Третья линия

Глава 18

Дари стояла на корточках в бывшей вакуольной камере перед воронкой и оторопело смотрела, как конец её костяной трубки с привязанной поперечной костью качается из стороны в сторону, будто кто-то снизу хочет её выдернуть. Дари осторожно взяла в руку перекрестие и трижды дёрнула его вверх-вниз. Ответ последовал тут же. Трубка лихорадочно задёргалась и замерла. Дари повторила своё троекратное движение... И вновь задрожала, заходила ходуном трубка.

— Порк! Порк! — закричала она в самую воронку что было сил. — Порк, мальчик, я здесь! Порк! Ты слышишь меня?

Сердце бешено колотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Она замерла и прислушалась. Приложила ухо к самому отверстию трубки. Откуда-то издалека, и отнюдь не с расстояния длины трубки, донеслось гулким эхом: "Дари, я дошёл! Тут большая воздушная камера!"

Дари, улыбаясь и плача, закричала прямо в трубку:

— Я слышу тебя, Порк!!! Говори ещё! — и, вновь прильнув ухом к трубке, вцепившись в неё обеими руками, замерла, приоткрыв от напряжения рот. Слёзы заливали глаза, скатывались, щекоча лицо, и падали в воронку.

— Дари, я ищу лаз, он должен быть где-то здесь, я не знаю, как он может выглядеть. Тут высоко, до тебя ростов десять. Я петлю из верёвки сделал и закидывал к глазу, пока не зацепился за него. Вот и трясу. Где была так долго? Я уже собрался уходить.

— Прости, Порк, миленький мой! — опять закричала в трубку счастливая и плачущая Дари. — Я не думала, что так быстро доберёшься, говори ещё!

— Дари, я слышу, ты плачешь? Почему, что случилось?

— Да от радости я за тебя! Давай, я завтра к тебе пойду через разлом!

— Подожди, не вздумай! Я сам всё сделаю, мне бы только Косу найти! Лаз, лаз... — Дари уже приспособила свой слух и слышала чуть ли не дыхание Порка, эхо повторяло даже его тихое бормотание, — где ж этот лаз, стенища вон какая... как же на неё залезть?

— Порк, послушай! А эта камера тянется вокруг всей Тубы?

— Кажется, нет, а вообще не знаю. Я как глаз увидел, сразу к нему. Но, судя по кривизне дна, камера, скорее всего, не такая уж длинная. Ладно, Дари, я немного устал, так что давай пока закончим, мне надо лаз искать. Не волнуйся за меня, тут, похоже, безопасно. Если что, я и на ночлег здесь устроюсь, и еда есть. Ну, ты понимаешь. Её тут миллионы тонн, — Дари услышала смешок. — Да, ещё. Не вздумай ковырять воронку! Это не тот способ, чтобы проникнуть сюда. Есть причина, по которой проделать большую дыру не удастся. Муфта защитит себя. Меня она не замечает. Я прошёл естественным для неё путём. Другие пути закрыты. Их просто нет. Если ты завтра окажешься здесь, то поймёшь, в чём дело... Ладно, я пошёл. И ты ступай тоже, дети, поди, скучают. Дождь кончился?

— Только начался!

Порк присвистнул.

— Я время потерял, думал, утро уже. Ждите нас с Косой. Мы обязательно дадим какой-нибудь знак, придумаем что-нибудь. Мы с ним хитрые. Всё, уходи... Тьфу ты, дождь же! Вот дождь пройдёт — и уходи. Всё, не мешай мне. Ложись спать.

— Хорошо, Порк. Я всё поняла. Я не буду тебе мешать. Я ушла. До встречи!

— До встречи, Дари.

Женщина выбралась из камеры, утёрла слёзы, вздохнула с облегчением. Но щемящая боль в душе всё же оставалась: каково ему там, в кромешной тьме, в живой могиле. Она постаралась отогнать мрачные мысли, настроилась на успешный исход.

Уже почти улёгшись на теплое, полированное веками дно одного из спальных лож, Дари вдруг встрепенулась и кинулась снова к "переговорному устройству".

