Младший. В тени отца. окончание

Уже почти на выходе столкнулся с льющей слезы в три ручья Машкой: ее братец моих стараний по сохранению ее наследства не оценил.

— Опять поссорились?

— Петр, зачем ты так?

— Чтобы вот! — бессмысленным ответом зло отозвался на ее не менее бессмысленный вопрос — ведь уже сто раз все объяснил!

— Миша сердится...

— Твой Миша может сколько угодно сердиться! Он забрал себе все наследство от родителей. Ты забрала наследство от деда. Какие проблемы, епта?!

— Никаких! — еще горше заплакала девушка.

Девчонку стало жалко: брат — дерьмо, за человека я его считать не могу. Осталась одна на целом свете. В чужом городе, где даже никого знакомого нет...

— Пошли, умоешься, а потом прогуляемся!

— Куда?

— В гости попробуем сходить, а не получится — просто погуляем, погода — загляденье! Здесь такие дни редкость.

Умытая Машка опять поразила метаморфозой — не знаю, каких кровей был ее отец, но по матери происхождение самое простое — вряд ли повариха на выселках могла похвастаться высокими предками, не говоря уже о самом Кресте. А вот поди ж ты — посмотришь: ни дать — ни взять — княжна инкогнито! И братец ее — мразота — издали мельком виденный, на морду — красавец, откуда что взялось? Зато прогуливать такую барышню по бульвару под ручку было вовсе даже не стыдно! Наоборот — мне сплошь и рядом доставались завистливые взгляды прохожих! Что моя "мантия", что ее "вуаль" были надежно спрятаны отцовской защитой, да и меня, как я уже убедился, не сильно-то и искали — навоображал себе черт знает чего!

— Голубчик, доложи! — рисуясь перед спутницей, распорядился, протягивая визитку "Петр Романов" привратнику.

Предусмотрительности отца стоило только порадоваться — мне самому даже в голову не пришло озаботиться карточками с собственными именем-фамилией.

Я сам не знал, чего ждать от визита, но, встретившись взглядом с выцветшими карими, подслеповатыми и немного беспомощными глазами, невольно сделал шаг вперед:

— Дядя Сима!..

— Петя! — узловатые пальцы шарили по моему лицу, — Петя... живой... как же...

Вдоволь наохавшись в прихожей, мы переместились в гостиную, где мне пришлось несколько долгих часов вещать о своих приключениях. При рассказе о гибели отца старик плакал, а потом жадно внимал перемежаемому байками о быте наемников пересказу моих перипетий. Прихваченная за компанию Машка ахала вместе с Самуилом Иоганновичем.

— Завтра! Нет, извините, завтра не получится — послезавтра! Вы обязательно должны зайти ко мне послезавтра! — провожал Веллер, когда за окном зажглись первые фонари, — Заодно поговорим о вашем поступлении!

— Конечно! Обязательно! — уверяла растроганного нашим визитом дедулю Машка. И, провожая девушку до ее скромного жилища, я ничуть не сомневался в правильности предстоящего визита — под конец вечера воспоминаний мы со стариком знатно поспорили о некоторых связках. Приятно, черт возьми, схлестнуться со специалистом дела!

В понедельник снова встал в полный рост вопрос "как убить время ожидания?" Веллер занят, к нему мы с Машкой завтра договорились идти. Клепать новые артефакты не лежала душа — да и выжал я уже все, что мог из своих знаний и доступных материалов. Плюс на мне и мест для их потаенного размещения не осталось — не в ж...у же их засовывать! А те, что на виду, стопроцентно отберут.

Шарахаться по городу? Вот не нужны мне сейчас приключения, а в них в бурлящей столице запросто можно загреметь.

Навестить Христ? Просто неохота. А встречаться с Мадлен — еще и неловко, к тому же Мясницкий наверняка высказал ее жениху все, что обо мне думает, а думал он много и сплошь нецензурно, вот, наверное, Владимир Иванович позлорадствовал...

Поел, почитал, повалялся на диване, снова поел и почитал...

— К вам посетитель! — раздался тихий стук в дверь, — Приглашать?

"Кто?!" — заметался по номеру.

— Кто? — спросил через закрытую дверь.

— Александр Панин.

"Санчос! — выдохнул про себя, — Он же говорил, что на какое-то архи-секретное и архи-важное сборище хочет меня сводить!"

— Сейчас спущусь!

Интерлюдия.

— Роза, что с тобой? — молодой светловолосый мужчина застал соратницу, мнущуюся у приоткрытой на палец двери в зал, где собрались сегодняшние приглашенные.

— Я туда не выйду!

— Что случилось?

— Видишь чернявого парня? Вон там, у окна? — девушка аккуратно приоткрыла дверь еще на пару сантиметров, — Он меня знает.

— И что? Тебя здесь все знают. И ждут.

— Андрей, ты не понял, он меня не так знает! Он... Мне с ним нельзя встречаться! А лучше никому с ним не встречаться.

— Хочешь, я убью его?.. — интимно выдохнул названный Андреем в шею красавице, заставив ее брезгливо отстраниться.

— Ты не сможешь его убить... — отодвинулась она еще дальше от прохода.

— А если смогу? — мужчина прижал девушку к стене.

— Не сможешь, — в глазах девушки сверкнула слезинка.

— Посмотрим! — самодовольно усмехнулся Андрей, отпуская "Розу", и шепотом скомандовал остальным, — Уходим! Сегодня не наш день! — и первым устремился к черному входу.

— А как же?.. — за рукав остановила его хозяйка квартиры, мотнув головой на дверь в зал.

— Встреча переносится, наши товарищи поймут! Попейте чаю, обсудите что-нибудь из легальной повестки и расходитесь, — хозяйка удивленно кивнула, но перечить не стала.

Роза покинула комнату последней, шепча под нос:

— Как же ты нашел меня, Колокольчик?.. Придется... придется ускорить акцию...

Глава 18.

Наслаждаться заканчивающимся сезоном белых ночей Петербурга мне не давал бесконечный оправдывающийся зуд Санчоса:

— Кабан, это какое-то недоразумение! Кабан, ну, Кабан же!!!

— Саня...

Хлопок, раздавшийся из подворотни, являлся выстрелом — звук пропевшей рядом пули я ни с чем не перепутаю!

— Саня! — группируясь и скрываясь в тени забора, я обратил внимание на школьного приятеля, все еще стоявшего на виду и недоуменно рассматривающего окровавленную ладонь, отнятую от бока, — Санчос!!! Саня...

Никто и ничто не совершенно! Моя защита не поглощала пули — она их отклоняла. Отклоняла в сторону, заставляя огибать мое тело примерно на полтора метра, за точку отсчета принималось положение в пространстве колец... На те самые полтора метра, дистанцию в которые соблюдал Санчос, шагая чуть позади, видя мою злость на него и на бесполезно убитое время...

— Санчос...

Еще один выстрел, еще одно срабатывание защиты, и дурацкий немыслимый рикошет от решетки забора в плечо всё еще стоящего качающегося на середине улицы парня! На вспышку из темноты зарядил всем имеющимся в распоряжении арсеналом по предполагаемому укрытию стрелка.

— Санчос, как же так?.. Санчос, слышишь меня?.. — подполз к товарищу, утаскивая его стонущее тело в тень, — Сейчас, сейчас, потерпи...

Новых выстрелов не последовало: то ли стрелок ушел, то ли его достал мой ответ. Судорожно роясь по карманам, я с ужасом соображал, что ни одна из моих безделушек не рассчитана на такое развитие событий! И помочь сейчас натужно дышащему Санчосу мне банально нечем, кроме прижатого к одной из ран носового платка, впитывающего любую жидкость, Охренеть, какая помощь!!!

— Бе-ги... — просипел однокашник, заваливая голову набок. Слава богу, это был всего лишь обморок!

Издалека послышались свистки городовых, следом запели сирены.

— Держись, Санчос! — промямлил я, поднимаясь с колен — Вот так! — прижал его бесчувственную руку к ране, зажимая платок.

Не-на-ви-жу!!!

Весело лепетавшую Машку я встретил с тяжелым сердцем. Если бы ни обещание, данное старику и ей — хрен бы я куда-то сдвинулся после бессонной ночи. Брошенный посреди улицы раненый Санчос не выходил из головы: как он? жив ли? Утренняя городская пресса отделалась коротким сообщением о перестрелке в районе Летнего сада, подробности, если они будут, ожидались в следующем выпуске, до которого терпеть сутки. Поэтому собирался крайне неохотно и через силу.

— Пошли! — хмуро ответил на радостный щебет Марии.

— У тебя болит голова? — проницательно спросила подруга по несчастьям.

— У меня болит все мирозданье! — недовольно оборвал ее любопытство.

Опять визитка сторожу, снова подъем на третий этаж...

— А вот и виновник торжества!!!

Оценивая из затейливой, приданной чужими усилиями позы мизансцену со спокойно восседающем на стуле Веллером, окруженном примерно десятком людей в форме, досадливо оглянулся на забившуюся сбоку в чужих руках Машку: девчонка-катастрофа в своем репертуаре — снова не в том месте и не в то время! Талант, однако!!!

Самуила Иоганновича я переоценил... Или нет, неправильно... имел ли я право вообще оценивать его?.. Кто он мне?.. И кто ему мы?

С риском для ушей на меня натянули леску с подвешенной блямбой — переносным "пустотником" — я наконец-то вспомнил, как нормально называется обезмаживатель! Очень "важное" сейчас достижение!

А после того, как "пустотник" заработал, грубые ладони зашарили по телу, выискивая и снимая заготовки. Серебряную цепочку с медальоном сорвали первым делом. На съеме колец замешкались — из-за суставов те никак не хотели свинчиваться, но спустя много мата и пролитого на спину мыла я впервые за много лет оказался с голыми руками. А психологически — будто на самом деле голым. А дальше пошел тотальный шмон — меня даже в полиции так не тщательно не обыскивали: на одежде в местах утолщений ножом вспарывались швы, и ладно бы только там, где действительно было что-то запрятано! Но нет — на всякий случай бесцеремонно взрезались любые подозрительные места. За пять минут костюм превратился в живописные лохмотья, державшиеся исключительно на честном слове, несколько раз нож чувствительно проехался по телу, оставляя неглубокие раны. Ботинки даже проверять не стали — просто сняли и отшвырнули. Зато горка поделок на столе росла, на некоторые даже бывший ректор косился, напялив на нос огромные очки. Мамин медальон он почти сразу выделил из кучки, отложив в сторону.

— Готово! — отчитался один из пленителей, — Больше ничего нет!

"Ну-ну, зря вы так считаете! Жаль только, что пока украшение на груди, все оставшееся бесполезно!"

— Долгожданная встреча! — из сонма наводнивших комнату людей выступил на середину помещения взрослый мужчина в полковничьем мундире. Из-под занавесивших лицо волос попытался присмотреться к "родственничку" — ненавистный голос я сразу узнал, — Ну, здравствуй, брат!

— Я у родителей был единственным сыном!

Хлесткая пощечина разбила нос до крови, которая закапала ровными кружочками на пол.

— Не надо так разговаривать со старшими!

Еще от одного удара солоноватый привкус появился во рту.

— Олег, займись! — отдал он распоряжение, отворачиваясь к столу. От заступившего свет гвардейца ожидал удара под дых, но меня всего лишь заковали в наручники и стреножили. Со стоном наконец-то выпрямил неестественно напряженную спину.

— Он?! — спросил у Веллера "брат", принимая на ладонь медальон.

— Похоже, он! — подтвердил артефактор.

— Ключ... — вожделенно выдохнул полковник, раскрыв и пачкая медальон бурыми отпечатками, — Я проверю! — и выскользнул за дверь, оставляя нас в обществе своих шестерок.

Как я изучаю незнакомый артефакт? Я его долго-долго рассматриваю со всех сторон, запоминая все особенности. Ищу стыки и сколы. Определяю начало схемы. Предельно аккуратно снимаю защитные поверхности, если они есть. А потом, не торопясь, выписываю на бумагу все увиденные последовательности рун. И только сто раз всё пересчитав и перепроверив, активирую. Это я. Подозреваю, что Веллер, проводивший нечитаемым взглядом Максима Романова, привык обращаться с чужими неизвестными изделиями примерно так же.

А этот? Схватил, открыл, полапал испачканными в чужой крови пальцами, понажимал на все выступы и выемки. Даже не понял, отчего тот заработал... Что-то у меня всё больше сомнений, что мы дети одного отца... К тому же не видел я в этом светловолосом мужчине никаких признаков родства со мной.

— Петр, прости... — отвлек от роящихся мыслей Самуил Иоганнович.

"В аду простят!"

— Откуда вы знаете про ключ? — спросил у отцовского друга.

— Разговорчики! — вмешался один из охранников, нанося несильный удар по печени сзади. Действительно несильный — так, только для порядка.

— Петр... когда-то говорил... лучшее творение Нади... ключ ко всему... — прошамкал старик, постаравшись незаметно поправить зубной протез.

— И вы думаете, что это медальон?.. — новый полученный удар был уже не таким аккуратным. Разогнувшись, мстительно сплюнул юшкой на ковер.

— Петя!.. — всхлипнула в боковом зрении Маша.

— Он им как-то хвастался... — ответил хозяин квартиры.

"Вот, значит, от кого пошла гулять байка..."

— Это точно он!!! — появился в дверях полковник Романов, жадно наглаживая совместную поделку Креста и отца, придуманную мамой, — Игорев! — дал знак брат одному из подручных.

Стоящий за спиной Веллера молодчик идеально мягким спокойным движением перерезал бывшему ректору горло. Вот так и надейся на защиту!

Старика было не жалко, но все же согнулся в сухих рвотных спазмах — после ночной перестрелки кусок в горло не лез. Зато за нас двоих где-то в сторонке старательно вывернулась наизнанку Машка. А потом... боль, звенящая башка, заполнивший все легкие металлический запах крови... тщательно задавливаемое слово взбунтовалось, и я бросился на его виновника.

Вершинин — хороший учитель, я даже смог достать ненавистную рожу.

Зато после...

— Петя! — жалобно блеяла Машка.

— Жить буду... — прохрипел я, с трудом отрывая задницу от пола.

— Грузите! Государь желал его видеть! — последовал новый приказ.

— А?..

— Ее тоже, пусть будет...

Первый и единственный плюсик в пользу "брата": он не стал отдавать приказ убить Машку. Что-то человеческое в нем еще осталось.

Меня конвоировали по лестнице, постоянно пихая в спину, зато невезучая девушка удостоилась сомнительной чести проехаться на руках одного из Романовских подручных — ноги ее не держали. Моя психика, видимо, чуть-чуть закалилась видом так же погибшего Мурзы — собственно, это был единственный простой и надежный способ убить человека — обладателя оберегов. Вот так ласково, мягко... красно-красно...

Дернув гудящей головой, попробовал переключиться на другое: моему пониманию не поддавалась легкость, с какой пожертвовали ученым с мировым именем! И совершенно непонятно: зачем? Ведь он же сам настучал о моем приходе, для того и потребовался дополнительный день между встречами. Зачем?!

Свидетель.

Он стал свидетелем слабости цесаревича, не способного обуздать без дополнительных средств артефакты своих предков.

Безумец, который уже больше двадцати лет идет к своей цели. Мне, в общем-то, плевать, о высокой политике я никогда не задумывался, но даже меня уже достало наблюдать творящиеся со страной за последние полгода перемены. А от мысли, что он может наворотить, заполучив власть над державными символами, передернуло. Епта, кажется, я тоже становлюсь в этом вопросе идейным!