Хроники Дебила. Свиток 2

Нет. Они не тупые. — Просто бояться, что если вдруг случайно подумают, у них голова взорвется! То что голову им вражеские топоры и дубины проломить могут, это не страшно. Это дело обычное, а вот подумать головой....

Впрочем, — при чем тут голова? Они ведь согласно утверждениям собственных экспертов, грудью думают, а голова у них просто чтобы было обо что дубинками бить.

Так что получается, — мне даже посоветоваться не с кем. Даже Гит*евек, на которого у меня почему-то была надежда, как на более прогрессивного специалиста по части массовый убийств, и то придержался общей концепции, — "пойти и подраться". Что уж говорить про Бокти и Лга*нхи? ...Нет, возможно Лга*нхи и попытался бы помочь подумать, но только не тогда когда рядом эта лесная горилла, с которым у него уже который день идет негласное голосование в крутости. ...Оно конечно понятно, — парень молодой, и дурь из него прет так что ни одной затычкой не удержишь, а жизнь еще не научила сдерживать свой гонор. Но только если я не представлю в ближайшие пару дней конкретного плана, они пойдут и тупо нападут прямо на вражеский поселок. И учитывая тот факт что одних только мужиков там раза в два-три больше нашего, а плюс к этому бабы и подростки, которые тоже полезут в драку, — перспективы вырисовываются малооптимистичные. Но попробуй я только ляпнуть им что боюсь баб и детишек, — они меня в плевках утопят. В то время как я помню наших степняцких баб, — здоровые дылды атлетки, любая из которых среднего московского качка заломает, при этом одной рукой доя корову, а второй дитё к груди прижимая. ...Ну может у прибрежных бабы и не такие крутые, но когда навалится на тебя этакая толпа, привычная и к веслам и к мотыгам, — десяток другой воинов потеряем. Это как минимум, а как максимум, когда из-за плетня, или из-за двери в тебя тычут копьем или ухватом, — то тебе искренне пофигу чьи руки сей инструмент держат, — все одно помирать. ...Нет, определенно драться в поселке нам нельзя. Наша главная сила это оикия, а они лучше всего действуют на открытом пространстве, а не в тесных улочках и при штурме домишек. — Лишние жертвы мне не нужны, — нам ведь еще назад в Улот возвращаться. Путь не долгий и каждое копье или весло в этом пути будет не лишним.

Но местные так далеко заглядывать не привыкли. Им завтрашний бы день пережить, — уже неплохо. А что там будет через неделю, — об этом пусть духи думают.

...Вот собственно под этим предлогом я и выцыганил для себя лишний день на раздумье. — Мол надо перебазарить с духами, объяснить им кто тут хорошие ребята, а кто чмо приблудное. Чтобы типа как духи завтра на нашей стороне были, а врагам не помогали. Ну и может еще и что полезное подскажут....

Вожди, что старый что малый, повздыхали напоказ, демонстрируя друг дружке как им не терпится ринуться в бой, но с духами спорить не стали. Отвели меня на какую-то дальнюю полянку, и даже завалили небольшого кабанчика, выдав мне его в качестве подношения духам. Духи приняли. Я тоже, от всей души. В степи меня свининкой не баловали. Правда этот свиненыш при жизни явно злоупотреблял марафонскими забегами, судя по твердости мяса. Но все-таки какое-то разнообразие....

Так что я пожрал, попел, и сел около костра Мыслить. Время от времени постукивая в купленный в Вал*аклаве бубен. Потому как телевидение и кинематограф моего времени, донесли до меня идею что шаман без бубна, как эстрада без сисек, — картина мрачная и унылая. Так что я лупил в свой бубен, прихлебывал пивко и прикидывал расклады.

...Супостатов много. Реально много, а не больше чем пальцев на руках и ногах у одного человека. Путем долгих подсчетов и прикидок, (сколько человек в одной лодке, сколько лодок в каждом поселке, сколько всего поселков), выходило что народа тут человек шестьсот не меньше, а скорее даже больше. В смысле с бабами и детьми. По хорошему-то, по местным меркам, это целая небольшая страна, или здоровущее племя.

Как сказал тот пленный, — это и было племя, согнанное с привычного места верблюжатниками еще чуть ли не три года назад, и тихонечко двигающееся на восток, как снежный комок обрастая другими беженцами. Причем, что характерно, и раньше они тоже жили вдоль русла какой-то большой реки. Такая жизнь им была привычна, вот они и обрадовались возможности переселиться на эту реку.... А то что других по пути грабят.... Ну так на то эти другие и существуют, чтобы "наши" их грабили. Были бы своими, их бы с распростертыми объятьями приняли, накормили бы напоили, спать уложили, а чужаков — только грабить. — Философия незамысловатая, но в этом мире оригинальностью не отличающаяся. А то что у местных есть закон что тех кто по Реке караваны водит не трогать. — Так они во-первых не знали, а во-вторых, срать хотели на чужие законы. Их тут почти полтыщи человек народа, причем бедного, голодного и злого. Такой силище законы не писаны.

В общем живут они тут четырьмя поселками и еще десятком мелких хуторков на островах посреди реки. Но этот вот поселок, что у мыса, — самый большой и удобный. ...И самый южный, так что пробраться мимо них, чтобы сначала разобраться с мелкими поселениями, — никакой возможности не было. Но и драться со всей толпой? ...Конечно "забритые" сильны своим строем и выучкой. И сейчас их уже почти полных четыре оикия, что без малого сорок восемь человек, (сорок шесть, если быть точным). — Это та сила в нашем войске, которую можно называть реальной. Были еще и морячки Кор*тека и ребята Бокти. Двадцать четыре первых, и сорок два, — вторых. Да еще двое выживших улотских "лыцаря", один из которых калека, да мы с Лга*нхи, Осакат и Витьком. И как поведет себя вся эта разномастая шобла в бою, нетрудно будет догадаться. — Смело бросится вперед, мешаю друг дружке и профессионалам. А схлопотав по морде, — вполне возможно с не меньшим энтузиазмом рванет назад, ломая наши же ряды. И если врагов у нас будет в соотношении два к одному, (не говоря уж о трех-четырех), нас размажут как сливочное маслице по куску хлеба.

...Значит надо делить. В смысле и своих делить, и врагов. Своих, — потому что вместе они только мешают друг другу. А врагов, — чтобы громить их по частям. — Решений найдено, остались только разные мелочи, вроде, — придумать как воплотить его в жизнь, и победить супостатов. А пока, я смело могу наградить себя еще во-о-н тем вон куском свининки. Он вроде как помягче выглядит и жира на нем дофига...

Глава 5

Выиграть сражение, это не тоже самое что выиграть войну. А выиграть войну, еще не тоже самое что выиграть мир. А выиграть в лотерею..., впрочем это уже из другой оперы.

...В первой битве мы разгромили врага практически в сухую. Сам не ожидал что все будет настолько легко и просто. Оказывается даже мощный интеллект жителя 21 века чего-то стоит, если за ним стоит сотня могучих и злобных дикарей, которые выполняют твои инструкции не внося в них собственное видение мира.

Первыми выступил сводный отряд из моих морячков и приданной к ним в качестве проводников парочки ребят Бокти. Их задача была довольно простой и незатейливой, — спереть половину "пиратских" лодок, фактически на глазах их владельцев. ...Ну, или если не приукрашивая, — спереть на рассвете, когда сон особенно сладок, а бдительность притупляется. Но спереть так чтобы враги это заметили, и увидели в какую сторону бежать за своим имуществом.

"Пираты" привыкшие тут чувствовать себя хозяевами, подобной наглости не ожидали. Даже охрану возле лодок не выставили, будто это им родимая гавань, а не театр только что начатых мной военных действий. Когда на рассвете, два десятка человек на четырех лодках тихонечко причалили к пляжу перед поселком, и прихватизировали шестнадцать лодок, пропоров днища еще семи, (я приказал дырявить те лодки что уже спущены на воду, если не хватит людей захватить их все, но не трогать те что вытащены на берег), "пираты" даже не пошелохнулись.

Как впоследствии сказал Корт*тек, им даже специально пришлось пошуметь, ограбив ближайшие к пристани домишки, чтобы на них обратили внимание. Но так или иначе, а первый акт сочиненной мной пьесы был сыгран. — Супостаты заметили пропажу и ринулись догнать, вернуть, наказать. Для этого им пришлось для начала собраться в кучу, во-вторых решить что делать, в третьих, — спустить оставшиеся лодки на воду. — Мои ребята получили минут двадцать-тридцать форы.

Фора им понадобилась, чтобы двигаясь по течению реки, выгрести к удобному пляжику, образовавшемуся как раз там где лес довольно далеко отходит от берега.

Там мои застрельщики бросили лодки, и ломанули через лес. Через тот самый лес, что рос на мыску вокруг которого река делает очередной небольшой поворот. Естественно, — злобные пираты, которых тут набралось наверное сотня с лишним, не удовольствовавшись возвратом лодок, ринулись вслед за обидчиками пылая праведной местью и желанием обезопасить себя на будущее от подобных посягательств.

Думаю дальше объяснять не надо? — Из леса им на встречу вышли мои могучие оикия, а во фланг ударили ребята Бокти, усиленные Лга*нхи, Витьком, последним целым воякой Леокая, и мной. (Откосить, отмахиваясь поддельной справкой о плоскостопии и ссылками на должность полководца которого надо беречь от опасностей и кормить усиленный пайком, как-то не получилось. Я это заранее знал и даже не пробовал настаивать). А пока мы рубились, — мои (имею я право потешить свое самолюбие, хотя бы и про себя?), славные морячки, пробежав через лес, сели на собственные лодки, и подгребли с тыла, отрезав врагу путь назад.

Тут так воевать не привыкли. Тут либо стенка на стенку, либо втихаря подкрасться, содрать подвернувшийся скальп, стырить мешок зерна, побить посуду, и быстрее удирать сочиняя по пути балладу о своем подвиге. Так что когда враги полезли со всех сторон, — бедолаги пираты растерялись, запаниковали и заметались как хомячки в одной клетке с кошкой... Ну и несложно угадать что их участь была подобна участи этих же самых хомячков. Хотя конечно, — умирая, они оказывали яростное сопротивление.

Мне ли не знать? — Мое участие во всем этом, было пусть и не слишком активным, но увы, — очень запоминающимся. Мне....

Сначала я долго лежал в мокрой от росы траве, дрожа от холода. Потом, когда послышались певучие сигналы Гит*евека командующего оикия, вскочил вместе со всеми и ринулся в бой. Отнюдь не в первых рядах, но и не последним. (Все-таки приходится поддерживать авторитет). Первый попавшийся мне на встречу противник, был растерян, и кажется больше подумывал о том чтобы смыться отсюда, чем о драке. Но тут как раз с реки раздались воинственные вопли наших морячков, начавших громить тылы, и бедолага окончательно завис. Тут-то я его и рубнул. Содрал скальп, побежал дальше, нашел нового врага, ткнул протазаном, тот отскочил и попытался врезать мне своим копьем. Несколько секунд мы кружили и обменивались ударами. Его копье было длиннее моего протазана наверное на метр. Ну да зато я уже был натаскан Лга*нхи на противника именно с таким оружием, так что выбрал момент, подбил в сторону древко его копья и резко рванул вперед с размаху рубя по рукам. ...Попал. Да еще как! Одна рука вообще повисла на лоскуте кожи и забила фонтаном крови, а вторая, выпустила копье и повисла плетью. Извиняйте дяденька, — но это война! Я половчее перехватил протазан, и замахнулся для добивающего удара. А мой противник, выхватил, той самой, якобы повисшей плетью рукой, откуда-то из-за спины топорик, и полоснул меня по корпусу. ...Будь я чуточку шустрее и продвинься вперед на лишний сантиметр-два..., или будь рукоять топора моего противника на те же один-два сантиметра длиннее..., — тут бы и сказочке конец, вернее, — моим хроникам. Но чудо! — Рукоять была короче, а я медленнее, потому конец пришел лишь моему участию в битве.

...Боли не было. В смысле в первый момент. Нет, я почувствовал все. И как разрубаются кожа и мышцы, и услышал омерзительный скрип топора о ребра, и то как меня бросило в сторону. ...Но боли не было. Была внезапная слабость в ногах и страшное недоумение, — как же так? — Почему меня? — Меня нельзя! — У меня еще тут дел куча! — Мне еще войну выигрывать, потому как эти раздолбаи-спортсмены все испортят если я не буду капать им на мозги своими ценными указаниями. Мне еще надо вернуться в Вал*аклаву, вернуть Лга*нхи меч, и найти того гада что меня подставил. ...Да и к Леокаю неплохо бы вернуться с отчетом о проделанной работе. Если кто в этом мире и способен оценить мои торговые и полководческие таланты так это только он. ...Опять же, — если я сейчас помру, — кто будет присматривать за Осакат и Витьком? — Они же без меня.....

Моего противника, собственный удар развернул вокруг своей оси и он упал на землю. Но он еще встал, и еще раз замахнулся своим уродским топором, однако видно потеря крови была слишком велика, топор выпал из его рук, а сам он рухнул передо мной на колени. Тут я сообразил что все еще стою с занесенным над головой протазаном. Опустил его и как-то вяло уперевшись в скрюченное возле моих ног тело..., не столько нажимая на древко, сколько пытаясь удержаться на ногах, вдавил оружие в противника. А потом упал рядом.

Сколько пролежал не помню. Но судя по луже крови вокруг себя, не так уж мало, а судя по тому что все еще был жив, — недостаточно долго чтобы истечь кровью окончательно. Потом вспомнил что скорой помощи или даже санитаров не предвидится. Попробовал залезть в особую сумку что висела у меня на поясе. Специально заранее подготовленную "сумку лекаря" как я ее называл, с прокипяченными кусками ткани и "травками первой помощи". ...Ага. В моих бронированных перчатках, в одно мгновение вдруг ставших жутко неподъемными, только по сумкам и лазать! Долго, помогая зубами распутывал узлы завязок, скидывал перчатки, пока кровушка вытекала из моего тела. Потом все-таки добрался до сумки, вытащил кусок полотна. — "Надо же" — мелькнула мысль. — "Специально готовил перед боем чтобы перевязывать раненных. Почему-то даже в голову не пришло что возможно придется перевязывать самого себя". ...А зря. Может тогда бы озаботился чем-нибудь, чем можно закрепить на своей груди смятый комок ткани. А пока что просто прижал рукой и прикинул как содрать пояс с убитого, чтобы прижать им ткань на груди.... Больше ничего не помню.

О том что произошло потом в голове порхают лишь какие-то смутные образы. Кажется меня куда-то тащили, а может мне это просто показалось.... Но очнулся я от жуткой боли. Заорал и забился, пытаясь уползти от пригнувшейся ко мне какой-то жуткой твари, что впилась в мою грудь своими стальными когтями, и склонила волосатую морду, то ли желая вырвать кусок мяса, то ли напиться крови. Но фигушки, — мои руки и ноги были намертво прижаты к земле, словно железными оковами. А жуткая тварь склонилась еще ниже к моей ране и сделала еще один стежок. В глазах чуть прояснилось, и я узнал одного из парней Бокти. В его руках была костяная игла с продетой в нее ниткой..., обе грязные и все в крови. И он зашивал прореху на моей груди.

Вокруг радостно залопотали, и в поле зрения очутилась довольная рожа Лга*нхи, — это он держал меня за одну руку, а другую ухватил хренова горилла Бокти, довольно лыбящийся своими здоровенными желтыми зубами. — Надеюсь они так радуются тому что я очнулся, а не тому что наконец-то перестану надоедать им своими советами.