В итоге были куплены набор засахаренных фруктов, коробка с пирожными и сливочный слоеный торт, а также ножичек с разнообразными лезвиями и шильцами, две куколки в нарядных платьицах и шелковый женский платок (инициатива Арцимовича).

— Платок, я полагаю, куплен для Баси? — едко спросил Ржевский. — Вот ты и пойдешь к ней со всеми дарами. Впрочем, вдруг она все это примет? А потом тебя и приголубит? Кто разберет мотивы этих женщин....

Увы, Арцимович был Басей решительно развернут, причем со всеми дарами.

— Дался тебе этот платок! — укорил его лидер. — Дай мне сласти, сам отнесу.

К Басе и ее воспитанникам Ржевский подошел с неожиданной стороны, держа руку с пирамидой подарков за спиной, и сказал выученные по-польски слова:

— Пани и панове! Кто угадает, что я держу в руке: торт, пирожные или фрукты в сахаре?

— Торт! — закричала бойкая девочка.

— Пирожные! — возразила ее подружка-соперница.

А мальчик трех лет ничего не сказал, только ухватился за подол Баси, глядя на красивого и страшного усатого дядю.

— Угадали, паненки! — возвестил гусар. — И торт и пирожные! А за правильно отгаданные ответы я вручу вам еще приз: фрукты в сахаре на любой вкус!

И выставил на край скамеечки свою пирамиду.

Малышня, взглянув на строгую воспитательницу, подбежали к сластям и стали их сортировать на скамейке, Бася же сказала по-французски:

— Вы ужасно говорите по-польски, поручик. Может и по-французски тоже?

— En francais aussi (По-французски тоже) — ответил Дмитрий.

— А куда вы девали платок? Прикарманили?

— Вы очень прозорливы, мадмуазель Собеская, — ухмыльнулся Ржевский, вытянул платок из кармана и ловким взмахом накинул его на шею панны.

Бася стянула платок, небрежно бросила его на скамью и сказала с акцентом, но по-русски:

— Яркий пример русской галантности: принес вкусняшки детям, тряпицу бабе и ждет, что баба сейчас задерет подол — на, родимай, заслужил!

— Да-а, — сказал Дмитрий. — И нет!

После чего помахал витиевато рукой в поклоне, шаркнул ногой, выпрямился, повернулся и пошел прочь, запев песню "Во саду ли, в огороде девушки гуляли, все хорошие, да только не по Сеньке шапка!".

Оказавшись в кругу приятелей, Ржевский сказал:

— Саша, придется тебе еще раз сходить к этой змее — вроде как ты извиняться пришел. После чего говори о чем угодно, но добейся, чтобы она заговорила. А заговорив, раздосадованная женщина обязательно выскажет все, что у нее на душе. Сможешь после этого приластиться к ней — одобрю без упрека. А пошлет вдаль — иди ко мне на доклад.

Сашка отсутствовал с час, но вернулся с кривоватой улыбкой и стал докладывать:

— Она точно на тебя запала: полчаса рассказывала мне какой ты грубый, наглый и тупой солдафон. Еще интересовалась, сколько польских офицеров ты убил, узнавал ли их фамилии и не было ли среди них Собеских и Потоцких.

— Надеюсь, ты перечислил ей с десяток магнатов? Без Собеских и Потоцких, разумеется....

— Я и не знаю никого из польских магнатов — кроме Радзивиллов. К тому же разве мы спрашиваем поверженного противника: скажи свое имя?

— Я буду теперь спрашивать, — хохотнул Ржевский. — Под угрозой окончательного убиения. Это оказывается ценная информация, раз лакомые пани ей интересуются. Ну да ладно: то, что я хотел узнать, ты рассказал. Ластиться пробовал?

— Пробовал, но она так надменно на меня посмотрела....

