Злодеями не рождаются

"Это самая забавная твоя посмертная шутка Гуго. Из всех негодяев, которые возможно скрывались под этой крышей, твой кубок не выбрал никого. Он ведь предназначался кому-то конкретному. Позапрошлому маркизу возможно? Говорят, он был хитрой тварью, сродни тебе. Возможно — слишком мелкой для твоей кровавой луны. А вдовый барон? Тоже не подошел? Вояка, сквернослов, душегуб. Мелко. И вот теперь, по истечении стольких лет, за миг до того, как я смог его обезвредить. Что это? Жестокая шутка, агония, плевок мне в лицо с того света? Не смог использовать род де Люмино, так отобрал надежду? Как когда-то отобрал у меня. Выбрал самого честного, чистого и непорочного из семейства. Их гордость и веру. Выбрал и поразил тьмой. Нет, отец. Ты его не получишь".

Иоганн облегченно вздохнул и понял — он больше не боится. Страх можно изжить. Можно побороть себя. И убедить, что поступать надо так, как велит честь. Честь, а не трусость. Чернила снов были особой субстанцией, они обладали силой погрузить одного человека, если тот обладал твердым стремлением и необходимой волей, в мир грез, фантазий, снов и скрытых уголков разума другого человека. Иногда этот экстракт использовали влюбленные. Половина случаев кончалась самоубийством. Вторая половина, меньшая — воспевалась в стихах и романах. Проклятые чернила обладали дополнительным, особым свойством — с их помощью смельчак мог попасть в кошмары другого человека, если имел с ним особую связь. Он мог помочь страждущему столкнуться с его страхами и обороть их. Чаще всего после такого эксперимента не выживали оба. Человеческий разум был способен рождать ужасающих монстров. На что был способен разум пораженный Кубком кровавой луны и чернокнижием мертвого Гуго ванн Роттенхерца, его сын собирался выяснить.

Иоганн отбросил чашу, раздался грохот и треск — мистический сосуд ударился о стену, малахит раскололся, медь погнулась и местами лопнула. Будто швырял гетербаг. Или человек, которому доводилось меряться силами с мертвыми гигантами. Затем охотник на монстров откинул крышку флакона и залпом опорожнил его, впитав до последней капли черную, плотную жижу.

Он сделал пару шагов, вновь заболела недолеченная нога, колени начали подгибаться, тело забили конвульсии. Собрав остатки воли, Иоганн дохромал к кровати, не выдержал, упал, изо рта хлынула алая пена. Дрожащими, скрюченными пальцами он коснулся белой руки Карла Луи де Люмино и блаженно погрузился в клокочущее ничто.

Тьма отступала медленно, неохотно, будто страстная любовница, смущенная наступлением рассвета, но все еще не готовая покинуть своего мужчину. Голова не раскалывалась, колено не болело. Потрясающая, небывалая легкость овладела всем телом. Забылись старые и новые раны, зуд от мозолей, усталость, гнет мироздания. Все отступило, превратилось в дым, или скорее плохо написанный театральный задник, не имеющий никакого отношения к игре актеров на подмостках. Так, наверное, чувствуют себя боги.

Нет. Так чувствуют себя бесплотные, метущиеся духи. Фантомы, влекомые посмертной целью, не способные упокоиться с миром, пока она не будет достигнута. Иоганн ванн Роттенхерц знал свою цель. Здесь, в мире чужих кошмаров, мрачных воспоминаний и тягостных тайн он должен был найти заблудившегося ребенка, много дней блуждающего в безликой пустоте. Найти и вывести к свету. Обратно в мир.

Где снова будет боль, овсяная каша по утрам, первые разочарования в любви, смерти близких, синее небо над головой и бесконечная череда закатов, без которых не может жить человек.

Охотник на монстров поднялся, под ногами чавкало, будто он ступал по коварной хляби болота. Вокруг клубился густой, жирный туман, сквозь разрывы в котором проступали не принадлежащие этому месту картины. Игра ткани и шелест атласного платья — воспоминания о матери. Густой багряный водопад — ассоциация с впервые разбитым носом. Зеленые луга, море нескошенной травы — Люзон поздней весной. Серый гранит, белое небо, суровый взгляд — визит на могилу предка.

Ванн Роттенхерц сконцентрировался, он пришел в этот мир не подглядывать за воспоминаниями мальчишки. Он должен был отыскать Луи.

Шаг, еще шаг, будто продираясь сквозь густую смолу, алмарец двинулся наугад, пытаясь в мириадах туманных разрывов увидеть тот, что приведет его к хозяину этого места.

Шаг или тысяча шагов, собственные мысли охотника путались. Память переживала удивительные метаморфозы, становясь неподатливой и хаотичной. Он выступил из тумана, оказавшись в обширном кабинете.

Книжные шкафы нависали над головой, уходя тысячами полок в темную бесконечность пустоты. На этих полках громоздились тяжелые фолианты — старая бумага, желтый пергамент, массивные переплеты, забранные цепями и металлическими оковами обложки. В центре полукруглого зала стоял массивный стол, он был до основания фигурных ножек завален раскрытыми книгами, прочитанными или отброшенными. Страницы в них слиплись и оплыли, текст расплывался, образуя мистические узоры. Лица демонов, налитые кровью глаза, ощеренные пасти.

— Нет, нет! Быстрей, еще быстрее! Прочь. Прочь!

На шатком табурете перед столом сидел мальчик, белые волосы поседели, истончились, стали почти бесцветными, лицо осунулось, из-под тонкой кожи выпирали кости. Дрожащими руками Луи перелистывал страницы, в темных провалах глаз шло лихорадочное мельтешение, жадный взгляд перескакивал со строчки на строчку, быстро. Болезненно быстро. Губы иногда принимались шептать текст, но не поспевали за работой глаз. Стол, руки, страницы книг все было залито свечным воском, десятки огарков усеивали деревянную поверхность. Несколько свечей еще горело, придавая изможденному лицу ребенка ореол мистического мученичества.

— Нет! Нет! Не подходите! Еще! Еще немного! Я успею!

Взгляд лихорадочно метался, ребенок углублялся в чтение, будто ища спасения от какого-то зла на этих древних страницах. Иоганн сделал шаг вперед, и все встало на свои места. Из тьмы библиотеки, на грани неровного света свечей выступали высокие фигуры в балахонах. Некоторые были облачены в грубую ткань или вареную кожу, другие щеголяли шелком и бархатом, ситцем и атласом с изящной вышивкой по краю. Фигуры, их было великое множество, медленно приближались.

Ванн Роттенхерц сделал еще шаг, существа в балахонах, чьи лица были сокрыты густой тенью, тоже приблизились.

— Нет! Нееет! Прочь! Я почти успел! Я повергну вас! Я все равно узнаю, как вас победить! Твари! Слуги огня и стали!

Голос ребенка срывался, шелестели страницы, стянутые воском пальцы лихорадочно теребили пергамент.

— Карл. — Обратился ванн Роттенхерц из тьмы, — Луи! Я знаю — ты не настоящий, лишь отблеск — фантом прошлого. Где мне найти тебя? Где скрывается тот, что заключен в этой стране кошмаров.

Охотник на монстров сделал еще шаг. Смыкая кольцо, следом шагнули страхи в балахонах.

— Нет! Да! Не настоящий! Конечно! Шанс! — рука де Люмино оторвалась от книги и указала вглубь комнаты за себя.

Повинуясь властному взмаху свечное пламя метнулось. На миг из тьмы блеснула бронза дверной ручки. Не теряя более ни минуты, алмарец бросился туда, без труда пробившись через фигуры в балахонах. Очень скоро металл лег в руку, дверь, скрипнув, распахнулась, впустила в затхлость и пыль библиотеки запах камня и подземной влаги.

Последнее, что услышал Иоганн, шагая за порог:

— Нет! Нет! Оставьте меня! У вас нет власти! Я ничего не сделал! Он ушел! Ушел!

Кольцо высоких фигур сомкнулось над книжным мальчишкой, блеснули золотые амулеты, из широких рукавов потянулись сильные руки. Визг. Скрип двери. Она закрылась за охотником, который шел вперед. Остального он не услышал.

За дверью оказалась небольшая пещера, или грот. Тусклое сияние мха на стенах, истекают слезами сталактиты, запах плесени, влажная взвесь в воздухе. И легкий аромат свежей крови.

