Мы были интересной группой — те, кто прошел через это, были закалены трудностями; мы были уверены, что не было никакой физической преграды, которую мы бы не преодолели. Горячая боль наших ран превратилась в теплое сияние гордости, потому что мы не сдались. Мы видели, как семь из десяти бросили, а мы — нет. Как будто меня внезапно приняли в клуб избранных, с его тайным рукопожатием и особым кольцом.
Потому что теперь, пройдя через издевательства и обряд посвящения, я отправлялся в Пуэрто-Рико и Сент-Томас, где мне предстояло узнать секреты храма: навыки глубоководного погружения и методы взрывных работ, которые сделают меня настоящим боевым пловцом.
Когда я оглядел тех из нас, кто выжил, я понял кое-что, что буду носить с собой всю жизнь. Это была простая, но хорошая истина: никогда не создавайте стереотипов. Никогда не предполагайте, просто глядя, что кто-то подходит для чего-то. Например, нет никакого физического прототипа для боевого пловца — или бойца SEAL, если на то пошло, хотя стереотипом наверное будет большой мускулистый парень, вроде Арнольда Шварценеггера.
Я был сложен как футболист. Но мой напарник, Кен Макдональд, выглядел как зубочистка. То, что было справедливо для UDT, было справедливо два десятилетия спустя и для самого элитного подразделения флота. Золотопыльные Близнецы из Шестого отряда SEAL, Фрэнк и Ларри, были ростом всего пять футов семь дюймов (1м 68см), Змей около пяти футов десяти дюймов (1м 75см), Индейский Еврей — около шести футов (прим. 1,8м), а австралийцы Мик и Скачки были размером с большой шкаф. Если у них и было что-то общее, так это огромная грудь и большие руки, развитые после долгих занятий на тренажерах, чтобы достичь большой силы верхней части тела, необходимой, чтобы лазить по канатам в скрытных морских штурмах. Но, в целом, не входящие в Шестой отряд бойцы SEAL бывают самых различных конфигураций. Однако в боевых условиях все они одинаково смертоносны.
В тренировочном классе 26 UDT мы тоже были всех форм и размеров. И наши личности были столь же различны, как и наши физические типы, некоторые из нас, вроде меня, были шумными — некоторые даже могли бы сказать неприятными — время от времени. Если бы там был открыт бар, вы бы могли найти меня там в нерабочее время, веселящегося до последнего звонка.
Другие были тихими, погруженными в свои думы мыслителями, проводившими свободное время за книгами.
Если бы мне пришлось классифицировать тех из нас, кто прошел отбор в UDT, я бы сказал, что всех нас связывает одна вещь — вместе мы были аутсайдерами, в отличии от билетных кассиров. Некоторые могли бы назвать нас социальными неудачниками, но это было бы преувеличением. Конечно, мы были бузотерами. Мы были агрессивны, и мы любили это показывать. Помоги Господь морпеху или матросу, который решил продемонстрировать, какой он крутой парень, взявшись за боевого пловца, потому что нас убьют раньше, чем мы позволим себя избить.
Но помимо агрессивности, выпендрежа и мачо-трепа, мы все были движимы чем-то, что толкало нас дальше, чем другие осмеливались пройти. Мы были ориентированы на миссию и делали то, что должны были сделать для ее достижения. Инструкторы сумели убедить нас или, может быть, мы сделали это сами, что нет ничего, что мы не могли бы сделать. Принципы, которыми я руководствовался в течении адской недели, я буду использовать снова и снова в течении следующих двух с половиной десятилетий, чтобы показать людям, которых я вел, что нет ничего, чего бы они не сделали. Моим людям не обязательно нравилось то, что они делали, но должны были делать все.
Мы были настоящей дикой бандой, эти три дюжины, которые пережили «Адскую неделю». Худощавые, злые и самоуверенные как пятисотдолларовые проститутки; именно на таких игривых молодых головастиков американские налогоплательщики должны тратить сотни тысяч долларов, чтобы научить их взрывать все подряд.
