Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Пожалуй, на сегодня достаточно.
Кажется, он вздохнул с облегчением.
— Позвольте напомнить, мисс Дью, что в связи с приостановлением вашего основного трудового договора вам надлежит в течение ближайшего месяца засвидетельствовать свое почтение Регистрационной палате.
Встать на учет, то бишь. Знаю. А раз "в течение месяца", значит, учет этот может продлиться, сколько угодно. Хоть до второго пришествия.
— Всенепременно.
— Доброго дня, мисс Дью.
— И вам не хворать.
* * *
Еще в конце прошлого века государственные службы норовили расползтись по городу в самых нелепых направлениях, и обеспечение конституционных прав гражданина могло занимать недели, месяцы и даже годы рабочего времени, большая часть которого тратилась на хождение от одной инстанции до другой, причем в самом простом смысле — ногами. Общественный транспорт, конечно, немного помогал, но не поедешь же на такси по коридорам власти?
Хотя, есть уникумы, которые именно так и делают. В метафорическом смысле, конечно. Но поскольку подавляющее большинство активного населения не особо одобряет метафоры, зато всегда готово скандалить по поводу и без, проблему однажды взяли и решили самым радикальным образом. Засунув все службы, работающие в режиме личного приема, в один котел. То есть, квартал.
Получилось по-прежнему нудно, зато компактно и далеко от тех кабинетов, в которых принимают решения. Поначалу, конечно, все выглядело, как столпотворение, но постепенно и транспортные потоки, и потоки посетителей отрегулировали до взаимного удовлетворения. Впрочем, то место, куда меня направили из коллегии, даже в самые пиковые нагрузки не бывало загружено даже на четверть. А сейчас и вовсе почему-то пустовало.
Я даже вернулась к входной арке, чтобы перечитать график работы. Нет, все правильно, и день сегодня приемный, и обед закончился, и до вечера еще далеко. Но ни одной живой души в коридоре.
Может, все-таки профилактика, проветривание или что-то в этом роде? Санитарный день, на худой конец? Не могли же все песенницы в городе, кроме меня, вдруг взять и вымереть? Хотя, кабинеты-то закрыты. Ну, мне не к спеху, могу и в любой другой...
— Я туточки, туточки! Проходите, пожалуйста! Выскочила всего на минуточку. По служебной надобности!
Которая упаковывается в нежно-голубые бумажные коробки с логотипом, известным всем сладкоежкам в городе. И потребление которой кое-кому явно следовало бы подсократить, потому что диаметр обхвата уже критически близко к ширине дверного проема. Хотя, пусть его. На тот случай, если объемы Сусанны Сович находятся в прямом пропорции с широтой ее души.
— Дарли, дорогая, ты ли это?
— Конечно, нет. Тебе показалось. Сейчас растворюсь в воздухе.
— Ой, как же здорово, что хоть что-то в этом мире остается неизменным! — воссияла Сусанна, отпирая дверь своего кабинета. — Давай, проходи, устраивайся. Чайку попьем с плюшками. Знаешь, какие тут плюшки? Нет, ты не знаешь, какие тут...
В те времена, когда мы познакомились, золотоволосая хохотушка занимала в пространстве вдвое меньше места, но на мир смотрела примерно так же: широко открытыми глазами цвета жареных каштанов и взглядом, заинтересованным буквально во всем, и большом, и малом. Именно эта любознательность, наверное, и помешала пани Сович освоить ремесло песенницы в установленные сроки, почему мы, собственно, вообще смогли встретиться. В классе отстающих.
Это было чудесное время. И чудное, конечно, тоже. Когда каждый день чувствуешь: вот-вот перед тобой откроются двери во что-то невероятное. Утром начинаешь надеяться, к обеду чуть устаешь, но все еще веришь, вечером огорченно зеваешь и проваливаешься в сон без сновидений, чтобы на следующий день начать этот круг заново.