В центре пещеры располагалось небольшое озерцо, возле него, безразлично разглядывая бессмысленное движение слепой рыбы на дне, сидит юноша, молодой, сильный, мускулистый и загорелый. Совершенно обнаженный. Нет, не юноша, очень развитый мальчишка двенадцати лет. Светлые волосы ниспадают сияющим водопадом по плечам, и ниже, до середины спины. Поза расслабленная и напряженная. Как у хищника, готового броситься на добычу. На коленях у нового Луи лежит большая пантера. Черная шкура лоснится, под ней перекатываются мощные мышцы. Зверь насторожен.

— Луи? — обратился ванн Роттенхерц к мальчишке, решив не приближаться и не волновать зверя.

— Они уже идут. Они всегда приходят, — эхо грохочет под сводами и уносится в пустоту.

— Ты тоже ненастоящий, — определяет охотник на монстров, — Мне нужен тот, что создал тебя. Тот, кто заперт где-то здесь.

— Не заперт. Нет. Нет. — ребенок улыбается белыми, ровными зубами, — Борется. И ждет своего часа. Да. Он здесь. Иди.

Мускулистая рука в резком жесте указывает во тьму, в сторону, откуда приходит сквозняк.

— Иди, иди. К ним навстречу. Они придут. Ты уйдешь. Они всегда приходят. Слабые, жалкие, жадные твари. Они хотят отнять то, что наше. Занять место. Заставить нас скулить и пресмыкаться. Терять силу. Делить с ними добычу. Нет. Нет. Мы не будем. Мы сильные. Очень! Самые! В конце всегда скулят и пресмыкаются они. Будет бой. Всегда бывает бой. Победим. Иди!

Качая головой от странной сцены, Иоганн пробирается к выходу из пещеры, протискиваясь через толстые сталагнаты. В темноте, у стен, в неявном свете плесени он видит тени, ощущает животное тепло, слышит тяжелое хищное дыхание. Мимо него крадутся хищники. Они идут в пещеру. Идут убить ребенка и его зверя.

На выходе из пещеры ревет ветер, он носит клочья жирного тумана, в высоте, возле самого солнца, желтым диском гордыни сияющего в высоте, парит орел. Охотник оказался на скале, внизу бесконечная пропасть теряется в облаках, наверху нестерпимой синевой раскинулся купол неба. Под ногами узкая, не больше шести шагов поперек площадка. Она будто воздушный причал выдается из скалы.

На самом крае скалы стоят двое — мальчишка с восторженным лицом, ветер рвет его белый плащ. И некто в шутовском колпаке и одежде цвета лоскутного одеяла, его бежево-бурый плащ висит тяжелой тряпкой, не поддаваясь песне быстрого воздуха.

— Верь мне, брат! — легко и радостно, звонким голосом восклицает Луи, его волосы, перехваченные стальным обручем, сияют на солнце расплавленным золотом. — Сделай шаг, и мы полетим! Всего шаг и мы оба познаем крылья! Верь мне. Если ты начнешь падать — я подхвачу тебя. Главное — верь мне, брат!

Шут мнется, потирает руки, переступает, тренькая бубенцами на остроносых туфлях, с ноги на ногу и медлит!

— Де Люмино? Карл? — обращается охотник на монстров, и ветер несет его слова адресату, — Где настоящий ты? Я чувствую! Ты все ближе!

— Вот, брат! Взгляни! Он верит мне! — смеется вместе с солнцем лучезарный мальчишка и манит к себе гостя из мрачной пещеры.

Ванн Роттенхерц осторожно подходит ближе. Бездна, раскинувшаяся внизу манит и равно пугает пришельца мира кошмаров.

Луи отпускает шута и обнимает за плечи своего горе-спасителя!

— Главное — верить! Он должен верить! Его так долго мучили. Но ты пришел. И принес надежду! Защитник! — голос мальчишки все возрастает, сливаясь в громогласное крещендо с ветром, — Он должен узнать, на что ты готов ради него. Ради жизни? Шаг и ты достигнешь цели!

С внезапным ужасом Иоганн смотрит в бездну. "Это сон, всего лишь сон, кошмар, но кошмар не опасный. Так я здесь не умру"

— Вера! — улыбается золотоволосый подстрекатель.

И охотник делает шаг в пропасть. За спиной он слышит.

