Надежда империи

И уж совсем выбивалась из образа юная девушка, почти девочка, с любопытством глядящая по сторонам. И не тем она выбивалась из образа, что находилась на последней стадии беременности — подумаешь, невидаль, в деревнях псевдов юницы в таком возрасте уже по паре пищунов таскают — а именно своим любопытством. Ну что нового можно усмотреть в степи? Разве что стаю нелетающих мясцов на дальнем холме? Эка невидаль. Так что проезжие селянки обычно дремали на своих телегах, коротали полезно для здоровья время поездки в действительно интересное место, на Заставную ярмарку, а эта... эта кареглазая девочка так и норовила выпрыгнуть и побежать, несмотря на пузо, наезжающее, как говорится, на нос.

Да и одета она была не в пример лучше мужчины. Тонкая ткань нижней рубашки однозначно выдавала работу первой имперской мануфактуры, а кружева и вышивка явно вышли из лучших столичных салонов одежды. И обувь на узких аристократических ступнях — не универсальные грубоватые поножи, а настоящие прогулочные сандалеты. Короче, фифа точно не для повозки псевдов. Мужчина, впрочем, тоже. Ничего в нем не было от белобрысых увальней окрестных деревень. Крепкий темноволосый воин с едва заметной сединой, древняя благородная кровь.

— Дорога! — с удовольствием сообщил мужчина. — Видишь, Рина? Настоящая имперская дорога, с путевыми указателями расстояний и направлений! Уже и до пограничных захолустий дотянули!

Девочка с огромным интересом бросила взгляд на мужчину. Ее нешуточно забавляла ее власть над мужем. Вроде и старше ее на пару поколений, и наделен могущественными возможностями, и... и каких уж только женщин он на своем веку не встречал, а крутится перед юной супругой, как мальчишка, старается заслужить ее улыбку. Что ж, с улыбками у нее никогда не было проблем, не зря с детства прозвали Солнышком.

— Ага, дорога! — с удовольствием поддакнула она. — Пыль на зубах, каждая колдобина под задницу бьет, живот выше головы прыгает! Имперская!

— Рина! — возмутился мужчина. — Какая пыль? Мы специально приказали охране следовать в отдалении! Это они нашу пыль глотают! И подрессорена повозка, мягко идет!

— Ну, тогда это твой первенец сам там скачет! — легко согласилась девочка. — Радуется дороге, весь в папу! Выберется на свет и тоже как начнет по империи шнырять, годами не буду видеть!

— Я исправлюсь! — пообещал смущенно мужчина. — Сказал же, что после рождения первенца — никуда!

— Ну да, ну да, пока пузо снова на нос не полезет...

Мужчина легко отклонился назад и нежно поцеловал жену.

— Вот, а я что говорила? — вздохнула она. — Так оно и будет. Ой, путники! Давай подвезем? Заодно послушаем, что и как говорят настоящие псевды! Мясцов я уже посмотрела, степь бесконечна и прекрасна, про дорогу муж все уши прожужжал, хочу послушать псевдов!

— Подвезти? — с сомнением хмыкнул мужчина. — Да они нас обгоняют, туры же медленнее людей ходят! И до Застав рукой подать.

— Зато мы едем! Вот увидишь, они согласятся! Сам говорил, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти! Много раз говорил! Или врал мой супруг, над доверчивой супругой подшучивал?

— Ну да, эти поедут, — уступил мужчина. — С узлами, с детьми действительно лучше медленно ехать, чем быстро идти.

Так оно и вышло, и вскоре семейство псевдов с благодарностями облепило борта повозки. Туры укоризненно покосились на добавочный груз, вздохнули и затопали дальше.

— На Заставную ярмарку идете? — с любопытством спросила девочка.

Мужик-псевд озадаченно почесал кудлатую башку. Как все псевды, он, если и думал иногда, то очень медленно. Псевдам в принципе мышление не очень-то и нужно, разве что в нестандартных ситуациях, а по жизни достаточно традиций и привычек.

— Как бы на ярмарку, и как бы нет, — признался мужик простодушно. — Продавать-то нечего. Переселенцы мы, в Благодатную землю идем. Говорят, уж немного осталось шагать.

— Благодатная земля? — искренне удивился хозяин повозки. — Что-то я в своих владениях о такой не слыхал...

— О Благодатной земле все слышали! — убежденно сказал переселенец. — Ну как же? Вот как раз за Заставами и начинается, так все говорят!

— За Заставами, мой кудлатый друг, расположены земли империи!

— Это верно! — с ухмылкой признался переселенец. — Кудлой и зовут, когда потребность возникает! А ты, добрый человек, как прозываешься?

— А Бзынь! — легкомысленно сказал мужчина.

— Это ж надо ж так! — искренне посочувствовал псевд. — Ну, видно, было за что, коли так прозвали...

Мужчина смущенно покосился на юную супругу. Та, сдерживая изо всех сил улыбку до ушей, показала пальцами, мол, давайте дальше, очень интересно!

— Вот знай, Бзынь, коли ранее не знал: за Заставами Благодатные земли и есть!

— Пара деревушек там вверх по ущелью, а не Благодатные земли! — раздраженно сказал Бзынь. — Дик, хозяин местной гостиницы, за старосту у них, я его прекрасно знаю!

— Стало быть, дошли! — с огромным облегчением сказал мужичок.

— А почему те земли — Благодатные? — прозвенел любопытный голосок юной супруги.

— Так потому, что от них вся благодать нам и пошла! — сказал мужичок как о чем-то давно всем известном. — Ее благами сыты и живы!

— Вы живы и сыты благодаря империи! — ревниво возразил Бзынь.

— Подожди, Бзынь, пусть он скажет! — поспешно вмешалась Рина. — Что ты скажешь, я уже слышала и наизусть знаю, пусть он говорит! Так, значит, блага от той земли, да, Кудла? А какие блага?

— Да все! — простодушно удивился необразованности путников мужичок. — В любую сторону смотри, и увидишь! Вот туры ваши, хорошие скотинки, они ведь из этих мест пошли! А были зверюги зверюгами! Буй-туры! Говорят, и посейчас где-то в степи встречают, но охотиться на них очень опасно! А нам оно и не надо, мы-то домашних туров держим и с мясом всегда!

— С имперской племенной станции туры! — буркнул Бзынь, не сдержавшись.

— Да империя потом подхватила! Империя все подхватывает, что плохо лежит, и что хорошо лежит, хватает тоже! Что б станцию и не замутить, если пришли на готовенькое? А туры-то — местные! Отсюда их взяли да там развели! Или вот мельницы: тоже ведь империя ставит, а кто их придумал? Не император ведь, слабо ему! Здесь мельницы впервые закрутились, в Благодатной земле!

Бзынь набрал воздуху в грудь для свирепого рявка, перехватил выжидательный взгляд юной супруги и медленно выпустил пар.

— Ну, здесь, — хмуро сказал Бзынь. — Придумать не проблема, ничего в них сложного нет. А вот бронзовое литье освоить — это лишь империи под силу! И каких трудов руководству стоило! Но ведь справились! И крутятся мельницы на имперских подшипниках, и крепежные скобы от империи, и ножи в ваших узлах имперские, и все имперское! И дороги, вот, по имперским дорогам!..

— Про дороги я уже слышала, — невинно заметила юная супруга, и Бзынь осекся.

— Ах да, говори дальше, — неохотно пробормотал он.

— А дальше то ж самое! — возбужденно воскликнул мужичок. — И зерно на мельницах откуда? Отсюда все пошло, все-разовсе сорта! И коренья съедобные сладкие от Благодатной земли, и яблочки наливные! Эта земля их родила, а отсюда и сытость народу, и благоденствие!

— Сытость народу идет от имперской системы землепользования, вот от чего! — взвился Бзынь. — От многополья, от плугов наших бронзовых! От разумных законов, наконец! От искоренения лиходейцев у дорог — у лучших в мире, между прочим, имперских дорог!..

— Про дороги я уже слышала, — прозвучал невинный голосок юной Рины.

Бзынь резко развернулся, уставился в ее искрящиеся смехом карие глаза — и не смог грозно нахмуриться.

