Морской закон, рыбья правда

* * *

В первую ночь накорабле Зуре снилось отрывками много разного. Больше всего -почему-то стеллажи, где в одинаковых деревянных коробках без переднейстенки лежали сложенные свитки. Она куда-то шла междуэтими стеллажами, а коридоры перекрещивались, свитки плылиочертаниями, превращаясь в ряды одинаковых толстых кожаных книг сцифрами на переплетах, а потом — не менее одинаковых папок. И двери, кругом былидвери. Они появлялись между стеллажами совершенно внезапно, поройтогда, когда их нельзя было предугадать. Некоторые светились, из-поднекоторых начинала сочиться кровь. В конце концов — а посубъективному ощущению это длилось очень долго — Зуре началоказаться, что это все одна и та же дверь."Что за чушь",— подумала она и захотела проснуться.Проснуться у неепочти получилось, но удержали всхлипывания. Она пошла на звук иувидела мальчика лет десяти, съежившегося в нише за двумя огромными,в человеческий рост глобусами. Его одежонка, очень богатая,запылилась, а на длинных, связанных на затылке волосах осела паутина.— Зура, -сказал он, подняв к ней знакомые серые глаза. — Я не хочу обэтом думать.Зура взяла его заруку, чтобы увести отсюда, но ничего у нее не вышло. Куда бы они нешли, обязательно впереди оказывалась та самая дверь. В конце концовмальчик вырвал руку из ладони Зуры и, шмыгая носом, сам решительнотолкнул ее.Там, за дверью, неоказалось ничего особенного, хотя Зура почти ожидала увидеть чье-томертвое тело. Просто темный кабинет с погасшими огнями, вроде бы тотсамый, который она видела в другом видении, когда познакомиласьпервый раз с Дени. На сей раз за окном небо светилось розовымтуманным рассветом, а бледная женщина в белом платье, что стоялавозле этого окна, казалась призраком. И, как у многих призраков, рукиу нее были в кандалах.— Зачем тысделала это? — спросила у нее Зура голосом Лина.Девушка не улыбалась.— Ты убилчеловека, который был мне дороже жизни, — сказала она. -Любить способны все, даже такие как ты. Если ты любил своего друга,то теперь знаешь, каково мне.Тут Зура ее узнала.Это была Арииса Тарон, правда, совсем-совсем другая.Она гордо вскинулаподбородок, и тут кабинет захлестнуло алым морем, солонее и горшезеленого. Море отхлынуло, выбросив Зуру прибоем на мраморный полнезнакомой спальни, уставленной вазами. Столько цветов она не виделаникогда — уж очень дорого они стояли. Срезанные, преждевременноубитые соцветия пахли тяжело и сладко, но тяжелее был запах свежейкрови, что заливала ее руки и колени.Ибо Зура стояла наколенях на полу, подставив руки под голову лежащего Милса Тревона.Совершенно зря: едва ли шишка на затылке сейчас всерьез беспокоиластражника: у него было серьезно, хоть и не до конца перерезано горло.Зура прижимала руку к ране, кровь текла ленивым потоком сквозь еепальцы, и он силился что-то сказать ей, глядел умоляюще стекленеющимиглазами, но вымолвить ни слова не мог.А потом взял ипревратился в Лина.

* * *

Зура никогда нестрадала от морской болезни, но путешествия на кораблях ее также невдохновляли. Работа — это работа, ее приходится делать, и еслидля этого нужно ходить в море, ничего не попишешь. Но что хорошего,когда весь мир вокруг тебя ужимается до узкой деревянной палубы ивонючих трюмов, да еще начинает раскачиваться! Не говоря уже, чтокорабли всегда кишели крысами, тараканами и прочей живностью, которуюона предпочитала не видеть у себя в супе.Путешествие должнобыло продлиться всего пару дней, но все равно приятного мало.И все же Зурапроснулась в своем узком неудобном гамаке, чьи веревки немилосердновпивались в тело, не от запахов, не от духоты и даже не от качки. Ееразбудил сон — кошмаре или видение — и она долгобестолково пялилась в темноту, не зная, как поступить.Наконец она села вгамаке и не без труда выбралась из него, стараясь не разбудить прочиххрапящих. В этой части кубрика, отгороженной от матросской, спали онис Тианом и Антуаном, а еще секретарь и два телохранителя Мариенда.Самому Мариенду капитан уступил свою каюту, перебравшись к штурману,а Лин спал в пустующем лазарете.Туда-то Зура инаправилась. Босиком — так удобнее ступать по деревяннойпалубе.В лазарете горелсвет: Лину тоже не спалось. Волшебник протестовал, что в открытомморе ему ничего не грозит, но Зура заметила, что во сне любой уязвим,и настояла на ночной охране. Сейчас была очередь Тиана, и они игралис Лином в карты. Судя по всему, маг проигрывал и был этимобстоятельством обескуражен.— Мне нужнопоговорить, — сказала Зура, появляясь в дверях.Вообще-то, они ужеговорили по прибытии на корабль: Зура рассказала Лину о разговоре сРиуной, тот принял к сведению. Ну и объяснил ей заодно, что "водныймираж" — это наваждение вроде того, каким он когда-тоукрывал их лодку от патрулей морского народа. Оно может приниматьформы человеческого тела и маг может наблюдать через этот мираж изразвития событий. А чтобы создать такое наваждение, много воды ненадо, можно хоть из фляжки плеснуть.Но сейчас Зуре нужнобыло обсудить вещи более серьезные.Тиан только искоса нанее посмотрел и сразу все понял.— Так уж ибыть, не считается раздача, — сказал он, складывая карты.— Я тебе будудолжен четвертушку, — покачал головой Лин.— Иди спи, -посоветовала Зура Тиану. — Следующая вахта все равно моя.— Это я всегдаготов.Тиан вышел и дверь засобой закрыл. Тут же в лазаретесделалось темно, почему-то темнее, чем на всем остальном корабле.Сиял только свечной фонарь, стоявший на койке возле кровати Лина -самой настоящей, не гамака. Ему-то, небось, никуда веревки неврезались.Лин поднял правуюруку ладонью вверх и прошептал несколько слов. Огонек свечи в лампепоколебался и затих. В комнате откуда-то потянуло прохладой.— Теперь можноговорить, — сказал Лин. — Я пустил вдоль стен ветер, онзаглушит наши слова.Удобно все-таки.После всех этих фокусов с водой немудрено и забыть, что стихийныммагам повинуется и воздух. И правильная предосторожность: на кораблеслышно далеко.— Я опятьвидела твой сон, — произнесла Зура без предисловий. -Сколько мне еще их видеть?— Ужедогадался. Не знаю, сказать по чести, — Лин покачал головой,потер лоб. Видно, спать ему хотелось еще как, но измученный разум недавал телу покоя: Зуре такое состояние было знакомо. — А сколькоувидела та женщина, с которой ты спал? — уточнила Зура. -Которая погибла потом? — Которую убиламоя учительница, Кровавая Бесс, — уточнил Лин печально. -Ты и это видела?— Так, кусками,— Зура дернула плечом. — Ну, догадалась больше. Там былатакая библиотека или архив... с дверями. И за дверями пряталисьвоспоминания.— Интересныйобраз... — Лин вздохнул. — Это, наверное, архив,смотрителем которого был мой отец. Мы жили в соседнем доме, и вдетстве я все время сбегал от нянек. Любил там прятаться. Мой отецказался удалившимся от дел, но на самом деле вел довольно насыщеннуюполитическую жизнь. Ему нравилось оставаться в тени. Разумеется, ятам видел и слышал много такого, чего маленькому мальчику не стоиловидеть и слышать... Можно сказать, интрига у меня в крови.— Что же ты тамтакого услышал?— Разное.Большая часть этих тайн уже быльем поросла — как никак, летсорок прошло или даже больше. А некоторые и до сих пор могут ужалить.Илейна видела в моей памяти как раз пару подобных эпизодов... Ябыл глупец и доверял ей. А она решила заработать. Но я бы ее пальцемне тронул, — в голосе Лина звучала искренняя боль. — Я быпопробовал купить ее молчание. Но леди Бесс рассудила по-другому.Считала эту историю своей персональной ответственностью — она,видишь ли, не предупредила меня заранее о мерах предосторожности.— Илейна? -удивилась Зура. — Не Арииса?Лин удивился тоже.— Нет, с чеготы взяла? Илейну я встретил, когда мне было пятнадцать, госпожа Таронбыла гораздо позже, и я никогда... А. Вот что ты видела и непоняла... — он осекся. — Арииса Тарон была дочерьюодного высокопоставленного сановника. Я сосватал ее за своего друга ипротеже, Милса Тревона. Он увидел ее как-то на прогулке и влюбилсябез памяти. А она убила его в первую брачную ночь.— Ну и нравы...— пробормотала Зура.Ей вспомнилсямальчик, который шептал, что не хочет об этом думать.— Она считаласебя вправе отомстить. Так вышло, что я отправил на казнь ее тайноговозлюбленного. Очень умная леди: по Ронельге даже слухов никогда неходило о ее романе. Иначе бы я знал и никогда бы не свел их с Милсом...— Лин говорил ровно, даже мягко. — Да нет, я должен былдогадаться. Обязан был. Она решила, что Милс достаточно мне дорог,чтобы отомстить. Не просчиталась. Я бы охотнее погиб сам... Зура чувствовала: еговот-вот затрясет, как того мальчишку из сна."Зачем я обэтом заговорила, — подумала она, — ну какого хрена. Немогла подождать, что ли, знать все захотелось... само бывыветрилось со временем... Подумаешь, одним перерезанным горломменьше, другим больше, мне и самой ведь не небо и облачка снились всевремя..."— Лин, -сказала она. — Дерьмо случается. Это не значит, что себя надовинить за все подряд. Этот мир не ты создавал.И сама не заметила,как, а рука лежала у него на плече — теплом под льнянойкимарой. Правильно сказал Тиан: этот маг умел цеплять.Много она встречалалюдей, а таких как он — никогда. Никто не обвинил быЗуру в чрезмерном сострадании, но впервые ей невыносима была мысль,что она никак не может помочь и что ей нечем утешить. Лин был жив, атот парень — мертв, и многие другие в жизни Зуры тоже осталисьна том свете или далеко, не докричишься. Там, где рука наплече, там и вторая рука на шее, гладит по мягкой коже, задеваящетину у края челюсти — никакой раны, никакой надорванной жилы,кровь не течет между пальцами. Идиоты говорят, что"любовь" — та любовь, что между потными телами -делает людей ближе. Зура знала лучше. Никого она не сближает и недает ничего, кроме забытья и короткого удовольствия. Это еще в лучшемслучае. А в худшем потом наступает мерзость, ибо никогда мужчина невыглядит более жалким.Но почему-то толкаетиногда, бьет под дых, и единственный верный боевой инстинкт говорит:сделай так, утешь так, а потом будь что будет. Разберетесь. Лин ведьне Лоен и не один из тех, с кем она случаем развлекалась до-послебоя. Он ей доверяет. А она ему. И пара-другая часов забытья -для него сейчас самый ценный дар. Да для нее тоже.У Зуры пару разспрашивали, можно ли ее поцеловать; она отвечала, как придется. Линаона и спрашивать не стала — кто их знает, этих мужчин, ещеобидится. Решила, что если нельзя, оттолкнет ее, да и все.Он не оттолкнул.Наоборот вцепился, как утопающий в доску, когда бездна со всехсторон, крутит и вертит, а под океанской поверхностью ходят кракены.Был жаден, неловок, неумел, но целовал ее шею и плечи так, словнонапиться не мог из родника. — Покажи, -шептал. — Скажи, как надо. Милая моя, хорошая... И Зура показывала, ивыгибалась, и подсказывала без всякого стеснения — и как надо,и как не надо. Вдруг на какой-то миг стало хорошо до головокружения.Не обычной радостью тела, а звонким, четким ощущением правильности,словно вот наконец-то она была с тем, с кем хотела быть, без всякихпреград и условий."А ведь правда,— подумала сквозь истому. — Правда. Так оно и есть. Впервый раз".И еще подумала скаким-то сладким, удивительным испугом, что будь такое возможно,этому чокнутому волшебнику она бы и ребенка родила. Может, дажедвоих. Сколько попросит. Потом наваждениесхлынуло, и стало почти как обычно. Но все-таки лучше.Она оседлала егосама, сверху, и двигалась не в такт качке, не слушая, как скрипиткойка — слушала только, как он вздыхает под ней, и стискиваетее руки и плечи до синяков, и шепчет что-то, то ли признания, то лиобрывки заклинаний.Затем Лин притянул еек себе, чтобы поцеловать так крепко, будто весь мир за пределамикорабельного лазарета кончился и истаял в небытие, одни они осталисьи одни они имели значение.У них обоих былимокрые соленые лица, но кто именно плакал, Зура так и не поняла.

* * *

В нормальных стаяхтри дела делают вместе: охотятся, растят детей и устраивают любовныеигрища. Зачем же тогда мы находим себе пары? Я так думаю, все потому,что кожа под плавниками у нас очень нежная, а сами почесать мы носомне достаем...

Антуан-путешественник."Книга волны"

* * *

Зура помнила, что спервого взгляда та крепость у берегов Тервириена, где они побывали сЛином в самом начале, не произвела на нее ни малейшего впечатления.Во всяком случае ее надводная часть.Город, к которому ониприближались сейчас, казался куда живописнее.Так же, как икрепость, он выглядел обычным скалистым островом. Но если те скалыбыли ровными, как стол, и гладко отполированными, то эти вырастали изводы в разные стороны и под самыми причудливыми углами, а выкрашеныбыли в самые яркие цвета — даже с далекого расстояния быловидно.— Ты жеговорил, они не заботятся об украшении своих фундаментов, -тихо сказала Зура. — Это город наглавном маршруте, да еще на перекрестке... — пояснил маг.— Что-то вроде столицы. Многие живут тут постоянно. И еще рядомфермы. А столичные жители любят пускать пыль в глаза, из какого бынарода они ни были.— Это уж точно,— усмехнулась Зура, и тут же сделала постную рожу, когда на нееоглянулся секретарь Мариенда.Лин, по-своемуистолковав этот взгляд, приблизился к чиновнику.— Неволнуйтесь, Линиан. Вы все поймете, я вам буду переводить.— И все же я неуверен, что нам стоит спускаться под воду, — ворчливопроговорил тот, хотя Зуре почудился за этим ворчанием настоящийстрах. — Вы мне говорили, у них нет надводных строений, новот, я же вижу скалы! Мы могли бы выйти на них, а морской народ пустьпошлет своих представителей, и тогда...Лин как-то говорилЗуре, что Мариенд хорошо хотя бы тем, что говорит "морскойнарод", а не "рыбы".— Это ведь ненастоящие постройки, к сожалению. Это верхушки вентиляционных шахт. Иходить по ним несподручно, проще провалиться. Вы будете смешновыглядеть. Мы не можем этого допустить.— А бултыхаясьв воде я не буду выглядеть смешно? — Не будете, -улыбнулся Лин. — Вы будете выглядеть величественно, я об этомпозабочусь.И в самом деле: когдапришла пора спускаться под воду, Лин не просто создал огромныепузыри. Эти пузыри еще и начали сиять, разгоняя подводный полумрак:тот, в котором находились Лин и Мариенд пылал величественно алым,тот, в котором оказались Зура и мариендовский телохранитель -ярко-голубым; ну и третий, для Тиана и мариендовского секретаря, -ярко-желтым.Зура вспомнила, чтоАнтуан рассказывал ей: морской народ очень уважает яркие цвета. Чтобыукрасить свои подводные жилища, они делают специальные сухие краски,способные выдержать многолетнее воздействие морской воды. Но краскитакие, понятное дело, стоят дорого. Разноцветное сияние, вероятно,производило на них сильное впечатление.А фокус, скореевсего, простенький: Лин ведь частенько заставлял светиться водяныекапли, чтобы при их свете читать или писать.Нельзя сказать, чтобыМариенд в такой оправе действительно начал выглядеть величественно,но и смешным тоже не казался. Под водой "столица"морского народа ничем не походила на маленький форпост. Во-первых,наружных стен не было, не было и залов или коридоров: город весь,целиком состоял из ажурных каменных структур, многие из которых былираскрашены столь же ярко, что и надводные скалы. На глубине, впрочем,эти цвета не выглядели кричащими или чрезмерно яркими: вода ихскрадывала, смягчала.У самой поверхностиих встретил почетный эскорт: штук десять рыбьих тел с печатямистражей и в этих их специальных боевых намордниках. Закружились,завертелись. Лин сделал вид, будто вовсе на них внимания не обращает.Одна из рыб безнамордников (Зура почему-то решила, что это Майя, хотя на деле она неумела различать) выплыла вперед и что-то призывнопропела-просвистела. На сей раз Зура осталась без перевода, поэтомумогла только догадываться, что она звала их следовать за собой.Позднее Зураспрашивала себя, как ей удалось запомнить так много о подводномгороде. Вроде бы она не особенно смотрела по сторонам, большестараясь держаться начеку — на случай, если их почетный эскортвыкинет что-нибудь дурацкое. Но каким-то образом все складывалось вживой образ: и подводная растительность, росшая на этих каменныхструктурах не как попало, а, она была уверена, в определенномпорядке, словно клумбы в дворцовом парке; и причудливые символы наотдельных постройках — Антуан рассказывал ей, что зажиточныесемьи пишут свои фамилии на домах несмываемой краской — ибарельфы удивительной красоты, которые изображали паукообразныхтварей с конечностями одинаковой длины — Зура почти сразупоняла, что такими морской народ видит жителей суши.Лин потом говорил ей,что они специально нырнули в таком месте, чтобы добраться до дворцамаксимально быстро, и что их путь был очищен от зевак. Но Зуре тогдапоказалось, что они плыли долго, и пресловутых зевак она увидела визобилии — морские жители чуть меньшего размера, чем ей былопривычно. Они шныряли и крутились среди ажурных построек и караулилив зарослях водорослей, если те встречались по пути, переговариваясьвысокими, ломкими вскриками.Нетрудно былодогадаться, что это дети и подростки: от них-то нигде не скрыться.Почему-то эта догадкавдруг гораздо сильнее, чем рассказы Антуана, отдававшие неуловимойчуждостью, чем сам вид этого города, заставил Зуру припомнить: рыбыведь тоже люди. Такие же, как мы. Подумалось вдруг:может, среди них есть какая-нибудь девчонка-оторва, то ли сирота, толи почти, которой нравится драться, а в куклы она не играла, потомучто кукол отродясь не видела... или что тут у них вместокукол..."На нас лежитответственность куда больше, чем кажется, — говорил ей Лингрустно всего несколько дней назад, — я думаю, всему материкупредстоят тяжелые времена. Пресной воды становится меньше, пустынянастигает, меняются морские течения. Потому мы уже не торгуем сморским народом так, как всего пару сотен лет тому назад. Но без этойторговли уже не выжить ни нам, ни им. Договорившись, мы не простоутрясем взаимоотношения на крохотном клочке суши и крохотном клочкеводы — мы, может быть, сделаем шаг навстречу новой эпохе..."Не то чтобы Зураповерила или не поверила его словам: они казались ей не болееблизкими ей, чем тогда, когда он разглагольствовал о том, что моревокруг Полуострова вымрет через пару месяцев. Но впервые она понялаих — сердцем.Хотя ей по-прежнемуказалось, что каким бы Лин ни был молодцом и дипломатом, он слишкоммного на себя берет....А они, между тем,вступили в тронный зал Вождя морского народа.