На другой день эскадрон Ржевского был послан на поиски польской партизанской группы, посмевшей напасть и вырезать один из дозоров Милорадовича. Дмитрий доехал до места вчерашнего нападения, осмотрел вместе с бывальцами следы лошадиных копыт на земле (в конце февраля снег совсем сошел, и земля стала оттаивать) и нашел характерный отпечаток подковы. После чего разослал 4 своих взвода веером по проселкам, а сам с десятком гусар остался на месте. Тут на них и выскочил тот самый отряд (сабель тридцать), бывший в засаде. Гусары по команде тотчас пошли колонной в бега (описывая большой круг), поляки ринулись стаей за ними, а Ржевский в соседстве с Денисовым и Говоровым стал их расстреливать в своем фирменном стиле. Потеряв пятерых товарищей, поляки потеряли и интерес к зубастым гусарам и отвернули в сторону. Но на выстрелы среагировал один из взводов, оказавшийся поблизости, и перехватил партизан, связав их сабельным боем. С тыла налетел десяток Ржевского, и тут поляки кинулись уже врассыпную. Многих удалось догнать, причем троих пленить, прочие скрылись. Поручик допросил каждого по отдельности и, выдавая им незначительные персональные сведения, сумел убедить, что два других во всем сознались; тогда кололся и третий. Выяснилось, что это инициативный дозор Понятовского, а командовал им поручик Твардовский, павший сегодня от пули первым.

В расположение полка Ржевский вернулся перед закатом и пошел на доклад к Новосельцеву. В окно он увидел Басю, загоняющую свою паству домой, и, ловко сманеврировав, оказался у ней на пути в одном из коридоров — при этом встретил спиной, изобразив задумчивость перед окном. Она могла пройти мимо (очень уж он задумался), но женская природа победила, и Ржевский услышал голос-колокольчик:

— Вы уже вернулись, поручик?

— А? Да-да, вернулся, панна Барбара.

— От вас пахнет порохом, — поморщилась девушка. — Много поляков сегодня убили?

— Пан Михал Твардовский вам знаком?

— Н-нет, вроде бы....

— Он вырезал вчера наш дозор к западу от форштадта Воля. Мы их нашли и покарали — не всех, правда. Сам Твардовский очень хотел меня зарубить, но пуля все же быстрее сабли.

— Жаль, что ему не удалось это сделать. Вы ведь дьявольски ловки и многих наших защитников можете еще убить....

— Самсон тоже был ловок и силен, но его угораздило влюбиться. В пылу страсти он выдал прельстительнице секрет своей силы — и погиб.

— К чему это сравнение? Разве вы в кого-то здесь влюблены?

— Слово "любовь" меня пугает, но сила страсти мне знакома. Я встретил случайно ваш яростный взгляд в мою сторону и теперь еженощно борюсь со своей пробудившейся страстью. Совершенно не высыпаюсь, просто беда.

— Надо же какой эффект возымел тот случайный взгляд! Самсон Ржевский вот-вот погибнет от недосыпания! К сожалению, мне надо идти кормить перед сном моих деточек, и я вынуждена прервать ваши излияния. До новых встреч, Самсон! Берегите свои волосы....

— Разве вы ложитесь вместе с детьми? До полуночи еще достаточно времени....

— Достаточно для чего?

— Для беседы тет-а-тет, которая обещает стать занимательной. Обещаю за время перерыва на ужин смыть с себя пыль и запах пороха.

— О, да вы будто не на беседу, а на свидание собираетесь....

— Не будем играть словами. Беседа, перешедшая в свидание, — такое случалось с мужчинами и женщинами множество раз. Почему мы должны быть исключением?

— Потому что мы враги! Ваши соотечественники бьются с моими, а вы пытаетесь заигрывать с девушкой из вражеского стана!

— Этот аспект мы непременно затронем в будущей беседе, которую я предлагаю провести в садовом павильоне. В нем, я заметил, есть печка. Я ее протоплю к вашему приходу.

— Я туда не приду!

— Ну, затхлый павильон, действительно, не самое удобное место для свиданья. Но я еще плохо ориентируюсь в дворцовых помещениях, а вы наверняка хорошо. Умоляю, выберите место встречи сами! Слова переполняют мне голову, она от них вот-вот лопнет!

— И прекрасно!

— То же самое с чувствами, которые кипят в моей груди: ими непременно надо поделиться, для меня одного их слишком много.

