Огромный белый круг за окном заливал комнату неживым ярким светом. Алин сидел на краю кровати, вполоборота, и лучи мертвого светила выделяли его профиль тонким контуром. Его приходу я не удивился: некоторые люди вовсе не исчезают со своей смертью.
— Иные люди отбрасывают слишком длинные тени. Люди уходят, но тени остаются, — сказал высший.
Он выглядел точно так же, как в нашу последнюю встречу перед Осенним праздником — посмертная маска, снятая в тот момент. Я осторожно сел на кровати и предложил:
— Перечень планируемых диверсий, может быть? — и вежливо добавил: — Алин.
По бледной щеке стекла струйка крови и закапала на покрывало. Я не помнил, как выглядели его глаза — и глаз не было. Если он и слышал, то не счел нужным отвечать:
— Так или иначе — я сумел уйти.
Но призраков не существует, и воскресших мертвецов не существует тоже. После смерти разум человека затухает, и дальше нет ничего. Видения напрямую связаны с эмпатией — как человеку снятся события, произошедшие днем, так эмпат способен видеть людей, чьи эмоции ощущал раньше.
— Неужели вы считали, что этот мир уже не исправить? Неужели вы в самом деле хотели таких жертв?
Бледное лицо разорвала черная трещина улыбки, и тень наконец повернулась ко мне:
— Кто меня поймет, как не вы, Тсо Кэрэа Рейни?
Я приготовился возразить и понял, что если в разговорах с мертвыми есть оправдание, то беседы с обоями не являются хорошим знаком.
Комната была полностью погружена во мрак. Никакого светящегося круга за окном, никакого Алина, ничего кроме, вероятно, подслушивающих заклинаний. Даже море за стенами притихло и, не выдержав гнетущей неестественной тишины, я потянулся к тумбочке, нащупывая переговорный браслет.
И остановил руку. Искушение услышать во мраке живые голоса было велико, но это уже напоминало зависимость. А у меня нет зависимостей. И мне не требуется помощь. У меня все хорошо, и даже если магия использует людей как батарейки — что с того? Если моя жизнь поможет Светлому Источнику сиять ярче, то, возможно, во всем этом появится хоть какой-то смысл.
Вот только это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Во мраке браслет вспыхнул ярко, заставив от неожиданности выронить его на покрывало. Идентификатор неопределенно замерцал, не сразу определив источник вызова, и я с запинкой спросил:
— Шен-нейр?
Слабенькие печати на переговорных браслетах едва держали связь. Линия сбивалась, но я засомневался даже над тем, что сумел уловить сквозь скрежет и хрипы. Вопреки ожиданиям, на Побережье не надвигалась катастрофа, война или мор, или внеплановое пришествие темного магистра. "Хватит сидеть на месте, поехали смотреть, как Вихрь и темный источник Шэн пытаются аннигилировать друг об друга"? Серьезно?
— Абсолютно, — подтвердил собеседник. Судя по голосу, Шеннейр был бодр и весел, и середина ночи не являлась помехой. Как не было помехой кого-то разбудить. — Бросьте, Кэрэа, это единственный шанс в истории! Если слишком много работать, у нас здесь можно двинуться со скуки. Рутина убивает.
Его слова прервал свист, перешедший в вой и далекий взрыв. Браслет мигнул индикаторами, на мгновение оборвав связь, и я с оторопью предложил:
— Вы там осторожнее... с вашей рутиной.
Темный магистр хохотнул, прикрывая браслет от далекого грохота и чьих-то воплей.
— Жду вас послезавтра. Кстати, вы можете снова вызвать меня с помощью вашей светлой печати связи? — в последний момент спохватился он. — У нее странный отклик. Возможно, потому, что она светлая?
Я так и остался немо смотреть на погасший браслет. Моя печать не светлая, она просто кривая, как и все остальное, все, все остальное в моей жизни.