— Порк! — прислушалась — ничего, — Порк! Ты где? — снова тишина. Дари сначала заволновалась, потом мелькнула утешительная мысль, а не нашёл ли он дверь уже, хотела было уходить, надеясь на последнее, как вдруг услышала далёкое:

— Дари, я же просил не мешать! Что ты хотела, говори!

— Порк, прости меня. Одно слово! Я привяжу к трубке верёвочку, натяну её и буду на ней спать. Если тебе что-то надо будет сообщить, подёргай трубку, я проснусь и прибегу!

Порк помолчал недолго, затем сказал:

— Ладно, привязывай. Только пообещай, что будешь спать, а не бегать к трубке!

— Обещаю!

...Дари так и сделала. Она лежала, засыпая на натянутой верёвке, и представляла себе эту жуткую воздушную камеру и маленького человечка Порка в огромном чёрном пространстве, бегающего вдоль стены Тубы и ищущего таинственный лаз к оранжам.

Она не знала, а Порк не стал признаваться, что первый нижний сегмент трубки, к которой был привязан светящийся глаз элисы, выскочил из соединительной муфты и упал вниз, пока Порк дергал верёвкой...

...Ночью Дари часто просыпалась, боясь проспать сигнал. Поправляла натяг верёвки и снова забывалась беспокойным сном. Всё смешалось в её сне. Коса — Порк, Порк — Коса. Она целовала Косу, ласкала его, гладила его шрамы, он целовал и ласкал её груди, плечи, живот... Потом, целуясь в губы, Дари обнаруживала, что это Порк, но, будто не замечая этого, продолжала целоваться с ним. Они резвились в океане, светило яркое солнце в каком-то голубом небе. Под водой её гладил по ногам Коса, она хохотала от наслаждения и восторга, а на поверхности воды целовалась снова с Порком...

Так прошла вся ночь. Ранним утром она не выдержала и зашла в камеру, точнее собралась было зайти. Она только успела наклониться и заглянуть в лаз. Перед ней предстала жутковатая картина, освещённая её ожерельем, которое она держала в вытянутой руке как фонарь. Пол-объёма камеры заполняла пузыристая коричневая масса. Никакой воронки, а тем более трубки не было и в помине. Дари не побрезговала и спокойно потрогала рукой живую плоть, защитившую покой муфты. Это было плотное, как старая закостенелая мозоль, вещество.

Муфта зарубцевала свою маленькую ранку, возникшую в неположенном месте. Только нектарная вакуоль позволяла себя протыкать, чтобы человек мог кормиться из неё.

Глава 19

Когда Порк "выдавил" из дыхательной вакуоли короб, а от веревки остался только конец, прочно привязанный к запястью, ему пришлось какое-то время ждать. Мерное покачивание и вращение огромного пузыря, наполненного свежим воздухом, убаюкивало Порка. Задрёмывая, он обнаруживал, что то нога, то рука, а то и полтела уже вытолкнуты наружу, в солоновато-сладковатую цитоплазму. Уткнувшись в какой-то момент прямо лицом в мембрану и заснув, он даже успел хлебнуть этой жидкости, вовремя задержав дыхание, пока не вытянул из цепкой плёнки своё лицо. По вкусу она несколько походила не то на кровь, не то на нектар, но сильно разбавленный водой. Ещё был какой-то неприятный привкус, как бывает у застоявшегося лишний час нектара.

Наступил момент, когда Порк понял, что короб, вероятно, попал по назначению. Вакуоль чувствительно тряхнуло, а руку больно придавило к перепонке камеры. Верёвка врезалась в тело. "Только бы не порвалась", — молил Порк. Вялое покачивание пузыря вместе с человеком внутри сменилось на дёргающееся и ускоряющееся движение. Вакуоль явно куда-то несло, рука то и дело начинала проваливаться сквозь стенку. Порк с трудом удерживал равновесие, постоянно скользя ногами и руками. Потом лёг на спину и ёрзал так по гладкой поверхности. Видимо, разогнавшаяся вакуоль двигалась уже по инерции, поскольку верёвка в какой-то момент прослабла, и Порк стал быстро наматывать её на локоть. Сколько длился этот марафон и какие расстояния преодолела вакуоль со своим пассажиром, Порк даже не брался определить. Это могли быть сотни метров, а возможно, и километры. Времени он не считал. Предельное физическое и психическое напряжение отключило все внутренние счётчики. Неизвестно было и то, на какие глубины погружался воздушный пузырь. Если, конечно, он мог погрузиться ввиду своей воздушности. Во всяком случае, никакого давления на уши, как при нырянии на какие-нибудь 18-20 ростов вглубь океана, не было. Тут-то уж точно глубина была больше, если диаметр самого пузыря превышал эти размеры, а ощущение погружения, и довольно долгого, было определённо.

Порк продолжал наматывать на локоть совсем уж ослабшую верёвку и похолодел от ужаса: а вдруг она оборвалась!? Но тут натяжение возникло вновь и стало не на шутку усиливаться. Затем опять ослабилось. От сердца отлегло. Но появились новые страхи. В голове крутились слова Жоры:

— Когда санитарная вакуоль найдёт короб, а она его обязательно найдёт, она поглотит его как инородный объект и поторопится выплюнуть из организма прочь. Мы должны успеть оказаться в ней раньше, чем она сделает это.

— А куда она выбрасывает весь мусор, собранный в теле? — спрашивал брата Дайвис.

— Этого я не знаю, но то, что где-то близко будет лаз в Тубу, — это точно... Главное — максимально задержать дыхание и зажмуриться...

Так ли всё это? Но ведь братья нашлись потом! Живые и здоровые! После чего вновь бросились в разлом. А куда им ещё было идти, если они однажды уже прошли этот путь?

Пугало вот что. Если Муфта — живое существо, то, как у всякого существа, рот или дыхательное отверстие всегда находятся на одном конце, а клоака, или задний проход, через который оно выделяет наружу отработанные вещества, обязан быть на строго противоположном конце. Порка прошиб холодный пот. "Если меня выбросит на самое дно океана? Но как же тогда братья? А вдруг таких мест у Муфты несколько?" — думал он. Как бы там ни было, приходилось покориться судьбе.

Пузырь, в котором потел и холодел от страха Порк, мягко дрогнул. Верёвка, по всем расчётам, была намотана на локоть полностью, но заветного узелка, сделанного заранее на расстоянии одного роста от короба, так и не было. То, что короб в санитарной вакуоли, сомнений не было. Воздушная вакуоль стояла на месте, слабо покачиваясь, Порк прильнул глазами к месту выхода верёвки, пытаясь разглядеть хоть что-то. Ожерелье достаточно хорошо освещало цитоплазму, на полроста точно, да и глаза привыкли и работали на пределе. И тут он рассмотрел стенку большого пузыря. Какого точно он был размера — неизвестно, но по отсутствию видимой кривизны у этой стенки косвенно можно было судить, что размер немалый. Порк изо всех сил потянул верёвку. И... почувствовал, точнее увидел, что вакуоли сближаются. Верёвка подтянулась ещё, позволив сделать дополнительный виток на локте, потом дёрнулась, словно порвалась, потом дёрнулась второй раз, и, наконец, в пальцах Порка оказался долгожданный узелок. Всё. Верёвка больше не шла. За прозрачной плёнкой никакого мельтешения маленьких шариков не было. Два пузыря стояли, словно прилепившись друг к другу. Сердце заходило ходуном. Порк усилием воли унял его, разомкнул рот и стал глубоко дышать, как перед погружением на глубину. Одновременно, держа верёвку натянутой, отпустил ноги, проваливая их сквозь мембрану. Погрузившись до уровня щиколоток, ступни упёрлись в такую же тугую, упругую поверхность. Голова уже кружилась от избытка кислорода, но Порк продолжал дышать, чуть умерив темп. Как только пальцы ног проткнули мембрану санитарной вакуоли (только бы это была она!), Порка начало стремительно и даже агрессивно засасывать. Ему даже послышался характерный звук, будто его, как аппетитного червяка, втягивает в себя гигантский рот страшного чудовища-людоеда. Не успел он опомниться — но задержать дыхание не забыл, — как очутился в новом пространстве, барахтаясь в мерзкой, тягучей слизи. Плотно зажмуренные глаза, сжатые губы и задержанное дыхание лишали возможности составить максимально полное представление о месте, куда он попал. Только слух и осязание. А они ни о чем приятном не сообщали. Урчащий грохот, беспрерывное коловращение, слизь, неоднородная по своей консистенции, какие-то обрывки плёнок, нити. Сильно защипало порезанные ладонь и подошву. Началось стремительное ускоряющееся движение. Тело вдавило в стенку вакуоли, его с головой накрыло, наверное, тоннами плотной слизи. Что-то большое больно ударило по голове, рукам и груди. Короб! Порк вцепился в спасительный предмет и в верёвки, оплетающие его.

