25. Социо-пат: Наивное бунтарство

Казаки смотрела в окно и видела только чернильно-синее ночное небо и до тошноты ровное поле за обочиной. А ведь раньше она, как порядочная японка, любила гармоничную чистоту. Наверное, Сэм в окружающих вызывал любовь к небольшому хаосу во всем.

— Так куда мы едем? — спросила она.

— Для начала подальше от мест, где на нас спустят всех собак, — ответил Ватанабэ. — Все-таки, целая горка трупов сотрудников Логова не способствует успешному существованию на этом свете.

— К Винсенту?

— Ага. Но сначала разведаем обстановку. Я остановлю тут неподалеку, в лесочке.

— Да у тебя неожиданно много друзей, — подала голос Анна. — Надо же.

— Я даже не буду спрашивать, — ядовитым тоном отозвался Сэм. — Есть ли вообще друзья у тебя.

— Друзья нужны неудачникам, — она высокомерно вздернула брось. — Так что у меня друзей нет.

— Утешай себя этой фразой, — хохотнул толстяк.

— Бог ты мой, — вздохнула Мегуми, почувствовавшая внезапно навалившуюся усталость. — Вы можете не говорить друг с другом?

— Это почему? — удивился Сэм.

— Она ревнует, — заявила Анна, придав голосу нарочитой соблазнительности. — Бедняжка.

— Вот! — сердито кивнула в сторону пленницы Канзаки. — Об этом я и говорю. Вы вечно начинаете молоть чепуху. Оба. Я по одному-то вас с трудом выношу, а вместе...

— Н-да, — протянул Ватанабэ. — Эти слова окончательно добили мою израненную душу.

— Я поражена в самое сердце, — Анна картинно откинулась на спинку сиденья. — Меня жестоко оскорбили.

— Прекратите паясничать, — искренне попросила Мегуми, боровшаяся с желанием вынуть из кобуры пистолет и тоже изобразить нечто дурацкое, желательно — с членовредительством.

Машина съехала с шоссе на узкую проселочную дорогу, аккуратно огороженную столбиками и предупреждающими знаками. Сэм выключил фары и сбавил ход. Стал слышен тихий гул двигателя. Они проехали пару сотен метров и снова свернули, на этот раз к какой-то маленькой опрятной полянке, окруженной деревьями. Пожелтевшие опадающие листья в потемках казались черными и сухо хрустели под колесами.

— Приехали, — Ватанабэ остановил машину у края поляны и первым выбрался наружу. Женщины последовали за ним. Холодный лесной воздух отдавал прелой листвой. Мегуми глубоко вдохнула и застегнула верхнюю пуговицу куртки. Анна поежилась: у нее не было плаща, а остатки легкого наряда не спасали от осенней прохлады.

— Глушь, — сказала пленница, глядя в чернильное небо.

— Зато природа, — ответил Сэм, прохаживаясь по траве и разглядывая окрестности. Он достал из кармана крохотный наладонник и запустил операционную систему. — Я пока позвоню, а вы не засыпайте.

Толстяк отошел от машины, мягко ступая по давно никем не тревожимой земле. Анна фыркнула ему вслед:

— Заснешь тут, на холоде, — и тут же зевнула. — Ох-ох, а спать и вправду хочется. Вот ведь кошмар, я всего полдня как сбежала из тюрьмы, где только и делала, что сопела в две дырочки. Кажется, привыкла.

Мегуми ничего не сказала. Ей сон совершенно не грозил, нервы по-прежнему были напряжены, на сердце давило беспокойство. Они сейчас пребывали в том подвешенном состоянии, что заканчивается либо побегом, либо смертью. Канзаки еще не приходилось видеть кого-либо, кто выходил из подобных передряг победителем.

Обиднее всего было понимать, что в переплет они с Сэмом попали случайно. Если бы не Логово, если бы не Хендрикс, если бы не побег Анны...

"Стоп, я что, смерти ей желаю?" — с удивлением спросила себя Канзаки. Но действительно, не лучше бы нахалке было сгинуть в лапах вражеских шпионов? Пусть какие-то планы Хендрикса сорвались бы, и предатели в Пятнадцатом отделе не раскрыли бы себя. Зато над их с Сэмом головами не навис бы дамоклов меч, и без того постоянно мелькавший поблизости.

