Xxi век не той эры

Глава10. Помилование.

О людях, попавших в шторм,

связанных в лодке бумажной,

оволосах, не любивших шпилек,

о слабости злой и бесстрашной.

Очувствах, лишенных глаз,

и выживать принуждённых,

о городах,о пустынях,

о нас, исступлением измождённых.

Flёur,"Люди, попавшие в шторм"

Мне снился сон откровенно эротического характера. Довольно странный,и, что уж там, неожиданный, учитывая, что половину предыдущего дня япровела как раз за тем занятием, которое мне снилось. Хотя,возможно, наоборот, именно потому совершенно предсказуемый.

Я стонала и изгибалась, шептала что-то бессодержательное, о чём-тоумоляла свой странный сон. Уже почти достигнув пика удовольствия,выпустила из рук смятые простыни и запустила пальцы в короткие волосымужчины, ведущего меня к вершине блаженства столь изощрённым, ноприятным путём.

И вдруг проснулась, осознав, что это — не сон, а вполне себереальность. Правда, толком удивиться или возмутиться не успела;сумела только выдохнуть часть не до конца определённого вопроса"что?", а потом моё тело накрыло волной наслаждения. Ноэто оказался не конец, а прелюдия: я ещё не до конца успела отойти отпережитого оргазма, когда обе мои лодыжки оказались на одном плечеУльвара, а отголоски удовольствия сменились ощущением наполненности имерными сильными движениями огромного мужчины. И мне стало совершенноне до вопросов, а оставалось только снова цепляться за простыни,шептать что-то бессвязное и растворяться в волнах наслаждения.

— Пора вставать, — с довольной (или, вероятнее, самодовольной)усмешкой проговорил сын Тора, поднимаясь с кровати и попутнохозяйским жестом погладив моё бедро.

— Ага, — только и сумела проговорить я, испытывая здоровый скептицизмв адрес собственной способности к самостоятельному передвижению. Всётело затапливала сытая ленивая слабость, сил шевелиться не было, аотголоски пережитых впечатлений всё ещё блуждали по телу. То ликонкретно сейчас все звёзды сошлись столь неожиданным образом, то лидо сих пор мой неожиданно обретённый любовник просто разминался, ноподобной полной потери самоконтроля и погружения в ощущения со мнойне случалось никогда.

После такого пробуждения способность к связному мышлению вернулась комне далеко не сразу. Я пребывала в блаженно-заторможенном состоянии,в памяти вновь и вновь всплывали какие-то мгновения столь приятногоутра, отражаясь то рассеянной улыбкой, то румянцем на щеках. И вообщея ловила себя на мысли, что очень хочу периодически вот такпросыпаться. Не каждый день, это было бы слишком, но, скажем, раз внеделю...

В конце концов, с трудом призвав разбегающиеся мысли к порядку, я судивлением обнаружила себя сидящей в кресле вчерашнего летательногоаппарата, салон которого напоминал обычную машину, только был немногопросторней. Более того, на мне были надеты чересчур длинные, но впринципе неплохо сидящие плотные серые брюки, кремовая блуза,несколько великоватая в талии, объёмная тёплая кофта, и, самоеглавное, ботинки. Ботинки были велики размера эдак на два, но всёравно были лучше босых ног. Не знаю, кому раньше принадлежали этивещи, но было чудом, что мне выдали хотя бы их.

— А куда мы летим? — уточнила я, разглядывая стремительнопроплывающие за окнами облака.

— В научно-исследовательский центр, специализирующийся на психологии,технике и привычках циаматов, — пожал плечами пребывающий поутру вблагодушном настроении сын Тора. — Я оставлю тебя там, а вечеромзаберу, — добавил он.

Последнее замечание очень согрело, и я порадовалась, что Ульвар нашёлнужным его сделать. Правда, потянувшиеся следом излишне оптимистичныемысли предпочла отогнать.

В исследовательском центре всё прошло мирно, мне даже понравиласьделовитая суета этого места. Главное, мне не пришлось весь деньнеподвижно сидеть на месте и плевать в потолок. Какой-то вежливыймолодой человек с весёлыми серыми глазами и буйной рыжей шевелюройвыдал мне белый больничный костюм (к счастью, моего размераили около того) и нечто вроде бахил, после чего пожилой улыбчивыйучёный, представившийся "доктором Паоло", которому меня срук на руки сдал Ульвар, повёл меня на экскурсию. То есть, конечно,ничего это была не экскурсия, а исследовательский процесс, просто всёпроисходило в разных частях огромного белоснежного здания намножество корпусов (в основном, видимо, подземных, потому что наповерхности торчали крошечные аккуратные домики в один-два этажа ссиними крышами). Да и исследования тут были разные, что тоже недавало заскучать. Какие-то психологические тесты, при ответе накоторые мне на голову опять нацепили нечто вроде короны, какие-токапсулы полного сканирования... В общем, судя по всему, к концу дняжизнерадостный доктор Паоло знал обо мне гораздо больше, чем я сама.

К концу всего этого марафона мы осели в уютном кабинете доктора, явновыдающем творческую натуру его хозяина. Проще говоря, там былнесусветный бардак, в котором кроме самого хозяина кабинета явноникто не ориентировался. Бумажек с записями здесь было совсемнемного, но уже один факт их наличия удивлял. А ещё присутствовалоогромное количество разнокалиберных аппаратов и приборов, их частей,и каких-то совсем уж не поддающихся опознанию конструкций. В целомэто место напоминало берлогу заядлого радиолюбителя; был у меня одинзнакомый, напрочь повёрнутый на этом деле, его место обитания язапомнила навсегда.

Меня усадили в кресло, не слушая возражений всучили большую чашкучая, тарелку густого наваристого картофельного супа и внушительныйломоть белого хлеба. А сам доктор уткнулся в свои приборчики,периодически странно поводя в воздухе руками. Я сделала вывод, что онуправляет какими-то незаметными постороннему наблюдателю процессамичерез то самое устройство-удостоверение с непроизносимым названием.

Собственно, за этим всем нас и застал вернувшийся Ульвар. Мужчина былмрачно-задумчив, и от его утреннего довольства жизнью не осталось иследа.

— А-а, кириос Ульвар, добрый вечер, — обрадовался его визиту доктор.— Вы как раз вовремя, присаживайтесь! Я же вас поздравить хотел,такое событие!

— Поздравить с чем? — нахмурился сын Тора.

— Как же? — озадаченно вскинул брови Паоло. — Кириа Ольга ведьбеременна!

— Да? — очень недобро усмехнулся викинг, мельком бросив на меняхолодный и мрачный взгляд, мгновенно пригвоздивший меня к месту. Кактолько кусок хлеба поперёк горла не встал! — И кто же отец, позвольтеполюбопытствовать?

— Так вы же! — окончательно растерялся доктор. — Уже почти четыренедели. А что, были какие-то причины сомневаться? — неловко улыбнулсяон. — Я же говорю, хотел поздравить! У нас же генная картаавтоматически в таких случаях проверяется, вот я и... такоесобытие... — окончательно сошёл на растерянное бормотание докторПаоло. Недобро сощурившийся сын Тора выглядел каким угодно, но точно— не счастливым.

— Вот как? — хмыкнул он себе под нос. — Спасибо. Мы можем идти?

— Да-да, разумеется, — закивал, вновь несколько приободрившись,доктор Паоло. — Только, пожалуйста, завтра снова привозите кириаОльгу. Мы, разумеется, учтём её положение, так что -исключительно щадящие воздействия. Только... ей бы переодеться,наверное, — он суетливо помчался к какому-то шкафу, откуда выудилтеперь, наверное, мою одежду и обувь и протянул всё это Ульвару.

— По дороге переоденется, — окатив меня жутким, ничего не выражающимвзглядом, проговорил сын Тора. — Пойдём, — скомандовал он мне.

Я торопливо отставила недоеденный ужин и подорвалась с места, лишь быне заставлять мужчину ждать. Когда его рука привычно сомкнулась назапястье, была готова, что силу свою в этот раз он не рассчитает.Однако, осечки не случилось, и держал он меня как обычно: крепко, ноосторожно.

— И когда ты планировала мне об этом сказать? — бесстрастным тономзадал вопрос, которого я ждала, сын Тора. Мы расселись в уже знакомоймне — или похожей на знакомую — летающей машинке, иавтопилот повёл её куда-то в неизвестном направлении. Ответ на этотвопрос у меня был, хоть и страшновато было озвучивать его вслух.

— Когда поняла бы, что для тебя подобное имеет значение. Или что я неявляюсь просто временным развлечением. Или когда ты начал бы смотретьна меня как на человека, а не на комнатную собачку, которая иливыполняет команды, или наказана, — не глядя в его сторону заговорилая.

— "Имеет значение"? — тихо сквозь зубы процедил он. -Дура!

— Разумеется, проще меня дурой назвать, — огрызнулась я. — Особенноучитывая, что информацию об окружающем мире я вынуждена выдавливатьиз окружающих по капле, и никто мне о ваших реалиях ничего неговорит. У вас этих детей пачками рожают; одним больше, одним меньше,какая разница!

Ульвар глубоко, шумно вздохнул, явно пытаясь взять себя в руки и неприбить меня на месте. Что ж, похвальное желание, не могу неодобрить! Главное теперь, чтобы оно сбылось...

— Пачками, как ты выразилась, рождаются простые смертные. Женщин,способных и готовых родить от бога, во все времена было очень мало, инынешние — не исключение. А женщин, которые способны родитьребёнка абсолюту... — он запнулся, опять шумно вздохнул. — Абсолютовсейчас что-то около четырёх тысяч. Детей абсолютов — четверо.Знакомый тебе Кичи Зелёное Перо, два его брата и малолетний сын Акирысына Аматэрасу. Как думаешь, тот факт, что ты ждёшь от меня ребёнкаможно считать заурядным? — по-прежнему не глядя на меня, процедил он.

