— Да-да. Он уже все понял и решил перейти на сторону победителей. Но на нее, эту самую сторону, нельзя перейти на словах — только делом. Если вы вшестером ничего хоть мало-мальски сопоставимого не можете — зачем вы мне нужны? Под ногами путаться? Вы только не подумайте, что это во мне говорит высокомерие и заносчивость — у меня просто нет для вас дела. А вот где-то далеко, где меня нет — непочатый край работы и бездна возможностей для тех, кто хочет стоять во главе нового мирового порядка. Добейтесь результатов, сравнимых с моими — будем говорить, как равные, и делать общее дело сообща. Ну или забейтесь куда-то в нору, ждите наступления новой эры и попутно осваивайте целительство и ведьмовство: принцип 'кто не с нами, тот против нас' на сельских целителей и прочую нейтральную мелочь распространяться не будет, а всех остальных сами понимаете что ждет. Новая эпоха будет без королей и их цепных псов.

Рассудительный внезапно усмехнулся:

— Забавный это будет новый порядок, видимо. Сейчас одаренных держат в неволе бездарные, а потом одаренных будут держать в неволе одаренные же? То есть, власть просто перейдет от королей к гильдиям магов, но для самих магов ничего не изменится, да?

— О чем это ты?

— Да все о том же. Короли, инквизиция, храмовники, гильдии магов — все они держат нас в цепях и клеймах, как вы сами же и сказали. Ваш новый порядок — это когда короли, инквизиторы и паладины исчезнут, но останутся гильдии, а с ними и те же ограничения? Маги все равно останутся бесправными, кроме тех, которые окажутся на вершине власти?

— М-м-м... Придется объяснить тебе одну особенность мира, в котором мы живем. Мы все бесправные, потому что так называемые 'права' — нечто несуществующее. Сила есть право , как сказал один мудрец. Если ты не готов огнем и мечом защищать свое имущество — у тебя нет права на имущество. Если ты не готов огнем и мечом защищать свою жизнь — у тебя нет права на жизнь, и любой может невозбранно ее отнять. Если ты не готов сражаться за свою свободу — любой вправе надеть на тебя цепи. Ну или если ты будешь подданным сильного — короля или архимага — у тебя будут ровно те права, которые тебе милостиво подарит твой повелитель, и ни на йоту сверх того. Пойми, все люди делятся на две группы — хозяев и холопов. Моя война за мир без королей — это война будущих владык мира против нынешних. Для холопов, хоть одаренных, хоть бездарных, не изменится ровным счетом ничего. Хочешь больше прав — примени силу. Займи свое место среди хозяев, пусть даже не в первом ряду самых сильных, но будь хозяином. Если сам ты слаб и неискусен — прояви силу другого рода. Собери многих таких же, возглавь их — и все вместе вы будете силой, которая сможет взять свое. Действуйте, докажите, что у вас есть право на место под солнцем — и тогда с этим правом будут считаться. Чтобы в новом мировом порядке тебе нашлось место, ты должен принять участие в его создании. Если же ты предпочитаешь посидеть на жопе ровно, пока я буду перестраивать мир по своему разумению — в итоге может оказаться, что тебе в нем места не найдется, а если и найдется — то где-нибудь в сарайчике в лучшем случае, на свой замок не рассчитывай. Ухватил суть, надеюсь?

— Да, вы очень красочно все расписали, — кивнул он. — Только как бы это сказать... Не все такие великие мастера, что могут единолично отхватывать здоровенные куски крупной страны и склонять соседних королей перед собою... И есть у меня опасение, не в обиду вам будь сказано, что если вы будете отвергать всех желающих примкнуть к вам — то может так случиться, что однажды останетесь в одиночестве против всего остального мира. Просто потому, что те, которые вам не ровня, действительно будут сидеть на жопе, осознавая, что не способны на деяния вашего уровня.

Его поддержал Бармалей.

— Мастер, он прав. Хоть вы и сказали, что сторона магов — общая, а не ваша, на самом деле она все-таки ваша. Потому что без вас у остальных ничего не получится. Узнай я, что Ксантор поднял восстание... — он указал на рассудительного, — что бы сделал я? Делал бы ставки, как скоро его ждет фиаско. Мы все отважились выползти из нор только потому, что вы это сделали. Некроманты и чернокнижники всегда терпели поражение — но раз вы начали борьбу, значит, у вас есть план. Мы верим, что вы, может быть, сделаете то, что не смог сделать никто до вас. Верим настолько сильно, что готовы присоединиться. Но если вы отвергаете тех, кто желает быть на вашей стороне — останетесь в одиночку. Потому что никто, кроме вас, не готов бороться сам по себе. Вы — ось, основа, вокруг которой могут собраться маги-нелегалы, каждый из которых сам по себе слишком слаб и не способен на личную войну.

— Все верно, ученичок. Только ты кое-что упустил. Мы — некроманты. Мы по определению не можем собраться вместе, потому что количество нежити, собранной в единый кулак, ограничено. И потому каждый из нас вынужден, даже действуя заодно с остальными, все-таки быть сам по себе. Знаешь, в чем была главная ошибка всех некромантов, которые ранее проиграли в борьбе?

Тут они все почти буквально навострили уши. Ну еще бы, Рэйзель поделится планом завоевания мира...

— Я тебе скажу, в чем. Они пытались победить в генеральном сражении, но всегда и неизменно ограничение в размере армии предрешало исход сражения. Живые брали мертвых числом, и с этим ничего не поделать... если не менять кардинально методы войны. Я вас не отверг, вы на самом деле уже получили первое боевое задание. Атаковать Болонгу, посеять панику и хаос, собрать хоть какие-то силы. Поверь мне, это самое простое задание, которое ты можешь получить от меня. Как только у вас на шестерых появится хотя бы пара сотен нежити, желательно не абы какой — вы станете боевой силой, способной выполнять задачи. Боевые маги — разговор отдельный, но среди нашей братии их мало...

— Вообще-то, вот эти трое — просто беглые маги. Боевые.

— И замечательно. Три боевых мага и три чернокнижника. Выберите место и время, удобные для вас, нанесите удар, поднимите себе слуг — и у вас будет и ударная мощь магии, и защита в виде мертвой пехоты. А потом либо нанесите еще один удар, либо вернитесь с этим войском. Вот тогда, действуя сообща, мы сможем больше, чем если каждый будет сам по себе. Вот тогда вы не словом, а делом займете свое место на нашей общей стороне. И когда наши успехи станут очевидны всему миру — к нам примкнут и другие. И тогда мы победим.

* * *

После того, как гости повернули в сторону Болонги, я еще пару часов 'провожал' их при помощи Каркуна, а затем повернул обратно и завел войска обратно в амбары.

— Все, отбой, — сказал я своим девочкам и пересказал вкратце ход беседы. — Поглядим, будет ли из них толк.

Затем я дал Каркуну поклевать каши и отправился в Нирнкэрн.

Город ландграфа Мэйнарда оказался весьма и весьма крупным — порядка пятидесяти тысяч человек, судя по площади и числу домов, что для средневековья довольно много.

Я сделал над городом круг и сел на крышу ратуши, чтобы основательно осмотреться.

Перво-наперво, мой взгляд привлекли другие вороны — ну или это Каркун их инстинктивно заметил. Воронье кружилось в трех местах, и привлекли их, как этого и следовало ожидать, виселицы. Всего повешенных около десяти — что немного. Виселиц аж три, что нелогично на первый взгляд, значит, ландграф просто построил еще две для пущего назидания. Дисциплина насаждается жесткими методами, скорей всего, это преступники. Ну, в тяжелые времена — тяжелые меры.

Заметил я и отряд стражи — девять человек с сержантом во главе патрулируют улицу. Прохожих мало — и это логично, город в осаде практически, к тому же те, которые могли удрать, скорей всего удрали.

Но те прохожие, которых я увидел, ведут себя довольно спокойно, каких-то волнений не видно. Шума мало, в основном он исходит из квартала, откуда дымки в небо поднимаются.

Подлетев поближе, я понял, что это ремесленный квартал, и кузницы работают на всех парах. Стражи в квартале больше, чем в других местах, туда-сюда деловито снуют подмастерья, носят материалы, катают тачки. Еще чуть приблизившись, я разглядел, что в квартале полным ходом куют оружие и делают доспехи из всего, из чего можно.

В соседнем квартале я увидел площадь перед зданием, похожим на казарму, на которой кое-как выстроилась толпа людей невоенной наружности с длинными шестами, и несколько военных показывают им простейшие перестроения. Хм... Ландграф войну затеять решил? Он вообще в своем уме?

Чуть понаблюдав, я понял — да, Мэйнард вполне в своем уме. Усилия сержантов сводились к тому, чтобы научить толпу горожан организованно разворачиваться в разные стороны и строить двойные шеренги и 'коробки', встречая противника упертыми в землю копьями — прием, который я сам применял против здоровенной твари. Против крупной Порчи, атакующей с разбега — вполне себе действенная защита, а вот против нежити, наступающей неторопливо и неудержимо, это не сработает. Хм... Граф обучает бригаду для вылазок за провиантом?

Как раз в этот момент из казармы вышла женщина, в которой я узнал Теодению Винтер, инквизиторшу из Кортании. Да, сомнений почти нет: подготовка ополчения для вылазок по окрестным деревням.

Особняк самого ландграфа, солидный такой полудворец, оказался превращен практически в крепость. Окна первого этажа полностью замурованы, напротив главного входа вбиты наклонные колья, остальные двери тоже замурованы. При этом второй этаж переделке подвергся мало: окна открыты, занавески на местах. При осаде нормальным противником и обстреле это привело бы к пожарам всенепременно, но Порча и эфириалы обычно не пользуются ружьями и пушками.

Заглянув в одно приоткрытое окно, я заметил, что комнату, прежде обычную, превратили в склад: на стене зеркало осталось, но мебели нет, у стен сложены мешки.

Итак, в Ниркэрне более-менее порядок — и это хорошо. Значит, ландграф внял моему совету.

Я велел Каркуну возвращаться, а сам подумал, что копья — идея неплохая, надо бы старосту озадачить, а то у меня на все войско алебард всего четыре сотни. У мертвых крестьян и разбойников в основном топоры, сабли и секиры, с копьями они против громадной Порчи полезней будут, да и против конницы тоже.

Вечером староста наконец-то завершил оборонительный ров, окруживший и храм, и мою штаб-квартиру, и пообещал, что за два дня сможет разобрать все оставшиеся в деревне бревенчатые дома и сараи на частокол. Впрочем, оных осталось немного, на частокол не хватит.

— Тогда разбирать смысла нет, — сказал я, — раз так и так придется лес за бревнами переться. Вот что, кузнецы тут есть?

— Есть, — кивнул староста, — аж три. Один даже оружейник... немного.

— То, что надо. Завтра надо сделать копий штук пятьсот. Подлиннее чтоб, шагов восемь-десять в длину. Кузнецы пусть куют наконечники...

— Эм-м... Вашмагейшество, кузница-то одна, и та на краю деревни...

— Не проблема. Поставлю там пару сотен нежити вокруг, пусть кузница работает безостановочно.

Уже к вечеру выяснилось, что у местного кузнеца запас железа был, мягко говоря, небольшим: дня на два, то есть где-то на сотню наконечников, и то, тогда уже нечем будет при нужде починить доспехи или инструмент крестьянам, при том, что и инструмента у нас — кот наплакал. Хватает дать в каждые руки лопату, кирку или пилу, но запаса нет.

— А что ж ты только сейчас мне это говоришь? — спросил я старосту.

— Ну-у-у, вашмагейшество, такое дело, как-то не думал. Поначалу хватало инструмента, значит, но потом люди начали прибывать и теперь у нас мужиков рабочих больше, чем было в деревне до этой напасти, значит... Есть кузница, я знал, что там есть запас, чтоб изготовить чего при нужде — чего ж беспокоиться... Ну а что вам копья понадобились внезапно — того я никак не мог предвидеть.

— И то правда... Значит, завтра копья делать — послезавтра сходим в большой поход. Все телеги, что есть, к послезавтра должны быть в порядке и на ходу.

* * *

Прямо посреди ночи в укреплении начался шум, причем узнал я это от Каркуна: ворон, обладая самым чутким слухом среди всех жильцов дома, проснулся первым и донес это до меня, тем самым показав, что наша связь — двусторонняя. Он может 'прислать' мне то, что слышит, по своей инициативе, по крайней мере, в тот момент, когда я сплю. Ценное открытие, но пока надо разобраться с шумом.

Шум оказался относительно негромким: до меня долетают человеческие голоса, я не могу разобрать слов, но слышу встревоженность в них. С другой стороны, воплей ужаса и предсмертных криков тоже нет.

Я встал, стараясь не разбудить Зенобию, набросил 'бронекамзол', надел шлем и вывел из амбара полсотни отборной пехоты.

— Что случилось? — сонным голосом сказала Зен и потянулась за своим револьвером.

— Сейчас пойду разберусь. На нападение не похоже, спи.

Когда я вышел, одновременно со мной из своей комнаты выскочила Альта. Чутко спит, однако.

— Я разберусь, — сказал я, — иди отдыхай.

— Да уж раз встала и оделась — тоже пойду. Сон как-то сняло, почудилось, что на нас напали...

Мы подошли к воротам и увидели, что часовой оказался на своем посту над стеной — значит, охрана на месте, и Нибель при этом не посчитал нужным меня будить. Ладно, все равно разобраться надо, раз пришли.

Когда заскрипели ворота, шум моментально пошел на убыль. Я пропустил вперед несколько пехотинцев, затем вошли мы с Альтой.

Рядом сразу нарисовался сам Нибель — с револьвером, саблей и в кольчуге, надетой прямо поверх исподнего белья.

— Что стряслось?

— Да вот, вашмагейшество, один из новопришлых оказался того... болен. 'Кровавая погибель' у него.

Толпа расступилась, образовав коридор, и я увидел в самом углу у частокола группу людей: мужчина на коленях, трясущийся, словно в лихорадке, обнимающая его женщина пару ребят постарше и за ними — маленьких мальчика и девочку. Мальчика я узнал сразу: белый малыш-дагаллонец. А вот отца его оказалось труднее узнать: кровавые слезы, испачкавшие лицо, превратили лицо в жуткую маску.

Вокруг них образовалось пустое пространство: все старались отойти от больного подальше.

— Во имя Пятерых, что это с ним?

Он попытался что-то ответить, но не смог. За него ответила Альта.

— Кровавая погибель, она же олеронская лихорадка, валинорская болотная чума, кровавая лихорадка и так далее... — Она подошла чуть ближе и посветила себе фонарем. — Человече, это какой приступ по счету?

Он молча поднял трясущуюся руку с четырьмя пальцами. Его жена тем временем принялась вытирать его глаза платком, чтобы он мог что-то видеть.

— Последняя стадия, — резюмировала Альта. — Еще месяц-полтора будешь жить нормально, если не считать приступов каждые четыре-шесть дней, а потом они участятся, ты ослепнешь и последние пару недель проживешь в муках... Это ты на Олероне подхватил?

Он понуро кивнул, а я подумал, что только чумы мне не хватало.

— Можно что-то сделать? — спросил я.

— Только добить, когда ослепнет, чтоб не мучился. Кровавая чума не заразна, но смертельна. Единственная инфекционная болезнь, с которой ничего не могут сделать даже маги-целители.