все навесное оборудование и вооружение в полете хранилось отдельно, в многочисленных шкафах и стойках арсенала. А сейчас грудой искореженного железа разбросано вокруг... Так что до прибытия спасателей с базы шахтеров я дотянуть должен. Забавно вышло: летел среди них порядок наводить и законность восстанавливать, а теперь сам от них же помощи жду.

Еще забавнее выглядит факт ракетной атаки на корабль военно-космического флота Конфедерации на орбите входящей в состав этой самой Конфедерации планеты. Да еще и в непосредственной близости от военной орбитальной группы. У которой основная задача — как раз не допускать таких вот нападений... Два взвода Мобильной роты, весь экипаж 'Аламо'...

Риггс! Вашу мать!!! Я же своими глазами видел, как в открытый космос вышвырнуло тело капрала Джозефа Риггса!!! Моего первого друга в Мобильной роте Голденкейпа, добряка и балагура, славного малого... Да как так-то?! Что вообще случилось?!!! Какого, мать вашу, черта, тут вообще творится?!!!

От едва не начавшейся панической атаки и истерики меня спасли голоса снаружи.

— Сканнер показывает наличие живого объекта вот здесь, внутри.

— Ой, брось, лейтенант, что тут вообще может быть живого? Если только тюлень забрался, они любопытные.

Второй голос странный какой-то, непонятный, вроде и мужской, но с какими-то женскими подвизгиваниями, будто у склочной и стервозной тетки.

— Они, Леруа, похоже, еще и умные очень. Залезли из любопытства, а теперь еще и активными сенсорами пользоваться научились. И нас сейчас, похоже, слушают во все уши, — скептически хмыкнул первый, тот, кого назвали лейтенантом.

Снаружи на какое-то время все замолкло.

— Эй, там, внутри, а ну-ка вылезай!

Я, конечно, далеко не морпех, и даже бойцом Мобильных сил полиции меня пока считать можно весьма условно, но звуки, слышные сейчас снаружи — это явно затворы залязгали. Как-то не очень похоже на гостеприимную встречу... Или это волнения среди шахтеров во что-то более серьезное переросли? Тогда при чем тут 'лейтенант'? Ни у шахтеров, ни у сотрудников СБ* горнодобывающей компании званий нет... Ерунда какая-то. Особенно в комплекте с ракетной атакой на корабль ВКФ.

— Сейчас, все бросил и побежал, вприпрыжку, — огрызнулся я.

Отмалчиваться смысла нет, сканнеры снаружи не просто отлично 'видят' меня, они при необходимости мой пульс сейчас посчитать могут. Так какой мне смысл отмалчиваться?

— Мне отлично видно, что ты не вооружен, сынок, — доносится снаружи голос безымянного лейтенанта. — Лучше выходи сам, не заставляй нас вытаскивать тебя оттуда силой.

Что-то я сильно сомневаюсь, что меня собираются куда-то вытаскивать. Скорее — просто пристрелят и бросят тут, среди вечных льдов и снега, который уже успел довольно толстым слоем запорошить палубу и присыпать многочисленные шкафы и шкафчики бывшего арсенала бывшего среднего транспортника ВКФ 'Аламо'... Беспомощно окидываю взглядом помещение: на палубе валяется несколько выброшенных при ударе из стоек автоматических винтовок, но они точно без боеприпасов. А где патроны — я даже и не знаю. Я не из экипажа 'Аламо', а для посторонних тут указателей и поясняющих табличек на дверцах нет. Отбиваться мне, по факту, нечем. Если только в рукопашную идти. На полдюжины автоматических стволов, как минимум. Ой, как же хочется жить!!! Да вот только не предложат...

— Да пошел ты... лейтенант, сэр...

— Как скажешь, — хмыкают снаружи. — Капралка* Леруа, разберитесь-ка с этим упертым конфедератом.

— Эй, лейтенант, а почему я? Уж не попытка ли это дискриминации по гендерному признаку? — визгливых ноток в странном голосе стало больше, а о причинах странности я, похоже, догадался.

Ответ лейтенанта меня в моих подозрениях утвердил окончательно.

— Что вы, капралка Леруа, армия Соединенных Штатов крайне уважительно относится ко всем ста двадцати шести видам гендерного самоопределения граждан*. Более того, я отдаю этот приказ именно вам в виду вашего несомненного боевого опыта. Так как считаю, что никто лучше вас с поставленной задачей не справится.

Нет, я не совсем дикарь, и слышал о том, что порой у людей в голове случается какой-то гормональный или психологический сбой, и они начинают считать себя существами другого пола. Мне таких искренне жаль, но что поделать, иногда природа играет с людьми крайне жестокие шутки. Однако то, что в этом вопросе уже многие десятилетия творится у янки — иначе как апофеозом вырождения и назвать-то сложно. Наш учитель истории говорил, что вопрос отношения к так называемой 'толерантности' в свое время стал едва ли не более важной причиной развала единого в тот момент государства, чем какие-то другие, экономические или политические.

— Не бзди, Леруа, — еще один голос снаружи довольно глумливо загоготал. — Или ты уже безоружного конфедерата боишься?

Рожу ворвавшегося после этих слов в арсенал через пробоину в борту... создания все еще кривило от ярости. Но глядя на это нелепое чучело в женской боевой броне, но при этом с бородой... Да еще и с кислотно-розовым 'ирокезом' на голове... Сдержаться я не смог, даже не смотря на то, что в руках этот... эта... это... короче, эта особь сжимала весьма внушительного вида автоматический штурмовой карабин. Я заржал, взахлеб, до слез, не обращая внимания на боль в, похоже, сломанных ребрах.

— Лейтенант, будь человеком, убери этого щипаного попугая. Пусть меня нормальный солдат пристрелит. Да хоть ты сам...

— Ах ты ж ублюдок! — зашипело 'оно'. — Да я тебя, тварь, не просто пристрелю! Ты меня на коленях молить о смерти будешь, сапоги мне целовать, уговаривая тебе пулю в башку вогнать!!!

— Да ладно? — я, наконец, смог принять вертикальное положение и встал, пусть и здорово скособочившись влево. — Может прямо сейчас и проверишь?

С правого предплечья вниз с клацаньем скользнула длинная дубинка-шокер, единственное интегрированное оружие в полицейской модели 'Армакома'. Оружие чисто контактное, да еще и не летальное... Но другого у меня просто нет. А умирать без боя я не собираюсь.

— Сука какая, — продолжает брызгать слюной крашеный (или все же крашеная?) Леруа. — Ты не просто сдохнешь, дикси-бой*, ты с простреленными коленями свой долбанный 'Дикси Ленд'* тут петь будешь, пока мне слушать не надоест!!!

— Леруа, отставить! — в проломе появляется массивная фигура в боевой броне с золотистым значком второго лейтенанта* на куполе шлема. — Мы тут не для твоего развлечения. Прикончи мальчишку, и уходим.

— Вот уж нет, лейтенант! — Леруа явно уже снесло в истерику. — Какой был приказ? Изображаем пиратов! Вот я сейчас и оторвусь!!! А будете мешать — подам рапорт о нетерпимости, нетолерантности и гомофобии с вашей стороны! Мои адвокаты ребенка за решетку упекут!!!

В глазах лейтенанта читаю жгучее желание придавить эту тварь своими же руками. Но на это надеяться не стоит точно.

— Леруа, мать твою! Не забывайся! Отказ выполнять прямой приказ командира в боевой обстановке — вооруженный мятеж. Я тебя лично расстреляю к чертовой матери! И плевать, что потом будет!!!

Кажется, 'оно' сообразило, что перегнуло палку. Ствол его карабина пошел вверх и я даже успел заглянуть в весьма недобрый 'зрачок' дула.

А потом снаружи залязгали-залаяли сразу на несколько голосов старые добрые 'Иерихоны', уж их-то 'голоса' я ни с чем не перепутаю. Голова Леруа лопнула, с мерзким хлюпающих хлопком, словно перезрелая тыква, упавшая со стола в День всех святых*. Верхняя часть черепа, увенчанная клоунским 'ирокезом' отлетела к стене. Лейтенант, так и оставшийся для меня безымянным, получил несколько пуль в спину и правый бок, и плашмя рухнул, лицом вниз.

На улице треснуло еще несколько очередей, а потом — гулкие хлопки одиночных, 'контроль'.

— Ты там как, сынок? Не зацепили?

— Хреново, — не стал скрывать от неожиданных и пока неизвестных союзников я. — Еле на ногах стою. Но вы — ни при чем...

— Понял, сейчас окажем медпомощь. Только ты не стреляй, пожалуйста.

А потом, уже значительно тише, тот же голос сказал.

— Ostorozhno, muzhiki, a to ved' heraknet s duru...

Фразу я разобрал не всю, но основной смысл понял. Все же в школе у меня успеваемость была хорошая, а русский — один из трех мировых языков общения. Вот только какого черта тут делают русские?

Не успев толком даже додумать эту мысль, я почувствовал, как подгибаются ноги и кулем рухнул на бок. Похоже, действие транквилизаторов подошло к концу.

Тренировка явно пошла организму на пользу — спал я буквально мертвым сном, кажется, даже снов никаких не видел. Едва глаза закрыл — будто кто-то рубильник дернул: свет померк и все выключилось. Зато выспался. И утром встал со свежей головой, а пока брился и пил кофе, даже кое-что успел придумать.

— Ну что, Хави, какие у тебя мысли насчет расследования? — с порога, вместо приветствия, озадачил я младшего коллегу.

Бланка только хмуро пожал плечами. Идей у него явно не имелось, по выражению лица видно.

— Не знаю, Нэйт, просто не знаю, с какой стороны этот пирог кусать. По-моему — ни одной зацепки.

— А если подумать?

В глазах напарника затеплилась надежда.

— Что, неужели нашел ниточку, за которую можно потянуть?

— Ну, скажем так: можно попробовать потянуть, — не стал я слишком уж обнадеживать Хавьера. — Что мы знаем о последнем утре Марии Уиллоу?

— Закончила смену в девять утра, получила небольшую сумму наличности и практически сразу уехала домой на такси компании 'Рэд Кэб', охранник даже номер машины вспомнил, — вздохнул Бланка. — В арендуемой квартире, судя по словам консьержки, пробыла чуть больше получаса, и снова куда-то ушла. А может — уехала, тут уже бабуля не уверена...

Я лишь кивал, слушая. В принципе, все это мне и так известно, вместе ведь сначала диспетчерские служб такси обзванивали, потом с пожилой консьержкой общались и домовладельца на всякий случай опрашивали. Там практически ничего. Веселая и доброжелательная девочка, платила всегда в срок, парней или подруг не водила, шумных вечеринок не устраивала, впрочем, как и не шумных. В общем, как консьержка сказала: 'Если бы не знала, чем она зарабатывает — никогда бы не подумала'. Впрочем, особого осуждения в словах и тоне слышно не было. Все-таки 'Куколки' — не бордель, и узнать об этом не так уж сложно, если хоть немного поинтересоваться. А старушка явно интересовалась. Таким вечно все и про всех знать нужно. Чрезвычайно полезные в нашей работе кадры, главное — уметь разговорить. Я умею, а Хави пока что у меня учится. Но, думаю, скоро и сам будет в этом вопросе спецом не хуже меня, а то и лучше. У него внешность приятнее и манеры в общении видны сразу, женщины таких любят.

На этом, пожалуй, все хорошее и заканчивается. Дальше пока ничего выяснить не удалось. Теперь в ход идут догадки.

— Хави, смотри: молодая девушка на пилоне всю ночь крутилась, а поутру домой заскочила на несколько минут — и снова куда-то умчалась. Варианты?

Бланка молча руками разводит и отрицательно головой мотает, мол, нет у меня никаких вариантов.

— Вспоминай, — начинаю 'дрессировать' коллегу я. — Даю намек — стероидный 'бифкейк'* по имени Ронни.

— А! — явно начинает соображать напарник. — Охранник! Который вроде как слышал, что Мэнди на свидание собиралась. Но это ж только 'вроде'?

— Голову включайте, детектив-стажер, — вздыхаю я. — Повторяю медленно: девочка всю ночь на шесте танцевала, абсолютно точно устала, а домой заскочила только душ принять и переодеться. Кстати, про обувь ее милейшая миссис Уолтерс что сказала?

Труп в момент обнаружения был босым, в кучах мусора в коллекторе и вокруг никакой подходящей по размеру и фасону обуви тоже не обнаружили. Пару развалившихся рваных кроссовок нашли, но они точно не Мэнди принадлежали.

Хави на мгновение задумался.

— Легкие туфли. На высоком каблуке.

— Так, уже не плохо. А теперь припомни, какая у танцовщиц в 'Куколках' 'рабочая обувь'?

Тут Хавьер отвечает сразу же, не задумываясь.

— Вооот такая 'шпилька'!

Ну, положим, каблуки у девушек все же не такой высоты, какую, разведя вверх и вниз ладони, изобразил Хавьер, но высокие, чего уж.

— Именно, — соглашаюсь я. — А теперь с самого начала проговариваем вслух вводную: молодая привлекательная девушка, всю ночь у пилона на 'вооот таком' каблуке отплясала, не спала, устала... А домой приехала, чтобы принять душ, переодеться в симпатичный топик и короткую юбочку, снова встала на 'шпильки' и куда-то умчалась. Вывод?