В ее смехе не было ни искры веселья. Настрой Гвендолин вызывал смутное беспокойство — но у высших свои печали и свои думы. Они действительно живут очень долго.
— Существует мнение, что желания человека беспредельны, — спокойно возразил я, и волшебница вернула шлем на место:
— Пожалуй, вы правы. Моя работа не завершена. В каждом волшебном замке должна быть... душа. Искра. Свое сердце, — тьма была в ее глазах, бездвижная и пустая. Волшебница плавно убрала с бледной щеки выбившуюся из прически прядь и чуть отвела взгляд, позволив сверкнуть в нем глубокому неживому блеску: — Составите мне компанию за ужином, мой магистр?
Глава 2. Песочные замки, мирные дни
Решив, что я слишком мало уделяю времени своим людям, я впервые с утра не уехал в Нэтар, а пришел вместе с ними на завтрак. Позавтракать светлые в этот день так и не смогли: вместо еды люди смотрели на меня, ожидая приказаний. Или знака: ведь всем известно, что каждое слово, каждое движение магистра исполнено скрытого высокого смысла.
"Скажите мне, Шеннейр, это вообще нормально — бояться собственной гильдии?"
Обычно светлые принимали пищу одновременно: приходили в столовую к назначенному времени, занимали распределенные места, не начинали есть, если кто-то мешкал, съедали все, собирали грязные тарелки и расходились. Никто не говорил, что ему не нравится или хотелось бы чего-то другого; мне казалось, они не замечали то, что ели, и вряд ли чувствовали вкус. Колесо вращается, все идет своим чередом, принимать пищу необходимо, потому что необходимо.
Место Кайи пустовало второй день. Еду ему приносили в комнату.
Я знал, что замыкание на себе и потеря интереса к окружающему миру вызваны сильнейшим стрессом; что община считала, что оказалась во враждебной обстановке, и повторение привычных ритуалов помогало успокоиться и подавить тревогу; что психологические барьеры бывают и более причудливы, и что мозг может выкидывать и не такие трюки, чтобы нас защитить, но понимание ничуть не помогало, когда я видел все это.
И тем более странно было видеть в опустевшей столовой яркое пятно. Все уже разошлись, но Бринвен сидела на своем обычном месте и размазывала по тарелке манную кашу. За то время, когда я шел от дверей к столу, она сделала ровно семь оборотов по часовой стрелке.
— Это хорошая легкоусваиваемая пища, — тихо и проникновенно увещевал ее сидящий напротив Иллерни. Эмоции Бринвен напоминали нависшие над ее головой свинцовые тучи, но подмастерье была на удивление терпелива. Мне уже хотелось запихнуть Иллерни ложку в глотку. — Она отлично подходит для детей, больных и людей, перенесших долгое голодание...
Я знал, что если поднять ментальные щиты и подойти очень тихо, то изгнанники, обманутые светлым синдромом, меня не заметят. Иллерни заметил, судя по повороту головы, и решил не подавать вида и проявить себя во всей красе.
— Я хочу мяса, темный, — не поднимая головы процедила волшебница. — Дай мне нормальную еду.
— Это невозможно, — вежливо отозвался маг. — Весь рацион тщательно рассчитан исходя из ваших потребностей и состояния здоровья. Учтена каждая крупинка. Мы начнем добавлять больше белка через пару недель, тщательно растертого, а у вас уже сейчас есть бульоны...
— Я тут сдохну.
— Вовсе нет, — Иллерни аккуратно подвинул тарелку ближе. — Если вы сейчас это съедите, то до обеда точно нет.
По-моему, он всерьез увлекся.
— Я понимаю, что это диета, — я с сомнением наклонился над столом. На завтрак к каше шли сухой хлебец и еле-еле подкрашенный травяной чай. Манка была на воде; достать молоко на острове было неоткуда, и медики здраво предполагали, что с его усвоением возникнут проблемы. — Но вы не могли сделать ее, как бы сказать, вкусной? Ягоды, мед, сыр, масло?
— Аллергенно, аллергенно, аллергенно, слишком рано, — возразил темный.
— А здесь вообще нет витаминов.
— Витаминные добавки отдельно, — Иллерни указал на отсек, в котором горсткой лежали таблетки. — В отличие от непредсказуемого состава продуктов, здесь все вымерено, взвешено и скомпоновано в идеальном соотношении! И их тоже необходимо принимать по часам...
Ложка перестала кружить по тарелке. Бринвен замерла, переведя замерший взгляд на таблетки, и Иллерни, решив, что лед тронулся, воспрянул:
— Даже если это невкусно, однако, есть это необходимо! Иначе как вы будете поддерживать силы, чтобы служить гильдии и своему магистру?
Бринвен молча отодвинула от себя тарелку, встала и вышла.
— ...это оказалось не так легко, — после длинной паузы признал темный.
— Оставьте Бринвен в покое, — я бегло сверился с отчетом, который медики передавали каждое утро. Состояние волшебницы там значилось как "умеренно-хорошее". — Пусть берет то, что хочет.
Главное, что у нее есть желания.
Иллерни перевел на меня холодный взгляд, явно собираясь возражать, и резко оглянулся на окно:
— Мы же запрещали заходить далеко во время отлива!
Берег в этом месте был пологий, с большими валунами, чьи верхушки торчали из воды во время прилива. Сейчас валуны лежали на песке; Бринвен ушла достаточно далеко и сидела на большом камне, но вода уже прибывала.
— Мы же запрещали выходить, когда вода прибывает! Светлый магистр, почему ваша подчиненная не исполняет правила? Она должна понимать, что светлые маги особенно уязвимы и потому должны...
Светлая бухта была действительно приятным местом. Во время большого отлива я бы тоже ушел далеко в море.
Стремление запрещать и не пущать Иллерни точно перенял от начальника. Побудка и отбой по часам, регламент, контроль и распорядок, которому все должны подчиняться ради своего же блага. Поставить кругом заборы и огородить проволокой, чтобы ни шагу в сторону. Мне казалось, что внутренняя служба восприняла светлых как подарок. Материал для реализации желаний: повелевать и управлять человеческой жизнью даже в мелочах. Но светлые — вовсе не игрушки в красивой коробке.
— Надо огородить берег и установить постоянное наблюдение, — подвел итог Иллерни. — Кэрэа Рейни, почему вы отказываете нам в наблюдении над светлым блоком?..
Я закончил сочинять сообщение и отправил его, сообщив:
— Я разрешаю светлым выходить в город.
Иллерни поразился совсем нехорошо и тоже уткнулся в браслет.
Вода поднялась уже достаточно высоко; Бринвен подвернула штаны и спрыгнула в волны, добравшись до нас босиком.
— Все вокруг ненастоящее, — пожаловалась она и поморщилась. — От этих таблеток голова ватная.
Таблетки были прописаны на весь период адаптации. Глушить ими тревогу было неправильно, но это было лучше, чем если изгнанники начнут лезть на стены. Потому что во враждебном окружении светлый синдром разгонит агрессию в считаные дни до безумных пределов, потому что они были светлыми, которые двенадцать лет не видели никого, кроме других светлых, и темная магия должна была причинять им мучительную непрекращающуюся боль. А давать им блокиратор я не хотел.
— Принимать их не обязательно, — только и сказал я.
Препараты будут подмешивать в еду и воду. Это лучше, чем связывать волшебницу и вкалывать их насильно.
— В город вашим светлым рано, — с тщательно отмеренным беспокойством ожил переговорный браслет голосом Нэттэйджа. Нэттэйдж, наш исключительный пример доброго, заботливого и за всем следящего темного мага.
— Темный магистр Шеннейр приказал ускорить адаптацию.
— Шеннейр, — повторил высший, и с пониманием вздохнул: — Вот сволочь.
А теперь поспорьте с ним. Нет? Вот и замечательно.
— К слову, Нэттэйдж, где там лежит мое жалование? Выдайте часть тем, кто пойдет, пусть купят себе что-нибудь.
К его чести, Нэттэйдж даже не стал юлить и убеждать, что впервые о таком слышит и что ничего светлым не требуется, потому что у них все есть.
— Вы думаете, у гильдии настолько нет денег? — слегка обиделся он.
— Они есть? Прекрасно. Выдайте светлым дневную оплату.
— Какая дневная оплата, магистр? Они даже не начинали работать!
Ох уж эти попытки отобрать у темных самое любимое и дорогое. Бодрит и разгоняет кровь.
— Уговорили. Оформим это как начало выплаты подъемных, — я даже не стал обращать внимания на возмущенный вскрик "каких подъемных?!" — высший, кажется, до сих пор пытался уместить в голове мысль, что светлые не собираются работать за еду — поднес переговорный браслет к губам и с нажимом прошептал: — И если в городе светлые случайно повстречаются с недружелюбным темным, это будет недоработка исключительно внутренней службы, Нэттэйдж.
Возмущаться ему стоило не слову "подъемных", а слову "начало". Еще научится.
Побережные города готовили к инспекции Северных: чистили, красили, втыкали цветы и цветные флажки всюду, куда получалось, и убирали любое напоминание о темных, но лучше бы убрали самих темных. Люди после праздника и возвращения светлых ходили радостные, но, по мнению внутренней службы, недостаточно, и потому подопечные Нэттэйджа срочно разрабатывали два варианта действий: либо взять заложников из каждого города и заставить всех испытывать правильное счастье насильно, либо вызвать на места светлого магистра с венцом Та-Рэнэри. В ответ я взял венец и еще раз навестил Нэтар: когда его покидал, там все еще улыбались. Выпускать посланников с Побережья даже не стояло в планах: весеннее Побережье — лазурное море, зеленые холмы и цветущие белоснежные города, лепота и благость, но это если далеко не отъезжать. Аринди страна, несомненно, светлая, но во внутренних областях у нас просто страшно.
Общение с Северными уже выглядело как примечательный обмен угрозами:
"— Мы пригласим сюда светлых магов!
— Пригласите сюда светлых магов!
— Мы пригласим сюда настоящих светлых!
— Да, пригласите сюда настоящих светлых!!"
Кажется, то, что темная без пробелов страна всерьез собралась доказывать, что она не темная, слегка поломало коалиции логику. Либо у Северных были свои причины тянуть время. Но день переговоров был назначен — и когда я встречусь с ними, то пойму больше.
В Кипарисе я заметил группу светлых, что сидела на главной площади под навесом; эмпатическая сеть билась, оставшиеся в гильдии волновались и звали ушедших обратно, а те не торопились возвращаться. Вихрь ощущений, эмоций и красок не отпускал так просто. Это была не победа светлого синдрома и даже не значимый шаг к победе, но частички единого организма начали осознавать себя как нечто отдельное.
Концентрация любопытных и темных-охранников в округе зашкаливала. По-моему, они уже спорили за места. Светлые привычно не отвлекались ни на что, отрешенные и надмирные, а на самом деле просто сбитые с толку суетой и количеством народа.
В безымянной новой гильдии темные открыли новенький торжественный зал, а посередине воткнули алтарь. Алтарь с черепами. Как я понял, пошли в ход бесхозные головы, собранные Шеннейром во время достопамятной жатвы в гильдии. Головы очистили от плоти, отполировали кость, нанесли тонкую гравировку, частью раскрасили, и получилось красиво.
На предложение собрать красоту и переехать в отдельный темный темнейший полный тьмы торжественный зал, где можно будет собирать из костей хоть алтари, хоть канделябры, темные подняли вой, что их задвигают в угол, и это, вообще-то, древние традиции, а древние традиции необходимо почитать и уважать. В наш бездушный век стекла, стали и высоких технологий как никогда требуется нечто домашнее, вечное, приближенное к корням и предкам. А светлым стоило бы вспомнить, что гильдия теперь объединенная и все делит пополам. Вот и зал поделим пополам. В центре — алтарь, а вокруг светлые могут хоть вазы с цветами ставить, не жалко.
— Светлый магистр, вы постоянно ходите с хмурым видом, — перехватил меня чем-то озабоченный Нэттэйдж, уткнувшийся в папку. — Людей это беспокоит. Вам надо чаще улыбаться.
Нэттэйдж теперь жил на два дома: как высший маг, он был обязан частенько навещать гильдию. На одном из уровней руководящая рука всего побережья оборудовал себе кабинет с видом на морские дали, но слишком далеко по уровням нового замка старался не ходить. "Понимаете, Кэрэа, — как-то прошептал он с серьезным видом. — В самых темных извилистых коридорах у наших мирринийке кубло. Я в этот змеюшник не полезу".
В самых темных извилистых коридорах гильдии действительно было жутковато. Мирринийке хвалились своими прекрасными комнатами на подземных уровнях, куда никогда не проникали лучи солнца.
— Чаще — это всегда?
— Еще чаще... — до Нэттэйджа наконец дошло, что он услышал: — Нет, всегда не надо. Постоянно счастливые люди всех раздражают.
Вернувшиеся из города светлые на алтарь смотрели с одобрением: я рассказал, кому принадлежат черепа. Темные почему-то считали, что светлых пугает любая смерть; светлые совершенно неоправданно думали, что темных трогает смерть товарищей. В этом обе стороны серьезно ошибались.
— Казненных Шеннейром и правда было так много? — я приблизился к алтарю, с интересом пересчитывая черепа. — Или здесь еще погибшие в Аллентале?
— А ведь череп Бретта мог быть здесь, — глаза Нэттэйджа были чисты как ясное небо. — Если бы он не встретил так удачно светлого магистра. Также как Эршенгаль...
— Доброго дня, Миль! — радостно поприветствовал я проходящего мимо заклинателя. Тот хмуро отвернулся и запнулся на полушаге.
— Это еще что? — Миль едва не активировал одно из заклятий, но я успел раньше, прикрывая ладонью выползшую из глазницы черепа пчелу. Пчелы в последнее время летали повсюду, выбравшись за пределы светлого блока. Как потеплеет, я планировал отправить рой на загородные пасеки, но пока что выгонять чужих пчел на мороз было слишком жестоко. Но Миль не унимался: — Нет, Рейни, не отворачивайтесь. Это ваши светлые натащили в гильдию летучую дрянь?!
— Миль, вы что, боитесь маленьких пушистых полосатых мух, которые делают мед? — мгновенно переключился на него Нэттэйдж. — Не будьте заарном.
Заклинатель недовольно поморщился, и я поспешно отошел, спрятав пчелу в ковшике из ладоней. Летучая дрянь здесь не просто так. "Летучая дрянь" здесь шпионит.
Юна сидела в беседке вместе с женщиной-воспитателем из побережного детского центра. Раньше центр вела светлая гильдия, теперь его старались поддерживать общины: светлой гильдии больше нет, но заболевших или попавших в беду детей стало только больше. С утра они решали логические задачки: Юна выполняла все, потому что надо так надо, и чтобы не расстраивать гостью, но я прекрасно слышал через эмпатию, что это слишком просто и не интересно. Теперь упражнения сменились на карандаши и краски, и отзвук эмоций поменялся, показывая, что Юне удалось увлечься. Рядом на скамейке стоял сосуд из высушенной тыквы, грубо раскрашенный разноцветными полосами, и жужжал.
— Приветствую вас, мой магистр, — тщательно выделяя каждое слово, произнесла юная волшебница. Сделала паузу, концентрируясь, и с трудом выговорила: — Меня зовут. Юна.
Ну что же, несомненный прогресс. Всего несколько недель, и уже столько слов.
— Приветствую тебя, — я повторил приветствие через эмпатическую связь, и только тогда Юна с чувством выполненного долга вернулась к работе. Юна была способным, но упрямым ребенком, и считала словесную мишуру бесполезной игрушкой взрослых. Я планировал подарить ей пособие по пчеловедению с большими буквами прописью.