— А когда и как я тебе должна была сообщать новости?! — взвилась я. -Когда как дура ждала твоего возвращения, хотя этот собакоголовый уродсразу сказал мне, что ты ушёл умирать, и за мной уже не вернёшься?Или когда как полная идиотка сидела в этой проклятой камере на этомтрижды проклятом корабле и не хотела верить, что ты умер, хотя этоткозёл улыбчивый мне сказал, что ты пропал без вести, и, скорее всего,погиб? Или, может, когда ты ко мне в камеру приполз чуть живой?! Иликогда в корабле меня трахал, попутно разъясняя перспективы моейдальнейшей жизни? Или, может, когда с этим Эриком своим собачился?Или после этого, когда сидел злой как чёрт, что мне в твою сторонусмотреть страшно было?! Ну?! Ты умный, я дура; так объясни мне, вкакой момент времени я должна была вызвать тебя на откровенныйразговор!

И я в раздражении отвернулась лицом к стене, чувствуя, как по щекамтекут злые слёзы. Ну вот, дожила, разревелась теперь... Может, это нея? Может, это всё гормоны? Говорят, беременные все сумасшедшие.Может, попросить завтра у доктора Паоло каких-нибудь успокоительныхпозабористей?

Когда мир вокруг дёрнулся, я взвизгнула от неожиданности, решив, чтокорабль падает. Однако, нет; через мгновение я с удивлениемобнаружила себя сидящей на коленях у Ульвара, и без раздумийприжалась к нему, уткнувшись лицом в шею. Ай, да плевать мне уже, чтоон бесчувственная скотина! Главное, большой, тёплый, и когда он менявот так обнимает, я вообще ничего не боюсь. Даже его самого.

— Извини, — вдруг тихо, будто через силу проговорил он. — Ярастерялся. Это... очень неожиданно.

— Представляю, — я шумно хлюпнула носом, великодушно решив неупираться рогом и не лелеять свою обиду. По-хорошему, в такихобстоятельствах его действительно можно было понять; если техническидля абсолютов настолько сложно заработать потомство, что подобныеслучаи можно пересчитать по пальцам. Говорят, при таких новостях отнормальных мужиков неизвестно, чего ждать. А мне-то такой эксклюзивдостался, что хоть стреляйся. — Я так подумала со слов этого твоегобога, что вы свою предопределённость вполне осознаёте, то есть, чтоты в курсе, что я — та самая единственная и уникальная. А онмне потом сообщил, что ты ушёл, чтобы умереть, а твоя дочь станетженой следующего Императора. Что, мол, кровь абсолюта абсолютовслишком разбавилась за века, и надо бы долить свеженькой. Только яему не поверила. А ещё сразу захотелось, чтобы был мальчик, и этиуроды обломались со своими грандиозными планами, — доверчивоподелилась наболевшим я.

— Симаргл сказал, что я должен был умереть? — задумчиво хмыкнулмужчина.

— Угу, — вздохнула я.

— Почему ты ему не поверила?

— Облезет и криво обрастёт, верить ему, — проворчала я. — Тоже мне,вершители судеб... Своей судьбой распоряжаться не могут, ещёокружающим что-то втюхивать пытаются! Я его первый раз в жизнивидела, да и вёл он себя не лучшим образом. Не имею привычки доверятьпервым встречным.

— Правильная позиция, — весело хмыкнул Ульвар. Или веселье мнепочудилось? Впрочем, поднимать голову с его плеча и проверятьвыражение лица я не стала. Во избежание разочарования.

— Ты только не ругайся, но я всё-таки уточню. Всё вышесказанноеозначает, что... ты не планируешь отказываться от этого ребёнка? Тоесть, если я... если меня после всех этих исследований и дознанийвсё-таки... того, ты о нём позаботишься? — неуверенно промямлила я,ковыряя пальцем край рубашки мужчины и отчаянно пытаясь неразрыдаться от жалости к самой себе.

— Да, — после короткой паузы всё-таки ответил он. Я судорожновздохнула, закусывая губу.

Хотелось совсем не этого ответа. Хотелось заверений и обещаний, чтоникто меня не "того", и я вполне могу расслабиться,потому что он никому не позволит...

В общем, несбыточного хотелось. Надежд Ульвар не оправдал, зато вочередной раз оправдал доверие, не солгав. И я была благодарна ему заэто. Точнее, буду благодарна. Попозже, когда справлюсь с обидой ивсё-таки сумею задушить слёзы.

Примерно в таком ритме и продолжилось моё дальнейшее существование. Втот исследовательский институт я уже ездила натурально как на работу,много кого знала, многие со мной здоровались. Правда, о результатахисследования мне не сообщали; максимум, чего я добилась, этооптимистичного "не стоит беспокоиться, всё идёт хорошо".Но хотя бы успокоительные мне прописали, что не могло не радовать.

И то ли благодаря им, то ли благодаря способности человекаприспосабливаться к тяжёлым внешним условиям, но я даже притерпеласьк характеру сына Тора. Ну, как — притерпелась? От егопренебрежения было обидно и больно только иногда, а не постоянно, нои это мне казалось подвигом. Тем более, в конце концов я призналаочевидное: то, чего я боялась, удивительно быстро случилось. Прощеговоря, я всё-таки влюбилась в Ульвара.

Чему совершенно не удивилась. Я в принципе, как слепая, обычно познаюмир через прикосновения; а прикосновения этого конкретного человекасоставляли для меня теперь существенную часть жизни, и, более того,были самым приятным, что в этой жизни имелось.

Ещё одну маленькую радость в моё бытие принесли, как ни странно,работники того самого исследовательского центра. Специально для менякто-то из этих добрых людей собрал коротенькую брошюрку, которую ядля себя окрестила "кратким содержанием предыдущих серий".В одном флаконе с путеводителем, да.

Проще говоря, я хотя бы вкратце ознакомилась с историей и реалиямиэтого нового мира. Например, выяснила, что за народы здесь остались.Названия они носили странные, собирательно-старинные; но, впрочем,через столько лет — не удивительно. Были это кельты (не знаюуж, все или какая-то часть; мои исследователи были довольно далеки отдревней истории, и проблему мою не поняли), эллины (греки), романцы(итальянцы), тольтеки (индейцы), русичи (ну, тут я и сама поняла),ямато (проще говоря, японцы), норманны и хинду (то есть, индусы). Ивсё. Как хорошо, что моя татарская бабушка и грузинский дедушка всегоэтого никогда не узнают...

Ещё, — к слову, почти без удивления, — я обнаружила, что сын Торапринадлежит к жутко древнючему и знатному роду, и является дальнимродственником Её Величества. На аристократа он походил мало, но это,по крайней мере, объясняло лёгкость их общения. Более того, снекоторым печальным удовлетворением нашла логическое объяснениеготовности Ульвара заботиться о не рождённом пока ребёнке. Поверитьво внезапно проклюнувшиеся отцовские чувства, даже с учётомуникальности этого самого ребёнка, было очень трудно. А вот в то, чтоу сурового викинга единственным наследником является тот единождывиденный мной хлипкий родственничек, и это ответственного норманнаглубоко печалит, поверила сразу. Надо думать, я со своей генетическойсовместимостью пришлась очень кстати.

А ещё благодаря странной привычке окружающих говорить каждый на своёмязыке нахваталась по верхам этих самых языков. Итальянский я и таквполне понимала (о чём скромно помалкивала), гэльский тоже особыхпроблем не вызвал. С греческим, то есть эллинским, и норманнским былопотруднее, но тоже не смертельно; нельзя сказать, что я их вдругцеликом выучила, но более-менее сообразить, о чём идёт речь, вполнемогла. С оставшимися тремя языками было уже хуже; если японский ссанскритом, то есть хинду, я хотя бы частично могла воспринять наслух, то речь тольтеков была для меня сплошным потоком бессвязныхзвуков.

О своих успехах я тоже не распространялась. Моей профессией, моимиумениями, то есть именно мной не интересовался вообще никто, ая не навязывалась. Было приятно иметь от этих людей хоть какую-томаленькую тайну. Впрочем, толку с неё было немного; даже если бы я всовершенстве знала вообще все эти языки, легче мне бы не стало.

Возвращаясь же к Ульвару, с ним мы за день перебрасывались в лучшемслучае десятком слов. Интересно, он всегда был таким молчуном, илиэто приобретённая с возрастом привычка? В конце концов я совершеннооставила осторожные попытки хоть о чём-то расспросить угрюмоговеликана, всю информацию получая в исследовательском центре. Тамнарод был значительно более общительным.

Я даже к чужой одежде более-менее притерпелась, утешая себя тем, чтовскоре зазоры в талии окажутся кстати, а много ходить в обуви на дваразмера больше нужного мне не приходилось. Заикаться своему "опекуну"о том, что это всё очень странно и неправильно, я избегала; неверилось, что после этого меня поведут в магазин. Да и, честноговоря, хотелось-то оно хотелось, но объективно можно было обойтись.

Короче говоря, не знаю, что бы я делала без доброго доктора Паоло иего волшебных успокоительных. В самом деле, наверное, попыталась быот жалости к себе свести счёты с жизнью. А так я хоть и понимала, чтонормальной мою жизнь назвать сложно, но... как-то жила.

Периодически в моём бытии случались выходные. То есть, дни, когда мнене надо было ехать в исследовательский центр. Ульвар в такие моменты,уходя по каким-то своим делам, велел мне сидеть дома, и мне хваталоума его слушаться.

И в один из таких дней почти через три месяца после прибытия на Терруко мне, сидящей у растопленного в гостиной камина прямо на полу,совершенно внезапно пришли гости. Да ещё какие!

Первыми в гостиную скользнули трое довольно невысоких мужчин в чёрнойодежде, и я подсознательно приготовилась услышать крик "РаботаетОМОН!", хотя двери они не ломали и автоматами не целились. Яиспуганно подскочила на месте, не зная, куда бежать и кого звать напомощь. Но тут парни в чёрном рассеялись по комнате, занимая ключевыепосты, а следом вошли две женщины.

Одна была мне вполне знакома, хотя я справедливо решила, что она обомне забыла; это была Её Императорское Величество собственнойперсоной. Лишившаяся своего живота и уже вполне оправившаяся отродов, она оказалась действительно очень красивой женщиной.Хотя в ярко-алом сари выглядела довольно необычно.

Тем более в сочетании со своей спутницей, одетой в вышитое платьерубашечного покроя до пят, подпоясанное плетёным ремнём. Спутницабыла явно значительно моложе и выглядела настоящей Алёнушкой изрусских народных сказок, особенно принимая во внимание толстуюкрасивую косу ниже пояса, перевитую красной лентой.

— Здравствуйте, Ва... — попыталась поздороваться я, но осеклась и таки замерла практически с открытым ртом. Никто не говорил, чтопрограмму с меня сняли, а ну как я опять попытаюсь кого-нибудь убить?

— Ариадна, — мягко улыбнулась она, махнув рукой. — Я тут инкогнито,даже почти тайно, к тому же явилась в гости незваная. Знакомься, этоВера, моя старшая дочь и по совместительству правая рука. Безтитулов! — оборвала она опять открывшую рот меня.

— Да, конечно, как скажете... Ариадна. Присаживайтесь, может, вы бычего-то хотели? — неуверенно предложила я, переминаясь с ноги наногу.

— Охрана может выйти, — строго глянула Императрица на одного измужчин в чёрном, и те исчезли за дверями. За разными, к слову. Послечего женщина невозмутимо присела на тот самый ковёр, на котором доэтого валялась я, обложенная своими верёвочками. — Мы, строго говоря,действительно просто пришли в гости, — вновь улыбнулась эта необычнаяженщина, кивком веля мне присесть. — Наконец-то выдалось немногосвободного времени. Сложнее всего было придумать, как выдворитьотсюда твоего надзирателя так, чтобы он ничего не заподозрил, — оназабавно наморщила нос. — Вер, ты не забыла подарки?

— Обижаешь, — со странно жёсткой и циничной для её миловидного лицаусмешкой ответила та и выложила на пол небольшую, с сигаретную пачку,коробочку. Что-то на ней нажав, отошла на пару шагов и взмахнуларуками как добрая фея, творящая волшебство. Всё никак не привыкну кэтому их управлению практически всем вокруг через невидимыйокружающим интерфейс.

Однако, дальше действительно последовало настоящее волшебство.Коробочка, как тыква в сказке про Золушку, начала разрастаться,разрастаться... правда, ни во что не превратилась, так и оставшиськоробкой. Просто большой коробкой, почти метр в длину и околополуметра в ширину и высоту.

Вера опять махнула рукой, и крышка коробки вместе с одной из длинныхстенок испарились, открывая моему вниманию нечто вроде тумбочки. А втумбочке были какие-то разноцветные тряпки и... обувь?

Я озадаченно уставилась на Императрицу.

— Что ты на меня так смотришь? — она насмешливо вскинула брови. -Иди, изучай. Это правда подарок, и в самом деле для тебя. Что я, незнаю сына Тора что ли? — женщина недовольно поморщилась.

Я понимала, что надо вежливо отказаться, потому что даженезначительный подарок от человека такого уровня — этоопределённые обязательства. Или нечто вроде милостыни. Но просто несмогла, а под неожиданно понимающим и тёплым, совсем не насмешливымвзглядом женщин подошла к странной коробке и наугад с самой верхнейполки сняла... платье.

Более того, это было вечернее платье. Красивого изумрудно-зелёногоцвета, атласное, элегантного покроя, и даже вполне знакомых и непугающих очертаний, без излишнего футуризма и экзотики.

— Но... зачем? — уронив руки вместе с платьем, уставилась я наИмператрицу. — Мне же, наверное...

— Хочешь сказать, тебе подобного никогда не надеть? — мрачно и дажепочти зло усмехнулась она. — Ошибаешься, Оля. Наденешь. И его, и всёпрочее, и много чего ещё.

— Но меня же...

— Нет, — резко возразила она. Потом уже мягче добавила. — Небеспокойся об этом, никто не планирует тебя убивать. Вернее, яэтого не планирую, — губы опять изогнулись в той же мстительнойусмешке, и мне стало очень неуютно. Окинув меня взглядом,Императрица, прикрыв на мгновение глаза, глубоко вздохнула и тихопроговорила. — Видишь ли, Оля, я, в отличие от некоторых истеричныхпараноиков, не считаю твою смерть необходимой. Милый Пазолини,знакомый тебе доктор Паоло, уже сделал подробный доклад. В том, что стобой сделали циаматы, они вполне разобрались, и он лично пообещалмне, что не позже чем через месяц тебя окончательно избавят от этойдряни. Чтобы ты окончательно успокоилась, даю слово Императрицы, чтоприказ о твоём устранении в связи с этой историей — то есть,твоей "потенциальной опасностью" и прочим, — подписан небудет. В будущем, если совершишь какое-нибудь тяжкое преступление, ужизвини, — она, усмехнувшись, пожала плечами. — Но не теперь и не всвязи с тем, в чём ты совершенно не виновата. На мой вкус и таккаждый день умирает довольно людей. Ты мне веришь?

Я только кивнула, не в состоянии ничего сказать. Вот теперь я точнознала, что чувствует приговорённый, внезапно услышав приказ опомиловании. Сердце колотилось в груди в отчаянном ужасе, дыханиеперехватывало, и одновременно казалось, что я могу взлететь. Вотпрямо сейчас.

Я буду жить. Поверить в этислова было невероятно сложно, но они были прекрасны, прекраснейвсего на свете. Мне в данный момент было плевать и на странностисобственного бытия, и на неопределённость будущего. Придумаючто-нибудь. Главное, Императрица оправдала мою самую первую и самуюотчаянную надежду: она меня помиловала. Не знаю, чем она приэтом руководствовалась, да ине хочу знать. Главное, она дала мне слово, аслово абсолюта в этом мире значит очень много.

— Только одно небольшое условие, — вернула меня с небес на землюИмператрица. — Да нет, не пугайся, — рассмеялась она, видимо,отметив, как я переменилась в лице. — Ничего страшного илисерьёзного. Просто об этом обещании, да и о моём визите ты никому недолжна говорить. Особенно, Ульвару.

— А вещи?

— Нет ничего проще. Меня-то здесь небыло, а это — просто небольшая посылка от меня, — отмахнуласьона.

— А можно узнать, почему? -осторожно уточнила я, медленно опускаясь на ковёр. Почему-то уменя вдруг ослабли колени, и стоять стало решительно невозможно.

— Тебе — можно, — вновьмстительно улыбнулась она. — Видишь ли, я изволю гневаться. Нет, нена тебя, не вздрагивай. На Ульвара. И желаю его наказать. Может быть,слишком жестоко, но, во-первых, по-другому он просто не поймёт, а,во-вторых, он действительно заслужил. За что? Во-первых,за непослушание. Видишь ли,сын Тора... очень избалованный мальчик. Ну, был когда-то, но сейчасэто всё равно сказывается. Он привык решать всё за себя и заокружающих самостоятельно. Спору нет, он действительно очень редкоошибается и совсем уж никогда не отступает от буквы долга. Но меняужасно раздражает, когда кто-то пытается не дать мне немногопосамодруствовать в волю. Императрица я, в конце концов, или где!Больше месяца назад я просила его привезти тебя ко мне во дворец,чтобы немного поболтать по-девичьи о моде, пелёнках и распашонках. Аэтот интриган решил под шумок ослушаться, сваливая всё на неотложныедела и требования института. Детский сад, честное слово, как будто яне могу связаться с институтом. В общем, настроение у меня ужепропало, да и дел много было, но, как говорится, осадок остался. Ну,а, во-вторых, я, как любойнормальный человек, обладаю определёнными слабостями. И, как истиннаявседержительница, очень не люблю, когдакто-то из моих ближайших подданныхв чём-то столь откровенно и нагло меня превосходит. И если ум я ещёмогу простить, ибо вещь в хозяйстве полезная, то безупречностьнекоторых меня просто раздражает. В частности, как раз вот это самоеотсутствие у сына Тора слабостей, которое он много лет демонстрируетвсему миру. И мне мелочно хочется утереть ему нос, доказав, что и унего есть пресловутые болевые точки, причём совсем не там, где онможет этого ожидать. И преподать урок. А лучше всего урокусваивается, когда неправильный ответ сопровождается болью. Ты простоне представляешь, насколькомне надоела титанидовая непрошибаемость Ульвара, и насколько сильномне хочется сделать ему очень-очень больно. Чемдальше, тем больше он напоминает мне какой-то механизм, а не живогочеловека, а этонеправильно. Да ладно, не смотри на меня как на сумасшедшую. Онвыживет, и даже не очень пострадает; зато,надеюсь, здорово поумнеет. Ужты точно в выигрыше останешься, а у меня сейчас есть настроениенемного тебя побаловать. Пользуйся, — светло и ласково улыбнуласьона.

Ох, правильно эта женщина с первого взгляда меня насторожила. Незнаю, чем ей так досадил Ульвар: тем ли, о чём она говорила, иличем-то ещё, но мне его уже заранее было жалко. Хотя, в отличие отнего, я её распоряжения нарушать не рискну. Сказали молчать -буду молчать. Тем более, в общении с сыном Тора это очень простосделать.

— А от меня требуется только молчать? — на всякий случай уточнила я.

— Ну да, — Императрица пожала плечами. — И ещё помнить, что ничегоплохого тебе не грозит, я ведь обещала. Да и вообще, не волнуйся,тебе это вредно, а я ещё очень хочу посмотреть, как жуткий Бич Террыбудет нянчить собственного отпрыска, — и она настолькопроказливо-ехидно ухмыльнулась, что я тоже не удержалась от улыбки.Почему-то при этих словах Её Величества мне представилась удивительнопотешная и убийственно сюрреалистическая картина в виде Ульвара впереднике и с детской бутылочкой в руках. Стало смешно и страшноодновременно.

Дальше Императрица решила, чтопотрясений с меня на сегодня вполне достаточно, и день прошёлудивительно легко и даже беззаботно. Менязаставили... Точнее, нет, заставили — это я ищу отговорки. Мнеразрешили перемерять все подарки, и это был самый настоящий праздник.Причём процесс происходил приучастии Её Величества (преимущественно, пассивном) и отчего-то крайнесчастливой Веры (кажется, кто-то в детстве не наигрался в куклы).Меня вертели, поправляли,прикладывали шарфики, порывались сделать причёску (я в конце концовсдалась; гулять так гулять!).

Первыйраз за прошедшие в этом мире несколько месяцев я чувствовала себяживым человеком. Не"женщиной для тепла", не табуреткой, не подозрительнымобъектом. Со мной разговаривали, моего мнения спрашивали, идействительно им интересовались. Я в конце концов первый раз за всёэто время смеялась, а не заставляла себя улыбаться назло всему. И заэто я была бесконечно благодарна Её Величеству, дажеготова была присягнуть ей прямо там на вечную верность, или дать ещёкакую-нибудь страшную клятву. Тольков клятвах моих Императрица явно не нуждалась. Да и вообще непонятно,зачем ей всё это было надо. Может, тоже хотела отвлечься отсобственных проблем, и на какое-то время притворитьсямилой беззаботной девчонкой? Я же честно притворялась,что верю. И даже порой перескакивала на "ты" (честно,совершенно случайно; из меня плохая актриса), что её крайнезабавляло.

В общем, день удался на славу. Не знаю, где прятались всё это времяохранники; вспомнила я о них только тогда, когда Императрицаединственным взмахом руки оборвала наш балаган. То есть, она простомахнула рукой, а мы как по команде замерли с пучком шарфиков в руках.Как-то вдруг совершенно отчётливо и без слов стало понятно, что времявышло.

— Ещё увидимся, Оля. Помни, о чём я тебе говорила, — на прощаниеулыбнулась женщина и исчезла. На ковёр опустился уже хорошо знакомыймне кругляш. Может, потому она в нашем безобразии и не участвовала,что была тут не во плоти?

— Надеюсь, — вздохнула я.

— Что, белый варвар совсем утомил? — понимающе улыбнулась Вера,подбирая приборчик и возвращая мне шарфики.

— Белый варвар? — я удивлённо вскинула брови. — То есть, он не толькомне кажется варваром? — хмыкнула я.

— О, поверь мне, сложно найти человека, который был бы иного мнения,— легко рассмеялась эта восемнадцатилетняя девушка с глазами опытногонаёмного убийцы. — Представляешь, как он достал матушку, если онарешила всерьёз взяться за его дрессировку, отложив прочие проблемы?

— А она...

— Ну, мне показалось, это понятно из контекста, — Вера пожалаплечами. — Он утомил её. Насколько я понимаю, Императора Владимиратакой цепной пёс забавлял, и он потакал маленьким прихотям сына Тора,а, может, сам способствовал формированию у Ульвара подобногохарактера. Дед по отзывам современников был не вполне здоров наголову. А матушка обладает иным взглядом на вещи, и ей не нужен воглаве одного из старших родов бесстрастный убийца. Может быть,потому, что такими сложно управлять. Ей вдвойне сложно, она жезначительно моложе него. Вот и добралась, приобретает рычагидавления. Да ты не волнуйся, она не имеет привычки жертвовать людьми.

— Спасибо за разъяснения, — растерянно кивнула я. — А Ульвар этудрессуру переживёт?

— Ты действительно думаешь, что его можно сломать, при этом оставив вживых? — удивлённо вскинула брови девушка. — Не переживай, вернётся ктебе твой варвар целым и невредимым. Даже, наверное, более удобным вэксплуатации, — хихикнула она.

— Ничего он не мой, — возразила я. Должно было прозвучать строго иснисходительно, но получилось отчего-то грустно.

— Это он пока так думает, а ты ему тоже потакаешь, — фыркнула Вера. -Ладно, я побежала, а то если он вернётся и меня здесь обнаружит,может заподозрить что-нибудь неладное. Главное, если будетспрашивать, кто посылку принёс, скажи — высокий обходительныйшатен с жёлтыми глазами, это личный адъютант Императрицы. Сам вошёл,извинился, сказал пару слов о благородстве и доброте Её Величества, ивот это оставил. Хорошо?

— Да, конечно, — закивала я. Портить отношения с этими женщинами якатегорически не хотела. Даже не столько потому, что это было опасно,а просто потому, что это были вообще первые люди в этом мире,отнёсшиеся ко мне как к разумному существу, и понявшие мои проблемы.

Вера — надо хоть узнать, как правильно её титул звучит; мнекажется, что она должна именоваться "императорскимвысочеством", но я могу и ошибаться, — в сопровождении охраныудалилась, а я принялась за наведение порядка. Подумав, ничего изновых вещей надевать не стала, и так и осталась в свободной рубашкемужского покроя, только почти моего размер, и мягких удобныхэластичных штанах вовсе неопределённого размера. А смысл наряжаться?Сын Тора уж точно не оценит, даже если каким-то чудом заметит.

Но он умудрился не заметить даже коробку. Пришёл очень поздно,взвинченный и злой; мне даже стало интересно, что устроила ЕёВеличество, дабы исключить вероятность его досрочного появления?

Я сидела со своим плетением на кухне и пила чай, когда в дверномпроёме появилась монументальная фигура норманна. Я вскинула на неговопросительный взгляд, — уж очень пристально он на меня глядел. Онещё пару секунд постоял, а потом подошёл и молча подхватил меня наруки. Ну, то есть, уже почти привычно, на одну руку.

Выяснять я ничего даже не пыталась. Если он даже командовать не всостоянии, а сразу на руках таскает, зачем провоцировать? Вместоэтого, пока мы стремительно двигались в известном направлении, яосторожно начала массировать ему шею. За что-то ещё даже браться нестоило; эти мышцы надо бейсбольной битой с размаху проминать, а немоими пальцами.

Впрочем, опасалась я напрасно: процесс викингу понравился, дажеочень. Когда мы дошли до места назначения, он просто поставил меня накровать и уткнулся носом мне в ключицы, явно поощряя на дальнейшиедействия. Так мы и стояли несколько минут: он молча меня обнимал, а ятакже молча массировала его шею и затылок, с удовольствиемзакапываясь пальцами в короткие и очень густые жёсткие волосы. И быломне удивительно тепло и уютно. И даже верилось, что всё будет хорошо.

Утро началось как обычно, только на несколько часов позже. Что неудивительно; сын Тора пришёл уже после полуночи, да и потом не давалмне спать едва не до рассвета. Кажется, он таким образом снималстресс. Тоже неплохой вариант; не бесится, на людей не бросается,никого не убивает.

На мою новую одежду мужчина предсказуемо не обратил никакоговнимания. Я даже в глубине души не стала обижаться: было бы странно,если бы заметил. Одета, обута, от холода не трясусь, а остальноевторостепенно.

В исследовательском центре меня неожиданно быстро оставили в покое.Провели только несколько необременительных тестов, с последнего изкоторых меня забрала немолодая японка, — то есть, конечно, ямато, — скоролевской осанкой и загадочной улыбкой.

— Здравствуй, меня зовут Минори, — представилась она, помогая мневыбраться из прибора, сильнее всего напоминавшего саркофаг. — Этоничего, что я отпросила тебя у твоих мучителей? Хотела немногопообщаться.

— Да нет, ничего страшного, — озадаченно хмыкнула я. — А я и незнала, что тут есть женщины.

— Ну, я не совсем тут, — рассмеялась она. Смех у неё оказался оченьприятный; тихий и журчащий. — Я строго говоря приехала с тобойпознакомиться и поболтать.

— О чём? — совсем растерялась я, шагая рядом с женщиной в неизвестномнаправлении. Собственная популярность начала меня настораживать.

— Не "о чём", а "о ком", — опятьразвеселилась она. — Ты слишком взвинченная и напуганная, в твоёмсостоянии это вредно.

— Это я ещё хорошо держусь, — хмуро проворчала я. Напугаешься тут...

— Да не волнуйся ты так, всё просто. Ты же была на "Северномветре", так?

— Ну, допустим, — не стала спорить или окончательно соглашатьсяподозрительная я. — Только я там всё равно ничего не видела.

— Да это неважно. Я хотела узнать, как там Кичи; с ним-то тыобщалась?

— Кичи Зелёное Перо? — уточнила я. Нет, предположение, зачем этойнемолодой женщине благородный тольтек, у меня было. Но всерьёз в негоповерить было сложно.

— Да. Видишь ли, я его мать, — с улыбкой пояснила она, подтверждаямоё невероятное предположение. — И по совместительству женаначальника этого исследовательского центра. Понимаешь, я не виделамальчика уже лет тридцать, а короткие редкие весточки — этовсё-таки не разговор с лично видевшим его человеком.

После этих слов у меня немного отлегло от сердца. Нормальныечеловеческие эмоции, желания и стремления, даже жить вдруг сталолегче. Не все они тут со сдвигами в психике, есть ведь нормальныепонятные люди! Хотя, наверное, людей таких много; просто мне сконтингентом очень "повезло".

Мы с Минори разместились в какой-то уютной маленькой гостиной,молодой шустрый сотрудник накрыл нам стол чаем с печенюшками, иразговор потёк во вполне мирном ключе. Я рассказала всё что могла проКичи (а могла только хорошее, даже без попыток подбодрить и сделатькомплимент его матери), женщина искренне мне посочувствовала в связисо всеми треволнениями моей жизни. А потом к нашей компанииприбавилась Вера, из чего я заключила, что Её Величество тоже где-тоздесь. Наверное, Ульвара дрессирует.

Императрице я, впрочем, верила без всяких "но", и верила,что всё это сын Тора переживёт, поэтому даже почти о нём невспоминала, увлечённая разговором "ни о чём".

А через полчаса дверь открылась, и на пороге появился Ульвар. И,честно говоря, глядя на него, я напрочь забыла и все обещания ЕёВеличества (тянущей, к слову, мужчину за рукав), и все разговоры, идаже все вопросы и претензии к этому человеку.

Он был бледен и будто бы напуган. Точнее, выражение лица грозноговикинга можно было назвать "потерянным", и он совершенноне выглядел сейчас грозным. Более того, у мужчины мелко дрожали руки,и это меня вовсе добило. У Ульвара сына Тора от волнения,или даже страха, дрожали руки. Да что они там с ним делали?!