— Горный Ветер, я клянусь, лучше мне умереть, чем предать своего Государя, пусть бы даже и невольно, — сказал Кондор, покорно снимая шлем.
— Да верю я тебе, Кондор, — сказал Асеро, тоже снимая шлем и глядя прямо в глаза собеседникам — никто тебя ни в чём не обвиняет, но надо разобраться, причём от самой основы. Я честно понять не могу, ведь в охрану должны отбираться лучшие из лучших, верные из верных, а получается как-то не так. Ведь ты же мне и сам жаловался иногда, что они про меня сплетничают.
— Государь, сам понимаешь, что в охрану людей отбираю не я. Это происходит в рамках воинского призыва. Самых здоровых и сильных отправляют в армию на границу, но если парень вроде здоров, но всё-таки есть какая-то мелочь, и лекарь из айлью рекомендует лучше служить в охране, то к нему прислушиваются. Конечно, если семья лояльная и за него есть нужные характеристики.
— А когда я вчера изучал статистику, заметил, что из одних мест в охрану поступает больше чем из других, — сказал Горный Ветер, — ты это объясняешь тем, что в этих местах лекаря более придирчивые? Или дело не только в этом?
— Я не знаю. Ведь этим занимаюсь не я. Человек, который работал с нынешним призывом охраны, идёт по ведомству Славного Похода и сейчас путешествует с ним.
— Ладно, спросим, когда вернётся, — сказал Горный Ветер, — но вот Золотой Лук здоров как бык. Такому бы изначально на границе служить, а не в столице. Почему его в охрану определили?
Кондор ответил:
— Ну, они с братом из двойни, брат у него и в самом деле слабым родился, да и видно, что слабее. Конечно, сам Золотой Лук и в самом деле здоров как бык, но считается, что близнецы всё равно слабее обычных людей.
— Кем считается? — спросил Горный Ветер.
— Лекарями некоторым, правда, другие с ними не согласны. Да ты и сам наверняка видел их заключение о здоровье.
— А ещё про кого так считается? — задал уточняющий вопрос Кондор.
— Ну, если мать полный срок дитя не доносила, и мальчик слабым родился... Даже если он потом здоровый, всё равно лучше не рисковать, такие чаще болеют... Ведь в охране всё-таки комфортнее, чем в армии.
Асеро даже поперхнулся соком из бутылки от неожиданности. Прокашлявшись, он сказал:
— Хорошо, что в дни моей юности такими вещами никто не заморачивался. Какая разница, кто там каким родился. Если парень здоров, то здоров, если болен, то болен.
Кондор ответил:
— Да в общем-то его во многом из-за брата в охрану отправили, считается, что двойню разлучать нехорошо. Хотя сам Золотой Шнурок скорее рад был бы куда подальше от брата. Он мне сам так говорил после нанесённой ему обиды, но те, кто принимал решение, считал иначе.
— Ну ладно, — сказал Горный Ветер, — суть-то не в этом. Ведь чтобы не просто в охрану к абы кому попасть, а именно во дворец, нужна рекомендация от старейшины айлью, от учителя, у которого парень учился, да ещё от пары уважаемых человек в айлью, желательно инков... у всех, кто у тебя служит, эти условия соблюдены. И, тем не менее, не так давно ты вот выгнал двоих охранников из-за того, что они на карауле напились. Да и вообще замечаешь у своих парней дурные наклонности. Как ты это объясняешь хотя бы себе?
Кондор вздохнул:
— Я и сам много ломал над этим голову. Могу предположить два объяснения. Или юноши, попав из своих деревень в столицу, вдали от родных и привычного окружения, меняются в худшую сторону, ибо те, перед кем они стыдились дурного, остались дома, или же их рекомендатели не замечали в них дурных черт, которые опять же больше видны здесь, чем были видны дома.
— Хорошо, Кондор, а можешь сформулировать суть этого дурного? — спросил Асеро. — В чём оно состоит? Тогда, может быть, дело понятнее станет.
Кондор несколько замялся:
— Да вроде, на первый взгляд, ничего серьёзного. Ну, сплетничают, ну обсуждают тебя государь...
— А что во мне такого обсуждать можно?
— Государь, некоторые считают, что ты ведёшь себя не совсем как мужчина. А ведь государь должен быть даже более мужчина, чем в среднем.
— Вот те раз! Что же не так с моей мужественностью? Разве я когда-нибудь позорно струсил? Или проявил безволие? Или наплевал на долг? Или не сдержал слова? Или... ну в чём меня вообще можно упрекнуть?!
— Ни в чём из того, что ты перечислил. Но ведь они наблюдая твою жизнь, видели, что ты живёшь только с одной женой и никогда не проявлял интереса к посторонним женщинам.
— А что тут такого? Одной женой обходится большинство тавантисуйцев, а в христианском мире больше одной жены вообще нельзя по закону.
— Но в христианском мире богатый человек обычно... Ну, ты понимаешь.
— Наставляет рога мужьям и губит девиц?
— Да...
— Неужели они хотят, чтобы я вёл себя так?
— Ну, некоторые считают, что если мужчина так себя не ведёт, то у него что-то не в порядке с мужеской силой, — щёки Кондора налились румянцем. — Ты знаешь, государь, я девственник и хочу остаться им до конца своих дней, не желаю променять службу у тебя на объятья самой лучшей из женщин. Ведь женатому мне было бы невозможно исполнять свои обязанности столь же усердно. И потому я не очень понимаю во всём этом....
Асеро считал такую заморочку Кондора неправильной в конце концов, и хорошая жена никому не помешает, можно даже во дворце поселить, но сейчас явно не время спорить на эту тему, и потому продолжил:
— Ну ладно, а ещё за что они меня осуждают?
— Не серчай, государь, но ведь ты иногда делаешь ту работу, которая женской считается. Ведь можешь и полы помыть, и еду приготовить, и с детьми нянчишься... В общем, женскую работу делаешь.
— А то они в казарме полы не моют!
— Моют, но это пока служат, а у тебя жена есть.
— Но жене не всегда сподручно. Да и вообще, какая доблесть в том, чтобы всю работу по дому на женщин переваливать? Просто мужчине чаще некогда этим заниматься, но раз мне жена помогает мои обязанности исполнять, документы и статьи за мной вычитывает, то почему мне зазорно ей с её обязанностями помогать справляться? Или они считают, что женщина должна всем и всё, а мужчина никому и ничего?
— Я ни в чём не упрекаю тебя, государь! Но они видят в этом что-то такое... что-то позорное. И ведь на это никакого отбора нет, этого никто не проверял! И как с этим быть, не знаю. Я, конечно, провожу беседы, стараюсь быть с такими болтунами построже, но сами понимаете, что они уже не дети и изменить их мировоззрение тяжело.
— Мда... — сказал молчавший до того Горный Ветер, — такие вещи и в самом деле никто не проверял, в голову ведь не придёт проверять на это! И перепроверить такое как, вслух-то они будут отрицать, что тебя за это не уважают, в лучшем случае скажут, что мужчине женские работы исполнять не подобает. И к чему тут придраться?
Асеро сказал:
— Ладно, Кондор, угощайся, мы-то с Горным Ветром уже отдали должное снеди, а ты и не притронулся. Проблему ты обозначил, а как уж её решить, тут думать надо не один день. Прежде всего, надо понять, специально ли такие по рекомендации попадают, или это общее поветрие среди нынешней молодёжи. Вот в годы моей юности шли войны, и как-то не было вопросов, кто мужчина, а кто нет. Если ты воевал добровольцем и тем более отличился в боях, то кто в здравом уме подвергнет сомнению твою мужественность? А не знающая войны и настоящих трудностей молодёжь как раз будет доказывать себе свою мужественность через вот такие глупости, как сомнительные поступки в половой сфере или показную брезгливость к женской работе.
— Это ты исходишь из того, что вся молодёжь такая, а не тебе таких подбирают.
— Брось, Горный Ветер, как-то подбирать юношей в охрану по этому признаку... Это как-то глупо.
— Почём знать. Во всём, что с тобой связано, лучше перебдеть. Вот Кондор, ведь так получилось, что некоторые охранники из твоего айлью, и всего на пять лет моложе. Вот про них можешь рассказать поподробнее?
Видимо, Горному Ветру уже надоело это предисловие, и он решил перейти к прямому допросу, пусть и замаскированному под дружеский разговор. Кондор ответил:
— Да всего четыре человека, из них два — Золотой Лук и Золотой Шнурок. Ну, про первого вы знаете, ко второму у меня не было никаких нареканий, он-то как раз ко всему этому питал отвращение. Ну, ещё те парни, что напились на карауле, но о них ты знаешь не хуже моего. Кстати, они ведь людей из твоего ведомства в подставе обвиняли. Мол, это твой человек их соблазнил вина выпить. Скажи, это правда или нет?
Горный Ветер ответил:
— Ну, допустим, кое-кто из моих людей проявил такую сомнительную инициативу, но какая разница? Соблазняют — не поддавайся, силой в них вино никто не вливал.
Кондор наконец-то принялся за еду, и после паузы добавил:
— Я бы скорее другое отметил. Вы ведь слышали об эксперименте с продлением школьного обучения? Это по ведомству Верховного Амаута проходит и в ограниченном количестве айлью под столицей. Так вот у меня очень многие из охраны как раз через это прошли.
Асеро в душе подосадовал, что забыл спросить об этом важном обстоятельстве, и хорошо, что Кондор напомнил сам.
— Вот так? А почему так? — спросил Горный Ветер.
— Да на самом деле ничего удивительного. Когда из школы выходят мальчиками, и потом до службы в армии несколько лет остаётся, учителю тяжелее характеристику дать, чем если они потом у него учились вечерами... Так что поневоле такой перекос.
— Хм... понятно.
— Ну, в общем, тут есть какая-то связь. Как раз те, кто дольше обучался и вроде должен был быть культурнее и лучше сверстников, наоборот, как раз склонен к сплетням, самооправданиям и прочему. Как это объяснить, не знаю.
— Радуга это дело отлично объясняет, — сказал Горный Ветер, — я говорил с ней, и у неё скоро диспут на эту тему с Заколкой. Проблема не в том, что долго учат, а что учат не тому. Идея личности, как её понимают европейцы, с изрядной гнильцой, а европейская культура вокруг неё крутится. Казалось бы, кто, как не амаута, должны понимать, что европейская культура и те ценности, которые европейцы проповедуют, не могут быть совсем не связаны с теми мерзостями, которые европейцы творят по всему миру. Ещё горький пример моего брата Ветерка показал мне, что идеализация Европы — вещь отнюдь не безобидная. Если бы некоторые преподаватели Тумбесского университета не ставили бы европейскую культуру выше нашей, их миссионеры нашли бы у нас куда меньше благодарных слушателей. А так семена упали на уже удобренную почву. Но амаута порой глупо упираются, мол культура отдельно, а нехорошие дела отдельно. И хоть ты тресни им что-то доказывать!
— То есть вы оба хотите сказать, что молодёжь по недомыслию учат чему-то не тому? — переспросил Асеро,
— Или по недомыслию, или специально, — сказал Горный Ветер, — во всяком случае, среди амаута не так уж мало поклонников Европы. Ведь иные амаута даже сожалели, что тогда выбрали тебя, а не Горного Льва, мол, тот более европейски мыслил и как-то больше духом европейской культуры, чем ты...
Асеро вздохнул:
— Дался им этот изменник! Ну да, логика у них простая: раз кто-то культурный, то человек в общем и целом хороший, то пусть и ошибся где и переоценил свои силы, а что он изменник, этого они не понимают. Возможно, что и сам Горный Лев не считал себя изменником, а думал, что это он использует европейцев.
— Да не в этом дело даже, — ответил Горный Ветер, — даже если бы не было всей этой некрасивой истории, европейцы бы всё равно считали тебя тираном. Любой Сапа Инка для них Тиран уже в силу того, что он Сапа Инка, и каким-то их представлениям о законном правителе не соответствует. Даже если ему нельзя предъявить ни одного трупа.
— Похоже, моя дочь Лилия меня тоже тираном считает. Конечно, что к ней с Розой пришлось охрану приставлять, это её раздражает. Но скажи, Кондор, вот кто решал, с кем ей идти на прогулку, ты или Теосинте? — это был тот вопрос, который Асеро задал по договорённости с Горным Ветром. Теосинте явно показывал на Кондора.
— Теосинте. Впрочем, я всё равно потом расспрашивал, где, мол, были. Все как один говорят, что она каждый раз посещала то место, куда собиралась. Только вот я им не очень верю. Зная легкомысленный характер Лилии, можно быть уверенным, что она хоть раз или два должна была отклониться с маршрута. Но тут я всё-таки надавил на одного, он сознался вот в чём. Лилии действительно очень хотелось личной свободы, она договорилась с охранником, что ему тоже даст погулять, а сама побудет без охраны, и она погуляет свободно, и он, а в определённый час они встретятся вместе и пойдут домой. Ну и согласился он. Сказал, что и другие так делают, кое-кому она даже безделушки даёт.
Асеро был озадачен:
— Какие безделушки? Откуда она их берёт? Кондор, ты не хуже меня знаешь, что у нас в доме порядок жить без излишеств.
— Вот сам в недоумении. Сейчас они с Розой вроде в библиотеку пошли, и в охрану я им надёжного парня дал.
— Ну откуда ты знаешь, кто надёжный, кто нет? Кондор, может, пока ситуация не прояснится, ты её сам провожать будешь?
— Я всегда готов выполнить свой долг перед государем.
Горный Ветер сказал:
— Асеро, я бы не был так поспешен с выводами.
— Брось, Горный Ветер, сейчас, глядя в честные глаза Кондора, очевидно, что он ни в чём не виноват.
— Ну, это ещё вопрос. Теосинте тоже говорил, что Лилия подкупает охрану за безделушки, и что безделушки ей кто-то даёт, но он подозревает, что это либо Кондор, либо Горный Хрусталь. Но Горный Хрусталь, учитывая его путешествие с нами, не мог их давать. Разве что заранее весь запас, и большую часть охраны подговоришь... А так у одного честные глаза, у другого...
Кондор сказал чуть помявшись:
— У меня тоже есть кое-что рассказать про Теосинте. Недавно мне пришлось его конфликт с нашей дворцовой поварихой разбирать. Он весьма назойливо ухаживал за девушкой, до чего-то непристойного дело не доходило, однако она просила меня его угомонить. И он ей пытался всучить золотые безделушки. Уверял, что они ему от отца в наследство остались.
Горный Ветер ответил:
— Да какие безделушки в наследство! Его родителей из когтей инквизиции еле живых вытащили. И если ты не в курсе, там в инквизиции их раздевают до белья, а иногда и того не оставляют. Ну уж кольца, серьги и прочие медальоны сорвать, это вообще святое дело.
— Я знаю, и примерно это ему и сказал. Но он сказал, что его отцу уже здесь некоторые благодарные ученики здесь дарили. Хотя рисунок на наш не похож...
Тут Асеро сказал, потянувшись к шлему:
— Простите ребята, но мне нужно на минутку отлучиться, я видел тут отхожее место недалеко за углом.
— Может, лучше тебя проводить, мало ли...
— Не стоит беспокойства, в шлеме меня никто не опознает. Доедайте лучше, а потом продолжим. В случае чего я крикну, если что не так.
По дороге в заветное место Асеро заметил в кустах что-то вроде целующейся парочки. Мысленно ругнув распутную молодёжь, которая так развлекается в тайне от ничего не подозревающих родителей, он прошёл, куда намеревался. По дороге обратно он тоже совершенно не намеревался приглядывать и прислушиваться к легкомысленной парочке, если бы не услышал имя своей дочери. Незнакомец шептал ей на ухо:
