Действующая часть

Мы начали пересекать границу, установив интервал между машинами на расстоянии ста метров друг от друга. В полнолуние мы могли бы удвоить эту дистанцию между машинами. В плохую ночь, без луны, с плотным облачным покровом и проливным дождем, мы вероятно, сбились бы в кучу и нас разделяло бы не более пятидесяти метров. Сегодняшняя ночь была чем-то средним с точки плотности света, но требовалось немного дисциплины, что бы увидеть его таким образом. Из-за того, где мы были и что делали, казалось, что мы двигаемся посреди бела дня.

Мы снизили скорость до уровня, эквивалентного медленной прогулке. Мы приложили все усилия, что бы подавить шум наших двигателей и пыль от наших шин. Мотоциклы были принайтованы и закреплены на нашей машине снабжения.

Наш 110-й был уже на полпути, когда луна пробилась через облака. Том резко затормозил. Ощущение было такое, как будто кто-то направил на нас прожектор. Краем глаза я заметил мрачное выражение лица Тома. Облака неслись по небу с невероятной скоростью. Том, очевидно, думал о том же, о чем и я — об ужасных условиях, которые мы пережили на пути от нашей передовой оперативной базы: туман, взвесь в воздухе, видимость до тридцати метров. Закон Мерфи преследовал нас на каждом шагу. Луна снова скрылась за облаками и мы решили двигаться дальше, медленно продвигаясь к воображаемой линии на песке, которая была границей. Надев каски, бронежилеты, с оружием во все стороны, мы наконец пересекли границу Ирака вскоре после полуночи 24 января.

Наши темпы продвижения от границы до кромки вади были ужасными. Ни у кого из нас не было сомнений в том, что мы в деле. Это было странное чувство, потому что мы понятия не имели, что нас ждет впереди. Как бы я ни радовался, что мы наконец-то отправились в путь, времени на празднование не было. Наше поползновение от иракского пограничного поста к вади, было с теми же неприятными чувствами, что и раньше. Мы не сводили глаз с наблюдательной вышки через нашу оптику, ища признаки активности, но ничего не видели.

На первый взгляд, это была хорошая новость. Но у каждой медали две стороны, и тот факт, что иракцы не запускали осветительные снаряды и не стреляли в нас, был слабым утешением. Все мы были поглощены одной и той же мыслью: что, если эти клоуны выследили нас и теперь передают информацию в комитет по встрече Республиканской гвардии? Я повернулся к Тому, у которого, с тех пор как мы пересекли границу, к верхней губе прилипла незажженная самокрутка.

— Если у них есть связь, то у нас тут могут быть чертовы проблемы — сказал я. — Может быть, нам следовало бы больше времени держать их под наблюдением, прежде чем мы приняли решение уйти.

Том непроизвольно пожал плечами, сосредоточившись на местности впереди.

— Ну, дружище, если пойдет град из пуль, мы поймем что приняли неверное решение — ответил он.

Я покосился на него сквозь очки, пытаясь прочесть выражение лица.

— Ну, если нам придется срочно покидать машину, жестянка с табаком зажата за рычагом переключения передач.

В данных обстоятельствах это была вся бравада, на которую я был способен.

Наконец мы достигли кромки вади и остановились. Оно было неглубоким, но позволяло нам держаться гораздо ниже линии горизонта. В этом месте пересохшее русло реки было широким — до 400 метров в ширину — но карты говорили что оно сужается впереди. Быстрый осмотр, последний взгляд назад, прежде чем семь машин, выстроившись в линию, медленно вошли в вади и неизвестность. Наши карты — лучшее что у нас было это летная карта со средней деталировкой — показывали, что мы должны оставаться в нем на протяжении 15-20 километров, направляясь прямо на север, в направлении, при котором мы должны были пересечь основной маршрут снабжения и начать искать "Скады". А пока нам оставалось только молиться, что бы наше вторжение не было замечено и иракцы не выстроились по обе стороны впереди.

В течении часа, вади значительно сузилось. Мы оказались в каньоне с такими крутыми склонами, что было бы невозможно подняться и выйти, если бы нам потребовалось бежать. После часа этой пытки, мы остановились и собрали совет "штабных". Было уже четыре часа утра. Мы слишком долго испытывали нашу удачу. Пора было искать место, где можно было бы разбить наш ПДБ. Мы должны были залезть в нору и сидеть на корточках уже за час до рассвета — меньшее означало бы потенциальное самоубийство.

Мы ехали в течение часа и покрыли около пятнадцати километров одного из самых плоских ландшафтов, которое я встречал в своей жизни. Промокшая резиновая крыса на капоте с трудом нашла бы, где спрятаться. Теперь перед нами стояла незавидная задача — спрятать целый патруль в этой местности, да еще в нашу первую ночь, когда мы все чертовский нервничали. К пяти часам он был все еще плоским, как блин, и мы все начали немного беспокоиться. Теперь мы вышли за пределы любой перспективы найти классическую возможность для ПДБ — скажем, овраг, в котором мы могли бы исчезнуть под прикрытие наших масксетей, и теперь мы искали что-нибудь, что могло обеспечить хотя бы минимальную защиту.

Пять тридцать — двадцать минут до рассвета — и все еще бесконечный плоский пейзаж. Даже после того, как мы решили отринуть наши обычно строгие правила для выбора ПДБ, мы видели лишь квадратный корень из чертова ничего. "Штабные" вновь собрались в круг и решили отправить два мотоцикла и "Лендровер" на осмотр в радиусе на 360 градусов. Тони, как наш ведущий специалист по мобильным операциям, взял 110-й. Остальные отошли, нервно взгромоздившись на свои машины и смотрели, как они исчезают в темноте, лежащей за пределами наших ночных монокуляров. А потом мы стали ждать.

Мне пришлось смириться с мыслью, что они ничего не найдут. А что потом? Неужели мы будем сидеть на равнине как лимоны? Или мы повернем назад? Или поедем дальше? Я повернулся к Тому, который сидел за рулем и пыхтел самокруткой.

— Делай свой выбор, дружище — сказал он — Это чертовски хороший способ начать, не так ли?

Когда дела плохи и выглядят все хуже, вы ожидаете, что ваш лидер будет работать над чем-то вроде командования и управления. Если Грэхем пошел в разведку и немного повел нас за собой вперед, он бы оказал услугу и нам и себе. Я не говорю, что остальные из нас имели лучшее представление о том, что делать; но в такие моменты, как этот, нужно видеть, что командир Эскадрона, по крайней мере, что-то делает. Во всяком случае, эта деятельность мешает вам сосредоточиться на мире, который быстро превращается вокруг вас в крысиное дерьмо. Но Грэхем просто сидел в своей машине. Он выглядел так, будто молился.

Прошло десять минут, а мы все еще ничего не слышали, кроме свиста ветра в рваных тентах "Лендроверов". Затем, внезапно, я уловил первый намек на шум двигателя, в особенно сильном и настойчивом шквале. Я почувствовал, как мое тело напряглось. Было невозможно сказать, мотоцикл это был или "Лендровер" — или какой-то вообще другая машина.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мы услышали звук сначала одного приближающегося двигателя, а затем нескольких. Тогда Ник, сидевший в задней части машины, как наблюдатель в "вороньем гнезде", прохрипел:

— Все в порядке, это мотоцикл. А вот и другой.

Через минуту оба мотоцикла и 110-й вернулись. Грэхем, Алек и я сгрудились вокруг Тони, что бы выслушать приговор.

— Это была та еще работенка — сказал он, — но я кое-что кажется нашел. Что-то вроде низины. Христос свидетель, это не идеально, но это хоть что-то.

— Тогда давайте, нахрен, сделаем это — резко сказал Грэхем — Показывай дорогу.

Как только мы добрались туда, то поняли, что имел ввиду Тони. Там, перед нами, была едва различимая впадина. Мы уже сделали нашу обманную петлю, уловку, которая была разработана, что бы обмануть иракцев на нашем пути достаточно надолго, что бы дать нам время скрыться или вступить с ними в бой на наших условиях. Затем, поглядывая одним глазом на восточную часть горизонта, мы приступили к работе. Разбить ПДБ занимает около часа. Мы должны были работать в два раза быстрее, если хотели успеть до восхода солнца. Казалось, что Мэрфи ожил и преследует нас прямо от границы, ублюдок.

Иногда — в вади, например — вам нужно увеличить сектора наблюдения, поэтому вы выставляете дополнительных часовых. В других случаях, было бы разумно вернуться назад по следам и заложить противотанковую мину, просто на случай, если кто-то напал на ваш след. Такая мина может перевернуть танк "Челленджер", поэтому вы, как правило, слышите, когда кто-то на нее наедет. Это также поможет вам выиграть время, если вам нужно в спешке уйти. В данном случае, из-за того, что мы были так уязвимы, было трудно понять, откуда может прийти угроза. Очевидных путей подхода не было. Угроза была всенаправленной. Иракцы могли подойти откуда угодно. Работа продолжалась в лихорадочном темпе, так как мы гнались, что бы обогнать солнце. В идеальном мире, мы бы заложили сдвоенный ПДБ, что бы сократить площадь маскировочных сетей. Это также позволило бы меняться часовыми. Но в нашу первую ночь в Ираке, когда на нас упадет свет, мы хотели как можно быстрее спрятаться, не говоря уже о том, что бы разбиваться на чертовы пары.

Так или иначе, на этом плоском, покрытом твердом песком пространстве, мы должны были сделать себя самыми ничем не примечательными для случайного наблюдателя. Лучшее на что мы могли надеяться, глядя на окружающую обстановку — это на то, что нас могут принять за какие-нибудь холмы из песчаника, или на странное скопление растительности. Единственное на что вы никак не можете рассчитывать, как бы ни была хороша местность — это на то, что вы будете невидимы.

Максировочные сети, которые у нас были, были хороши, но не могли творить чудеса. Мы с Ником занялись делом. Идея заключалась в том, что бы сделать что-то вроде гаража из маскировочной сети, что бы если нам понадобится быстро выехать, мы могли сделать это сразу же, не таща за собой эту чертову штуку. Время, затрачиваемое на установку, было прямо пропорционально той заботе и вниманию, которые вы проявили, укладывая сеть в прошлый раз. Ник взялся за один конец, а я за другой. Мы потянули и подняли. Я получил полную морду песка и обругал свой гребаный рот. Поскольку сеть уложена на несколько крючков, закрепленных на перекладине, она имеет свойство собирать много пыли и песка, пока вы едете ночью. В спешке я забыл об этом и принял песчаный душ. В следующий раз Кэмерон, сказал я себе, держи свой чертов рот на замке.

Что бы создать эффект гаража, мы использовали шесть шестов, которые составляли каркас, на который уже укладывается сеть. Частично развернув маскировочную сеть, мы с Ником теперь собрали раму, сначала сделав два П-образных узла, которые будут стоять по обоим концам машины. Затем мы развернули сеть на горизонтальных опорах, каждый из нас работал как сумасшедший, что бы обеспечить достаточный зазор — но не слишком большой — между маскировочной сетью и тентом машины. И в лучшие времена это было не слишком приятной процедурой, потому что сеть имеет тенденцию цепляться за все: выступающие части оборудования машины, оружие поддержки, даже за вашу собственную разгрузку. И пока вы сражаетесь с этим неуправляемым монстром, вас все время засыпает песок и пыль, так как сеть отдает накопленное за ночную поездку.

Поставив сеть на место, мы обежали вокруг машины и закрепили ее внизу по бокам, словно бой-скауты, ставящие палатку на скорость. У вас нет времени стоять в сторонке и любоваться своей работой, но если бы вы это сделали, вы бы увидели коробчатый силуэт этого рукотворного прыща на ландшафте, с его плоским верхом и плавными конусообразными сторонами. То, что у вас под ним, это все пространство, в котором вы должны жить, работать и спать весь день. Визиты между машинами допускаются, но лучше ограничить передвижения минимумом, конечно на этой стадии хода дела, когда мы только присматривается, какие проблемы мы сможем создать во вражеском тылу. У нас пока ничего не было и вероятно не будет еще несколько дней.

Под маскировочной сетью ты практически отрезан от остального мира. Жизнь в этой атмосфере требует изрядной боевой дисциплины, поскольку между сетью и машиной очень малый зазор. Пространство под крышей практически закрыто, так как для машины едва хватает места. Это означает, что ваше жизненное пространство ограничено бортами, и из-за угла их наклона, здесь тоже не слишком просторно. Мой разум удачно решил забыть, насколько клаустрофобным он был в этом окружении, но он быстро вспомнил обратно, когда я перемещался в недостойном полуприседе между капотом и "административной" частью сзади. Эта была та часть машины, где мы готовили нашу еду и делали наш чай. Она образовывалась путем откидывания вниз на цепях транца багажника, превращая его в подобие стола. И здесь тоже, заваривание чая и приготовление еды делается в полуприседе и это через некоторое время превращается в спиноубийство.

Спать приходилось у борта машин; ваш лучший вариант для любого подобия отдыха, заключался в том, что бы устроится у колесных арок или — это было роскошью — захватить одно из сидений впереди и прикорнуть в вертикальном положении. Золотое правило гласило, никто не спит, пока все не сделано. В этот раз мы все были так взвинчены, что о возможности закрыть глаза не могло быть и речи. Я знал, что пройдет какое-то время, прежде чем адреналин достаточно спадет, что бы я мог отдохнуть, хотя я и устал как собака. Неослабевающая драма с насыпью означала, что большую часть из трех дней никто из нас толком не спал.

Как только мы обеспечили безопасность позиции, мы вышли на связь по радио. Я подполз к следующей машине, когда Гарри, известный как "Эйч", назначенный вахтенным радистом, устанавливал связь.

Мы используем два метода связи в полевых условиях, спутниковый и ВЧ. Первый используется для передачи низкоприоритетной информации, второй — для всех наших секретных материалов. Для доклада об обстановке, который включал нашу позицию, наши успехи и наши намерения, все данные вводились в защищенный ноутбук и отправлялись на передовую оперативную базу в быстром, закодированном всплеске ВЧ-эфира. Это было необходимо для бесперебойного хода кампании сил специального назначения в Ираке, поскольку потенциальная возможность конфликта — двух наткнувшихся друг на друга патрулей, палящих друг по другу — не была незначительной. Через доклад, который давал каждый патруль после каждого ночного перехода, штаб полка знал, где кто находится и давал рекомендации о продвижении последних патрулей. Наши координаторы также поместили бы вокруг нас воображаемую коробку и передали бы их планировщикам ВВС в Эр-Рияде. Меньше всего на свете нам хотелось оказаться в прицеле какого-нибудь чересчур усердного спортсмена на F-16, желающего нарисовать еще одну машину на борту своей кабины.

— Ноль, это Альфа Два Ноль — несколько раз повторил Эйч в гарнитуру спутниковой связи. — Это проверка связи, прием.

В эфире послышался треск помех, затем:

— ОК, Альфа Два Ноль. Принимаю ваш "Сила 5", прием.