Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Распределение по убежищам я решил просто — на самом деле, после нескольких дней чтения отчетов и личных дел изгнанников. Как и предполагалось, самые беспокойные и проблемные отправятся на Восточный предел. Работа там простая: обновить и потом поддерживать светлые печати на полях, заводах и городских сетях жизнеобеспечения, обеспечивая, чтобы в нашей стране хоть что-то росло, колосилось, плодоносило, а станки и домны работали, и желательно, не слишком травя работников и местное население. Для ссыльных, выживших практически на голой скале с вулканом, задача вырастить что-то и прокормить себя и страну не окажется новой. А если кто-то попробует устроить диверсию на заводах, то я лично его удавлю и не посмотрю, что светлый. Если у человека нет мозгов, то относиться к нему как к человеку нельзя.
Самые спокойные и адекватные отправятся на запад и в Мэйшем. В Мэйшем от светлых требовалась помощь в разработке оборонительных печатей, и меня каждый раз продирала дрожь от попытки представить, как эта совместная разработка будет выглядеть. Шеннейру я перезванивал примерно раз в час, тревожась о том, точно ли он или его маги не причинят вреда приезжим светлым. В последний раз Шеннейр ответил очень подробно, вежливо намекнув, что мои вопросы ему слегка надоели и что глаза б его не видели всех светлых мира, но их все равно ждут.
— Да не буду я их трогать, вы же меня достанете тогда! — рявкнул он напоследок, под конец все же перейдя на чистый приличный цензурный всеобщий.
А вот если бы он каждую кандидатуру, как я, перед утверждением часами обсуждал и переобсуждал с Нэттэйджем, то, может, и научился бы терпению. Правда, я не слишком полагался на обещания темного магистра — просто темный магистр был слишком далеко, чтобы достать меня.
При любых происшествиях, при любом намеке на опасность, самом мелком, даже подозрении или разрешенном конфликте, светлые обязаны были немедленно связаться со мной. И я беспокоился даже не за нападения — нападение светлые хотя бы сразу определят как угрозу. Боялся я за медленный эмоциональный прессинг. То, что люди под светлым синдромом, двенадцать лет проведшие в изоляции, не распознают как вред, потому что у них давно размыты границы нормы. Если темные будут умны и обойдутся без примитивных запугиваний — тем хуже. Под сказку про долг со средним светлым можно делать что угодно. "Урезаем паек в два раза — людям есть нечего, вы должны понимать!", "Взять на себя больше обязанностей — ваш моральный светлый долг!", "Вы должны принять участие в эксперименте... вы должны сделать то, что мы говорим — почему вы сомневаетесь, что вам не нравится, что в этом плохого? — это ваш долг перед страной!" И с живым человеком можно сделать множество увлекательных мерзких вещей. Если светлые сами не обратятся за помощью, то им никто не поможет.
Группа Джиллиана погибала у всех на глазах, и никто, люди из разных фракций, даже не пошевелился. Доверия темным у меня не было никакого.
В замке гильдии оставалась не группа поддержки, а люди, которые до сих пор не прошли адаптацию. И еще несколько человек, которым я собирался отдать приказ потихоньку вникать в дела гильдии. Службы, влиятельные лица, документы и сбор знаний, которые удалось сохранить...
Я отложил бланки назначений и подошел к окну. Море сверкало; мимо как раз плыл прогулочный катер, и люди столпились на борту, любуясь на волшебный замок. Право катать вдоль берега любопытных получила одна из общин, и сразу запустила небольшой кораблик. На праздники в Кипарис приехало множество людей, и многие хотели поглазеть на новое прибежище магов, и пусть сразу намозолят глаза, чем распускают дикие слухи. Еще два раза в день мимо плавал маленький паром из Ириса в Оливу и обратно, вдоль всего побережья.
Мирная жизнь, к которой я стремился?
На столе вновь стояли цветы, на этот раз — почти расцветший багульник. Я потрогал белые восковые лепестки, отрешенно размышляя, что не заметил, когда они поменялись и кто их меняет.
Мирная жизнь, в которую я совсем не верил. Тени исчезли. Я уже давно ничего не вспоминал.
— Я начинаю их забывать.
Мне уже не снятся мертвецы, и я уже не помню их лица и не помню их голоса. Словно... их никогда не было. Помнить больно, но не помнить неправильно.
Кайя как обычно подошел неслышно и встал за плечом:
— Никто не должен оплакивать мертвых вечно.
Особенно тот, кто виновен в их гибели.
Я резко обернулся, и подмастерье удивленно поднял брови.
— Ты что-то сказал?
Предатель, стоящий на могилах и отрицающий их. Не смей закрывать глаза и забывать. Не смей закрывать глаза...
— ...прошу вашего позволения отправиться в Астру, — повторил Кайя. — Я там учился и работал.
Я уставился на море за окном, изо всех сил цепляясь за волны, за скалы и край стола, и с усилием отмел лишние мысли.
В личном деле Кайи было указано, что в Астре он работал помощником следователя. Работа следователя считалась среди светлых очень вредной в плане... профессионального выгорания. Казалось бы, среди людей, ловящих преступников, светлым делать нечего, и это работа для темных. Беда в том, что темные легко обеспечивали полную раскрываемость — под пытками кто-нибудь да сознается. Светлые лучше работали со свидетелями, замечали больше деталей и не давали тащить в застенки всех подряд. А лучше всего, как и во многих других сферах, работали группы, куда входили и светлые, и темные, и обычные люди.
И этого уже не будет. Смотри, как рушится мир — из-за тебя.
Не думать. Не вспоминать.
Смотри, как они умирают — из-за тебя.
— Хорошо.
Я планировал оставить его здесь — но нельзя заставлять людей выбирать, а потом плевать на их выбор. Кайя как-то странно повел головой, смотря сквозь меня своим пустым расплывчатым взглядом:
— Тогда, во время ссылки... я пытался понять, как вытащить этих людей. Тех, кто не сумел вынести то, что с ними произошло. Тех, кто не сумел пережить. Они были еще живы, магистр, и они могли бы жить сейчас, но уже не хотели. Прошлое и чувство вины — бесполезная дрянь, которая тянет людей на дно. Мы знаем, что наш магистр все еще переживает о случившемся, и нам больно, что мы ничем не можем помочь. Хотя, — он зажег на ладони маленькую светлую печать, похожую на золотую паутинку, и сразу же погасил, — может быть, мы могли бы.
Я не заметил, когда он ушел, не думая теперь ни о чем. Думая, что надо бы выпить несколько таблеток и выключиться хотя бы на несколько часов.
* * *
Похороны Михаэля Наро проходили тихо — шумных проводов для рядового темного мага не полагалось.
Для нас открыли ритуальный зал на минус восьмом уровне; гроб стоял на полу, на одной из скрытых древних печатей — ромб, разделенный на четыре части. В ритуале помогали маги из инфоотдела, они же обеспечивали всю торжественную часть; я, Гвендолин как Оператор волшебного замка стояли с одной стороны, друзья и сослуживцы — с другой. К семье Наро старались не приближаться.
В гильдии говорили, что Михаэль Наро умер, потому что был первым, кто встретил светлого магистра, возвращающегося на родину. Что светлый магистр вернулся, чтобы мстить, и земля дрожит под его поступью.
Тогда первым должен был умереть Эршенгаль, здраво возражали им. Эршенгаль встретил светлого магистра раньше и вел себя совсем непочтительно.
Еще не вечер, шептались в коридорах и кулуарах, еще не вечер, и смотрели на Эршенгаля. А Эршен жил себе спокойно, и дикие слухи, грязные сплетни к нему не липли. Он был слишком нормален для них.
Я смотрел на это и вспоминал другие, куда более многолюдные похороны. Тогда большой зал был забит битком: темные теснились на узких галереях, в проходах, и никто не желал упустить ни минуты. Темный магистр Шеннейр окончательно задушил заговор.
Три гроба стояли на полу — Алина и еще двух высших, рыжеволосой Хельги и Эйрена, мага, которого я так и не успел узнать.
Со всеми бы высшими так. А то вечно с ними намучаешься.
Три закрытых гроба. Полностью черных, и только на крышках выбиты личные гербы.
Мне отвели отдельное место на возвышении. Чтобы светлый магистр все видел, все слышал, и не дай Тьма ничего не пропустил. Рядом стояли Миль и Гвендолин. Гвендолин как всегда была спокойна, и в глазах ее вместе с равнодушием стыла, может быть, мудрость. Я вспоминал, что эти люди были старейшими среди высших; они были свидетелями, как к власти приходил Алин, и как к власти приходил Шеннейр, и видели и заговоры, и казни много раз.
Проводя официальную церемонию, Шеннейр отдавал Алину дань уважения — как высшему, как магу, потратившему много лет служению гильдии, как достойному врагу — хотя на самом деле Шеннейр не считал его достойным — и это нравилось темным. Темная гильдия снисходительна к стремлению к власти и к предательству, но чего она не терпит — пренебрежения.
Похороны проводились в Вихре. И это тоже был знак — Шеннейр не посчитал Алина достойным достаточно, чтобы везти тела к источнику Шэн или сжигать их под открытым небом, как делали с товарищами, павшими в бою далеко от дома. Местом последнего упокоения выбран Вихрь, и в этом слышалась насмешка и последнее наказание. Темный магистр был заперт здесь при жизни — Алин останется здесь после смерти. Людям казалось, что это пугающая участь.
Я не думал об этом. Все, что осталось от Алина — пустая оболочка, а душа, если она есть, уже ускользнула далеко-далеко. Ведь если поверить, то и светлые, что умерли в заключении, они навсегда замурованы в этих стенах...
Шеннейр поднял руку — последние слова не сохранились в моей памяти, но темному магистру было что сказать тому, кто его предал и едва не занял его место.
"Желать большего — естественно для человека".
"Но не стоит желать то, чего ты не достоин".
Гробы вспыхнули от одного касания. В прошлом — посоха, сейчас — голой ладони. Шеннейр уничтожал своего врага второй раз — и принимал на себя вину за его смерть. Все погибшие в гильдии на совести магистра. Все смерти — на его руках.
Все эти намеки я понял уже потом, а тогда просто смотрел.
...Я приложил ладонь к крышке гроба, наблюдая, как печать охватывает его целиком, уничтожая. Все возрождается из праха, все уходит в прах. Был человек — нет человека.
Трогать семью Наро не стоило: им явно хотелось остаться в одиночестве, но и стоять в молчании рядом с Гвендолин тоже было неплохо. Я тоскливо проводил лепестки плит, что поглотили пепел и вновь сомкнулись, и спросил:
— Как похоронили Ишенгу?
Волшебница ответила не сразу, слишком погруженная в свои мысли:
— О, не беспокойтесь. Шеннейр лично собрал тела и сжег. От них не осталось могил, но они не остались лежать под открытым небом. Шеннейр должен был точно убедиться...
— Убедиться в чем?
Новость нельзя было назвать хорошей, но мне стало легче. Я видел смерть магистра своими глазами, но порой мне казалось... я до сих пор не мог поверить, что он мертв. Он просто исчез. Ушел куда-то, куда уходят все магистры. Не умер, истекая кровью от жестоких ран, в долгой агонии, не...
Его не было.
— Они были так похожи, вы замечали? Хотя все в гильдии замечали, и никто не хотел об этом говорить. Ишенга... — Гвендолин задумчиво прикоснулась пальцем к губам. Я частенько замечал этот жест, и гадал: она запрещает себе говорить слишком многое или наоборот, дает разрешение? — Очень интересная вещь с вашим магистром, Кэрэа Рейни. У нас нет никакой информации о том, где и когда он родился; нет сведений о том, когда он поступил в гильдию и как учился... первое упоминание о нем — в докладе Шеннейра о конфликте с неким куратором приграничья от светлых. Как будто такого человека, как Ишенга, не существовало до этого момента.
— Интересно, — вежливо отозвался я.
— У нас даже была теория. Чисто умозрительное построение в рамках инфоотдела, не принимайте всерьез... — волшебница чуть повеселела, увлекшись, и даже на бледных щеках расцвел легкий румянец. — Вы знаете, что в тот год Шеннейр едва не погиб?
Едва? Меня не интересует "едва".
— Его линии как никогда были близки к обрыву. Шли бои с Загорьем, на загорской территории неведомо как оказались маги из этнографического отдела, Шеннейру пришлось срочно идти на выручку, и загорцы обрушили на него все силы. Какое-нибудь структурное пространственно-временное проклятие... То есть воззвали к Источнику и потребовали вычеркнуть этого человека. Из мира. Навсегда. Но Шеннейр уже был будущим магистром, и его отпечаток на мире был силен, и светлый источник поймал его отражение и запер в себе, чтобы сохранить. Светлый источник отражает всех нас — кого-то больше, кого-то меньше... Проклятие сработало — но Шеннейр выжил. И его отражение — тоже.
Теперь я знаю, почему я не маг из инфоотдела. Я ничего не понял.
— Вы хотите сказать, что двойник Шеннейра просто появился? И никто этого не заметил?
— Как человек может появиться из ниоткуда? Если он существует, он должен был быть в прошлом. Настоящее бросает далекую тень.
— Тени настоящего очень далеки. Но как вы можете быть уверены, Гвендолин, — очередную придумку темных я принял равнодушно. Учитывая, как они любят жечь архивы, ничего удивительного, что им мало что известно о судьбе одного светлого, — что темный маг Шеннейр существовал до того момента, как его упомянул в своем донесении куратор приграничья от светлой гильдии Ишенга?
Мы еще ни разу не ходили вот так, осматривая новые владения: я опять пренебрегал своими обязанностями, но безымянный замок был слишком велик, чтобы надеяться обойти его хотя бы за день. Там, где приложил руку Лоэрин, стены взрывались водоворотом красок, но инфоотдел держал порывы помощника под контролем, и выглядело это вполне неплохо. Стальные ажурные конструкции, поддерживающие высокие потолки, мне даже нравились. Замку гильдии всегда недоставало простора и солнца.
— А вот этот блок мы отдали Лоэрину полностью. Он говорил, что здесь отдыхает от наших диких удушающих требований, — мило пояснила Гвендолин. Я моргнул и постарался смотреть под ноги. Абсолютно все поверхности, даже дверные ручки, были насыщенно-розового цвета, и идущие по нему голубые и зеленые ромашки выглядели издевательски. — Здесь мы устроим карцер.
Камеру смертников. Темные будут на коленях умолять, чтобы их так не унижали перед казнью.
Но чем дальше и чем ниже мы спускались, тем строже становилась обстановка: и темнее. Миновали тщательно изолированные лаборатории; мастерские и проектные залы для составления печатей, складов, проехали на монорельсе даже до производственных блоков в холмах, там, где замок еще продолжал расти, и вернулись обратно. Люди встречались нам редко, но каждый приветствовал мою спутницу с почтением. Я проводил взглядом очередного инфора, выскользнувшего из тьмы и призраком растворившегося во мраке, и спросил:
— Вас не беспокоит, что ваш ученик, Иллерни, работает на Нэттэйджа?
Впрочем, я вполне предполагал, что Иллерни тройной агент: Нэттэйджа, Гвендолин и самого себя.
Волшебница чуть пожала плечами:
— Мы не властны над нашими учениками. Все, что мы можем — отдать им все, что в наших силах.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |