Маг-2

Улыбка растянула тонкие губы, из-под них показались кончики четырех белых клыков. Хоп! Существо метнулось вперед совершенно неожиданно, с прямых ног и с фантастической скоростью. Враз показавшееся ужасно медлительным тело только-только начало заваливаться на правую ногу, как двухметровая туша налетела прямо на встречный удар — откровенно слабый, неподготовленный, просто выброшенный вперед кулак, который против такой сметающей массы... Я еще успел чертыхнуться про себя, что оказался совсем не готов к такому, как в глазах на мгновение потемнело... и все. Кулак не ощутил никакого сопротивления, пройдя через воздух, а туша нападающего исчезла. Уже понимая, в чем дело, не стал восстанавливать равновесие, а просто кувыркнулся вперед, одновременно разворачиваясь.

Точно! Этот гад стоял позади и откровенно ухмылялся, глядя на мои потуги, только что не ржал. Подобрав не глядя первый попавшийся камень, я запустил его в гадскую рожу. Конечно же, камень пролетел насквозь. Чтоб тебя!

Уже без опаски подойдя, потыкал пальцем в широкую грудь. Мда. Сунул руку, потом вообще шагнул в него... Ну что сказать, воздух — он воздух и есть. Краткий миг темноты, когда глаза пересекают поверхность тела, а изнутри вид точно такой же, причем становится не видно ни рук, ни иных частей тела этого голограммного товарища. Занятно.

— Ты меня понимаешь? — говорю, отступив на пару шагов.

— Барудр таэ ухташ. — тычет себя в грудь верхней левой рукой гигант и шевелит носовым клапаном.

Мда. Безнадежно. И что тут делать? Грустно спрашиваю:

— Оффа алли кор?

— Эллио утара гео. — мелодично отвечает тот, наклоняя голову так, что становится виден широкий затылок.

Оторопело смотрю на него. Должно быть, вид мой в этот момент донельзя смешон. Выпученные глаза и отвисшая челюсть, словно у глубоководной рыбы, вытащенной на воздух. Потом я подбираю челюсть и медленно, с чувством произношу:

— Ну и козел... Ну и козел же ты!

Гигант запрокидывает голову и оглушительно громко смеется. Кадыка нет — отстраненно замечаю краем сознания... и присоединяюсь к смеху. В две луженых глотки мы хохочем посреди красной пустыни, не обращая внимания на несуразность ситуации, отбросив пыль, ветер и страшную, должно быть, жару. Мы смеемся.

Барудр оказался нормальным парнем, без закидонов и зазнайства. Магом, естественно. Поведал он много интересного, в том числе и о том, что это за место и почему мы друг друга понимаем.

— Как думаешь, где мы?

— Красная планета... Я уже ничему не удивлюсь. Барсум? Хуэко Мундо?

Фырчит насмешливо.

— Барсу-ум... Нет, это даже не планета. Где, по-твоему, солнце?

— Ну, полярный день, скажем.

— Ладно, тянуть не буду. Что последнее ты помнишь перед тем, как очнуться здесь?

...продолжая удерживать волшебное состояние озарения, я потянулся всем существом к черному омуту внутри себя, перевалился через край, ухнул в глубины непроявленного, и черные воды неизвестности сомкнулись надо мной...

— Вот-вот. Иными словами, ты попытался пройти первое Высшее Посвящение. Отрефлексировать личную трансцендентность, пропустить ее через себя, обратиться напрямую к той особенной, уникальной Силе, которая служит тебе — и которой служишь ты. Попытался безо всякой подготовки, тогда как иные не рискуют и после тысяч лет шлифовки навыков и сродства. Но подумай еще вот о чем. Обычных одаренных, рядовых магов — неисчислимые множества. Тех из них, что дерзают подниматься над средним уровнем, гораздо меньше, но тоже немало. В конце этого пути они неизбежно приходят к выбору — попытаться достичь качественно новой ступени или остановиться в развитии.

— Так, кажется, начинаю догадываться. Если бы каждый высокий маг спокойно проходил Посвящение, во вселенной было бы не протолкнуться от Высших. Но этот рубеж дается единицам, на то он и считается Высшим.

— Именно так. И?.. — протянул Барудр, явно ожидая от меня продолжения.

