По всему выходило, что победа будет за нами. Тут не надо быть гением, чтобы прикинуть: у Томмена три сотни кавалерии, с наёмниками будет сотен пять, да нас почти три тысячи. У Орланда чуть больше тысячи рыцарей. Итого имеем: превосходство вдвое по кавалерии, а по пехоте у противника полный ноль, как большинство аристократов граф Орланд к наёмному сброду относился с презрением, считая войну исключительно занятием аристократов. Собственно, нашу конницу можно будет вовсе в бой не пускать. Пусть только фланги прикрывает.

Настроение в рядах царило приподнятое. Еда наша стала сытнее, нам выдали всю задолженность по зарплате, которую, собственно, вообще выдали впервые, кое-кому заменили снаряжение (например, мою кирасу, вместо которой выдали вполне пристойную кольчугу с пластинчатыми вставками на груди). Помимо этого, в солдатской среде всерьёз обсуждалось, что кое-какие владения графа после победы будут отданы солдатам на разграбление, что тоже было весьма приятно.

Единственное, что в этой ситуации бесило (по крайней мере, меня), так это то, с какой скоростью мы двигались. Увы, пехота есть пехота, а потому мы топали ногами по узкой дороге, держа на плече алебарду, а за спиной тощий мешок с пожитками, собственно, в нём и носить было нечего разве что мыльно-рыльные принадлежности, которые требовались немногим. Зато мешок этот очень пригодится, когда нужно будет брать трофеи.

До точки сбора войска полагалось пройти сто пятьдесят миль, что мы старательно и делали в течение восьми дней, а рядом скрипели телеги обоза. Когда попадём в лагерь, будем жить на всём готовом, а пока всё приходилось возить с собой. Да вдобавок приказали быть в постоянной готовности, граф Орланд славился своим умением наносить внезапные удары из засады. И нам ничего не оставалось, как шагать в строю, надев броню и взяв оружие. Впрочем, невелика тяжесть, уж лучше так, чем оказаться с голыми руками против внезапно выскочившего на тебя рыцаря.

К исходу восьмого дня, наглотавшись до одури дорожной пыли и стерев ноги, мы вышли к лагерю герцога Томмена. Лагерь был скромный, шатров на полсотни, да ещё куча мелких палаток для феодальной мелочи. Старый Эд, который следовал с нами, хоть и верхом, спешился и отправился в штабную палатку, где, надо полагать, и находился старый герцог.

А пока они там совещались, мы были предоставлены сами себе. Палатки ставить не стали, в пути спали под открытым небом и тут как-нибудь перебьёмся, тем более, что битва ожидается не сегодня завтра. Да и сам лагерь обустраивать уже не требовалось, его построили до нашего прихода, с запасом, чтобы все поместились. Обширный забор из противотанковых ежей, да ещё перед ним ров, неглубокий, но перескочить трудно. Понятно, что сидеть в осаде не получится, но и страховка от чапаевского наскока есть.

Что стоило сделать, так это осмотреть поле битвы, чем и занялись наши капитаны, прихватив с собой нескольких сержантов. Я тоже увязался с ними, меня начальство ценило, а потому возражать не стали. Поле предстоящей битвы имело в поперечнике миль пять или шесть, а по краям было огорожено редким лесом. Настолько редким, что спрятать в нём конную засаду будет невозможно. Рельеф не то, чтобы ровный, но холмы относительно невысокие, а к центру поля, где, надо полагать, и произойдёт основная стычка, имелся почти плоский пятак довольно приличных размеров. Посередине протекала речка-переплюйка, шагов десять шириной, но мелкая, перейти вброд не проблема.

На противоположной стороне поля мы увидели нескольких верховых, явно разведка графа, заняты тем же, чем и мы. Ну да ладно, пока смысла нет нападать, а завтра можно ждать основные силы.

Ночь выдалась бессонная, хоть и уверен в себе, а спать не получается. Никак. И даже двойная порция вина, выданная от щедрот герцога, не спасает. Не берёт оно. Да и у других то же самое, даже те, у кого вовсе мозгов нет, и то нервничали. Кого-то завтра недосчитаемся, это факт. В первой линии так уж точно, двойное жалованье за красивые глаза не платят. И то сказать, видел я среди тех бойцов нескольких стариков. Понятно, что по местным меркам человек в сорок лет уже старик, да только эти, как я понимаю, не один десяток лет служат, и всё живы, хоть и в шрамах все. Как говорится, бойтесь старика в профессии, где умирают молодыми.

Нужно было чем-то себя занять, а вот чем? Доспех начищен, алебарда заточена едва не до бритвенного состояния, в голове чёткая программа действий, на каждый чих специальная команда предусмотрена. Думать за меня есть кому. Хотелось почитать, да только в этом мире книги — роскошь, стоят немало, хоть и печатный станок уже изобрели. В учебке дорвался до боевого устава, так до дыр зачитал.

На противоположной стороне поля к середине ночи зажглись редкие костры, видно было, что противник не особо стремится окапываться. Пришёл, увидел, победил. И обратно пошёл. Уверен в себе граф, очень уверен. И то сказать, смерть ему не грозит. Не принято у аристократов друг друга казнить, куда лучше захватить в плен и выкуп потребовать у семьи. Впрочем, если Его Сиятельство на нас нарвётся, то сам виноват, мы-то, пехота сиволапая, пленных не берём и выкуп нам никто не платит. Нам высокородные господа интересны только трофеями, которые с мёртвого проще снимать.

Рассвет наступал мучительно долго, уже на востоке небо засветилось, костры погасли, а последние солдаты доедали завтрак. Я тоже заставил себя поесть, всё же сытому лучше воюется. А что до ранения в живот, то оно маловероятно, скорее, голову снесут. К тому же медицина здесь такая, что после ранения в живот нет никакой разницы сытый ты или голодный. Всё едино смерть.

Команду на построение я воспринял с облегчением, скорей бы уже. От волнения руки немного тряслись, но это неважно, я не снайпер, а рубить алебардой это не помешает. От учебного построения это отличалось. Прежде всего, размерами строя. Там нас редко строили более, чем по триста-четыреста человек. Теперь же собрались три баталии по тысяче человек в каждой. Первая, в которой был и я, по центру, вторая за ней и чуть левее, третья за второй и чуть правее, так нас обойти будет сложнее. Да и конница герцога Томмена для этого есть, она теперь, разделившись на два крыла, встала на флангах.

У наших кавалеристов слышно было ржание лошадей, бряцание оружия и какие-то крики. Пехота наступала в полном молчании, только барабанщики спокойно отбивали ритм. Огромная масса людей сдвинулась с места и, не ломая строй двинулась в сторону противника. Три тысячи ног поднимались и опускались одновременно, ряды и шеренги были выровнены под линейку, даже внушение сержантов почти не требовалось.

Сам я стоял в восьмой шеренге первой баталии. Не самое почётное место, но тоже можно отхватить. Особенно, если с фланга атакуют. По флангам тоже поставили пикинеров, но только один ряд, хватит, чтобы кавалерию принять.

Поверх голов боевых товарищей я мог увидеть, что творится в лагере противника. Пехоты там, как и ожидалось, не было. Зато конница в огромном количестве как раз выстраивалась для атаки. Я смог худо-бедно подсчитать, что в первом ряду сто пятьдесят или сто шестьдесят человек. А за ним второй и третий. Тысяча? Или две? Даже если победим, легко нам точно не будет.

Строй шёл вперёд мучительно медленно, я даже уставать начал. Одно дело, когда идёшь по дороге, и совсем другое — маршировать в ногу, да вместе с тысячами других, да по пересечённой местности. Всё это требует сосредоточения, но даже так наш строй местами начал ломаться, приходилось восстанавливать на ходу, с чем справлялись сержанты и капитаны.

А враг развернулся во всей красе. В глазах рябило от начищенных доспехов, от ярких перьев на шлемах и гербов на стягах. Кони тронулись с места, сначала шагом, потом постепенно перешли на рысь. В отличие от нашего шага, их было слышно хорошо. Земля под ногами затряслась, слышался громоподобный стук тысяч копыт, звон стали и боевые выкрики. Когда они переваливали через цепь холмов, я смог рассмотреть несколько рядов рыцарей. Насчитал шесть, возможно, их и больше. Но это даже хорошо, значит, граф Орланд никакого резерва не оставил, а просто пошёл в бой всеми силами. Теперь только бы удар пережить.

Когда до противника оставалось метров двести, капитаны отдали команду, сержанты тут же её продублировали. Строй остановился, первые шеренги пикинеров сделали шаг вперёд и присели на колено, уперев пики тупым концом в землю. Со стороны это казалось натуральным самоубийством. Скачущая галопом бронированная лава с копьями этого препятствия даже не заметит. Так мне казалось.

Оказалось, что казалось. Пехота своё дело знала. Первой ласточкой были залпы арбалетчиков, стоявших в четвёртом и пятом ряду. Арбалеты у нас использовались самые современные, со стальным луком и чудовищной силой натяжения, с расстояния до сотни шагов стрела с гранёным наконечником пробивала кирасу вместе с надетой под неё кольчугой. За несколько секунд они успели дать четыре залпа, от которых почти вся передняя шеренга рыцарей полегла. Но следующих это не остановило. В момент, когда арбалетчики ввинтились глубже в строй, уступая место пикинерам, произошёл удар. Грохот стоял такой, что вычленить из него отдельные звуки было невозможно. Передние ряды скрылись в облаке поднятой пыли, кони вставали на дыбы, а от оглушительного треска пик пробирала дрожь.

И всё же мы выстояли, строй качнулся назад, но устоял на месте, а через несколько секунд, когда удар был погашен, раздалась команда. То есть, это так говорится, что раздалась, на деле, попробуй её разбери. Но кто-то всё же услышал, да и барабанщики лупили в барабаны от всей души. Строй сдвинулся с места и медленно пошёл вперёд. Видно было, как бойцы первой линии отводят пики назад, наносят укол, потом снова отводят, предоставляя колоть бойцам второй шеренги.

Разглядеть результативность их работы было сложно, но, тем не менее, мы наступали, а противник пятился назад. На душе стало немного легче, появилась мысль, что вот так, медленно отжимая вражескую конницу назад, мы опрокинем её и постепенно истребим, да так, что и очередь до меня не дойдёт.

Но и враги наши, при всех своих недостатках, идиотами не были. Конница развернулась и поскакала в обратном направлении, оставив на месте около четверти своего первоначального состава. Сейчас они перестроятся и ударят снова, или попытаются обойти.

Пользуясь передышкой, мы восстановили строй, заменили убитых, из глубины строя в первые шеренги передавали новые пики взамен сломанных. Мы пошли вперёд с обычной скоростью, строй держать было труднее, поскольку прямо на пути лежали горой конские и человеческие трупы. Некоторые из них ещё шевелились, приходилось добивать. Идущий передо мной пехотинец повернул алебарду острием вниз и с размаху вогнал конец в лежавшего на земле раненого рыцаря в роскошном доспехе. Острие вошло сзади в шею, пробив её насквозь, закованное в сталь тело несколько раз дёрнулось и затихло.

Прошли мы так ещё метров триста, когда вражеская кавалерия восстановила строй и снова пошла вперёд для второго удара. Слишком они уверены в себе, неужели так и будут пробивать лбом стенку? Оказалось, что нет. Уклоняясь от лобового столкновения, конная лава стала поворачивать, атакуя наш правый фланг. Смогут опрокинуть конницу? Запросто. Так они и сделали, просто смяли её и обратили в бегство. А враги, торжествуя, подались дальше вправо, насколько позволяла ширина поля, тут же развернулись и атаковали нас во фланг.

Среагировать мы успели. Строй повернулся, пикинеры снова упёрли пики в землю. Вот только было их слишком мало. Хотя удар был не так силён, разгон они толклм взять не успели, но строй частично сломался. Первую шеренгу они смели полностью, вторую опрокинули, в третьей завязли, а в четвёртую упёрлись. Тут настал черёд работать алебардами. Конный рыцарь, что сломал копьё, был удобной целью для рубящих ударов. Как и его несчастный конь. Благородные господа взялись за мечи, да только меч был плохой защитой, когда на каждого приходилось одновременно по пять-шесть ударов. Один за другим они падали, коней били по голове, кололи в брюхо. У меня сердце заболело от жалости к животным. Правда, очень скоро оно болеть перестало, когда я увидел, как конь, уже лишившийся седока, встал на дыбы и с размаху двинул по голове копытом алебардщику, что стоял впереди меня. Шлем смялся, а солдат рухнул мёртвым грузом мне под ноги.

Настал черёд действовать и мне. Дотянувшись, я рубанул алебардой коня между ушей. Силы удара хватило, чтобы разрубить подобие шлема на конской голове, скакун рухнул на колени и медленно завалился набок. Следующего рыцаря, что, сидя в седле, яростно отмахивался секирой от нападающих солдат, я зацепил крюком алебарды за наплечник. Сила тут пригодилась, закованное в сталь тело сползло с седла и упало мне под ноги. Он был жив и пытался встать. Два удара ногой по голове нужного результата не дали, шлем надёжно предохранял голову, а прочный горжет не давал шее сломаться. Ещё немного, и он встанет, в руках у него меч, а у меня — длинная алебарда, что бесполезна в тесной схватке.

Ситуацию спас солдат, что стоял позади меня. Его алебарда как раз сломалась, а новую он подобрать не успел. Присев, он вынул из ножен длинный стилет и загнал рыцарю в щель под наплечником. Рыцарь уже успел подняться на четвереньки, но тут же рухнул плашмя.

А рубка продолжалась. Рыцари напирали, как я потом узнал, наша конница быстро оправилась от поражения, вернулась и ударила врагам в тыл. Те оказались зажаты между двух огней и медленно гибли в схватке. Моя алебарда поднималась и опускалась, каждый раз находя себе цель. Разрубить стальной панцирь и наплечники получалось не всегда, но удар такой силы оставлял немалую вмятину, разбивая кости, рыцарь становился небоеспособен и его быстро добивали другие. Страх ушёл, оставляя место злости ибоевому задору. С тревогой я заметил, что происходящее мне по-своему нравится. К тому же битва явно склонялась на нашу сторону. Погнали наши городских, в прямом и переносном смысле.

Потом я узнал, что второе крыло кавалерии, обогнув пехоту, тоже ударило по врагу, окончательно взяв его в кольцо. У них оставалась брешь для отступления, там был редкий лес, но сбежать поодиночке было можно, чем многие и воспользовались. Но не все. Некоторые решили стоять до конца. Пехота тем временем, слегка охолонув, стала восстанавливать прежний строй, откуда-то вновь появились пики, а ряды снова стали смыкаться.

А вот я сплоховал, по неопытности не успел сдать назад и вернуться в строй. Врагов впереди было мало, но они ещё продолжали атаковать. Какой-то расфуфыренный рыцарь, в доспехах которого за позолотой не видно было стали, оказался рядом и двинул коня на меня.

Ударить я успел, срубая несчастному животному половину морды. Но и всадник был не так прост. Его не придавило, с потрясающей воображение ловкостью он успел вывернуться из-под падающего коня, встал на ноги и вынул из седельных ножен двуручный меч. По всем вводным он бы меня убил, да только наши не дремали, из глубины строя прилетел арбалетный болт и вонзился ему в правую сторону груди, пробив золочёную кирасу. Рыцарь пошатнулся, а я, пользуясь моментом, прыгнул вперёд и нанёс удар. По левой руке, которой он держал меч, чуть выше локтевого щитка. Оружие упало на землю, рыцарь недоумённо посмотрел на меня, пытаясь сообразить, что же произошло, но было поздно. К месту схватки подтянулись наши рыцари. Несколько человек прыгнули на раненого и растерянного рыцаря, свалили его и придавили к земле.