— Видишь, как просто, брат мой? Всего шаг. И я покажу тебе силу! Силу нашего единства.

Вновь тьма. Густая, молчаливая, жадная, как младенец сосущий грудь мертвой матери. Во тьме есть луч надежды. Нет, столб света. Он озаряет каменный трон и рыцаря на троне. И ребенка у его ног.

Иоганн тяжело поднялся, на него вновь обрушилась усталость, заныли старые раны, голова начала кружиться. Пол был холодным и твердым, нерушимый гранит чужих кошмаров. Плащ с пелериной, касаясь его, издавал легкий шелест — единственное, что нарушало тишину.

Трон занимал могучий рыцарь, при первом взгляде он выглядел усталым и изможденным, воин будто отдыхал от долгого боя. Столб света в море темноты скрадывал детали. Когда ванн Роттенхерц приблизился, он понял, что ошибался. Рыцарь, кругоносец, был мертв. Или умирал. Массивный доспех с наплечниками в виде оскаленной волчьей головы и круга с виноградной гроздью, был пробит и искорежен, белая туника пропиталась кровью, крупные алые капли просачивались сквозь трещины в броне и скорбным дождем падали на пол, образуя алые озера, блестящие на свету. Из последних сил рука бойца сжималась на рукояти великолепного клинка с двумя кровостоками. Темные, пропитанные красным волосы, растрепанные и запыленные скрывали лицо.

У подножия трона сидел Луи, невероятно худой, осунувшийся, в ночной рубашке, напоминающей грязную монашескую робу. Грязные волосы, почти как у рыцаря, падали на лицо, из-за них льдисто сверкали глаза, будто дарованные мальчишке легендарной Царицей снегов.

Иоганн подошел еще немного. Его плащ будто сложенные крылья волочился следом, подкованные сапоги грохотали по призрачному камню. Во сне у него был палаш, ради успокоения рука уверенно легла на эфес верного клинка.

— Луи? — в который раз произнося это имя, алмарец в этот раз ожидал услышать осмысленный ответ, — Карл Луи де Люмино? Вставай. Я пришел забрать тебя отсюда.

Раздался слабый стон. Затем ребенок поднял голову, его сухие губы издали восторженный крик, он рванулся навстречу пришельцу из тьмы. Вскочил на ноги, пробежал два шага и с грохотом упал. Зазвенела массивная цепь, она вела от щиколотки мальчишки к латной перчатке кругоносца, мертвой хваткой вцепившейся в изъеденный нечестивыми знаками металл.

Ванн Роттенхерц узнал символы. Он всегда узнавал почерк отца. Цепь была знаком кошмара. Олицетворением черного колдовства удерживающего сознание Луи внутри скорбного мира кошмаров и искаженной памяти. Здесь охотник на монстров был бессилен. Он не мог разорвать цепь. В его власти было лишь помочь Карлу самому разорвать порочную мистическую привязь.

— Луи. Меня зовут Иоганн. Иоганн ванн Роттенхерц. Я здесь, чтобы помочь. Я могу вывести тебя из этого места. Но ты должен меня слушаться. Ты должен разорвать цепь. Освободиться от оков этого мира.

Ребенок поднял взор и встретился взглядом с гостем темноты. С трудом, опираясь на дрожащие руки, он поднялся. Весь его вид выражал нерешительность. Он дернул цепь, еще и еще раз. Металл звенел. И только. Мальчишка не мог надеяться победить прочность звеньев толщиной в кулак.

— Тяжело, — прошептал Луи старческим, надтреснутым голосом. — Очень, очень тяжело.

Во вспышках света, осколками разбитых зеркал, за спиной мальчишки возникли образы кошмаров, виденных по пути сюда алмарцем. Сквозь блистающую завесу света на трон, его узника, мертвого рыцаря и бессильного охотника взирали дети из кошмаров де Люмино. Книжный мальчик средь бесконечных шкафов библиотеки смотрел с надеждой. Луи из пещеры, казалось, был готов сам броситься на цепь и разорвать ее, пантера в его ногах беззвучно рычала. Блистающий золотом парень с ветреного шпиля шептал "Вера!". Все они были там. Ждали развязки. Подбадривали узника кошмаров и давали силу его спасителю.