— Тогда... вопрос в том, что случается с теми, кто не прошел? Верно?

— В точку.

— Значит, это...

— Кладбище неудачников.

... Мага, замахнувшегося на большее, ожидал троякий исход. Первый — полный успех. Мир обретал еще одного Высшего, выдержавшего взгляд в лицо своей Силе. Второй — оглушительный провал. Сама суть мага растворялась в том, что могло бы составить основу его естества. И третий — ни то, ни се. Те маги, что были слишком... э-э... сильны? Умны? Нет, не то. В общем, чьи Воля и Разум не давали им раствориться в опасном, переменчивом Изначалье, но и не были достаточны, чтобы пройти полноценное Посвящение — они попадали сюда, в своеобразный отстойник. Кладбище Высших Недомагов. КВН, хе-хе. Смешно, если бы не было так грустно.

— Так сколько ты уже тут?

— Здесь нет времени. Это понятие не имеет тут никакого смысла. Раньше я считал удары сердец — как и ты, верно? Маги из тангров — отбивы цнбр, иные изобретали свои способы, но рано или поздно каждый терял нить хоть на миг, засыпал, отвлекался, забывал, наконец. И все. В определенный момент каждый, попавший сюда, сознает, что утратил ощущение хода времени. Это — начало конца.

— И что происходит дальше?

— Хоть большинство магов горят гораздо ярче, нежели обычные простецы, но пламень души Феанора дан отнюдь не всем... — уклончиво ответил он.

Я с невольным холодком вдоль хребта понял, что ожидало потерявшихся дальше. Бездна Голодных Глаз — в варианте для магов. Миллионолетия угасания, потеря любопытства и воли к жизни. Смерть души.

— Вон они стоят, — Барудр широким жестом обвел горизонт, — все, кто попадал сюда от начала времен...

Я посмотрел вдаль — и увидел. С глаз словно сорвали шоры, и с необычайной резкостью я рассмотрел десятки... сотни... тысячи почти прозрачных фигур, застывших в самых разных позах. Коленопреклоненные и молитвенно воздевающие руки, простершиеся на песке и замершие на полушаге, просто бессильно поникшие оплывшей свечой... Почему я не видел их раньше? Безнадежность, отчаяние и горе сквозили в каждом изгибе и изломе фигур, в пустоте взглядов, лишенных даже капли рассудка, в инстинктивно угадываемом их сродстве с этой бесконечной красной пустыней. Бес Марцелл больше всего на свете хотел умереть. Они — утратили даже это. Искра Творца покинула их, и ничто в мире не могло более им помочь.

Мне вдруг стало так страшно, как не было еще никогда. Крупная дрожь сотрясла все тело, сами собой стиснулись кулаки. Я смотрел на уставленную бледными фигурами пустошь и не мог отвести взгляда. Неужели такой конец ждет и меня?

— Эй! — резкий голос Барудра заставил вздрогнуть. — Ты еще жив. — добавил он тише.

Я ожесточенно замотал головой, словно пытаясь вытрясти из нее видение, как я знал, навсегда врезавшееся в память. С трудом удалось взять себя в руки.

— Как насчет выхода отсюда? — небрежным, никого не обманывающим тоном спросил я.

— А сколько раз ты прибегал к магии с тех пор, как очутился здесь? — вопросом на вопрос ответил гигант.

— Э...

Вопрос не то чтобы озадачил, поставил в тупик. Да нисколько! Два дня я бежал, уподобляясь страусу, но ни разу не попытался колдовать. Почему? Ответ нашелся быстро — в глубине души я уже все понимал, просто разум отказывался поверить в очевидное. Тот сладостный источник, что служил причиной самой мучительной боли и самого высшего наслаждения, что я когда-либо ощущал — иссяк. Магия была мне более недоступна. Причина этого казалась очевидной — взыскуя невозможного и оступившись, маг не достигал нового понимания своей Силы, но при этом и не мог более обращаться к ней по-старому. Проводя параллели с миром насекомых, из пупария куколки наполовину показалось имаго, но по какой-то причине полностью выбраться не смогло — и так и осталось на границе двух сред, на своеобразном водоразделе, медленно засыхая под лучами солнца... Искристые крылья, что могли бы швырнуть тело в полет, остались склеенными, нерасправленными, бесформенными комками...

