Неупокоенный

Бегу напрямик, ловя взглядом мелькающую впереди спину эльфа. Стараюсь не шуметь, но все равно шороху от меня... Тем более, что я на бегу еще стараюсь сконцентрироваться. Если Атари сказал взять лук, значит, придется его использовать. А без помощи кристалла стреляю я пока еще не очень...

Но разбойничкам, видимо, все по барабану. Тем более, что, пробегая поворот дороги, замечаю под одним из деревьев безжизненную изломанную фигуру — бывший часовой, эльф постарался.

Выбежал, притих в вездесущем, чуть присыпанном пылью придорожном кустарнике. Да, интересно местные развлекаются... С десяток разномастно одетых и вооруженных разбойников на две повозки. Точнее, бандитов в драке участвуют всего трое, остальные валяются в пыли, причем половине даже не удалось добраться до телег — стрелы и арбалетные болты у кого просто прервали бег, заставив рухнуть на землю, а кого и отбросили на обочину. Трупы защитников в одинаковых кожаных доспехах, бьющаяся в агонии оседланная лошадь... Ну и наконец, главарь, как и положено полководцу, наблюдающий за сражением с безопасного места — захваченного возка побогаче с обломками раскуроченного тента. Но и троих хватает, потому что почти все обороняющиеся перебиты, остался всего один — медведеподобный мужик в длинной кольчуге с капюшоном, отмахивающийся топором на длинной рукояти. Двое сковывают его боем, а еще один бандит лихорадочно крутит ворот, заряжая арбалет.

Из вроде бы насквозь просматриваемого куста на противоположной стороне дороги высовывается физиономия эльфа, одними губами шепчет: "стреляем, твой главарь", и опять растворяется.

Натягиваю тетиву, мир вокруг начинает подергиваться странной рябью, не снижающей, однако, четкости восприятия. Почти готово, еще чуть-чуть...

Первый раз вижу, как стреляют эльфы. Словно короткая очередь бьет из кустов. Даже с помощью кристалла мне не добиться такого темпа и точности. Одна стрела — один труп. А я все еще не готов.

Главарь стоит, удивленно оглядывая свое умирающее войско. Отпавшая челюсть только что не касается ворота кольчуги. Атари не стреляет, оставив последнего бандита на откуп мне. Вот, почти...

Из-за поворота раздается топот, щелчки вожжей, протестующее ржание. Эдрик гонит во всю мочь. Встревоженный главарь соскакивает с возка, заслоняясь им от угрозы, выволакивает из-под остатков тента худенькое тельце в длинной, до пят, рубахе и закрывается им. Рука с ножом у горла, глаза обшаривают дорогу. Светловолосая голова заложника чуть поворачивается, и мы встречаемся взглядами.

Ах ты... Роняю стрелу под ноги, выдергиваю из зажима другую, с широким, остро заточенным наконечником. Хорошо, рукава кольчуги у этой сволочи короткие... Опять оттягиваю тетиву, жду еще секунду... Есть! Наконец-то до чертовой каменюки доходит, что от нее требуется. Чуть выше... Ветер...

Тенькает одновременно из двух кустов. Моя стрела ровно отсекает руку с ножом по локоть, стрела эльфа насквозь прошивает и фигурку в рубахе, и разбойника. Резко вываливаюсь из размытого кристаллом мира, скручивает привычной болью, но не обращаю внимания, бегу к телеге. Сволочь ты ушастая... Вильгельм Телль недорезанный... Убью гада...

Подбегаю. Главарь лежит на животе. Падая, он придавил заложника и еще глубже протолкнул стрелу, проглядывающую теперь окровавленным наконечником сквозь металл кольчуги на спине. Спихиваю тело в сторону. Кровищи... Все вокруг обляпал. И не поймешь, где чья...

Когда-то светлая рубаха, покрытая затейливой вышивкой, теперь красная и липкая. Аккуратная прореха от стрелы. И глядящие на меня серые глаза:

— Дяденька, а чего это ты такой бледный?..

Застывший в ступоре медведеподобный мужик отбрасывает топор и с радостным ревом бежит ко мне, прижимает ребенка, гладит, шепчет что-то. Кольчужный капюшон падает на плечи, открывая взмокшие смоляные волосы и криво сидящий на голове обруч с черным камнем. Значит, рыцарь, а может, даже владетель... Я возвращаюсь к нашей телеге.

Напряженно замерший возле повозки, Эдрик злобно сверлит взглядом ничего не понимающего Атари.

— Ребенок... жив? — подозрительно щурятся желтые глаза.

— Да. Только бок стрелой поцарапало.

Лицо Эдрика перекашивается. Шаг вперед, короткий удар под дых. Атари сгибается. Хук в челюсть. Из прокушенной губы эльфа стекают красные струйки.

— За что? — недоумеваю я.

— Ты думаешь, он специально так точно стрелял? Нет, ему все равно, что будет с этим ребенком! ВСЕ РАВНО! Он ведь не союзник, не противник, он НИКТО, поэтому можно просто пройти мимо! Или убить, походя, только чтобы до врага добраться! Случайная жертва. И никому никакого дела, так, эльф?!

Эдрика снова перекашивает, он обхватывает себя руками, словно сдерживая что-то, рвущееся изнутри. Разворачивается, собираясь идти к месту схватки, когда Атари хватает его за плечо. Рывок, удар в лицо — и уже оба щерятся друг на друга волками, слизывая кровь с губ.

— Идиот. Ты что думаешь, я не запоминаю с первого раза?.. — И презрительно-шипящее, — Ч-человек...

Хорошо, что повозка рядом. Вытаскиваю флягу и, выдернув пробку, широкой дугой обливаю замерших парней.

— Хватит! Нашли время и место! — Я довольно невежливо пихаю Атари, направляя к нашей повозке. — И чтоб сидел в телеге, как гвоздями прибитый! Эдрик, пошли, поможешь.

Удивительно, но оба подчиняются. Лишь Эдрик как-то недоуменно осматривает кулак, которым он заехал Атари. Как будто если ударишь эльфа, то эта рука как минимум должна отвалиться...

Ночевать мы собирались в деревне в четверти пути от места схватки, откуда шли перехваченные нами люди. Да, мы принесем туда горе, приведя две подводы с трупами, но не отказываться же из-за этого от нормального ночлега и пополнения запасов? И вообще, не будь нас, это небольшой караван просто канул бы как в воду...

Из дюжины человек в живых осталось только четверо — две женщины, девчонка-заложник и тот самый медведеподобный мужик, оказавшийся ее отцом и местным владетелем. Узнав, кто спас его дочь, он полез обниматься. Мне-то что, а вот Эдрик (мужик думал, что парень — второй стрелок) долго вздохнуть в полную силу не мог...

До самой деревни я старался разделить эльфа и человека — не хватало еще одной драки для полного счастья. Эдрик вел одну из повозок, я правил нашей. Обиженный на весь белый свет эльф неподвижно сидел в телеге. Я тоже ехал молча. Думал. Что-то не сходилось поведение Эдрика с засевшим в моем мозгу стереотипом наемника, из тех, которые пьют все, что горит, а потом насилуют все, что шевелится.

— Атари, — обернувшись, отвлек я от раздумий эльфа.

— Да?

— Расскажи мне о здешних наемниках. Что-то Эдрик больно чувствителен для такой профессии...

— Чувствителен?.. — задумывается Атари. — Не сказал бы. Судя по вопросу, в твоем родном мире этого бандита проткнули бы несколько раз вместе с ребенком, и это не было бы чем-то особенным?..

— Ну... — я замялся. — Это смотря кто. Люди-то, они разные...

— Массовые войны, возможно, партизанские. Взятие приступом городов, с последующими грабежами и насилием, — тоном ставящего неутешительный диагноз врача высказался эльф.

— Есть такое...

— А здесь этого не было больше двух тысяч лет. Ну, почти не было. Иногда дерутся мелкие владетели, и замки меняют хозяев. Иногда на деревеньки нападают лихие люди. Но такое, чтобы в битвах сходились многие сотни и тысячи человек — это только в легендах осталось. Поэтому и наемники здесь другие, больше охранники, телохранители. Иногда подряжают небольшие команды для разведки, тайных дел. Так что... — Атари, не закончив фразу, совсем по-человечески подвигал рукой ноющую челюсть. Вроде цела.

— А то, что он говорил об эльфах... Ну, что если не враг и не союзник, то пустое место, это как?..

— Это? Да, есть у нас такое... Вы, люди, можете мириться с недавним врагом, можете убивать кровных родичей и сжечь полмира из-за погибшего ребенка, который вам не приходился никем — ни родней, ни другом... У нас все проще — если друг или родственник, то можно без боязни подставлять спину. Всегда. Если враг — то союзником он не станет никогда. Ну а если ни тот и не другой — то проходи мимо и не лезь. А полез — не плачься...

И снова повисло молчание. Теперь мне стало понятнее, почему в этом мире так не любят эльфов. Холодное равнодушие — оно зачастую и выглядит и запоминается много сильнее самого изощренного злодейства.

— Атари, а кто же я в твоем списке? — нарушаю я затишье.

— Союзник. Временный. Не заблуждайся, я уже перенял у людей это понятие.

Наконец-то добрались до деревни. Поселение не внушало особого трепета: дюжины три дворов и "замок" владетеля — бревенчатая конструкция за высоким частоколом. Именно там мы и остановились — спасители владетеля Догаля и его единственной дочери заслуживали наилучшего приема. Увидев наш небольшой караван, местные было замерли, но начальственный рык владетеля быстро привел их в чувство. По двору забегали какие-то люди, трупы сгрузили с повозок, кто-то запричитал...

Отловив за ухо проносящегося мимо подростка, получаем хоть какую-то информацию о происходящем. Старая история про правителя, не уважающего людей, которых должен защищать. Крепостное право в этом аллоде как-то не особо прижилось, да и владетели на границе с Ничейными Землями — больше защитники, чем хозяева. Вот и голосуют крестьяне ногами, и образуется на свободной земле новое владение. Конечно же, набирающих силу конкурентов пытаются придавить. Потому и подкараулили направляющийся на ярмарку к соседям караван с Догалем и его дочкой...

Эдрик и Атари продолжают дуться друг на друга. Хорошо, что это не мешает наемнику запасаться едой, заодно набивая бездонный желудок под видом "а я только пробую", а эльфу развлекать местных и обмениваться с ними новостями. Я же устраиваюсь на нашей телеге и медитирую. Во время стрельбы израсходовалось много энергии, убить кого-то, чтобы восполнить потерю, не получилось. Глухарь был всего один, а по-тихому свернуть шею какой-нибудь местной курице мне не светило. Разве что обежать всю деревню, предлагая услуги мясника-добровольца... Хорошо еще, что я выглядел всего-навсего как очень утомленный человек, а то пришлось бы моим попутчикам объяснять селянам присутствие мертвяка... Медитация хоть как-то восполняла запасы, позволяя мне поглощать часть излучаемой в пространство всеми живыми существами энергии. Но уж больно медленным был показанный Атари способ, больно неуклюжим. Насколько легче ощутив под ладонью упругое биение чужой жизни, просто сжать руку — и замереть, ловя удовольствие... Нет, спасибо, один раз я от подобного "удовольствия" еле отвык. Хватит с меня. Я трясся так, что аж лязгали зубы. Хватит!..

— Дяденька! Дяденька!

Я открыл глаза. Спасенное нашими с Атари усилиями дите стояло около телеги и изо всех сил дергало меня за рукав. Девочка-подросток на пороге созревания. Светло-серые глаза, добела выгоревшие волосы, заплетенные в косу, нескладная фигура в очередной балахонистой рубахе. Тонкие ключицы торчат в слишком большом вырезе.

— Дяденька Вик, а что ты на солнце сидишь? Одуреешь ведь, итак вот уже какой бледный, — затараторил ребенок. — Пойди в тенек сядь, а то будешь, как конюх наш Гиля, которому тоже вот недавно голову напекло, он целый день пластом лежал, а тетка Етрина его скалкой побила, чтобы не придуривался, а он не придуривался, а действительно угорел, а она его все равно скалкой стукнула, а он потом неделю с синяком ходил...

Я почувствовал, что еще немного, и действительно одурею от этого бесконечного стрекота. Соскочил с телеги, вылил на голову ковш холодной воды из бадьи, встряхнулся. Отвернувшись, перевязал удерживающую волосы ленту, которая еще и закрывала камень во лбу. Посмотрел на девчонку.

— Ну что, егоза, так хорошо?

— Ага, — кивнула та. — А знаешь, дяденька Вик, я замуж за тебя пойду.

Ох.

— Это мое пожелание будет...

Что за черт? Какое еще "пожелание"?

Еле отцепившись от настойчивой "невесты", пошел к Эдрику. До эльфа все равно не добраться — менестрельствует на полную катушку. Песни, обмен сплетнями... Здесь не в чести мрачные похороны. Все умирают рано или поздно, и не стоит делать из этого трагедию, особенно когда безвременный уход отомщен.

Наемника я нашел обсуждающим что-то с Догалем. Рыцарский обруч у того снова сбился куда-то набок, оба оживленно жестикулировали... Отведя парня подальше от любопытных ушей, я обрисовал ситуацию. Белобрысый аж согнулся от сдерживаемого смеха.

— Ну, все, Вик, вляпался ты по уши...

— Да объяснишь же ты, наконец?! — я уже начал закипать.

— Что тут объяснять. Есть в этом аллоде традиция — если ты спасаешь кому-то жизнь, то спасенный вправе требовать у тебя исполнения одного своего желания. Даже самого сумасбродного...

— Что?!

— Что слышал! Не знаю, какие эльфы породили такой дурацкий обычай, но придется тебе жениться, — тут Эдрик резко посерьезнел. — Иначе местные обидятся. Люди здесь простые, закипают быстро, чтоб вырваться, всю здешнюю дружину положить придется и полдеревни в придачу...

— Надо Атари звать. Хоть вы с ним сейчас и на ножах, но про эту закавыку он тоже узнать должен... Тем более, — я мстительно улыбнулся, — что стреляли-то в главаря двое. И местные думают, что второй — это ты. Так что готовься, что малявка и за тебя замуж захочет. Тут как, разрешается двух мужей иметь?..

Эдрик скривился.

— Ладно, зови этого... ушастого. А я пока с Догалем поговорю.

Эльфа я нашел, пройдя в сторону наибольшего скопления народа. Атари устроился в тени около деревенского колодца. Женский галдеж, мягкий звон перебираемых струн, низкие голоса мужчин... Я ввинтился в окружившее менестреля людское кольцо, громко извинился и, уцепив эльфа за рукав, поволок к "замку" Догаля. Раздавшиеся позади смешки породили догадку, что о желании малолетней "невесты" известно уже многим.

В воротах я наткнулся на оставленную мной несколько минут назад парочку. Сопровождаемый Эдриком Догаль сейчас больше всего походил на рассерженного медведя. Только что не ревел, а шипел.

— Ух, я ее... Уши надеру... От горшка два вершка, а чего удумала... И, главное, заранее при всех взяла с меня обещание, что я ее пожелание поддержу... Где она? Надо с ней поговорить, пока никто не знает...

— Поздно, — ушатом холодной воды пролился голос эльфа. — Она уже всем рассказала.

— Что?

— Да, подошла к колодцу и заявила, что хочет выйти за одного из своих спасителей. А за кого — пусть они определят в схватке.

— ...

— Зря я ей эту сказку рассказывал... Про Гинева и Шабина, которые дрались за Мирну... Ишь как она все завернула... — на подавленного Догаля было жалко смотреть. Он-то понимал, что каприз единственной дочери может обернуться очень неприятными последствиями. Мало ли кто попадет к нему в зятья...

Мне тоже было не легче. Еще и поединок этот...

— А как-то, — я сделал неопределенный жест рукой, — отвертеться от этого?..