Именно это потом и произошло.
Представьте себе место, где есть неограниченное количество женщин, бесконечный запас выдержанной выпивки и свежих лобстеров, и все смертоносные игрушки, с которыми вы когда-нибудь хотели поиграть. Небеса, верно? Нет. Это место существует: оно называется Сент-Томас и именно туда нас, выживших на «Адской неделе», отправили на десять славных недель тренировок. Мы действительно тренировались. Нас учили ориентироваться под водой, используя только компас, отвес и глубиномер. Это требует концентрации, потому что под поверхностью легко дезориентироваться. Однажды мы с Маком здорово заблудились, нам повезло, что мы не утонули. Мы получили невероятное количество огорчений от офицеров-инструкторов за нашу маленькую эскападу, но мы также получили ценный урок: если вы будете дурачиться, то вы можете умереть. Это мысль раньше действительно не приходила мне в голову.
Нас отправили проплыть с Рузвельт-Роудс, Пуэрто-Рико, на остров Вьекес, в семи милях к востоку. (Мы назвали Рузвельт-Роудс «Руси Роудс». Роудс — ROADS, означало «Retired On Active-Duty Service», то есть, уволившихся в запас, в честь тех, кому посчастливилось нести там постоянную службу.)
Фраза «Двигалась ли земля для вас?» во время нашего пребывания в Сент-Томасе и Пуэрто-Рико приобрела совершенно новый смысл. Мы изучали тонкое искусство размещения «бангалорских торпед» (специальные удлиненные заряды для проделывания прохода в заграждениях — прим. перев.) так, чтобы они пробивали зияющие дыры в защитном периметре из колючей проволоки. Мы тренировались уничтожать бетонные доты ранцевыми зарядами. Мы научились взрывать канал для десантного катера через риф. Я открыл для себя радости динамита, нитровзрывчатки и пластита и умудрился при этом сохранить все десять пальцев на руках. Нас обучили основам подводного плавания с аквалангом и мы впервые воспользовались безпузырьковым автономным аппаратом немецкого производства «Драегер».
И мы плавали. О, как мы плавали. Один из наших веселых наставников, остроумный лейтенант из Новой Англии по имени Алиотти, давал нам дополнительные заплывы по субботам, чтобы держать нас подальше от дурного влияния демонов рома и распутных женщин. Хуже того, он заставлял нас тащить на буксире похожий на пузырь морской якорь, в то время как он и его спутница отдыхали на плоту и наблюдали за нашей борьбой.
«Чтобы сделать вас сильными и мужественными боевыми пловцами» — говорил он нам, когда мы жаловались.
Нам не потребовалось много времени, чтобы полностью освоиться в воде; мы научились справляться с неожиданностями (этот бардак, например, когда у вас идет кровь носом, на глубине в пятнадцать саженей от лопнувших пазух. Внутренняя часть маски заполняется и вы задаетесь вопросом, нужно ли избавляться от крови, потому что рядом в воде есть барракуды, мурены и акулы. Вы все равно чистите маску. И вы выживаете). Так что мы взрывали все подряд, плавали, стреляли из «масленок» 45-го калибра (Grease gun — жаргонное название пистолета-пулемета М3А1 за характерные очертания ствольной коробки и ствола, напоминающие смазочный пистолет. Прим. перев.) и пистолетов .38-го калибра — оружия, которое в те дни предпочитали UDT — и загорали на солнце.
