Я не кукла

— Назгулы? — полуутвердительно полувопросительно произнес Буревестник.

— Они, — ответил хозяин Азенгарда не оборачиваясь. — Багровое око проснулось и ищет свое сокровище...

— Откуда тебе это известно, Саруман? — удобнее ухватившись за посох, угрожающим тоном спросил Гендальф. — Неужели колдунья из Мории напела?

— Хм? — изобразил удивление хозяин крепости.

— Скатерть из паучьего шелка, — охотно пояснил Гендальф. — Тонкая работа и отличный материал... Только вот, ни люди, ни эльфы такого не производят.

— Нет, это не она мне сказала, — невозмутимо отмахнулся глава Светлого Совета, словно бы раскрытие факта его знакомства с колдуньей, в когтистой руке удерживающей власть над королевством гоблинов и иных темных тварей — это пустяк, не заслуживающий внимания. — Все это я видел сам.

После этих слов, Белый маг сдернул с палантира тряпицу, открывая взгляду гостя кажущуюся черной глянцевую сферу.

— Ты воспользовался артефактом? — еще больше возмутился Серый волшебник. — Не все кристаллы обнаружены и ты мог столкнуться на той стороне с...

— Пустое, Гендальф, — прервал его хозяин крепости. — Время страха осталось позади. Скоро начнется война света и тьмы, и только нам решать, на чьей стороне выступать.

— Ты... — гость не договорил, услышав как за спиной захлопываются двери.

— Присоединяйся к нам, старый друг, четвертым будешь, — полностью развернувшись к собеседнику, Саруман улыбнулся уголками губ. — В союзе с Сауроном, мы сокрушим сперва Средиземье, а затем и Запад.

— Ты обезумел, Саруман, — посох Буревестника опустился в боевую позицию. — У Саурона не может быть союзников.

— Мое дело — предложить, — взмахнув рукой, хозяин Азенгарда отправил в противника волну силы.

— Ха, — с выдохом рассек воздух своим оружием Гендальф. — Ты не Саруман!

— Понял наконец, — оскалился в улыбке колдун, лицо которого вроде бы и не изменилось, но создалось ощущение, словно бы носимая ранее маска треснула и рассыпалась, открывая уродливую личину твари, свет которой был не белым и не золотым, а грязно-бурым.

...

Битва Серого волшебника и темного колдуна продлилась меньше минуты, но за это время они успели разрушить обстановку на всем этаже, выбили друг другом несколько дверей, но под конец, сражающийся на чужой территории Буревестник сдал, пропустив несколько атак.

— Не на того напрыгнул, Гендальф, — усмехнулся измененный, частично слившийся, а частично поглотивший Сарумана Бледный Змей. — Мое кунг-фу сильнее твоего. Я предлагал тебе стать одним из нас и возвыситься, но ты отказался. Теперь, получи свою награду... за стойкость духа.

Серое облако окутало стоящего на коленях Серого волшебника, сковывая его камнем и превращая в статую, погружая разум в сон без сновидений. Убивать его было нельзя: вернувшись к хозяевам и возродившись, бывший друг прежнего хозяина тела, обязательно доложил бы обо всем случившемся. Реакцию же светлых богов, на покушение на их собственность, предсказать было не сложно.

Проклятье каменного сна, разработанное как одна из мер контроля, восстановления и сохранения недавно изобретенных крылатых тварей, было лучшим из вариантов потянуть время для более основательной подготовки. И теперь, когда одна из угроз оказалась временно устранена...

"Я первым должен получить это кольцо. Пришло время нагам показать, что они не зря появились на свет".

(9)

Восход красного солнца ознаменовал начало нового дня и похода армии Изенгарда на Рохан: лошадники слишком долго себе позволяли заниматься грабежом соседей, выдавая это за налеты разбойников и гоблинов, за которыми охотятся доблестные вольные всадники. Стоя на балконе башни, Саруман Бледный (Змею показалась удачной мысль, называть себя именно так) хищным взглядом выцветших, посеревших глаз смотрел на стройные ряды высоких, рыжеволосых, бледнокожих мужчин с зелеными и синими глазами, из-за радужек которых практически не было видно склер глаз, а зрачки при дневном свете принимали форму вертикальных щелей. Самое же забавное, что в ограх, как называлась раса прирожденных воинов, закованных в длинные кольчуги и стальные кирасы, не было ни единой капли крови гоблинов, орков, иных темных тварей... как и животных.

"В человеке уже заложено все необходимое, чтобы быть сильным, быстрым, выносливым и живучим. Нужно лишь помочь ему раскрыть этот потенциал наиболее полно", — размышляло бывшее десятое бедствие Планетоса.

Огры были чистокровными людьми, если так можно называть существ, чей рост колебался от двухсот двадцати и до двухсот пятидесяти сантиметров, с соответствующим размахом плеч, рельефной мускулатурой и звероватыми чертами лиц. Их регенерация позволяла заращивать самые страшные раны, от которых умирали даже эльфы, а яды и заражение крови проходили сами, если не убивали в первые же сутки. Разве что отрубленные конечности не отрастали, но зато колдуну удалось сделать так, чтобы выпавшие зубы всегда заменялись новыми...

За силу, живучесть и прочие плюсы, огры расплачивались сроками жизни. Их биологическим пределом стали полные три десятка лет, против шестидесяти у старейших из крестьян и почти сотни у благородных мужей из больших городов (вроде Гондора, где кроме воинского искусства изучают еще и науки, пусть это доступно лишь избранным).

Учитывая, что огры становятся полностью взрослыми в десять лет, быстро учатся и обладают гибкой психикой, на фоне простолюдинов они кажутся элитой элит. Их кровь достаточно сильна, чтобы при связи с обычной женщиной родился огр, что позволит их расе процветать, а в перспективе — вытеснить простых людей... если те их не истребят быстрее.

"Нельзя недооценивать живучесть и приспосабливаемость людей: они пережили куда более сильных конкурентов, загнали гномов и эльфов в резервации, отбиваются от многочисленных гоблинов и если бы смогли объединиться, раздавили бы их оплоты без критических потерь для себя", — память подсказывала Саруману, что в случае угрозы люди, какими бы разрозненными ни казались, способны сплотиться против общего врага.

Разрезая воздух пронзительным криком, в небе над городом начали кружиться гаргульи: перепончатокрылые человекоподобные существа, одни из которых красуются мехом и зверинными головами, другие — перьями и птичьими клювами, третьи похожи на ящеров, но объединяют их всех двухсуставчатые ноги с вытянутыми стопами, оканчивающимися тремя когтистыми пальцами и имеющими загнутые когти на пятках, гибкие мясистые хвосты и четырехпалые когтистые руки. Одни из них лучше видят днем, другие хорошо слышат, третьи видят в темноте лучше нежели при свете солнца.

Гаргульи были созданы из людей, летучих мышей, разных птиц и животных. Как и огры, они полностью взрослеют к десяти годам, но благодаря эффекту "каменного сна", во время которого заживляются все раны и организм обновляется (даже отрубленные конечности постепенно отрастают) их срок жизни может достигать ста, а то и ста пятидесяти лет, что по понятным причинам известно лишь в теории.

Гаргульи достигают роста в два с половиной метра, но лишь за счет того, что передвигаются стоя на цыпочках. Они биологически совместимы с людьми и ограми, но если в первом случае при связи обязательно родится гаргулья, во втором будет зависить от расы матери... Учитывая же, что Саруман создавал только огров-мужчин, проверить это на практике можно лишь в одностороннем порядке.

Гаргульи — великолепные бойцы, за счет крыльев имеют преимущество над наземными войсками, могут выступать в качестве разведки. В отличие от воспоминаний о почти забытом мультсериале, в камень они обращаются исключительно тогда, когда сами собираются уснуть, а в себя приходят только через пять-шесть часов, что делает их крайне уязвимыми в моменты отдыха. При удаче, они тоже смогут поспособствовать вытеснению людей с позиции самого многочисленного народа Средиземья.

Из разумных творений Сарумана Бледного, лишь наги остались теми, кто не могут скрещиваться с людьми и другими народами. Что, впрочем, не такая уж и большая проблема. От сотворения собственных орков, урук-хаев и подобных им тварей, колдун отказался, посчитав глупой идею, создавать существ с ярко выраженной слабостью к свету.

Еще одной забавной иронией было то, что хозяин Изенгарда, используя проклятия света (пусть и искаженного тьмой) сумел создать единорогов. Пока что — только двух и они были отправлены в лес энтов, где разумные деревья обещали присмотреть за забавными зверушками, от которых серый свет буквально изливался волнами.

Змей вообще испытывал какое-то извращенное удовольствие, искажая разумных и неразумных существ при помощи проклятий оскверненного света. В конце концов тьма лучше всего подходила для разрушения, создания оружия, а ее творения лишь в виде исключения могли получаться эстетически приятными, так как для этой стихии красота — далеко вторична, а вот свет был совершенно иным и даже гаргульи, на девушек которых порой засматривались молодые горожане, выглядели не столь уж и отталкивающе (хотя будь они целиком темными тварями, то обладали бы куда большей смертоносностью).

"Сейчас я должен сказать что-нибудь высокопарное", — огладив начавшую истончаться бороду, подумал про себя Саруман Бледный.

— Пришло время великих перемен: злодейств, которые воспоют как подвиги и подвигов, что страшнее самых ужасных преступлений...

...

Долгие десятилетия дух Бледного Змея, что был словно песчинка в сравнении с душой Сарумана Белого, таился и выжидал, наполняясь чужой силой и разрастаясь подобно паразиту, каковым, по сути, являлся с момента рождения на Планетосе. Он щедро делился с носителем своей силой, отравляя саму его суть, подспудно внедряя свои мысли и идеи, притворяясь лишь частью собственного дара чародея.

После убийства колдуна в Одинокой Горе, разочарования в пути света и соратниках, хозяин Изенгарда слишком расслабился и даже не заметил, как сам откормил темную сущность до тех размеров, когда она стала опасной. В конце концов, до того дня, когда сила света окончательно не изменилась, а разум Сарумана просто затух, сменившись чем-то новым и более опасным, волшебник так ничего и не понял.

К тому моменту, когда Гендальф Серый пришел в Изенгард за ответами и помощью, Саруман Белый оставался только удобной маской, удерживаемой исключительно ради конспирации. Впрочем, в ходе битвы "скорлупа" окончательно треснула и рассыпалась, выпуская колдуна на первый план, избавляя от последних ограничений, которые еще держались на остатках ауры старого Сарумана.

Змей ощущал, что уже получил от этого мира больше, нежели мог даже надеяться: его новое тело, которое хоть и выглядело как старик, было сильнее среднестатистического взрослого мужчины, находящегося в полном расцвете сил, а о его живучести и магической выносливости даже заикаться не стоило. Под воздействием силы колдуна, его новое вместилище не спешило погибать, лишь начало изменяться, обещая через какое-то время исказить внешность до неузнаваемости. Но вместе с тем появилось понимание, что местные светлые боги, узнав о покушении на свою собственность, подобного не простят и попытаются пристукнуть просто ради того, чтобы другим было неповадно тянуть руки к тому, что им принадлежит.

Какие оставались варианты? Прятаться было бесполезно, сражаться — малоэффективно, а бежать... Пожалуй, бежать он как раз был согласен. В конце концов, схватки с многократно превосходящим врагом, превозмогание трудностей и подобная чушь — это скорее героические черты, которыми Бледный Змей никогда не страдал.

Пришлось начать строить портал, опирающийся на принципы, которыми пользовались жрецы-рыцари Сбежавшего Бога. Но так как дело это не быстрое, требует уйму ресурсов и сил, для отвлечения внимания от данного проекта, предстояло сыграть в игру, называемую "Война в Средеземье".

Положительные стороны во всем происходящем тоже были: создание огров, тестирование нагов и гаргулий, завершение обучения Венеры, которая полностью освоилась с ролью хозяйки Мории. Предупреждать белку о своих планах мужчина не стал, решив то, что поставит ее перед выбором за пару дней до ухода и если она решит остаться, просто передаст все имеющееся имущество и уговаривать не будет.

"Девочка она уже взрослая, заботиться о себе умеет. Так что, думаю, что и взвешенные решения принимать готова".

Мучала ли Сарумана Бледного совесть? Нет. В конце концов, всем своим созданиям и ученикам он дал билет в жизнь, а воспользоваться ли им — это уже дело каждого.

(10)

Стальной Клюв был горд: вожак Бледная Длань поручил именно ему и его стае найти полурослика, который несет важную блестяшку. И пусть им приходилось нести на своих спинах глупых червяков, он-то знал, кто приносит больше пользы. А наги... мясо для сражений.

Пока под широкими крыльями черного ворона, размах коих достигал семи метров, проносились поля и леса Средиземья, взгляд хищника не забывал прочесывать землю, в поисках чего-нибудь интересного. Вожак сказал, что полурослики должны идти от маленьких норок к лесу длинноухих стрелков, и их должны искать охотники Красного Глаза, которые тоже хотят заполучить важную блестяшку. Было бы очень нехорошо, если бы стая упустила мохноногих коротышек, а призраки — наоборот нашли.

Стая уже успела побывать у маленьких норок, где змеемордые провели допрос местных коротышек. Глупые мохноногие ничего толком рассказать не могли, но хотя бы оказались вкусными. Теперь же, разбившись на клинья по пять крыльев (пять ворон) они искали своих жертв, высматривая их с неба днем, в то время как ночью, свои поиски ведут двуногие напарники.

— Вижу погоню, — пророкотал Стальной Клюв, заметив движение на земле.

Несмотря на то, что стоял яркий день, никто не обращал внимания на пятерку больших птиц, кружащих где-то в небе. В конце концов, рожденные ходить, слишком редко поднимают головы и смотрят вверх... Беспечная добыча часто от этого страдает.

— Опиши, — потребовал наг, зрение которого не позволяло видеть на те же расстояния.

— Белая лошадь, на которой сидят женщина с ребенком, убегает от шести черных лошадей, несущих всадников в черных плащах, — послушно произнес ворон.

— Белая лошадь? — закрыв глаза, охотник задумался, втягивая прохладный воздух щелевидными ноздрями. — Нужно проверить. Собери пятнадцать крыльев: если это — наша цель, то нам понадобится подкрепление.

...

Арвен ощущала хищные взгляды, направленные в спину, чувствовала как выдыхается ее кобыла и понимала, что если они не доберутся до реки, то все будет кончено. Хоббит, раненый мечом назгула, уже ощущался холодным, словно был готов расстаться с жизнью, а сама она не сможет взять в руки проклятое кольцо, чтобы убежать вместе с ним: Саурон сразу сломит волю существа, столь чувствительного к магии как эльф.

— Держись, Фродо, еще немного осталось, — постаралась она подбодрить мальчика, вливая в кобылу собственную жизненную силу, капля за каплей истощая резервы организма, за что придется расплачиваться неделями слабости и апатии.

"Главное, чтобы у меня были эти недели".