Всё пространство сотряслось, будто вакуоль врезалась во что-то. Порка вместе с коробом вырвало из слизи, и он полетел, барахтаясь и вращаясь в пустоте. Кислород в легких кончился, начались судороги грудной клетки. Порк рефлекторно, как привык делать это на глубине океана, максимально втянул живот и закатил глаза, продолжая держать веки зажмуренными. Так было легче переносить кислородное голодание. Руки крепко обнимали короб, ставший уже талисманом, чуть ли не одушевлённым другом-партнёром. Продолжая лететь, вращаясь в воздухе, бедняга услышал сильный громообразный хлопок и звук "пфу", оглушивший на несколько секунд. Будто вакуоль сделала плевок. И всё стихло...

Порк грохнулся о какую-то поверхность, не зная, где верх, где низ, уже теряя сознание от нехватки кислорода, и проскользил, укутанный слизью, куда-то вниз. Остановившись, он отшвырнул короб, как мог быстро убрал с лица клейкое, противное вещество, открыл широко рот и вдохнул...

Ползти на четвереньках было непросто, руки и ноги скользили, утопая в слизи, в горле и лёгких горело. Глаза оставались зажмуренными, он догадывался, что может быть, если их сейчас открыть. Зловонный кисло-сладкий запах напоминал кое-что из пережитого в прошлом, когда у одного островитянина нагноились ноги от укуса неизвестной ползучей твари, и началась, как говорили старые люди, гангрена. Этот запах невозможно было забыть. Запах разлагающейся плоти ещё живого человека... Надо было быстрее ползти, подсознательно Порк догадывался, что где-то есть место почище, чем тут, куда выплюнуло это одноклеточное всё своё дерьмо. И действительно, слизи становилось меньше. Удалось встать с четверенек на ноги и ускорить ход. Несколько раз ноги не удержали. Падая и вставая, Порк всё же сумел выбраться на сухой участок.

Он продолжал дышать ртом, поэтому запаха практически не ощущал. Но дышать носом ещё не решался. Островитянин знал, что нужно делать. Набедренная повязка давно где-то слетела. Помочившись в ладони и задержав единственную доступную жидкость — её нужно было экономить, — Порк ополоснул лицо. Новой порцией мочи промыл хорошенько глаза, прочистил нос, уши. Он не успокоился до тех пор, пока не удалил всю слизь с головы. Насколько, конечно, хватило драгоценной влаги... Самой последней крохотной порцией он прополоскал рот, горло и долго-долго отплёвывался. Прошёл несколько десятков шагов, подальше от зловонного места и осторожно потянул носом воздух. То ли действительно не так уж сильно воняло, то ли обонятельные рецепторы от испуга выключились на время, но запаха почти не было. Теперь глаза. Чуть приоткрыв левый глаз и не испытав никакого жжения, Порк открыл и второй. Ожерелье исправно давало достаточный свет, чтобы ориентироваться в пространстве. Оно было явно немаленьким. Воздух суховат, но дышалось легко. Жора не обманулся, когда к своим словам "...где-то близко будет лаз в Тубу...", он тогда добавил еще: "...и он где-то под нашими пещерами". Лаз... Лаз под пещерами.

Ноги наступили на что-то твёрдое и круглое. Череп. Человеческий череп с остатками прядей длинных волос. А вот и грудная клетка, таз, конечности. Да, этот путь уже проторен кем-то и, вероятно, не раз. "Но почему никто о нём не знает? Или кто-то знает, но молчит? Как молчал я все эти годы. Как промолчали братья. А почему? Может, они, отправившись в разлом во второй раз, и погибли здесь? Может, задохнулись, или захлебнулись, или отравились ядами? Они могли и просто сломать себе шею при падении...".