Приглашение Шеннейр повторил с утра, для верности прислав вместе с боевым дальнобойным проклятием. Проклятие пролетело через половину страны и влепилось прямо в клумбу перед главным штабом внутренней службы, оставив глубокую воронку. Надежность связи темные оценили, и ответ отправился тем же способом, а потом в переписку вмешался Норман с нотацией о дружбе и мире.
К моему удивлению, смотреть на столкновение собиралось довольно много народу. Причины у темных оказались те же, что высказал Шеннейр — событие, которое не повторится никогда в истории, пропустить невозможно. Преодолевая плохие предчувствия и паранойю, в путь отправлялся даже Миль; в последний раз, что я его видел, заклинатель ходил по веранде туда-сюда и в отсутствие зрителей спорил сам с собой. Я подождал рядом с водителями, ни капли не удивленными, что задерживает всех именно Миль, заинтересовался, где носит Матиаса, обратился к эмпатии и двинулся к дому.
Две искры находились на веранде, и эмоции, их связывающие, имели весьма примечательный оттенок.
— Что за блок стоял у Рейни, который никто не мог снять?
Матиас держал у горла Миля ритуальный нож, глубоко вдавливая в кожу; серые нити искажения плавали рядом, сковывая человека.
Я кашлянул, но противники даже не обратили на меня внимания. Как заклинатель-теоретик, в ближнем бою Миль безнадежно проигрывал, но каждая секунда промедления делала его опаснее. Но Милю задали вопрос. У него не было никаких причин не выдать чужие секреты.
— А что же ты не спросишь у своего магистра? — с первого раза попал по больному темный, и вкрадчиво предложил: — Давай-ка с тобой разгадаем загадку. После смерти светлого магистра Ишенги некто Тсо Кэрэа Рейни три недели провел в компании высших светлых магов, а после сдался. Итак, кто же поставил ему уникальный ментальный блок? Один правильный вариант из одного варианта!
Нож сверкнул, оставляя на щеке мага тонкий порез, и заарн слизнул с лезвия алые капли:
— И кто?
Миль коснулся щеки и пораженно уставился на испачканные в крови пальцы. Кажется, он даже не предполагал, что кто-то откажется играть в загадки; но, прежде чем я успел вмешаться, заклинатель заговорил снова:
— А ответ такой, тупая тварь. Если бы он счел тебя достойным, то рассказал бы сам.
Я едва успел удержать эмпатическую связь, останавливая Матиаса. Но заставить замолчать Миля было уже невозможно: темный отбил кинжал голой рукой, и потеснил заарна, наступая и цедя слова:
— Высшие создали для Рейни общую эмпатическую сеть. Распределенное сознание. И они держали заслон, когда было нужно. Но все эмоции они делили пополам, и Рейни не учел, что их он тоже будет слышать. Они умирали. А он каждый раз возвращался. Да, Рейни, вы не против, что я выдал вашу истинную суть?
— Ну что вы, Миль, все нормально.
— Тогда забирайте вашу зверюшку.
Куда исчез нож из рук Матиаса, я заметить не успел; заарн быстро выпрямился, одергивая форму и принимая вид самого законопослушного светлого мага.
Миль достал платок, тщательно вытерев кровь, и брезгливо отряхнул одежду. Я коснулся поцарапанной щеки, исцеляя — маг шарахнулся в сторону сильнее, чем от ритуального кинжала — и со вздохом отвернулся:
— Благодарю за представление. Мне даже понравилось.
Во Тьму этих людей, гильдию и суд. Я поехал развлекаться. То есть пусть у меня будет намерение развлекаться. Это уже неплохо, верно? Правда?
...На обочине мелькали тревожные знаки. Миль демонстративно ехал на другой машине; Матиас сидел напротив, скрестив ноги и разложив вокруг себя листы с перечнем мероприятий на ближайшую вечность.
— Матиас.
Заарн вопросительно поднял голову, и я понял, что не представляю, как объяснить, что нельзя накидываться на союзников с ритуальным кинжалом и считать, что это нормально. Даже если союзники тоже так считают.