— Так дороги, — неуверенно пробормотал Кудла. — Оно ж хорошо, наверное... Только народ-то не по дорогам ходит.

— А мы сейчас где?! — изумился Бзынь.

— Народ не по дорогам ходит, — упорно повторил Кудла, которого, как любого псевда, очень сложно было сбить с мысли. — А по менгирам. По ним и шли.

И переселенец указал корявым пальцем на каменного идола на далеком холме.

— По всей степи стоят! — пояснил мужичок с благоговением. — От моря и до моря! И указывают прямой путь в Благодатную землю. По ним и шли, куда идолы смотрят. А тут вот как вышло, что и менгиры, и дорога рядом, оно и понятно, у Благодатной земли все пути в один пучок сводятся...

— Разберусь! — угрюмо пообещал непонятно кому Бзынь. — И кто ставит, и куда смотрят! Никто не уйдет обиженным! Так... ну, с дорогами понятно, не вам они нужны, получается, а имперским легионам да торговцам... но чем в Благодатной земле лучше-то? Именно вам — чем? Что культурные растения отсюда родом, оттого в желудке не прибавится! Или прибавится?

— Так... легче здесь, — бесхитростно признался мужичок.

— Чем — легче?! Здесь империя, как и везде! Законы одни и те же, и растения те же, и волы одинаковые от границы до границы! И налоги платятся одинаковые!

— Одинаковые, да не совсем! — хитренько заулыбался Кудла. — Везде империи десятину платят, а где не платят, так легионы все отбирают, а тут...

— А тут?

— А тут деревенские половину скота в горах держат! — простодушно сообщил мужичок. — А кто ж его там найдет да пересчитает? Вот и получается, что волов в хозяйстве три, а то и десяток, а платят-то за одного! Большое людям облегчение!

— Десять волов? — ахнул Бзынь. — У каждого?!

Юная супруга, не скрываясь, засмеялась в голос.

— А то ж! — расхвастался мужичок. — Так там, в горах, на ровных местечках и деляночки небольшие у каждого имеются! Пусть и небогатый урожай, в горах-то, да целиком свой, а это ой какое людям облегчение!

— И земли? — простонал Бзынь. — Не облагаемые налогом?!

— Агась! Одно слово — Благодатная земля!

Тут супружница мужичка, как истинная псевда, белесая и невыразительная, сильно толкнула разговорившегося главу семейства локотком в бок.

— Рубаха! — зло прошипела она.

— Верно, и рубахи ж! — обрадовался мужичок. — Там же, в летних селеньях, и станы стоят по выделке полотен из горной травы-резки! Да вон и у тебя, добрый человек, рубаха того же сорта! А хорошее полотно выходит у горных мастериц? Ах, хорошее! Немаркое, прочное, а какое тонкое да приемистое!

— И ткацкие станы? — в бессильной злобе прорычал Бзынь.

Юная Рина в изнеможении утирала слезы и терла скулы, сведенные от смеха. Она была полностью, абсолютно счастлива, в отличие от злобствующего супруга.

Супружница навернула болтуна, уже не стесняясь, и колючими глазками указала на что-то. Мужичок глянул и с неестественной улыбочкой застыл.

— Так приехали уже, — пролепетал он после третьего тычка. — Вот она, земля наша благодатная, все, как сказывали: и заставы целых две, и гостиница меж ними, и тропка свободная к вольной жизни...

Кудла невнятно шикнул, и семейство горохом посыпалось с повозки на дорогу.

— Благодарствую, добрый господин! — заискивающе сказал Кудла. Подумал и добавил на всякий случай:

— Век вашей милости не забудем.

И переселенцы исчезли, как их и не бывало, вместе со своими узлами и оравой детишек.

— Это он сейчас меня поблагодарил или угрожал? — угрюмо вопросил Бзынь в пространство.

Юная супруга снова залилась жизнерадостным смехом.

— Ну, хоть кому-то весело, — смирился Бзынь. — А как разберусь с безобразиями, станет весело всем, гарантирую...

Повозка не спеша объехала людное торжище по самому краю, через большие ворота вкатилась в огромный двор, и волы привычно остановились в тени у скотного навеса.

— Так мой супруг меня обманывал, когда на императорское ложе зазывал? — задумчиво произнесла Рина. — И вовсе не имперские это достижения вокруг нас, и дорога — настоящая имперская дорога с указателями! — лишь самой империи и потребна, да? И все его подвиги на посту императора лишь подбирание с земли объедков от Благодатной земли? Ах, как некрасиво...

— Сейчас разберемся! — пообещал Бзынь. — Выбирайся, колобочек! Приехали!

Юная супруга спустилась с повозки, осторожно поддерживая живот двумя руками, и зачарованно остановилась перед дверью гостиницы.

— "Надежда империи"! — с восторгом сказала она. — Существует! А я думала, она только в легендах да хвастливых сказочках моего драгоценного супруга!

— Пока что существует! — мрачно поправил Бзынь. — Пока я ее по камешкам не раскатал! Дик! Дик, старая лоханка! А ну к ноге!

Огонь в очаге мирно потрескивал, бросал пляшущие тени на огромный каменный стол. Бзынь сидел, устало ссутулившись и сжимая в натруженных руках мечника высокий стеклянный кубок с вином — великое, технологически совсем недавно немыслимое изделие имперских стеклодувов. Но — смогли имперские умельцы, превозмогли после тысяч опытов!.. М-да.

— Значит, ты теперь император, Бзынь? — нарушил мирную тишину хозяин гостиницы. — А каким образом? Ведь был таким хорошим, честным путником.

— Пришлось, — вздохнул император и отставил кубок — вино полыхнуло огненным отсветом во вспышке очага. — Кто-то должен тянуть этот воз. Не волов же впрягать.

— Я имел в виду — это же наследственная болезнь? — усмехнулся чернобородый. — А ты, Бзынь, как и я — бессемейный, просто Дансер, без благородной приставки. Или уже нет?

— Без, — снова вздохнул император. — Семейное древо отдельным указом не создашь. Разве что с себя начну да детям передам. Вот думаю, какую букву выбрать в поименование.

— Тогда как?

— Рина, — пробормотал неловко Бзынь. — Она ж дочка Паука. Младшая, но... единственная выжившая. А я как бы при ней.

— Бедная девочка! — заключил чернобородый. — Сколько ей, четырнадцать? Совсем юная, ей бы еще с подружками на танцы бегать, а она уже в политике... живот ты ей накачал? А уверял, женщинами пресыщен. Или под старость на девочек потянуло?

— Или, — сознался Бзынь. — Есть в ранней юности какое-то особое очарование, невинность... не находишь?

— Нет, — подумав, сказал хозяин гостиницы. — Бабы — они бабы и есть. Их дело — рожать да хозяйство держать, никакого в том очарования не заметно.

— Я сказал — в ранней юности!

— Ну... а разница? Баба — она баба и есть, хоть в ранней, хоть в поздней. Вон как ей живот надул, и на очарование не посмотрел. Вот и все их предназначение. Всех отличий — в юности рожать труднее. Кстати, не стыдно, Бзынь? Рожать-то ей. Поберег бы императрицу.

— Да оно как-то случайно, — смутился император. — Похоже, влюбился я, Дик. Вот уж чего не предполагал, после моей-то бурной юности. Ну, и она в меня, но тут-то все понятно...

— Как раз непонятно, — усмехнулся чернобородый. — Не похожа твоя зазноба на любительниц старцев, совсем не похожа.... Однако дело ваше. Любовь — значит, любовь...

— Я — император! — напомнил Бзынь тяжело.

— А, ну да, это сильно молодит... А к нам-то в глушь с чем пожаловал? Тайно, в крестьянской одежке, да еще и с супругой на последней неделе? Только не говори, что по нашей гостинице соскучился. У императоров другой круг забот.

— Рина, — вздохнул снова Бзынь. — Сам говорил, в ее возрасте рожать опасно. Да она у меня еще и далеко не из семейства Ви, худенькая да стройненькая, как тростиночка... Боюсь я за нее, Дик. Помоги девочке.