Я в бешенстве ударил кулаком, ломая толстую спеченную корку такыра. Еще и еще, поднимая клубы пыли, пока не увидел вдруг совершенно невредимые костяшки. Из меня словно выдернули хребет, и я сел на песок, не обращая внимания на подошедшего ксеноса.

— Вот так оно и бывает. — сказал он минут через десять. Я все еще продолжал считать удары — зачем-то.

— Я здесь уже тридцать восемь хласс, это около сорока трех ваших лет. И я устал. Очень устал.

Слабая искорка интереса зажглась в оглушенном новостями мозгу.

— Слушай, два вопроса — почему тебя видно, но невозможно коснуться, и почему я тебя понимаю, хотя произносимые тобой звуки — отнюдь не моего языка? Ты ведь имитируешь даже мою манеру речи!

— Один ответ на оба. Сила — все дело в ней. Мы посвящены разным Силам, оттого и не можем пожать руки. Гравитация не взаимодействует с Тенью, Времени не затронуть Огня. А насчет языка... Я вознамерился стать Высшим магом Нитей Понимания, и хоть попытка потерпела провал, тень от тени их осталась со мной. Я в состоянии наладить контакт практически с любым разумом, ну, исключая совсем уж экзотические вариации. Высший же... зависит от Ступени — или Степени, но, думаю, разве что Спящий ускользнет от него. Это одно из самых сложных Посвящений, я как-то задавался вопросом статистики, так вот — в моей вселенной нет ни одного мага этого профиля. Четырнадцать Высших стихийников, шесть жизнюков, и один ментат. Все. По непроверенной информации, Высший маг Нитей Понимания вообще один на весь Сон Спящего...

— Интересно, чем-то Гумилева напоминает. "Я тот, кто спит, и кроет глубина..." Да. А у нас больше принято именовать это Древом Миров. Впрочем, Сон Спящего тоже неплохо звучит... пока не превращается в Кошмар... А как этот маг сумел сам пройти Посвящение, если оно так ужасно?

— Он и не сумел. Тут все сложно. Насколько я мог понять, он помог сам себе, из ипостаси Высшего протянул нить помощи себе-магу-ординарному.

— Эммм... Так и шарики за ролики могут заехать. У вас что, причинно-следственные связи так легко нарушаются?

— Нет, конечно. Просто это был особый случай. Уникальный в масштабах всего Сна, представь себе. Выражаясь иными терминами, концепция существования такого мага была столь сильна, что вероятность его появления была не только строго положительной, но и стремилась к бесконечности! А то, что им стал именно Рин — ну, бывает... Кысмет, фатум, шутка Спящего, так сказать.

— Что-то мне это напоминает... Не могу вспомнить...

— Да не все ли равно? Я, собственно, зачем пришел. Тебе я передам, что знаю — и ухожу.

— Куда?

— Я обнаружил... нет, не выход, но прекращение существования. Есть вариант, как откатить изменения собственной сути назад, в мере, достаточной для нырка в Бездну. Понимаешь, я устал настолько, что приемлю даже такой выход.

— Ты ведь умрешь.

— Да, сознаю, и к этому стремлюсь.

— Умрешь ведь окончательно и бесповоротно.

— Так мы уже мертвы — и ты, и я, и все, кто здесь находится. Что с твоим телом сталось там — ты знаешь?

— Летаргия? Кома?

— Отнюдь. Оно исчезло, растворилось без следа. То, что принимаешь за тело здесь — ни грана не содержит вещества.

— Уверен?

— Само собой. Кто я, по-твоему?

— Дурак. Искал бы путь к жене и детям...

— Они мертвы.

— Прости.

— Я понял — не зря ж проклятьем этим одарен...

— Но ты дурак.

— Само собой. Но сил я больше не имею. Вот когда ты...

— Нет мне нужды в годах скитаний, чтоб видеть глупость, затмившую твой разум! Здесь Нити не помогут, ведь эта дурь — в тебе самом.

— Увы. Ты прав, я знаю... Но — нет. Прощай. Вот мой пакет — подарок другу новообретенному на миг. Прощай!