— Держи себя в руках. Выбивать из товарищей по гильдии сведения с помощью силы — это уровень самого недалекого темного мага. Таких уничтожают как бешеных зверей. Здесь есть правила, и тебе не будут до бесконечности спускать нарушения с рук. И я тоже не стану.
Миль, как и все заклинатели, не склонен отвечать ударом на удар немедленно. Заползти в укрытие или в соседнюю машину, лелеять обиду, пока она не вырастет до размеров монстра, а потом, когда Матиасу понадобится помощь, столкнуть его в пропасть.
— Ты расстроен, — оценивающе проговорил иномирец.
— Да.
Эмпатическое эхо пошло рябью, но раскаяния в нем не было ни капли. Иномирец отвел взгляд и прикусил губу:
— Миль чувствует вину и потому говорит.
Я отрицательно качнул головой:
— Миль не чувствует вину.
— Он считает, что совершил ошибку, и теперь очень... жалеет? — возразил заарн.
— Миль жалеет самого себя. Но, самое забавное, что он не знает, что именно из его действий было ошибкой, — я отвлекся на молнии, и тихо добавил: — Хотя я тоже этого не знаю.
Дорога резко свернула вбок, углубляясь в холмы. Снег растаял, обнажив мертвую землю и завалы горелого бурелома вместо лесов. Вихрь полностью скрылся за бесконечной стеной из пыли, облаков и молний от земли до неба, и белые обелиски на равнине казались крошечными по сравнению с ним. Обелиски-стабилизаторы ставил Норман — гигантские батареи должны были поглотить энергию взрыва и остановить ударную волну. Несмотря на размеры, больше энергии Вихрь давать не стал, а та вспышка, что произойдет сейчас, и вовсе пройдет впустую. Благо, если не пережжет все цепи.
Густой мрак разгоняли только малиновые зарницы, но даже в нем источник Шэн казался кляксой абсолютной тьмы, от взгляда на которую начинали слезиться глаза. Не помешал бы блокиратор, но принимать блокиратор перед встречей с Шеннейром — откровенно неверный поступок. Тем более, я так и не придумал, что сказать о печати связи. То, что я могу сотворить ее только в критической обстановке? Прямое разрешение для темного магистра на продолжение экспериментов. Уж опасных ситуаций он обеспечит с лихвой. Попытки срочно создать работающее заклинание тоже терпели крах, и я даже мог сказать, на каком этапе: одна мысль о том, что придется добровольно использовать светлую магию, чтобы связаться с этим человеком, вызывала отторжение. Но не мог же я отработать технику на одном примере, что Шеннейр показывал, когда мы уезжали из Вихря...
— Матиас, ты можешь создать сигнальную печать?
Заарн кивнул, не отвлекаясь от дела, и сплел пальцы в жест-ключ. Эталонная сигнальная печать, похожая на полураспустившийся цветок, мягко засияла посреди салона.
— Кому ее направить, магистр?
— Откуда ты научился?
— Шеннейр показывал. В тот раз когда мы уезжали из Вихря, — Матиас пожал плечами и размашисто поставил галочку напротив одного из пунктов.
Я подавил жгучую зависть.
Обзорную площадку темные устроили на самой высокой точке, раскинув на пологом склоне холма три прозрачных купола. То, что кругом родные места, стало ясно, когда мы миновали знакомые кованые ворота. Темным хватило бы такта занять сами развалины светлого замка Иншель, но Иншель считалась местом проклятым и неблагополучным.
Я выбрался из машины и оглянулся в поисках Нормана или Шеннейра. Цепь белых обелисков отходила от холма, протягиваясь к Вихрю, с неба падали хлопья пепла и сажи, и блекло-серый пушистый мир был хорош.
Миль, как и любая неприятность, подкрался из ниоткуда и неожиданно.
— Ну что, светлый магистр, приятно чувствовать себя мессией? Как там у вас, "и покроет землю пепел, и солнце поблекнет, и прольется огненный дождь с кровавых небес...".
