Гном и семь Белоснежек

Обезумевшая от ужаса Хмелёва сумбурно передала Анне суть разговора с патанатомом и кинулась на выход. Свой сотовый она забыла у сестры.

— Вон он. Только аккумулятор. Сел. — кивнула Аннушка на стол, где я разглядела старенький мобильник-раскладушку. — Зато Ниночка. Теперь, наверное. Сегодня. Вернётся. Как же она без теле...

Анна Павловна снова стала задыхаться, я схватилась за ингалятор. Какое-то время она лежала с закрытыми чёрными веками, потом тихо пролепетала:

— Хочу спать. Спать. Очень.

Мне было страшно оставлять женщину. Я попросту боялась, что она скончается. Просидев без движения ещё несколько минут и наблюдая, как измождённое лицо принимает всё более безмятежный вид, я вернула альбом на место. Напоследок поплотнее укрыла несчастную старым пуховым одеялом, та слегка улыбнулась. Хоть во сне вы счастливы, Аннушка.

Выйдя из подъезда, я опустилась на корточки и, не выдержав, бессильно заревела.

Глава 10

Такси в трущобы ехать отказывалось, пришлось топать до цивилизованной улицы Литейной, чтобы вызвать машину туда. На пути мне встретилась уже знакомая стайка с не менее знакомой бутылкой.

— Девушка, — окликнул меня интеллигент Шурик, — здесь недалеко живёт Зоя. Она незрячая, глаза ей заменяет пёс-поводырь. Может, собачка поможет вам? След возьмёт.

— Нет, собачка не поможет, вчера лил дождь, после него след не взять, — припомнила я познания, полученные благодаря детективам, и пошла своей дорогой.

Долгожданное такси доставило меня к центральному входу Дрянской областной больницы. Все убиенные обязательно попадают в так называемый криминальный морг, а он в городе один и находится именно здесь. Тело Рады не могли отвезти куда-то ещё, остаётся выяснить, во сколько минувшим вечером сюда приезжала Нина Павловна. Да, казалось бы, после разговора с Аннушкой всё прояснилось и кандидатура Хмелёвой на роль душителя отпадает. Уж знаю, как эта наседка трясётся над единственным сыночком. Наверняка вчера после звонка патологоанатома отпаивала Эдичку успокоительным и не отходила от него ни на сантиметр. Но раз уж я ввязалась в амплуа сыщицы, не имею право вот так огульно отбрасывать версии. Проверить маршрут Хмелёвой стоит поминутно.

На территории больницы взад-вперёд сновали посетители, выглядящие, как один, крайне болезненно. Навряд ли болящие адекватно бы восприняли вопрос, где находится морг, посему я поджидала кого-нибудь похожего на врача. Наконец в ворота, семеня, вошла маленькая женщина в белом халате. К груди, как нечто ценное, она прижимала туго набитый сдобными булками пакет.

— Простите, подскажите, где морг?

— Господи, — вздрогнула та, чуть не уронив с носа очки, а из рук булки. Ответом докторица меня не удостоила и посеменила резвее.

— Наталь Тимофевна, — заливисто рассмеялась тучная тётка с лежащими на плечах перерумяненными щеками, — ты двадцать лет в медицине, а всё морга боишься.

— Как была на курсе профнепригодна, так и осталась такой, — прогундосила идущая рядом, жилистая и длинная, как жираф.

Обе притормозили, тучная, сверкая весёлыми глазками-прорезями, пояснила:

— Девчонк, прямо, налево, а там увидишь указатель 'Дрянское областное бюро судебно-медицинской экспертизы'.

— Большое спасибо, — поблагодарила я и припустила в указанном направлении.

— Глянь-к, обрадовалась как, что морг нашла, — снова засмеялась крупногабаритная мадам.

— Может, к Илье на свидание? Он таких любит, — протянула гнусавая.

— Да он всяких любит, лишь бы живая, — ещё громче залилась первая.

Я издали поняла, что курящий у неприметной двухэтажной постройки мужик в бирюзовом облачении — патологоанатом. Почему-то именно таким — наголо бритым, коренастым и плечистым — представлялся мне всегда этот узкопрофильный специалист. Когда же расстояние между нами позволило рассмотреть, как специфический доктор плотоядно щупает меня глазами, я смекнула и что это тот самый любвеобильный Илья.

— Мадемуазель, вам точно сюда? — хохотнул он и расползся в улыбке, которую называют 'до ушей'.

— Экая у вас улыбка широкая, — машинально улыбнулась я, всходя на ступени, — здравствуйте.

— Шириной в душу, здравствуйте.

— Патологоанатомы верят в душу?

Теперь его уха достигла только левая сторона рта.

— Ишь ты, — кобелино прищурился он, — красивая, ещё и острая. Хорошо, хрен с ней, с душой, я мущщина широкой улыбки, широких взглядов и широкой кости. Звать Ильёй.

И его яркие серые глаза снова беззастенчиво заскользили по моей груди.

— Взгляд, положим, не очень-то широковат, — констатировала я.

— Так и ты ж не широкая, — усмехнулся самец. — Ну, я представился, твоя очередь.

— Евдокия. Девушка тяжёлой судьбы, тяжёлой руки и тяжёлого поведения.

Илья, оскалившись, гаденько прохихикал.

— Вообще-то я приехала по делу, так что можете перестать пялиться на меня, как на мясо.

— Лапочка, — вновь прищурился герой-любовник, — уж мне ли не знать, что все мы — мясо?

Неизвестно, сколь долго продолжался бы этот диалог, но тут железная дверь позади сластолюбца открылась и наружу вышли два контрастных экземпляра. Первый, двухметровый, квадратный и неповоротливый, напоминал шифоньер с глазками. Шеи у него не наблюдалось, голова, одинаково волосатая как вверху, так и внизу, росла сразу из плеч, ручища из-за мускул не прижимались к туловищу. Второй, щупленький, сутулый, желтоватый и жидковолосенький, не доставал собрату и до груди. Про таких в народе говорят: в детстве часто недоедал и много болел. Если же продолжить сравнение с мебельным гарнитуром, то на фоне своих коллег он выглядел табуретом, потёртым, скрипучим, расшатанным.

Униформу живописных субъектов дополняли клеёнчатые фартуки с мокрыми потёками. Воображение мигом нарисовало, как 'мясники' только что смыли с передников брызги крови или мозгового вещества, но, странное дело, мне не поплохело.

— Ильюх, дай сижку, — просипел щупленький моему собеседнику.

— Ефимыч, задолбал, нищеброд, — неконфликтно ответил Илья и выдал напарнику сигарету. Громиле, к слову, не дал, да тот и не выказывал желания. Наверное, он вообще был за здоровый образ жизни, оттого и вырос таким богатырём.

Прикуривая, Ефимыч глянул на меня, я по правилу хорошего тона поздоровалась. Мужичок сквозь кашель ответил кивком, а 'шифоньер' пошевелил глазами, словно удивившись: откуда голос? Заметив мою фигуру где-то у подножия себя, он уставился конём — безэмоционально и не моргая. Я прочистила горло и начала:

— Скажите, вчера кто-нибудь из вас работал, когда у одного парня здесь случилась истерика?

— Это который труп невесты порывался домой забрать? — сделал Илья брови домиком.

Я кивнула.

— Ну, наша с Ефимычем смена была. А что такое, кошечка?

— За ним приезжала мать, Нина Павловна?

— О-оо, — потёр самец свой лысый череп, — не напоминай. Семейка, ... в рот.

— Нина Павловна где-то потеряла ключи, — озвучила я заранее придуманную легенду, — вы не находили?

Илья и Ефимыч помотали головами, а шкафоподобный в наш разговор, похоже, и не вслушивался — с самым заинтересованным видом он наблюдал за ползающей по кирпичной стене мухой.

— А сама она чего не приехала? — справедливым вопросом задался Илья.

— Так она же на похоронах, попросила меня съездить.

— А ты ей кто?

— Секретарь. Вот и выполняю мелкие поручения начальницы по долгу службы.

Илья вновь заблестел очами:

— Нам бы такого секретаря. Выполняющего мелкие поручения.

— Ильюха-Ильюха, хрен тебе в ухо, — хихикнул Ефимыч.

В сумке завибрировал телефон. 'Маникюрша нашла время позвонить', — подумала я, взглянув на дисплей, и отклонила вызов.

— Девушка, а Нина Павловна потеряла ключи от квартиры? — прищурился сморчок.

— Да, но не от той, в которой живёт постоянно, от другой, — нашлась я, сообразив, куда клонит анатом.

Дядечка удовлетворился моим ответом, недоверие с его лица испарилось.

Смартфон затрезвонил вновь. Поняв, что не отвяжусь от настырной ногтевой кудесницы, я ответила:

— Соня, извини, мне сейчас некогда.

— Дуня, подожди, с тобой всё в порядке? — тревожно поинтересовалась Лепнина. — Как ты там жива-здорова?

— Своевременный вопрос, — хмыкнула я, — спасибо, жива, здорова.

— Бьюсь к тебе аж с субботы!

— Сонь, мне правда сейчас недосуг болтать.

— Да где ты? — не отставала мастерица.

— В морге.

— В м-морге? — промямлила Соня. — Всё нормально?

— Всё отлично.

— Отлично? Господи, что ты там делаешь? С кем ты?

— С какими-то тремя мужиками.

— С тремя мужиками в морге? — ещё растеряннее переспросила Сонечка. — И у вас там всё, говоришь, отлично? А кто эти мужики?

— Всего лишь патологоанатомы. Соня, у меня всё хорошо, я перезвоню попозже.

— А, ну раз с тремя патологоанатомами в морге, то я за тебя, конечно, спокойна...

Лепнина пробубнила ещё что-то, но я уже убрала от уха трубку и продолжила излагать басню:

— Нина Павловна не знает, где именно потеряла связку, знает только приблизительное время — после семи вечера. Она у вас во сколько была?

Четыре глаза выпялились на меня, пятый и шестой глаз продолжали бдительное наблюдение за насекомым.

— Мы до полпятого работаем, — задумчиво поскрёб Ефимыч небритую шею.

— Угу, но чокнутый этот нас всех задержал, — отбросил окурок Илья. — Припёрся уже под закрытие, и не вдолбишь прям, что жмурку его лучше оставить в холодильнике, а не домой везти. Пока из обморока нежного такого вывели, пока мамаша эта приехала, часов до шести провозились.

— Точно до шести, — кивнул мужичонка, — потому что я хлеба у себя в 'Районном' не успел купить, пришлось чапать остановку до следующего магазина.

— Так что, начальница твоя... — начал было Илья, но тут в дверной проём высунулась женщина лет шестидесяти.

— Илья Александрович, — прошамкала она рыхлыми губами, — Виталий Петрович по вашу душу звонит.

Врач одарил меня раздосадованным взором и нехотя шмыгнул внутрь.

— Федя, — обратилась тётка к громиле, — иди-ка, подсоби мне.

Услышав своё имя, Федя моргнул, подался вперёд, но потом замер у щуплого коллеги и с размаху припечатал его в стену.

— Ты чего дерёшься? — закашлялся Ефимыч.

— Муха. Не люблю, когда на людей садятся мухи, — мрачно пробасил Федя и, пригнув голову, втиснулся в проём.

Пользуясь тем, что мы с Ефимычем остались тет-а-тет, а его сигареты хватало ещё на несколько затяжек, я быстренько закурила — надо бы разговорить дядечку.

— Жалко Раду, — завела я, — погибнуть на собственной свадьбе... Хоть и не знала её совсем, так, видела пару раз вместе с Эдиком, когда он приезжал на работу к Нине Павловне. Она мне казалась приятной девушкой. И за что только её могли убить?..

— Так она ж не одна такая была, ты в курсе?

— В смысле? — прикинулась я неосведомлённой.

— Ну, в субботу привезли её, а в воскресенье ещё одну, чернявую такую, загорелую. Не буду изъясняться медицинскими терминами, скажу по-простецки: обеим накинули пакеты на голову и держали, девки и задохлись. Только первая не могла сопротивляться, потому что её вначале привязали, а вторая, потому что пьяная была вдрабадан.

— А убийца один и тот же, что скажете, как профессионал? — подольстилась я.

— В принципе, похоже на то, — без энтузиазма ответил патанатом и щелчком отпульнул бычок. — Зря ты скаталась сюда. Если ключи твоя начальница посеяла после семи, то придётся тебе ещё где-то их пошукать.

— А тело-то Эдику и Нине Павловне вы отдали?

Мужичишка хмыкнул и проницательно посмотрел на меня:

— А что ж, начальница тебе не сообщила что ли?

— Она передо мной не отчитывается, сами понимаете, — выкрутилась я.

— А, ну это да. Тело сегодня, часа два назад, они и ещё какая-то молодёжь забирали. А вчера парень так плохо соображал от лекарств, которых мы ему тут налили, что к приезду матушки уже не сопротивлялся и носом клевал, о жинке своей позабыл. Матке удалось быстренько усадить его в такси, и они уехали. Слава богу. О, так в такси звякни, глядишь, у них ключики отыщутся. Такси 'Три семёрки', это точно, машина была вся в их наклейках. На ней, кстати, твоя начальница и сюда прикатила. Но на номер я не обратил внимания, кто ж знал, что...

Ефимыч замолчал, уставившись куда-то вперёд.

— Что такое? — насторожилась я.

— Да парень этот на тачке ж приезжал, на своей походу. Мы уже почти закрылись, я стоял, смолил на дорожку, и тут он, из-за руля вышел. А сейчас машины нету.

— Машина была белая? — нарочно назвала я неправильный цвет.

— Не, зелёная. 'Мазда'. У моего зятя точь-в-точь такая же, только чёрная, вот я и запомнил.

Нарочито повздыхав над задачей отыскать выдуманную связку, я откланялась и в задумчивости побрела по извилистой дорожке. Ноги сами собой привели меня к скамье у одного из многочисленных корпусов больницы. Я села и постаралась собрать полученные сведения воедино.

Итак, Нина Павловна прибыла к бюро судмедэкспертизы на такси 'Три семёрки'. Но я сама с час назад пыталась вызвать в трущобы машину этой фирмы — не вышло. Хорошо, допустим, мать Эдика, как и я, добежала до улицы Литейной и вызвала извозчика оттуда, но каким образом, ведь свой сотовый она забыла у сестры? Попросила позвонить людей на улице? Поймала тачку прямо на дороге? Нет, вряд ли бомбилам из службы такси позволено подбирать пассажиров на улице, они работают по заказам. Хотя, если машина — собственность водителя, и он, честно отработав смену, возвращался домой, вполне мог и остановиться перед безобидной с виду тёткой.

Ладно, интереснее другое. Я полагала, что Хмелёва уехала от Аннушки часов в семь-восемь вечера, даже как-то не подумала о рабочем графике морга. И у Анны Павловны не спросила, во сколько сестрица умчалась от неё. Получается, если мать и сын укатили, как уверяют анатомы, в шесть вечера, Нина Павловна вполне могла успеть вернуться на Ново-Речицкую. А что, уложила сынка спать и отправилась на расправу с наивной Дуняшей.

Хм, всё-таки слабо верится, что эта женщина с приятной, доброй улыбкой способна на убийство. А уж какие пирожки она печёт и как собак любит! Хотя вроде бы Гитлер тоже пёсиков любил...

Так и не придумав, что делать дальше, решила поехать домой. Вечером посоветуюсь с домашними, четыре головы лучше, чем одна.

В такси я отвечала на идущие один за другим телефонные звонки и сообщения в соцсетях. Неожиданно стена человеческого презрения пала, общения со мной вдруг резко захотелось всем, даже малознакомым людям. Каждый сочувствовал мне, справлялся о здоровье и приглашал на чай-кофе. Никакого ликования, выслушивая и читая однообразные речи, я не испытывала, принимала оды и клятвы от вновь обретённых друзей достаточно сухо. Отвыкла я от вас, господа, где же вы раньше были?

Вконец устав от липко-сладких тирад, я кинула телефон в сумку и уставилась в окно. И уставилась, надо сказать, на редкость вовремя. Таксист как раз притормозил у 'зебры', когда в воротах Советского кладбища показалась чёрная толпа знакомых лиц.

— Остановитесь, — приказала я, шофёр пристроился к обочине.