Чтобы раскрыться, песеннице нужно пытаться и стараться. Звучит банально, но иначе не получается. Не бывает, чтобы дар сам собой постучался и попросил его впустить. Хотя, стук, конечно, присутствовал. Где-то в самой глубине груди и одновременно в недрах черепа. Не больно, не особенно утомительно, но жить с вечным ощущением собственной оторванности от чего-то грандиозного — не самая приятная штука.
Главная проблема обучения как раз и состояла в том, что учиться каждому приходилось самостоятельно. Нет, нам рассказывали, делились опытом, кто как умел, но петь, значит, ощущать, а не складывать из слов модельки. Поэтому использовали ту же самую методику, что и с плаваньем. Ну да, бросали в воду, а там либо выплывешь, либо...
Для нас таким бассейном стал благотворительный хоспис. За реальную помощь песенниц там заплатить все равно не смогли бы, но любые руки в помощь брали охотно и без долгих расспросов. Так и получилось, что дни напролет мы смотрели, как кто-то страдает и умирает, а потом, вечером отправляясь в наши комнаты Дома утешения, старательно смешили друг друга, силясь сохранить надежду.
Наверное, со стороны мы смотрелись диковато: две девицы в форменных платьях до щиколоток, с улыбкой во весь рот выходящие из дверей очень печального заведения и каждые пару минут заливающиеся по-настоящему веселым смехом. Обычно нам вслед крутили пальцами у виска, но нашелся один, кого это странное веселье наоборот притянуло и приклеило. К Сусанне.
Этот паренек работал в ремонтной бригаде, которая доводила до ума вторую очередь хосписа. Может, не семи пядей во лбу, но рукастый и работящий, однажды он просто подошел к нам, посмотрел Сусанне прямо в глаза и спросил: "Пойдешь за меня замуж?" И та, надо сказать, долго не думала. Вообще не думала, если честно. Хлопнула ресницами и почему-то очень серьезно ответила: "А и пойду. Если не передумаешь." Он не передумал. Даже когда ему рассказали всю ее подноготную.
Вот так и получилось, что пани Сович уже лет как двадцать пять была счастливой женой и матерью, чем вызывала у меня, честно говоря, очень противоречивые чувства.
Не то чтобы я вообще когда-то и помногу думала о детях. Скорее, наоборот. Чаще всего мои мысли на эту тему сводились к равнодушному: ну, случится, так случится. Но чтобы нарочно мечтать и желать... Нет, пожалуй, ни единого раза. Вот смириться с чужим замужеством было куда как сложнее. Потому что в чувствах смешивалось все и сразу, от кристально чистой зависти до бесконечных копаний в себе.
Но время шло, галерея мужчин и женщин, с которыми пересекалась моя жизнь, становилась все больше, и часть портретов, особенно семейных, мне настолько не нравилась, что и тут сработала все та же формула. Случится — хорошо. Не случится, ну и нафиг. Не больно-то и хотелось. То есть, хотелось, но не так больно, чтобы выжить из ума. К тому же, как-то само собой, даже без слов и взглядов мы с Сусанной договорились не трогать две эти темы во время встреч. Потому что говорить можно о тысячах разных других вещей, главное, чтобы ко взаимному удовольствию.
Хотя неотвратимо надвигающаяся тема к удовольствию вряд ли будет иметь отношение.
— Вкусняшка же, да?
— Если присолить. Вот тогда будет шикарно.
— Так карамель же должна быть соленая.
— Вся соль ушла налево.
Сусанна недоверчиво сощурилась, но все же черпнула ложкой кусочек брауни и положила на язык.
— Да ну тебя! Соленая, аж до слез!
Мне нравится смотреть, как она в шутку обижается, а потом заливисто хохочет над своей же обидой. Всегда нравилось.
— Дарли.
— Чегось?
— Что не так?
— Все так. Выглядишь просто замечательно.
Мне погрозили ложкой:
— Не юли. Лучше скажи, зачем ты здесь.
— Повидаться. Потрепаться. Нажраться липких сладостей, а потом долго и много пить, чтобы отклеить друг от друга внутренности. Чем не повод?