Я мысленно застонал и устало повторил:
— Я не рассказывал темному суду про кровавый дождик и солнышко. Мне не кажется, что темному суду это было бы интересно.
Хотя я ошибаюсь. Судя по общему помешательству, именно это они хотели услышать.
Слухи о том, что я предсказал падение темной гильдии, не казались мне серьезными. Пока не стало ясно, что слухи пошли в народ и активно этому народу понравились. Темных и страсть темных к теориям заговора я недооценил. Еще печальней ситуацию делало то, что протоколы допросов и судов сгинули в развалинах, а свидетели в большинстве своем почему-то умерли. Но у меня устойчивое подозрение, что фраза "чтоб вы все сдохли" не похожа на сто двенадцать кровавых изуверских катренов.
— Какие ваши доказательства? Нет, Рейни, теперь не отвертитесь. Вы еще нам конец света обещали, не подведите. Кстати, ваш триумвират собирается вон там.
— Мы не триумвират.
— Да, да, да, вас всего лишь три штуки, и вы правите Аринди. Разумеется, когда вы друг друга передушите, вас станет меньше, но до этого момента надо еще дожить.
— Ваш прогноз?
— Я бы поставил на Шеннейра. Но вы все равно ударите ему в спину раньше.
Пророчества Миля всегда казались мне гораздо интереснее. Цены бы ему не было, если бы он не говорил их в полный голос.
Для верховной элиты отгородили зону с самым лучшим обзором. Практичные подчиненные уже успели оценить, что на лучшие обзорные места придется самая лучшая ударная волна, которая самортизирует о любимых командиров и остальных не затронет. То есть заарны с боевыми магами этих командиров, скорее всего, ценили и уважали. Смотреть и восхищаться, как они справляются с бедами, смотреть и восхищаться, и главное, чтобы беды не кончались, чтобы восхищаться как можно дольше.
Понятие защиты магистра гильдиям было полностью чуждо. Магистр — лучший из лучших, и это он должен оберегать остальных. А если правитель гильдии не может сам о себе позаботиться, то зачем нужен такой правитель?
Заарнский Лорд и темный магистр держались друг от друга на значительном расстоянии, вполне достаточном, чтобы встать между ними. Я улыбнулся щитам Нормана, как обычно приносящим ледяной покой и уют, и с сомнением спросил:
— Укрытие точно безопасно? Здесь ничего не сломается в самый ответственный момент?
Обоюдная аннигиляция — это слишком оптимистичный прогноз. Либо источник Шэн, либо Вихрь все переживет и начнет разносить округу. И укрытие темных магов вовсе не выглядело прочным и надежным. И, если знать об отношении темных к опасности, прочным и надежным оно не было даже в проекте.
— Все будет нормально, — успокоил Шеннейр.
— Вы им тоже не верите? — печально спросил я у Нормана, и тот покачал головой.
За панорамным стеклом сверкнула разлапистая молния, и темный магистр наконец оторвался от зрелища:
— О, Кэрэа, вы уже здесь? Хотите, покажу кое-что веселое?
И почему это уже звучит как нечто плохое? Я развернул протянутую карту и предположил:
— Нас пожирает черная штриховка?
— Карантинные зоны Аринди, — Шеннейр перегнулся через плечо, и увлеченно ткнул пальцем в бумагу. — Видите? Заражение идет от центра и с северо-запада, от полигонов. Удивительная картина конфигураций. У нас никогда их столько не было!
А ведь если так посмотреть, то в Аринди происходит настоящая катастрофа. События развиваются бесконтрольно, и остановить их невозможно. Я еще раз оценил расцветку карты и уточнил:
— А что будет, когда вся Аринди станет заражена?
— Тогда нам не придется огораживать каждую зону отдельно, — утешил он. — В конечном итоге, неконвенционное оружие справится со всем.
А у безжизненной пустыни проблем нет. Хотя всегда есть надежда, что когда-нибудь с соседнего материка снимут карантин, и мы сможем переехать обратно и творить глупости снова.