Но, в основном, мы веселились. Мы демонстрировали наши тела в спортивных сандалиях из буйволиной кожи, шортах и облегающих рубашках-поло всякий раз, когда забредали в Шарлотта-Амалию, столицу Сент-Томаса — что случалось практически каждую ночь. Мак познакомился с леди из Нью-Йорка, занимавшейся дизайном ювелирных украшений; я познакомился с учительницей из Нью-Джерси. Примерно в девять мы вчетвером отправлялись в клубы, танцевали, пили ром и кока-колу до часу ночи, а затем отправлялись на пляж или домой к девочкам, для уникальной формы гетеросексуальной физической подготовки, которую, я думаю, можно было бы назвать «концентрированными горизонтальными упражнениями для таза», выполняемыми в быстрой последовательности. Примерно в пять мы просыпались и трусцой возвращались на базу на окраине Шарлотта-Амалии, делали несколько быстрых вдохов чистого кислорода для получения энергии, а затем отправлялись прямиком на гимнастику. Мы должны были: если мы пропустим утреннюю зарядку, мы не получим свободу ночью. И Боже упаси, чтобы мы пропустили хоть одну ночную вылазку.
После того, как мы впервые испытали тропическое блаженство, мы вернулись в реальный мир — Литтл-Крик, где участвовали в так называемых учениях Зулу 5 Оскар. Это было изучение методов УиП — уклонения и побега, где мы научились подплывать к кораблям, прикреплять к корпусам магнитные мины и уходить незамеченными. Я, также, получил опыт плавания под паромами во время УиП. Роль моряков в учениях Зулу 5 Оскар заключалась в том, чтобы поймать нас на грязном деле. Им это никогда не удавалось.
В октябре 1961 года я был назначен в UDT-21, базирующийся в Литтл-Крик; наконец я стал полноценным боевым пловцом. Честно говоря, я был всего лишь младшим боевым пловцом, без какой-либо настоящей специальности боевого пловца.
Я еще не получил квалификацию водолаза и не прошел обучение прыжкам.
Но все это не имело для меня никакого значения. Это было похоже на жизнь во сне.
Флот меня кормил, одевал, дарил замечательные игрушки, а когда я не плавал и не взрывал все подряд, то мог пойти выпить с приятелями и выбить дерьмо из людей в барах. Не то, что бы мы что-то начинали, но, так или иначе, самые большие морские пехотинцы и матросы всегда затевали с нами драки. Может быть, это была наша зауженная униформа с неуставными деталями, подшитыми на манжеты блузы. Может быть, наше отношение. У нас был очень агрессивный настрой. Это еще мягко сказано. Как бы то ни было, мы, похоже, постоянно ввязывались в драки. Более того, казалось, что мы всегда ввязываемся в драки — и побеждаем. Это великолепный способ установления доверия.
Квалификация водолаза была на первом месте. Я вернулся в Сент-Томас на шесть недель, чтобы насладиться лангостино, теплой водой, горячими женщинами и ромом. В конце курса я был загорелым, подтянутым, хорошо отдохнувшим и щеголял «большими часами для маленьких дятлов» из нержавеющей стали «Тюдор дайвинг уотч», которые вам вручали после получения квалификации.
Следующим стали прыжки с парашютом. Я был отправлен в Форт-Беннинг, штат Джорджия, для воздушно-десантной подготовки. Я прибыл туда в качестве члена Зоопаркового Взвода. Зоопаркового, потому что он включал в себя Кролика (как у Джона Френсиса), Пташку и Лиса, все мы устраивали животные вечеринки, в постоянной охоте на пиво и кисок.
Как только я получил квалификацию, я обнаружил, что мне настолько нравится прыгать, что я начал прыгать с парашютом по выходным, экспериментируя с новыми «плоскими» парашютами. В UDT мы прыгали только статические прыжки — используя старомодные уставные 35-футовые параболические парашюты. По традиции, это называется прыжками с вытяжным фалом. Я всегда думал об этом как о технике обезьяны-на-поводке.
Я был очарован новыми 28-футовыми плоскими парашютами. В то время они использовались в основном как спасательные парашюты для пилотов, но я считал, что они имеют реальные возможности в боевых ситуациях.
Конструкция делала их более управляемыми, чем 35-футовые с вытяжным фалом. Они стали еще более маневренными, после того как мы сделали отверстия новой конструкции в куполе и добавили дополнительные управляющие тяги, чтобы действительно могли управлять собой в воздухе. Мне также нравилась идея иметь собственный вытяжной шнур, вместо того, чтобы прыгать с закрепленным вытяжным фалом, который делал всю работу. Это означало, что я могу выполнять свободное падение. Мысль о свободном падении была восхитительна.
А делать это было еще лучше. Свобода беззвучно лететь по небу, когда ветер свистит мимо твоего тела, не была похожа ни на что, что я когда-либо ощущал раньше. Это было то же самое чувство свободы, которое я ощущал под водой, но плыть на высоте пяти или десяти тысяч футов было еще лучше: здесь я мог дышать и видеть все на многие мили вокруг. Я поднимался столько раз, сколько мог, прыгая со все больших и больших высот, позволяя себе падать все ближе и ближе к земле, прежде чем потянуть и открыть парашют. Я терпел неудовольствие инструкторов, но понимал, что в бою ты в меньшей степени мишень, находясь в свободном падении, чем в ленивом дрейфе. Так зачем открываться на высоте пяти тысяч футов (прим. 1500м) и позволять какому-то вражескому взводу превратить тебя в мишень, когда ты можешь раскрыться на высоте в пятьсот футов (прим. 150м) и остаться в живых?
Я научился укладывать и настраивать парашюты. Я купил себе спортивное «крыло», которое модифицировал, чтобы сделать более маневренным. Я покупал все книги по прыжкам с парашютом, какие только мог найти и изучал хитросплетения построения прыжка, так чтобы вы приземлялись именно там, где хотите, несмотря на термические воздействия, нисходящие потоки, снос ветром и тысячи других мелких переменных, которые могут привести к сломанным костям или разбитому черепу.
Несмотря на то, что вы должны были стать квалифицированным парашютистом, ни в одной из команд UDT в пятидесятые или шестидесятые годы не было интенсивной парашютной программы: всей прыжковой подготовкой занималась Армия. На самом деле, путешествие туда и обратно для одного паршивого тренировочного прыжка могло занять целый день. Вблизи Литтл-Крик не было никаких сооружений, поэтому нам приходилось убеждать одного из пилотов с базы ВВС Лэнгли — через залив Норфолк, доставить нас в Форт Ли, сто миль к западу от Питерсберга, штат Вирджиния или примерно на то же расстояние к северо-востоку от Форт-Эй-Пи-Хилл, где были подготовленные зоны выброски. Найти пилота было несложно, так как все «водители автобусов» ВВС США — пилоты транспортной авиации, должны были регулярно проходить квалификацию в КВДИП — компьютеризированном воздушно-десантном имитаторе полета. Если пилот все делает правильно, то сбрасывает 82-ю воздушно-десантную дивизию прямо на заданную цель. Если пилоты делают это неправильно, вы получаете Гренаду, где зоны выброски были пропущены, временной график пошел наперекосяк и десантники были поставлены под угрозу. В большинстве случаев пилоты делают это неправильно.
В любом случае, вылетали ли мы с Форт-Ли или из Форта Эй-Пи-Хилл, мы делали один прыжок, а потом звонили в домой, в Литтл-Крик, и ждали автобус, который отвезет нас обратно. Большую часть времени мы проводили в ожидании в том или ином заведении, где подавали прохладительные напитки. Иногда к нам приходили гости, джентльмены в армейском хаки, которых — после обмена подобающими любезностями — мы превращали в пасту.
В течении первого года или около того, как я стал боевым пловцом, у меня было два уникальных опыта. Во-первых, я женился. Счастливицей оказалась Кэти Блэк, которую я так старательно пытался столкнуть в бассейн на Увингстон-Авеню в Нью-Брансуике, летом 1958 года. С тех пор мы встречались. Я видел ее каждый раз, как приезжал домой на побывку и в то время это казалось хорошей идеей.