Конечно, она не поверила. И так грозно нахмурилась, что пришлось признаваться:
— Меня выперли вон.
— Что? Как? Почему?
— Скажем, ситуация зрела, зрела и назрела. Обидно, что при этом извернулись ужом, когда можно было просто прийти и поговорить. Напрямую.
— Ты же знаешь, с тобой такой номер не проходит. Знаешь же? — на всякий случай уточнила Сусанна.
— Это еще почему? Я всегда открыта к диалогу.
— Открыта... Как зияющая драконья пасть, — хохотнула она. — Если и кидать туда какие-нибудь предложения, то желательно очень-очень издалека.
— А то что?
— А то сожрешь. Со всеми потрохами.
— Так я же любя.
— И кто об этом знает?
По всей видимости, никто. Но не орать же во весь голос на площади, как я всех вокруг люблю? Тем более, что не всех и не особо.
— В общем, вот. Как там у них это называется? А, предписание.
Сусанна изучала бумаги из коллегии минут пять, то хмурясь, то воздевая брови к линии роста волос. Потом отложила бяку в сторону, отодвинула подальше и вынесла свой вердикт:
— Это неправильно!
— Если ты о букве закона, то вряд ли. Коллегия в таких вещах не ошибается.
— Ты же поняла, о чем я. Это... Несправедливо!
Конечно. Наверное. Обязательно. Но что толку теперь копаться в чужом безразличии и умысле, каким бы он ни был. Обратно эту реку не повернешь, да и стоит ли? Даже подумать о том, чтобы вернуться, пусть и в ранге триумфатора... Нет, лучше блевануть. Уж точно, будет полезнее для организма. А для морального удовлетворения и вовсе незаменимо.
— Ладно, как бы там ни было, дело запущено в производство, и все что мне остается это ждать результатов. А чтобы не было больно за бесцельно прожитые... В общем, не хочу тратить время впустую. Да и деньги лишними не будут.
— Дарли, а может, тебе все-таки...
Только не надо на меня смотреть так умоляюще.
— Я думала над тем, чтобы отдохнуть. Правда-правда.
— И?
— Скучно. Только не заводи разговоры про хобби, умоляю! Я и раньше не могла долго усидеть на месте, а теперь это еще и довольно больно. Если подушку не подложить. Так что...
Сусанна укоризненно вздохнула.
— Виновна, ваша честь. Осознала. Признаю чистосердечно. Но не раскаиваюсь.
— Все б тебе шутить...
— Не смешно получилось? Ай-яй-яй. Теряю хватку.
— Дарли!
— Давай к делам, а? Мы, конечно, с тобой хорошо сидим, но если за дверью скопится очередь, я буду чувствовать себя...
— Не будешь.
В роли главной сегодняшней вредины? Почему бы и да. Но сдается мне, что слова Сусанны, сказанные будто бы в сторону, да к тому же, с ноткой сожаления, относятся вовсе не к моим чудачествам. Ну да ладно.
— Как обстановка на рынке труда?
В ответ неопределенно пожали плечами.
— На что я могу рассчитывать со своим послужным?
— Я не контактирую с частным сектором, ты же знаешь. Могу дать пару номеров брокеров. Заказы, правда, там мелковаты, но зато люди проверенные, не кинут.
— Хм.
Все они проверенные, да только не доверенные. В смысле, доверять я им точно не рискну. Если человек, которого я знаю всю свою сознательную жизнь, оказался таким... такой... К тому же, вряд ли по частникам еще не прошел слух о неприятностях в одном богатом доме.
— Хватит с меня частного сектора. Нахлебалась. Попробую заглянуть к муниципалам.
Сусанна понимающе кивнула:
— Тогда... Патронажная служба?
— Категорическое "нет".
Вернуться туда, откуда все начиналось, чтобы снова каждый день кого-то хоронить? Ну уж, свои надежды — совершенно точно.
— Но, Дарли...
— Не хочу остаток своей жизни смотреть на умирающих стариков. Достаточно и отражения в зеркале.
— Какое отражение? Ты у нас еще о-го-го!
— А еще э-ге-ге и а-га-га. Нет, Санни, утешение страждущих идет мимо и очень бодрым шагом. Разве только мне самой где-нибудь найдется немножко утешения... Как насчет молодых и здоровых?
— М-м-м.
— Закончились? Все-все-все? Хотя да, понимаю, там, наверное, конкурс на место. Но если надо, пободаюсь. Где наша не пропадала?
— Дарли, не надо. Пожалуйста.
Видеть Сусанну серьезной было странновато. Конечно, она, как и любой нормальный человек, не лучилась весельем каждую минуту своей жизни, но скорбно поджатые губы ей точно не шли. Во-первых, сразу выдавали возраст, а во-вторых...
— В чем проблема?
Она молчала довольно долго, напряженно ковыряя пироженку. Потом все-таки на что-то решилась, выдохнула и положила ложку на стол.
— Много ты видела народу в коридоре?
— Да вообще никого. Тихий час, наверное. Или пробки. Подгребут, куда денутся.
— Не подгребут. Со вчерашнего дня ни одной живой души не было. И еще долго не будет.
— Это в честь чего? Саммит какой? А билетики еще остались? Я бы сходила.
— Все гораздо хуже.
Трагедия с Сусанной не стыковалась никак. Получалось что-то вроде любительских проб в драмкружке, и то с натяжкой. Но если дела, действительно, серьезные...
— Вот что. Или говори, как есть, или говорить начну я. И спрашивать.
Она чуть поколебалась, но даже наклонилась ко мне и сообщила, понизив голос почти до шепота:
— В четверг одну из наших госпитализировали. Прямо с рабочего места.
— И в чем проблема? Всякое бывает. Тот же аппендикс. Да мало ли чего еще?
В мою сторону по столу подвинули клочок бумаги, явно уже успевший побывать во многих руках:
— Вот чего.
Судя по шрифту и обрывкам линий, это было вырезано из какой-то стандартной печатной формы вроде тех, что заполняют, в том числе, и врачи. Далее обыденность заканчивалась и начинались вопросы, потому что в графе "Диагноз" было вбито: "Травматическая дефлорация, инициированная дистанционно".
Я попробовала представить. С одной стороны. С другой стороны. Даже покрутила пальцами. Под столом. Потом сдалась и спросила:
— Это как?
Сусанна всхлипнула:
— А вот так!
— Эй, эй... Только не надо слез и остального. Не оценю, ты же знаешь. Объясни лучше, если, конечно, сможешь: о чем идет речь в этой писульке?
— Да разве непонятно?
— Что цветочек сорвали? Вполне. Со всей революционной ненавистью. А вторая часть, она-то о чем?
Новый всхлип.
Пришлось слезть со стула, зайти Сусанне за спину и пару минут мять пышные, как булочки, плечи, приговаривая в золотистый затылок всякую чухню типа "Не плачь, зайчик, все будет хорошо, мы им всем еще покажем". Правда, ассоциации работали очень узко, и зайчики в моем воображении показывали всему честному миру совсем не то, что вообще стоит демонстрировать. По крайней мере, если не просят.
— Теперь можем поговорить? Успокоилась?
Она кивнула, но сначала старательно высморкалась.
— Итак?
— Он. Ее. Просто так. Потому что может. Потому что захотел.
Пф-ф-ф-ф. И о чем мы тогда вообще говорим?
— Значит, "он" все-таки был в наличии?
— Был.
— Тогда все логично.
— На другом конце города.
Снова здорово.
— Давай начнем с начала, ладно? Эта несчастная. Она чем вообще занималась?
— Поддержкой.
— Имеешь в виду...
— Силовой, да.
Не самое увлекательное занятие, но учитывая, что все происходит в уютной комнате и вполне расслабленной обстановке, жить можно. Я бы согласилась.
— Хорошо. Пока ничего криминального не вижу. Дальше.
— Один из тех, кого она должна была вести по вахте, запросил прямой контакт.
Чуточку больше геморроя, но все еще терпимо.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |