Попаданец 2в1. Пупсик

— Она... не умрет?

— Нет, конечно. Если только ты будешь делать, что я скажу. Шевелись!

— Да, Пупсик.

Липа перестала посматривать на свои грязные дрожащие пальцы и поспешила прочь из комнаты.

"Зачем тебе вино?"

"Мне не нужна здесь девчонка. Спровадил ее на время. А вино пригодится".

"Правильно, — сказал Ордош. — Здесь она сейчас не нужна. Приступим?"

"Давно пора! Поехали".

"Не забывай говорить что-то вслух, — сказал Ордош — И повторяй имя богини".

"Зачем?"

"Отдадим все лавры ей. Они нам сейчас без надобности. Это будет творить чудеса Сионора, не мы".

"Ладно, — сказал я. — Мне без разницы. А что говорить?"

"Что хочешь, дубина, хоть стихи читай! Громко, монотонно и на другом языке. И не отвлекай меня".

Я положил ладонь Елке на грудь, поверх прикрывавшего рану окровавленного полотенца. Я видел, что Елке больно. И страшно. Но та старалась казаться стоиком, выдавливая на лице улыбку.

Да, нет, подумалось мне, не тридцать ей — гораздо меньше. Почему, когда тебе переваливает за сто, ты перестаешь замечать разницу между двадцатилетней и тридцатилетней женщиной?

Заклинания регенерации устремились в тело девушки, чередуясь со вспышками тепла на моем животе.

— Лежи спокойно! — потребовал я у Елки, заметив, что она собралась заговорить. — Не мешай.

Судорожно копался в памяти, подыскивая хоть какой-нибудь рифмованный текст.

Прикрыл глаза и громко сказал:

— Сионора!

А дальше продолжил на русском, с удивлением замечая, что говорю на нем с акцентом:

— Погиб поэт! — невольник чести — пал, оклеветанный молвой, с свинцом в груди и жаждой мести, поникнул гордой головой!.. Сионора! ...

"Ничего более жизнерадостного не вспомнил, дубина?"

"Отстань: слова могу забыть! Я учил этот стих еще в школе".

— Не вынесла душа поэта...

Я старался не смотреть на лицо Елки, не видеть кровь на ее губах и изумление во взгляде.

Почти каждое срабатывание руны совпадало с моим восклицанием "Сионора!".

— А ты полон неожиданностей, малыш, — сказала Елка.

Похоже, она начала понимать, что я лапаю ее грудь не ради собственного удовольствия (признаюсь, там и лапать-то особенно нечего было — максимум единичка). А может, стала исчезать боль.

— Я чо, правда, могу выжить? — спросила девушка.

— ... Сионора!

Я нахмурился, всем своим видом показывая, что она меня отвлекает.

И стал говорить на полтона громче:

— Не вы ль сперва так злобно гнали его свободный, смелый дар и для потехи раздували чуть затаившийся пожар? Сионора! ...

Улыбка на лице Елки появилась хоть и едва заметная, но вполне искренняя, благодарная. Во взгляде девушки мне почудился огонек надежды.

— Поняла, — сказала Елка. — Молчу.

Она снова прокашлялась, закусила губу и прикрыла глаза.

"Как там?" — спросил я.

"Не мешай, — ответил Ордош. — Выживет. Теперь мы ей даже кариес вылечим".

* * *

Липа вернулась в сопровождении Рябины.

Я отобрал у нее кувшин с вином и заставил Елку отпить из него половину. В лечении я понимаю мало. Но, решил, что увеличить количество жидкости в организме раненной не помешает: крови она потеряла прилично.

Елка послушно делала все, что я велел. Похоже, мой авторитет в ее глазах после стихотворения Лермонтова значительно вырос.

Пока девушка пила, я придерживал ее за спину. С удивлением понял, что за те дни, что знаком с Елкой, стал считать ее своей подругой. Неужели, после долгих лет одиночества я начинал именовать другом каждого, кто улыбнулся мне хоть пару раз?

Ряба порывалась позвать доктора. Но я сказал, что в этом больше нет необходимости.

— Сионора исцелила ее, — сказал я. — Богиня любит нас. И откликается на молитвы тех, кто любит ее.

Почему Ряба побледнела?

"Сотри с морды эту улыбочку! — сказал Ордош. — Она пугает женщин. Ты похож на психа".

С уверенностью фанатика, я пообещал, что завтра Елка будет чувствовать себя не хуже, чем сегодня утром. А сейчас ее лучше не беспокоить: организм девушки восстанавливается. Но было бы хорошо, если бы кто-нибудь из женщин помог Елке раздеться, протер ее тело влажным полотенцем, сменил окровавленную постель и уложил Елку спать.

— Я тебя люблю, Пупсик, — сказала Елка. — И твою богиню люблю. Всех вас люблю. А кошаков я пущу на фарш.

Елка улыбалась, как нормальная, здоровая пьяная женщина. И не кашляла — зевала.

Женщины засуетились, перестав, наконец, с опаской поглядывать на меня.

А я отправился обратно в кафе.

Я не рвался работать: хотел вернуть себе оставленный там фартук, в кармане которого лежали кофейные палочки. Очень не хотелось, чтобы мои зачарованные зубочистки попали в чужие руки.

"А ты неплохо проявил себя, во время нападения, Сигей, — сказал Ордош. — Для человека, в жизни которого на протяжении сотни лет не случалось более жутких событий, чем сбежавшее молоко — так и вовсе замечательно".

"Ты верно заметил, когда ранили Елку, у меня случилась истерика, — сказал я. — Чуть не наломал дров".

"Истерики бывают разными. Кто-то прячется под лавку и рыдает. А кто-то рвет на груди рубаху. Твоя истерика мне понравилась. Вот только она могла закончиться нашей смертью".

"Прости, — сказал я. — Забыл, что это не только мое тело. Не подумал о тебе".

"Хочешь сказать, что сам ты умереть не боишься?"

"Не хотелось бы, — признался я. — Я целых сто лет мечтал хотя бы порыбачить. А пока у меня получается только снова работать. Но... я умирал уже дважды. Почему я должен бояться третьего раза?"

"В третий раз воскрешать тебя будет некому".

"Что ж, сто двадцать лет жизни для человека — вполне нормально. Приличный срок. Не считаешь? А чувствовать себя трусом ради еще нескольких десятков лет я не желаю".

"Ты хороший человек, Сигей, — сказал Ордош. — Хоть и позоришь меня своими постоянными поклонами. Я рад, что познакомился с тобой. Даже, несмотря на то, что наше знакомство может оказаться недолгим".

"Взаимно, колдун. Ты тоже мне симпатичен. Хоть и убиваешь людей без сожаления. Я, кстати, думал, что ты и третью не пощадишь — ту, что смогла убежать".

"А с какой стати мне было ее убивать, дубина? — спросил Ордош. — Резерв маны к тому моменту мы заполнили под завязку. Зачем понапрасну переводить ресурсы?"

К своему удивлению я не увидел в кафе ни единого свободного места. Многочисленные женщины отреагировали на мое появление возбужденным гулом, подобно зрителям Колизея, узревшим появление гладиатора.

Никого не смущало то, что сегодня здесь стреляли, кого-то убили, и на глазах у посетителей происходила чертовщина.

Две девушки официантки, которым приходилось работать за четверых, не ходили, а бегали по залу, доставляя на столы заказы. Никогда раньше при виде меня они так не радовались. Они встретили меня, как спасителя. Смотрели на меня с такой надеждой, что сам того не желая, я надел фартук и впрягся в работу.

Кофе, кофе, кофе — гости словно соскучились по нему за те полчаса, что меня не было на рабочем месте.

За час до полуночи в кафе вошли три хмурые женщины с черными татуировками змей. А следом за ними — одна из наших поварих, которая тенью прошмыгнула по залу и исчезла в ведущем на кухню коридоре.

Гости за столами на мгновение притихли. Но, заметив татуировки, вновь возобновили свои разговоры. Похоже, ни для кого не являлось секретом, кто именно "крышует" наше заведение.

Одна из гадюк поймала за руку официантку, о чем-то ее спросила. Та ответила и указала на меня. Представительница банды гадюк переспросила, а официантка вновь ткнула в мою сторону пальцем.

Я догадался, что у женщины из банды происходит разрыв шаблона: она ищет кого-нибудь из начальства, а ей упорно указывают на меня — мужчину.

— Эээ... ма...малыш, мне сказали, что в д...данный момент... ты здесь за старшую? — спросила женщина. На ее виске белел широкий, привлекающий к себе внимание шрам.

— Да, госпожа.

Я привычно поклонился.

Стараясь не смотреть на шрам, объяснил, где можно найти хозяйку, и куда мы дели Елку.

Женщина не стала меня больше ни о чем расспрашивать. Она подозвала к себе одну из своих спутниц, показала, где именно та должна расположиться в зале. И в компании второй поспешила к Елке.

Остаток рабочей смены прошел в привычном режиме.

После полуночи явилась Ряба.

— Тебе придется переночевать сегодня в другом месте, Пупсик, — сказала она. — Мы решили не будить Елку. Я договорилась, что до утра за ней понаблюдает Липа: завтра я дам ей выходной. А ты поспишь в соседней комнате.

* * *

Я вошел в свою комнату и сразу же увидел у кровати большое кресло. Раньше его тут не было. В кресле, склонив на бок голову, сидела Липа. Она вздрогнула, захлопала глазами. Похоже, девушка дремала, и мои шаги разбудили ее.

Свет я не зажигал: того, что проникал в комнату из общего коридора, для моих целей вполне достаточно.

Я подошел к раненной. Елка спала, скрестив на груди руки и приоткрыв рот. Похрапывала.

"С ней все нормально, — сказал Ордош. — Не переживай".

— Что-то случилось? — спросила Липа.

Потерла ладошками лицо. Посмотрела на окно, проверяя, не наступило ли утро.

Дверь на балкон оставили приоткрытой: проветривали комнату, избавляясь от запаха крови и плесени.

— Ничего. Я зашел за вещами. И еще принес тебе сок и бутерброды.

Липа шпилькой зафиксировала челку. Зевнула.

— Спасибо, Пупсик, — сказала она.

— Прости, что кричал на тебя, — сказал я.

— Не извиняйся. Я жутко испугалась сегодня. А когда она направила на меня пулемет, так и вовсе едва не описалась. А ты вел себя, как героиня. Это ты сегодня поступил, как подобает настоящей женщине, а не я.

— Ты преувеличиваешь.

— Правда! Если бы ты не принялся мною командовать, я бы так и стояла там, в уголке: тряслась от страха. Теперь я понимаю, почему Ряба назначила старшей официанткой тебя. За свою жизнь я видела всего нескольких мужчин. И ты на них совсем не похож, Пупсик.

— Чем же?

— Да всем! Даже тем, что умеешь командовать.

Я поспешил изменить тему разговора. Спросил:

— Завтра не работаешь?

— Нет, — сказала Липа. — Взяла выходной. Ряба пообещала, что эту ночь засчитает мне за смену.

— Будешь отсыпаться?

— Пойду читать учебники. В этом году я заняла третье место в городе по математике. Меня наградили полугодовым пропуском в библиотеку. Он еще два месяца действителен. Буду готовиться.

— К чему?

— Хочу попытаться поступить в Академию. Хотя, сомневаюсь, что в этом году у меня это получится.

— Что за академия?

— Ты с дуба рухнул? — спросила Липа. — Академия Алхимии и Магической Инженерии! Главная достопримечательность нашего герцогства!

— Я не местный.

— И что? О нашей Академии весь мир знает!

— А я не знал, — сказал я. — Она такая престижная?

— Она лучшая! Даже Имперская Столичная Академия считается лишь второй по качеству образования. И преподают там выпускники нашей. Вся имперская элита старается пристроить к нам на учебу своих представителей.

У меня возникло желание поинтересоваться, что такое эта Империя, и где она находится. Но я постеснялся.

"Хорошие лаборатории должны быть в этой Академии Алхимии, — сказал Ордош. — Хочу туда".

— И сложно поступить к вам?

— Для богатеньких — не очень, — сказала Липа. — А для таких, как я, герцогство оплачивает всего десять мест каждый год. Знаешь, какая за эти места конкуренция?!

— Много желающих?

— Очень! Чтобы пробиться на бесплатное обучение нужно либо быть гением, либо много заниматься.

— А иностранцам?

— Тем только платно. Но экзамены им не нужно сдавать, как остальным. Они проходят только аттестацию, как и те из наших, кто поступает за деньги.

— Ясно. И ты решила поступить?

— Если там отучиться — навсегда забудешь о нищете, — сказала Липа. — Тот, кто окончил Академию, сразу становится "животным"!

— Кем?

— Благородной. Только благородные носят имена, созвучные с названием животных, а не растений.

— И ты мечтаешь стать "животным"?

— А кто не мечтает? Это мечта любой женщины из нашей части города. Вот только в этом году я вряд ли поступлю: экзамены уже скоро, а я к ним не готова.

— Почему?

— С деньгами у нашей семьи туго, — сказала Липа. — Приходится и мне много работать, вместо того, чтобы читать учебники.

"А принц наш почему не "зверь"?" — спросил Ордош.

— Мужчина тоже может стать "животным"?

Липа рассмеялась.

— Нет, Пупсик. Что ты такое говоришь? Мужчин и именами растений называют редко — только в семьях аристократок. А мужчина "животное"... это было бы забавно!

— А я хотел бы стать Тигром, — сказал я. — Или Барсом. Подходит мне имя Барс?

— Какой же ты смешной, барс, — сказала Липа.

— Что во мне смешного?

— Ну, какому мужчине захочется стать "животным"?

— Мне.

— Вот это меня в тебе и забавляет.

— Ничего забавного не вижу, — сказал я. — Вот стану принцем, возьму себе имя Тигр и покажу всем, какой я грозный!

— Ступай-ка ты спать, тигр, — сказала Липа. — Завтра Рябина опять погонит тебя на работу задолго до открытия кафе: с утра пораньше явится квартальная со своим дурацким термосом.

"А может, возьмем эту девицу с собой? — спросил Ордош. — Покажешь ей, каким животным бывает мужчина в постели. А то мы, видишь ли, ее забавляем!".

"Ты озабоченный, колдун, — сказал я. — Уж точно мы не станем это делать сейчас. Несмотря на то, что и мне уже этого хочется. Девчонке и без секса с мужчиной сегодня хватило ярких впечатлений".

"А жаль. Она мне нравится все больше и больше".

— Сейчас уйду, — сказал я. — Возьму только набор чистой одежды.

Глава 8

Весь день я ждал последствий вчерашнего вечера. Но так и не дождался.

Квартальная утром особого любопытства не проявила, словно и не слышала о том, что двух женщин в нашем кафе вчера превратили в порошок. Другие полицейские с официальным визитом не наведались.

Не явились выяснять отношения и представительницы банды кошек.

А вот посетители нас избегать не стали. Гости с самого открытия заняли все места в зале. Женщины шарили по помещению любопытными взглядами, поглядывали на меня с еще большим, нежели обычно, интересом. И не скромничали с заказами. Работы мне и остальным официанткам привалило сразу много.

Днем заглянула Елка, уже переодетая в чистую одежду, розовощекая, веселая. Крепко стиснула меня в объятиях и на глазах у всего зала поцеловала в губы. От нее пахло спиртным.

— Спасибо, Пупсик! — сказала она.

"Когда я целовался в прошлый раз, мне едва исполнилось шестнадцать", — сказал Ордош.

"Да разве это поцелуй? — сказал я. — Так, обычная женская добавка к слову "спасибо". Завтра вечером уговорим Липу остаться у нас на ночь, и я покажу тебе, что такое настоящий поцелуй".

Елка в кафе надолго не задержалась: вместо нее нас охраняла сегодня хмурая черноволосая женщина. Тоже из банды гадюк. Новый... новая охранница развлекала себя тем, что с интересом и нескрываемым удивлением наблюдала за мной. Но заговорить со мной не пыталась.