Флер наваждения спал. Я прыгнул вперед прямо из положения сидя, до боли напрягая мышцы ног, ощущая, как трещат сухожилия и кости. Ярость на глупца переполняла меня, черная ярость и боль души. Схватить, прижать, выбить дурь из башки! Я успевал, успевал... Вокруг Барудра взвихрился громадным одуванчиком шар из тончайших нитей, с каждым мигом уплотняясь, закутывая его в кокон — нет, в погребальный саван! Врешь! Не отдам! Вытянутая рука прошла сквозь белесое мельтешенье и почти коснулась плеча четырехрукого. Сейчас... Он не шевелился, ждал со странным выражением треугольного лица, которое я почти уже понимал... И тут навстречу из его глаз ударила черная молния, толстый прямой луч, похожий на телеграфный столб. Он вонзился в голову, отбросил меня на песок и невыносимым многотонным прессом вышиб сознание. В последний миг, пока чернота заволакивала глаза, я увидел, как Барудр с легкой улыбкой, раскинув руки, растворяется в воздухе...

Можно ли потерять сознание во сне? А в заснуть в коме? Достаточно богатая практика трансовых состояний все равно не подготовила к тому, что проделал со мной Барудр. Эх... Каждое упоминание имени этого гиганта кололо душу неизбывной горечью. Каким он мог быть другом! Наш диалог в конце стал сам собой напевен и слажен, как если бы говорили две части одной души... Встретить того, кто понимает тебя едва ли не лучше, чем ты сам — и тотчас потерять... А ведь он обманул меня! Как раз тот случай — ложь во благо. Нет, то, что он сохранил тень былых способностей — нормально, и нет противоречия с его словами. По той же аналогии, да, застрял, не выдюжил, но есть в природе такая вещь, как фаратное имаго. Неполноценное, но обладающее рядом признаков старшей стадии. Стоп, но тогда и я?..

////... ... ...

Хммм. Нет. Но что случилось? Если разобраться, то Бездна осталась прежней, все изменения во мне самом. Как же понять, что сталось с моей сутью? И тут на помощь пришло то, что черной молнией вспороло воздух меж мною и Барудром. Не знаю, как, но он сумел часть своих знаний спрессовать — и вложить в разум реципиента. Тут-то и вскрылось...

Как он сказал — "тридцать восемь хласс, это около сорока трех ваших лет"? Искуснейшая ложь правдива в каждом слове! Хласс означало единицу не времени — событий! За полтора с лихом миллиона лет, которые Барудр все же научился отсчитывать по градиентам безумия иных, все новых обитателей пустыни, всех значимых событий набралось на горсть. Давно маг не дышал и не моргал — забыл, зачем оно здесь нужно. И даже сердце его не билось, забыло как. Я был потрясен поистине вселенским терпением Барудра. Ждать, тепля огонь надежды, без счета пробовать наладить диалог со всеми, кто имел шанс найти отсюда путь, переживать крушение, смотря, как пустеют их взгляды после тысяч бесплодных попыток — и подниматься снова, снова! Вот это — воля к жизни, с самой большой буквы. Иных он "вырастил" от самого их попадания сюда... все тщетно. Те, кто подобно самому Барудру сохранили тень былой Силы, и те, кто был ее начисто лишен, изощряли ум в поисках выхода. Семнадцать тысяч лет действовала целая коллаборация недомагов, этакий ученый совет, никак себя не называвший за неимением других — но и он канул в Лету со всеми членами, кроме одного.

Мда. Посвящение — игра в рулетку, где ячеек — неопределенное множество, а шарик по-прежнему один. Маг ставит на кон все, что имеет, самого себя, свой разум, душу... а риск — безмерен. И если я сделал этот шаг бездумно, в сущности, не зная ничего, то те, кто шел осознанно... их решение вызывало дрожь. Неудивительно, что тысячи и тысячи так и не осмелились, прожили и погасли, либо влачат вериги вечности до сих пор, постепенно забывая, что такое крылья. Впрочем, мне ли их судить? Я сам, знай все об этом выборе, не вдруг решился бы — иль не решился бы совсем. Мне тоже есть... было, что терять. Дарзин... Дара... Когда я растворился там, в пещере, какую боль испытала она? Та, кого любил я больше жизни... Безумная надежда ожгла вдруг сердце — коль власть над временем самим сумею я обресть, вернусь к моменту исчезновения!