Княженика_6

Отдаленные потомки в лице меня решили промолчать.

— Но половцы не угомонились, — зловеще сказал Ярослав. — Слушай: "Безбожный и свирепый Кончак, князь половецкий, собрав войско великое, пошел на пределы русские, желая все города попленить и разорить, имея с собою мужа, умеющего стрелять огнем и зажигать грады, у коего были самострельные туги столь великие, что едва 8 человек могли натягивать, и каждый укреплен был на возу великом. Сим мог бросать каменья в средину града в подъем человеку и для метания огня имел приспособление особое, небольшое, но весьма хитро сделанное. И так тот нечестивый шел с великою гордостию, но всемогущий Бог наказал злой совет его. Ибо пришедши на Хорол реку, он дожидался остальных войск, а между тем, желая закрыть злостное свое коварство, послал в Чернигов к Ярославу Всеволодичу посла своего якобы для учинения мира. Ярослав, не ведая лести той, послал к Кончаку боярина своего Олстина Алексинича. Но Святослав, уведав подлинно коварство Кончаково, немедля велел все войска собрать, а к Ярославу послал сказать, чтоб тому злодею не верил и никого к нему не посылал, объявил, что он сам на него с полками идет, и звал Ярослава с собою. А сам Святослав с Рюриком, собрав войска, пошли за Днепр наскоро и встретили на пути купцов, идущих от половцев, которые подтвердили Кончаково злонамерение и сказали, что он стоит за Хоролем, а за ним немалые войска поспешают".

— Опять купцы, — мрачно заметила я.

— Правильно, — подтвердил Ярослав. — Кому-кому, но именно купцам мир в Половецком Поле — сплошной убыток. Это же через них пленных выкупают. Для них война — мать родна. И вот идет свирепый Кончак на беззащитную Русь, желая все города полонить и разорить, укрепления сжечь новейшим самострелом. Ведет войска. И встает на Хороле прямо посреди набега. Странная манера вести войну, не находишь? Стоит себе, заметь, на половецкой земле, до Сулы не дошел, послов в Чернигов отправил, к себе Ольстина Олексича, ближнего человека князя Ярослава черниговского, младшего брата великого князя киевского ждет. И не ведает тать, что великому князю Святославу все его коварные замыслы доподлинно известны. Святослав и Рюрик переходят Сулу и посылают вперед героя предыдущего похода, Владимира Глебовича переяславского, уже всем известного мудростью в воинстве.

Что-то Ярослав разошелся, источая ядовитый сарказм.

— Кончак стоит в низине Хорола. Князья задерживают Ольстина Олексича, который шел к Кончаку. Владимир Глебович, желая отличиться, первым идет на половецкую ставку. И благополучно ее просирает.

— Это как же? — встрепенулась я, предвкушая интересное.

— Даже из "Истории" Татищева видно, что половцы ждут послов и не ждут нападения. У русских на руках все сведения о том, где стоит Кончак. И Владимир Глебович со своими людьми лихо проскакивает поверху, по гряде холмов, ставку хана, которая в лугах. Интересно, да? Особенно для князя, которому во всех войсках совсем недавно славу пели за мудрость его в воинстве. Это позволило Кончаку поднять своих людей и вступить в битву. А бился он жестко и умело, даже взятый врасплох. Но, смотри, как забавно получается: "...но стоящие его за горою большие войска, услышав нападение русских, не пошли к нему в помощь, но, убоявшись, побежали. Кончак, видя свои войска бежащими, ушел сам, пробившись сквозь полки русские. Но войско, бывшее при нем, все побито и пленено. Взяли тут младшую жену его и человека, мечущего огонь, с его снастями и привели ко Святославу" . То есть опять все повторяется: никто, кроме купцов, больших войск половецких, приготовившихся Русь заполонить, так и не увидел. Они весьма вовремя сбежали, убоявшись Святослава, Рюрика и Владимира Глебовича. Но преследовать бегущих князья, почему-то не спешили. Вместо себя боярина из черных клобуков послали: "но Святослав и Рюрик отправили за ними в погоню 6000 с Кунтувдеем. Только оный не мог догнать, поскольку снега сошли, а земля мерзла и следа ночью познать было невозможно; только тех брали и побивали, которые из-за ран и худобы коней уйти не могли. После окончания сей победы князи, собравшись, воздали хвалу Господу Богу, возвратились домой. Сия победа от Бога дарована марта 1-го дня, и Святослав пришел в Киев марта 22-го". То есть громадное войско растворилось в Половецком Поле без следа, как растаявший снег. Это вторая великолепная победа. Запомни ее.

Ярослав встал. Пообещал:

— Я сейчас приду.

И пошел во двор. Много чаю, видно, выпил.

Я переместилась на его место. Сама решила почитать, что Татищев пишет.

Когда Ярослав вернулся, я сидела очень довольная. Потому что у нас, все-таки, спор. А не сольное выступление Ярослава Ясного.

— А тут написано, — противным голосом сказала я, — что: "Игорь, князь северский, завидуя чести, полученной Святославом, возвратясь в Новгород, недолго медля, собрал войска и призвал из Трубчевска брата Всеволода, из Рыльска племянника Святослава Олеговича, из Путимля сына Владимира и у Ярослава Всеволодича черниговского выпросил в помощь войска с Олстином Олешичем, внуком Прохоровым". А перед этим: "Игорь, уведав о походе Святослава, немедленно собрав войска, хотел идти чрез поле к Святославу и Рюрику, но вельможи рассуждали пред ним, что догнать уже невозможно, ибо Святослав пошел уже 8 дней назад. Но Игорь, не приняв совет тот, пошел с войском возле Сулы. Февраля же 26-го была такая великая вьюга, что не могли в день пути найти, и потому принужден был остановиться и к бою не поспел. Уведав в пути, что Святослав, победив половцев, идет обратно, сам возвратился и весьма о том сожалел, что другие без него честь получили". Что скажешь?

— Так это та же рука писала, что восхваляла подвиги Святослава киевского, — презрительно сказал Ярослав. — Здесь ключевые слова: "завидуя чести, полученной Святославом", "весьма сожалел о том, что другие без него честь получили". Да еще вот эти: "у Ярослава Всеволодича черниговского выпросил в помощь войска с Олстином Олешичем, внуком Прохоровым". Никогда не просил, всегда по весне с братом, сыном и племянником ходил весьма успешно, а тут на тебе, выпросил. Да так удачно, именно того воеводу, который к Кончаку с мирным договором от Ярослава черниговского шел и которого русские князья перехватили. Игорю ли было завидовать Святославовой чести? Или младшему брату Святослава? Выпросил он себе войска или навязали ему, а? Давай-ка к цифре семь перейдем.

Он придвинул хрестоматию, раскрыл "Слово о полку Игореве":

7. Тогда Игорь възрѣ

синего Дону".

— Посмотрел тогда Игорь на светлое солнце и видит: все его воины от него тьмой прикрыты. И говорит Игорь дружине своей: братия и дружина, лучше ж убитым быть, нежели полоненным быть. Садимся, братия, на борзых коней, да увидим синий Дон собственным глазами.

— Хорошенький призыв для похода, — вставила я. — Для человека, который именно в плен попал.

— Вот! — поднял палец Ярослав, будто я что-то важное сказала. — Похоже эта речь на речь человека, который обзавидовался чужой чести, выпросил себе помощи и рвется в степь? Не похожа. Человека заставили выйти в поход, который с самого начала ничего хорошего не сулил. А теперь спроси меня, чем заставили?

— Хорошо, чем заставили?

— Честью и славой, — лязгнул зубами, как волк, Ярослав. — Слушай сама:

8. Спалъ князю умь

а любо испити шеломомь Дону".

— Ну и что? — ничего не поняла я.

— А то, что это слова Владимира Мономаха он повторяет. Как обычай перед выходом в Поле велит. Про испить шеломом Дону, приломить копье в конце Поля Половецкого. Ты горький привкус этих речей не чувствуешь? Мономах с лучшими князьями, со всей силой Земли Русской ходил. А здесь их говорит, как у тебя в листочках написано, нетерпеливый, мелкий удельный князь, мечтавший проложить путь до предгорий Кавказа? С шестью-то полками? Видишь ты в этих словах это желание, эти мечты?

— Не особо, — вынуждена была признать я.

— Потому что говорит он дружине: пойдем, раз решили, сделаем то, что задумали. Несмотря на знамение пойдем. Любо нам испить шеломом Дону. И все пошли, никто не повернул. А ведь ты же сама мне читала, что когда князь Игорь пытался к русским войскам в феврале присоединиться, то дружина отказалась в метель идти. Слушай дальше:

9. О Бояне, соловию стараго времени!

звенить слава въ Кыевѣ!"

— Хоть что-нибудь поняла? — строго спросил Ярослав.

— Не-а! — охотно отозвалась я. — И вообще, что такое "комони"?

— Ну кони же! Не просто кони, а добрые кони, не клячи какие-нибудь. А вот тут мы вернулись к старым словесам. О Боян, соловей старого времени! Как бы ты эти полки...

— Ущекотал, — подсказала я невинно.

— Ущекотал, — согласился Ярослав. — И ничего смешного! То есть расписал их подвиги самими красивыми словами, свивая славы и прошлого, и настоящего — не буря, мол, соколов занесла через поля широкие, стада галок бегут от соколов прочь, к Дону великому. Красиво ведь?

— Красиво, — согласилась я. — Умом летая под облаками, скача по мысленному древу — кем?

— Соловьем. Соловей ведь по ветке мелкими скачками передвигается, — уверенно объяснил Ярослав. — А тропа Трояня — эта та самая волшебная тропа оборотней через три мира. Мы сюда, можно сказать, такой же тропой попали. Но ты дальше, дальше слушай. Дальше — самое главное! "Чи ли въспѣти было, вѣщей Бояне, Велесовь внуче: "Комони ржуть за Сулою — звенить слава въ Кыевѣ!" То есть: "Или так воспеть бы тебе, Боян, Велесов внук: "Кони ржут за Сулою — звенит слава в Киеве!" Не узнаешь похухнания?

— И в чем тут похухнание? — растерялась я, уже подзабыв, что это такое. Вроде бы, когда издеваются над кем-то изысканно.

Ярослав, надо признаться, тоже растерялся.

Он замолчал и стал недоверчиво на меня смотреть.

А я на него.

А он на меня.

А я на него.

Долго мы вот так друг на друга пялились, пока он не спросил осторожно:

— Алиса, ты что, правда, не понимаешь?

— Не понимаю! — твердо сказала я.

Глаза Ярослава потемнели от ярости.

— Перед походом князя Игоря, буквально накануне было два победоносных похода русских князей. Да таких, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Сотню (без трех) половецких князей победили, пятьдесят тыщ войск разбили, пленных почти десять тысяч взяли да огненный самострел. После этих походов звенит слава в Киеве! — лязгнул он. — А половецкие кони ржут за Сулою как ни в чем не бывало. Какая же цена этой славе? Этой чести? И этим походам? Ведь, если верить летописям, завидуя чести и славе победителей пошел князь Игорь в Поле. Да даже, если не завидуя, — но веря этому звону, значит, уже, с первых самых шагов — беда! Коварство, вероломство, предательство. Цифра четыре, которую мы поставили. З-звенит с-слава!

— Водички попей, — робко предложила я, пока у него из глаз молнии не стали бить. — Я верю. Давай дальше.

Сбегала на кухню, стакан воды ему набрала. Ладонь у Ярослава, когда он стакан брал, была горячая-горячая. Вот разошелся...

10. Трубы трубятъ въ Новѣградѣ.

ищучи себе чти, а князю славѣ".

— Трубы трубят в Новгороде, — решила помочь я Ярославу.

— Северском, — добавил он. — А Игорь с семьей находится в Путивле. Там его стяги стоят. Младший брат Игоря, Буй Тур Всеволод, говорит ему: один у меня брат, один свет светлый, ты, Игорь. Мы с тобой Святославличи. И это значит, что рассчитывать нам приходится только на себя.

— Там такого не было! — возмутилась я.

— Там это есть, — отрезал Ярослав. — Слушай дальше: седлай, говорит князь Всеволод, своих борзых коней, а мои уже готовы, оседланы у Курска. Кто, получается, в поход раньше князя Игоря собрался, а? За славой и честью?

— Ну, Буй Тур собрался, не вижу в этом преступления! — огрызнулась я. — Ты хочешь сказать, что это опять неспроста?

— Буй Туру Всеволоду не все равно, что князя Игоря обвиняют в том, что он уклонился от последнего похода. Ему обидно за брата, за его бесчестье. За то, что Владимир Глебович его обошел и теперь насмехается. Он уже и курян в седло посадил, брат еще толком стяги в Путивле не выставил. А знаешь, почему Буй Тур раньше Игоря засобирался в поход?

— Разумеется, не знаю, — отрезала я.

— Его жена, Ольга Глебовна, родная сестра Владимиру Глебовичу переяславскому. До Буй Тура смех из Переяславля быстро долетает.

— Так они же враги!

— Они — князья Ярославова рода, просто разных ветвей. И в этом поколении уже все родственники друг другу на сто рядов.

— Ладно, я поняла. Ты про курян дальше расскажи.

— Буй Тур своими воинами хвалится, говорит, что его куряне — сведомые, то есть знающие, кмети. Ну, воины. Уже с пеленок воины, пеленали их под звуки труб, кормили с конца копья, лелеяли под шлемами. Пути им ведомы, яруги, то есть овраги, ими знаемы. Луки у них напряжены — то есть, тетива натянута, лук к бою готов. Тулы, в которых стрелы, отворены. Не нужно время тратить: вынул стрелу, наложил на лук и стреляй. Сабли изострены. Уже и сами скачут, прознав про киевский звон, как серые волки в поле, в поисках себе чести, а князю славы.

— Вроде бы все понятно, — призналась я с облегчением.

Ярослав поставил цифру одиннадцать на следующем кусочке "Слова":

11. Тогда въступи Игорь князь въ златъ стремень,