В самом деле, почему бы и нет?

"Когда же это ты стала такой циничной?" — спросила Мегуми у своего отражения в зеркале заднего вида. Еще пару лет назад она загнала бы подобную мысль, недостойную, низкую, в глубины подсознания и помолилась.

Когда она в последний раз молилась?

— Жизнь странная штука, — сказала Анна. Она стояла радом, положив руки на крышу автомобиля, и разглядывала спину ходящего туда-сюда Ватанабэ. — Еще вчера ни за что бы не поверила, что окажусь в таком положении. Это даже смешнее, чем плен.

— Смешнее? — зачем-то переспросила Мегуми. Она не испытывала никакого желания снова слушать ядовитые реплики Анны, но мимолетное раскаяние за столь же мимолетное желание смерти собеседнице заставило быть вежливой.

— А разве не комедия? — обернулась пленница и потерла ладонью предплечье, покрывшееся мурашками от холода. — Я с вами в одной упряжке. Это с вами-то! Ты до сих пор кривишься, когда на меня смотришь.

Канзаки пожала плечами. Анна была права: их неожиданное объединение выглядело нелепо. Женщина-трикстер вроде бы пребывала в плену, но чувствовала себя совершенно свободной. Мегуми еще с прошлого сентября надеялась взять реванш, но вместо этого стала ей сторожем.

— Вот-вот, — Анна улыбнулась, но глаза оставались серьезными. — Нездоровая какая-то ситуация. Мне полагалось бы придушить тебя за Гонконг.

— Мне полагалось бы пристрелить тебя за Токио.

— Ага. В нашей работе все время сбиваешься на что-то личное, — Анна облокотилась о крышу и подперла щеку рукой. — Ты ведь не против от меня избавиться, верно?

Канзаки чуть не покраснела. Именно об этом она и думала только что.

— Нет.

— Врешь ты все.

— Не заводи разговоров о побеге, если намекаешь на него, — Мегуми расстегнула одну из пуговиц на куртке и сунула руку к кобуре с пистолетом.

— Да успокойся ты, — отмахнулась пленница. — Застегнись, а то заболеешь.

— Я спокойна, — Канзаки убрала руку от оружия. — Но не расслабляюсь.

— Да ты вечно вся в напряжении. Как будто тебя в детстве много обижали, и теперь ты везде высматриваешь хулиганов.

— Я знаю вам цену, вот и все, — последние слова рассердили Мегуми. Анна почти угадала.

— Ничего ты не знаешь, — Анна накручивала на палец свой рыжий локон. — Никакая паранойя не поможет, захоти трикстер тебя убить. Мы ведь машины смерти, созданные для войны. Фразочка пафосная, но верная. Так что, если уж я тебя не трогаю, можешь угомониться.

Канзаки смолчала. Самоуверенность с первых минут знакомства была присуща Анне, но оспаривать ее заявление не хотелось.

Вокруг возвышались деревья, поредевшие кроны прятали поляну от чужих глаз, и ни звука не доносилось из безлюдной темноты. Похоже, всякая более или менее заметная живность в этих местах перевелась. Мегуми прошлась от машины к деревьям, разминая ноги. Анна задумчиво выдохнула себе в ладони, пытаясь увидеть облачко пара. Ей явно было холодно в короткой юбке и замаранной блузке. Хорошо еще, что Канзаки не пожалела туфель.

— Может, в салон сядешь? — предложила Мегуми. — Там теплее.

— Нет уж, — отрицательно покачала головой пленница и зябко передернула плечами. — Я не настолько нежная петуния, чтобы завянуть из-за какого-то холода.

— Тоже мне, повод для гордости, — Канзаки неожиданно стало смешно. — Могучий трикстер борется с вечерним морозцем.

— Смотрите, у кого прорезался сарказм, — Анна закатила глаза. — Неужто дурное влияние? Я создала чудовище!

— Не обольщайся, — Мегуми мрачно фыркнула.

— Я не обольщаюсь, просто знаю, насколько скверный у меня характер, — пленница поджала губы. — Это я в дражайшую мамочку пошла. Она тоже умеет сожрать тебе мозг своей невыносимостью.

— Твоя мать... Лилит. Она же одна из самых опасных террористов на свете.

— Вот-вот. Что это может сказать о настроениях в семье? — улыбка Анны вышла кривой и зловещей. — Иногда мне кажется, что трикстеры лишены возможности заводить детей неслучайно.

В зеленых глазах промелькнуло что-то знакомое. Канзаки знала это выражение, которое всякий старательно прячет, и которое можно увидеть лишь в миг слабости. Смесь стыда, злости и отчаяния. Именно такую смесь разглядел Сэм в глазах самой Мегуми когда-то.

Значит, была и у Анны на душе какая-то тяжесть. Застарелая боль, отражавшаяся во взгляде. Столь неожиданное открытие поразило японку. У трикстера — душевная боль? У врага, у той самой подлой гайдзинки, что едва не погубила их когда-то!

"Какое мне, собственно, дело?" — спросила себя Мегуми.

Нельзя думать о враге как о живом человеке. Можно размякнуть, допустить слабину. По крайней мере, так учили ее в миссионерском военном училище на Окинаве.

Нельзя лезть в душу чужим, иначе они залезут в твою. Так она и сама думала.

Стыд, злость и отчаяние. Попытка пожалеть себя, порождающая лишь ненависть, направленную внутрь. Знакомая схема.

— Ты говорила, что родилась от Лилит, — медленно заговорила Канзаки, не совсем уверенная, что хочет узнать. — Но я так и не поняла, каким образом.

— Любопытство одолело? — губы Анны сложились в ироничную усмешку. — В самом деле, кто же не любит семейные сплетни?

— Не хочешь, не говори, — Мегуми пожала плечами.

— Ты жуткая бука, — усмешка превратилась в улыбку, неожиданно беззлобную. — Давай расскажу. Ты сама говорила, что знаешь, почему у трикстеров не бывает потомства. Такова цена за изменения в наших телах. Моя матушка понимала в этом вопросе больше других. Она же очень и очень старая. Даже я не знаю, сколько Лилит лет на самом деле, внешность у нее всегда на тридцать, не больше. Не сомневаюсь, что матушка прожила не один век, есть среди трикстеров и такие.

— Мафусаилы, — кивнула Канзаки. — Я знаю. Особенно сильные трикстеры, у которых отключается механизм старения.

— Они самые. Правда, за молодость приходится расплачиваться гораздо более сильной жаждой внешней подпитки — в основном, биологической. Не удивлюсь, что мифы о вампирах породила моя мамочка. Трикстерам необходимо много энергии. Кто-то из нас много ест, как Сэм, кто-то мучает себя электрическим током, а кто-то поглощает энергию напрямую.

— Это я тоже слышала. Вы забираете тепло.

— Фрэнки был из таких. Он вообще редкой породы зверюшка, питался не столько телом, сколько разумом. Но не о нем речь. Так вот, моя мамочка давно практиковала всякие веселые штучки из арсенала трикстеров. Оргии, жертвоприношения. В старые времена с этим было легче, декаденты и масоны — редкостные лопухи. И мама всегда оставалась свежей и благоухающей, словно розочка, — Анна говорила, а улыбка ее медленно превращалась в гримасу отвращения. — Но вот беда: она хотела детей. Уж не знаю, зачем древней властолюбивой стерве вроде нее потомство. Однако никто и никак не мог подарить ей ребенка. Пока на горизонте не появился Себастьян Кроули. Он был редкостный подонок, но в трикстерах разбирался так, как ни до, ни после никто не мог разобраться.

— Современное форсирование — его рук дело. Я помню.

— Не только форсирование. Он пытался вывести идеального трикстера, грезил сверхчеловеком. Но нельзя сверхчеловека сделать. Большинство обычных людей, обработанных для трансформации, умирают, а форсирование до сих пор ненадежно и может убить даже готового трикстера. Попробуй закачать в тело яд, чтобы выработать иммунитет. Ошибешься с дозировкой — и конец. Так и с форсированием. Слишком малая отдача, скажем так. Вот и бился Кроули со своими приспешниками над задачей: увеличить поголовье трикстеров. Именно под его руководством в чью-то голову пришла гениальная мысль: раз отбор слишком сложный, давайте их рожать!

— Искусственное выведение, — Мегуми покачала головой. — Но оно же оказалось невозможным.

— Верно, даже донорство не помогло. Эмбрион в яйцеклетке просто отказывался развиваться, если хоть одна клетка "отца" при зачатии оказывалась зараженной ДНК трикстера. Тогда от затеи вывести готовый продукт из пробирки отказались. Однако кое-что опыты все же дали. Выяснилось, что яйцеклетку женщины можно активировать. Забеременеть трикстер не может потому, что у женской яйцеклетки отсутствует желток. Ты помнишь биологию? Без желтка выращивание эмбриона невозможно. Но если желток соединить с...

— Нано-машинами, — прервала собеседницу Мегуми. — Я слышала о таком методе лечения. Он ведь чудовищно сложный и дорогой.

— Для Лилит не бывало ничего слишком дорогого, а сложности она воспринимала лишь как вызов себе, — Анна вновь неприязненно усмехнулась. — Она жертвовала свой биологический материал, заваливала Кроули деньгами, а он все пробовал и пробовал сделать яйцеклеткам костыль. И в результате... вуаля, получилось! Он сумел создать инкубатор, где можно было вырастить эмбрион. Я не знаю подробностей, только такую маленькую деталь: искусственное зачатие должно было осуществляться семенем обычного человека, ибо решить мужскую проблему Кроули так и не смог. К счастью, такого донора несложно найти.

— Так ты родилась в инкубаторе? — Канзаки опешила. — Человек, выращенный из зародыша... в инкубаторе.

— Кроули называл его "репликатор матки". Изобрел эту штуку не он сам, а некий Кобаяси, безумный гений. Тот все мечтал создать зародыш-трикстер. С яйцеклеткой справился, но большего оказалось и не нужно. Кроули дал Лилит то, чего она хотела: возможность зачать. И она зачала... меня. С кем-то.

— Ты не наешь, кто отец?

— Можно ли считать отцом донора спермы? — уголок рта у Анны дернулся, словно в тике. — Я была родной, я родилась и выросла. Это все, чего так хотела пораженная материнским чувством королева трикстеров.

— Черт, — только и сказала Мегуми. — Ну и ну.

— О да, — Анна развела руками. — Такая вот уродская история.

Уродская. Подходящее слово. Мегуми ничего не имела против медицины, не боялась разговоров о беременности, но от рассказа Анны буквально веяло какой-то нечистоплотностью. Как будто самое важное, самое интимное, что есть у человека, бросили на операционный стол и принялись месить как тесто. "Лилит хотела зачать" звучало как "Лилит хотела нарастить ресницы". Эксперименты, мертвые органы, мутировавшие клетки. Канзаки невольно чувствовала отвращение.

Но что же тогда чувствовала сама Анна? Знать такие подробности собственного происхождения — как это должно быть тяжело! Ведь рожденный таким способом ребенок ненормален. Просто потому, что "нормальный" ребенок созревает в утробе матери, и для его появления не требуются миллионные финансовые вливания, донорство и секретнейшие научные опыты. Как бы ни пытался убедить себя человек, что необычность не имеет значения, как бы сильна ни была его воля, он никогда не сможет считать себя настоящим, полноценным. Ведь полноценные рождаются иначе. Всегда, в самых глубоких и потаенных уголках души личный демон будет радостно смеяться и нашептывать: "Ты уродка". Особость не может не мучить.

— Странно, — сказала Мегуми. — Я не ожидала услышать что-то подобное. Особенно от тебя.

— Ха, — Анна вдохнула густой ночной воздух, пахнущий мертвой листвой и хвоей. — Я пять минут назад не думала, что кому-нибудь расскажу. Особенно тебе, да.

— Странно, — повторила Канзаки.

Они помолчали, глядя на расхаживавшего по поляне и с кем-то говорившего Сэма.

— Давай не будем вспоминать об этом разговоре, — предложила, наконец, Анна.