— Вы сейчас похожи на носорога, офицер: такой же настырный и тупой. Повторяю по-французски: Je ne veux pas tomber dans vos bras (Я не желаю попасть к вам в объятья!)

— Вы правы, Барбара. Мой разум меня покинул. А я им так гордился.... Пойду. Спокойной ночи.

Глава двадцатая. Страстная Бася

Вечером третьего дня Ржевский вновь послал к Басе Арцимовича — с очередной байкой. Будто бы они были сегодня в Варшаве (они и правда были, но в карауле возле Королевского дворца, запертого и опломбированного во избежанье сами знаете чего) и Ржевский сумел познакомиться с элегантной аристократкой, которая оказалась вдовой. Их беседа длилась около часа и закончилась приглашением посетить дом этой дамы — в любое удобное для пана Ржевского время. Теперь поручик ходит в задумчивости, теребит усы и сосет пустую трубку, что у него означает крайнюю степень растерянности.

— Как звать эту аристократку? — нервно спросила Бася.

— Эвелина Чаплинская, — сказал Сашка согласованное имя, вызнанное у того же конюха.

— Известная стерва, — зло скривила рот Бася. — Ей все равно, что француз, что русский.... А что же господин Ржевский так растерялся? В самый раз поделиться с дамой чувствами....

— У него, кажется, есть уже зазноба....

— Кто же это?

— Он нам не говорит.

После чего Сашка стал изливаться в своих чувствах к Басе, упирая на то, что его и три посторонние Эвелины не смогли бы отвратить от нее.

— Глупости это, корнет, — прервала его Собеская и провела нежно ладошкой по щеке. — Ваша дама ждет вас на жизненном пути впереди. Нужно только остаться в живых на этой войне, которая кажется бесконечной.

Спустя час к Ржевскому подбежал гайдучонок (бывший у Собеских в холопах) и передал записку, в которой были слова:

— Je vous attends pour une cоnversation (Жду вас на беседу).

— Вот то-то, — удовлетворенно хмыкнул поручик и стал готовить себя к свиданию.

Когда он подошел коридором к входу в аппартаменты Собеских, Бася мерила его шагами.

— Да вы копуша, Ржевский! — воскликнула она приглушенно. — Я уже пять минут здесь хожу!

— Меа кульпа! — ударил поручик себя в грудь кулаком. — Мне нет прощения!

— Не паясничайте, вам не идет, — поморщилась панна. — Следуйте за мной.

И пошла: сначала по коридору, затем в малоприметную боковую дверцу, выведшую на лестницу, ведущую в темный подвальный этаж. На стене она нащупала фонарь, зажгла свечу и стала смело спускаться. "Эге, Митя, — встрепенулся Ржевский, — держи уши топориком!". В подземелье тоже оказался коридор, из которого влево и вправо вели какие-то ходы и двери. Одну из дверей Бася открыла ключом, они вошли и оказались в комнате с камином (от которого шло приятное тепло), столом и двумя креслами, а также альковом, завешенным тюлевой занавеской, за которой смутно виднелась обширная кровать с постелью. Бася повесила фонарь у входа и зажгла канделябр, стоявший возле стола. Потом достала из-под стола корзину и стала выгружать из нее содержимое: полголовки сыра, кольцо колбасы, хлеб, яблоки и бутылку вина, а также нож, вилки и два бокала.

— Ваша подготовка к беседе мне нравится, — хохотнул поручик.

— Не стойте столбом, откройте бутылку. Это бургундское, которое привезли с собой французы.

— Они вас часто, видимо, навещали?

— Толкались вокруг, — ответила Бася, глядя прямо в глаза Ржевскому. — Точь-в-точь как вы. Но в этой комнате ни один не был.

— Похоже на комнату для тайных свиданий, — сказал так же прямо поручик.

— И это так. Здесь я встречалась со своим любовником, от которого родила Збышека.

— Это вроде бы тайна, которую вы до сих пор скрывали?

— Секрет Пульчинеллы, — усмехнулась Бася. — Только от посторонних. Но даже вы смогли его узнать. Кстати, от кого?

— Спросите у Саши. Он дока по части распознавания секретов.

— Он сказал мне, что вы увлеклись Эвелиной Чаплинской. Это так?

— Я с ней познакомился всего лишь.

— Но она пригласила вас в гости?

— Да. В итоге я впервые обнаружил, что одержим бесом....

— Матка бозка! В чем это проявилось?

— В раздвоении чувств: сердце призывало меня сюда, к вашим ногам, а бес стал манить к этой даме. Но слава богу, это в прошлом. Войдя сюда, я придушил этого беса!

— Жаль. Мне нравится наблюдать бесенят в глазах мужчин. Они так вас подстегивают...

— Ну, может не придушил, а приручил. Да, точно: этот бес смотрит сейчас на вас и подзуживает меня на рискованные выходки...

— Например? Впрочем, я совсем вас заболтала, а вина так и не предложила. Налейте бокалы, поручик!

И первой отпила из своего, глядя с легкой издевкой на замешкавшегося Митю.

Вино пробудило у молодых людей аппетит, и они споро умяли полкольца колбасы и несколько ломтей сыра и хлеба — под пару новых бокалов бургундского. Впрочем, Ржевский в ходе трапезы принялся окидывать взглядами стены и потолок бывшего узилища (ничем другим эта комната не могла быть в его представлении) и действительно, обнаружил плохо замазанные следы от колец, некогда вмурованных в стену у алькова, а вход в альков почему-то представился ему перегороженным решеткой. Однако много рассмотреть со своего места он не мог, было необходимо детальное обследование. И он решился на очередное представление: вдруг закашлял, захрипел, схватился за глотку и просипел "Воды!".

Бася стремительно вскочила, подбежала к нему, стала стучать по спине, но Ржевский мотал головой из стороны в сторону и упорно просил воды. Панночка взглянула на него с ненавистью и выбежала из комнаты. Он тотчас бросил кривляться и подбежал первым делом ко входу — но осмотр оклада показал, что здесь сюрпризов нет. Тогда поручик ринулся к алькову, осмотрел его проем и обрадовался: была здесь решетка, была! Вот в лежне выемка, куда она падала, а в верхняке — другая выемка, закрытая сейчас дощечкой. И дощечка эта чуть оттопыривается. Митя поддел ее столовым ножом, и она упала к его ногам, обнажив в выемке металлические зубы. "Так эта западня готова захлопнуться! — чуть не взвыл поручик. — Как же ее обезопасить? А если забить в лежень эту самую дощечку? Решетка в пазы не войдет и ее можно будет поднять!".

Митя быстро осуществил свою идею, колотя рукояткой прихваченного пистолета, кинулся было к стене алькова (поискать механизм опускания решетки), но ничего сразу не нашел и занял, подчиняясь инстинкту, свой стул. В этот же момент дверь открылась и в комнату вбежала Бася с ковшом воды. Ржевский страдальчески на нее посмотрел, схватил поданный ковш, сделал один глоток, другой, все тотчас выхлестнул наружу, задышал свободнее и наконец заговорил:

— Ты спасла меня от нелепой смерти, Басенька! Век буду за тебя богу молиться! Надо же: много раз мог погибнуть от сабли, штыка, пули или ядра, а тут чуть не поперхнулся куском хлеба!

— Я жутко испугалась, — кривя губы, сказала Бася. — Думала, прибегу, а ты уже задохнулся! Но Бог опять был на твоей стороне, поручик Ржевский. Видно, тебе уготована совсем другая смерть....

— Согласен даже на удушье, но в твоих объятьях, бесподобная панна! Еще могу утонуть на дне твоих очей, ослепнуть при виде твоих сокровенных прелестей, испить яду из алых губ и даже раствориться внутри твоей благословенной утробы...

— Слава богу, ожил! — засмеялась Бася. — Затоковал, захлопал крылышками. Я очень рада этой перемене. Тогда выпьем еще по бокалу вина и будем думать, что делать дальше....

Думать поручику не пришлось. После бокала вина Бася потянулась в кресле и сказала: — Я совсем опьянела и захотела спать. Вы отнесете меня в кровать, Дмитрий?