Противостояние

Наталия вырвала из тетради листок, быстренько пересчитала торопыг-энтузиастов и порвала его на четырнадцать относительно ровных частей. На одном из них довольно реалистично нарисовала улыбающийся череп. Однокурсники поулыбались, каждый втайне надеясь, что милое художество достанется кому угодно, только не ему, и столпились вокруг девушки, в руках которой был спешно превращенный в "мешок с сюрпризами" пиджак русоволосого идейного вдохновителя. Бумажки мы тянули, затаив дыхание и жадно вглядываясь через плечо тем, кто испытывал судьбу. Солэйр тянула бумажку восьмой, я собиралась сразу за ней. С каждым счастливым выдохом вероятность того, что тяжкая дола падет именно на наши плечи, увеличивалась.

Наталия, тянувшая самой первой и вытянувшая пустой листочек, с лукавой улыбкой протянула пиджак Солэйр. Девушка, поколебавшись, сунула руку в самодельный мешок и с решительным выражением лица достала свой жребий. Я заглянула ей через плечо и застонала: с бумажки нам весело скалился череп. Счастливчики, для которых дальнейшее действо перестало быть интригой, облегченно хохотнули, с сочувствием хлопая Солэйр по плечу и заверяя, что с нетерпением будут ждать от нее новостей. А я понимала, что потопаю на девятый этаж вместе с ней. Если уж хочу, чтобы она была моей подругой, не оставлять же мне ее на этом первом, хоть и пустячном, но все же испытании?

Пиджак, уже развернутый и слегка мятый, вернули законному владельцу. На нас с Солэйр с выжидательными улыбками уставилась дюжина студентов. Я, заметив идущих от столовой остальных однокурсников, подняла руку:

— Давайте узнаем у вновь прибывающих. Если они тоже не знают, куда идти, то мы с Солэйр отправимся на разведку.

Такое предложение сочли разумным. Я молила всех Богов, чтобы среди поднимающейся к нам группки был кто-нибудь, кто выяснил месторасположение необходимого нам кабинета. И да, он там все-таки оказался! Облегченно выдохнув, мы с Солэйр переглянулись и вслед за всеми начали подниматься по той лестнице, которую в качестве разведывательного маршрута мы не выбрали.

Кажется, я люблю свой курс.

На девятый этаж все добирались, держась за бока и тихо ругаясь на мир в целом и на себя в частности. За возможность использовать Силу мы готовы были терпеть и не такое, конечно, но если существует способ сделать наш путь к знаниям чуть менее тяжелым — никто из нас недовольным не будет. Площадка, на которую мы поднялись, была сравнительно небольшой по размерам. Пока от сильной давки нас спасало то, что таких вот торопыжек среди нашего курса было меньше двадцати человек. Подоконник единственного окна сразу же заняли девушка-из-библиотеки, мгновенно доставшая книгу и уткнувшаяся в нее, и молчаливая тихоня, указавшая нам, куда идти, но ни с кем на разговор не пошедшая. Остальным, однако, в тишине дожидаться преподавателя не хотелось. После жеребьевки, ставшей первым шагом к знакомству и сближению, то тут, то там начинали вспыхивать разговоры. Пока осторожные, проводники только приглядывались друг к другу, изучали, но основы общения между моими однокурсниками были заложены.

В данный момент меня перспектива влиться в это море осторожного любопытства не привлекала, и я, стоя у единственной двери на этой площадки, с куда большим удовольствием узнавала Солэйр и Наталию. Проводник Гранта все еще сжимала в руке злополучную бумажку со жребием, и потому разговор у нас, едва мы отдышались, начался сам собой.

— Ты занимаешься рисованием? — полюбопытствовала Солэйр, кивая на зажатый в руке листочек.

— Я несколько лет ходила в художественный класс при нашей школе, но это больше хобби, чем серьезная попытка заняться творчеством, — улыбнулась Наталия.

— Почему? — удивилась я. — Ведь сразу же видно, что ты и любишь это, и довольно профессиональна как художник.

Наталия немного растерялась от моего замечания:

— С чего ты...

— Я видела, как на истории ты рисовала. Со стороны была очень хорошо заметна твоя увлеченность. Жаль даже, что творческие личности не видят себя в те моменты, когда творят. Необычное зрелище. — Девушка смутилась, и мы с Солэйр, переглянувшись, улыбнулись. — А череп действительно очень похож, как будто настоящий с помощью магии перенесли на бумагу.

— Кто-то тут говорит о магии? — раздался за плечом скрипучий голос. — Неужели же невтерпеж, а, ребятки?

Я подпрыгнула от испуга и отшатнулась от двери, врезавшись в стоящую рядом Наталию. Та, в свою очередь, задела плечом какого-то юношу. Его собеседники, да и он сам, повернувшись, с немым укором и явным вопросом смотрели на нас. Я чуть покраснела и неуверенно оглянулась.

— Мне показалось, что за моей спиной кто-то разговаривал, — попыталась объяснить я, сомневаясь в каждом своем слове. Хотя, скажи я им, что со мной заговорила дверь, это точно посчитали бы еще более странным.

— У стены голос прорезался? — усмехнулся парень, растирая плечо и своим ехидным взглядом выражая все, что он о нас думает.

С одной стороны, я его понять могла. Заяви мне кто-нибудь нечто подобное, сама бы так же отреагировала. Но, с другой стороны... ведь не над его ухом скрипели!

— А я откуда знаю? — возмутилась-огрызнулась я, краснея еще больше. Потому что на нас начали оборачиваться и остальные студенты. Продолжать неприятный для себя допрос под насмешливыми взглядами не хотелось. Ники и так обеспечил мне некоторую известность своими выходками, ни к чему мне еще звание "говорящей с дверью". Я нахмурилась и, решив, что извинение будет самым быстрым способом отвязаться от ненужного внимания, уже открыла рот: — Слушайте, я...

— Ну так что, невтерпеж, я спрашиваю? — снова раздалось сзади, и теперь вместе со мной подпрыгнули и Солэйр, и Наталия. Даже парень-ехидна, вмиг утратив всю свою язвительность, настороженно уставился поверх моего плеча, потому что в той тишине, в которой я собиралась принести извинения, скрипучий голос прозвучал донельзя отчетливо.

— ... извиняюсь... — шепотом закончила я, глядя на изумленные лица сокурсников и не торопясь оборачиваться. Да что же там такое страшное и разговорчивое?

С подоконника поднялась девушка, указавшая нам дорогу. Невысокая, с заплетенными в косы темными волосами и очень спокойным, даже неподвижным лицом. Серо-зеленые глаза ее были лишены любых эмоций: говорящее нечто за моей спиной ее, по всей видимости, не удивило. Пройдя мимо застывших изумленных однокурсников, она подошла к двери и ровно произнесла:

— Добрый день. Вы правы, мы очень ждем возможности научиться бытовой магии.

— Ааа, вот так бы сразу. А то застыли все, как кролики, глазенки выпучили — и молчат. Как будто вас родители на вопросы старших отвечать не научили.

— Извините. Мы просто еще не привыкли к тому, что магия теперь вокруг нас.

— Ну-у, эт-то я понимаю, — заметно потеплел голос, и я рискнула все же посмотреть, с кем разговаривает наша полная сюрпризов тихоня.

Однако за спиной не было ничего интересного. Грязно-белая каменная кладка, темная деревянная дверь в два человеческих роста да табличка на ней, сообщающая, что за этим порогом проводятся занятия по бытовой магии. Ничего, что выдало бы невидимого собеседника. Судя по взглядам остальных свидетелей, они тоже мало что понимали.

— Вы нас не пропустите? — спросила девушка. — Скоро подойдут остальные студенты, и нам будет очень тесно на этой площадке.

— Э-э, нет, вы сейчас зайдете — и не будете со мной разговаривать. Я так не согласная, — возмутилась дверь. Откуда доносился голос, я не понимала: ожидаемая мной картина деревянных шевелящихся губ не оправдалась. Впрочем, со дня Распределения хоть какие-то мои ожидания, пусть даже самые мелкие, оправдывались?

— Мы не сможем на такой добрый поступок ответить черной неблагодарностью, — заверила собеседница, и дверь, помолчав несколько секунд, начала открываться. Скрипа, слышного в ее голосе, не было: она провернулась на петлях абсолютно бесшумно. Боги, простите мне такие мысли, но мне стойко казалось, что дверь сейчас кокетничала со студентами! Как старушка, которая расцветает от одного комплимента, поправляя шляпку и уверяя, что она-де старая развалина, и куда уж ей... Жила на нашей улице такая, госпожа Ридли. Вот честно, такое же поведение демонстрировала сейчас и дверь, скрипя и брюзжа на нас, но при этом "поправляя шляпку", которую ей заменяли огромные латунные петли.

— Смотри мне, ты обещала! — не смогла смолчать она, когда мы несмелым ручейком потекли в кабинет. И если первой довольно уверенно вошла наш бравый парламентер, то второй идти пришлось мне, так как стояла я ближе всех. Кто-то весьма чувствительно подтолкнул меня в спину, и мне ничего не оставалось, кроме как сделать шаг вперед. Потом еще один. Краем глаза заметила, что Солэйр и даже Наталия тоже зашевелились, и потопала увереннее. Так вот наше трио второоткрывателей и вошло в кабинет, едва переставляя ноги и постоянно оглядываясь друг на друга. Однокурсники, видя, что с нами ничего не происходит и что говорящая дверь не захлопывается за нашими спинами с диким лязгом, получив добычу, потянулись следом.

Вглубь кабинета мы все равно не прошли, рассредоточившись вдоль стеночки: уж больно странным было помещение. Это, скорее, был квадратный зал без окон, а не учебная аудитория. И зал этот, расположенный под самой крышей, был разделен на две части. В одной — парты и доска, как в школе, в другой, отделенной от "класса" полупрозрачной мерцающей завесой, были расставлены квадратом четыре больших лабораторных стола. На стенах висели обычные, не магические, факелы, давая нам возможность осмотреться.

Та часть курса, что так неосмотрительно поторопилась на бытовую магию, растерянно молчала, с недоумением и даже опаской оглядывая открывшийся кабинет. В чувство нас привела все та же девушка-парламентер, прошедшая к столам и небрежно сбросившая сумку на первую парту в третьем ряду. Я вспомнила, что и на истории она сидела с самого краю аудитории. Что ж, у каждого есть свои любимые места.

Мы, словно за вожаком, последовали за ней, настороженно останавливаясь у выбранных парт.

— Слушай, а откуда ты... — начал было парень, проявивший себя на лестнице идейным вдохновителем, но девушка, даже не дослушав вопроса, ответила:

— У меня здесь старшая сестра учится.

Студенты запереглядывались. Редко когда в одной семье сразу несколько детей проходят Распределение. Смелые, однако, дочери родились у их родителей!

— А почему ты сразу не заговорила с дверью и не попросила ее впустить нас? — потребовал ответа жертва нашей с Наталией неуклюжести.

— С ней ни в коем случае нельзя заговаривать первыми. Не всем это приходит в голову, но случаи бывали. И когда ее пинали, и когда, наслышанные о ее особенности, требовали впустить в класс. Нужно дождаться, пока она первой проявит любопытство, иначе заупрямится и не откроется даже преподавателю.

Русоволосый изумленно присвистнул, аккуратно вешая на спинку стула свой помятый пиджак:

— Ничего себе, Академия! Я ожидал от нее странностей, но говорящая своевольная дверь в первый же день — это как-то... слишком сильно.

Девушка пожала плечами и отвернулась.

— Эй! — окликнула ее Солэйр. — А как тебя зовут?

Та, не поворачиваясь, коротко бросила:

— Церебра Эрклик, — и снова потеряла всякий интерес к нам.

Я чуть нахмурилась. Не то что бы меня задело такое отношение — у Церебры могут быть свои причины, — но все равно было как-то неприятно. Словно... до общения с нами снизошел высший разум. И эта странная девушка даже не была высокомерна или заносчива, просто ей наедине с собой было куда интереснее, чем с нами.

— Так со мной кто-нибудь поговорит, али мне запирать вас здесь?

Все, кроме Церебры, как один вскинули головы и повернулись к двери. На лицах каждого было примерно одно и то же выражение: испуг с изрядной долей обреченности.

— Ну... эээ... и как ваши дела? — мученически вздохнув, сделал шаг к выходу наш самый говорливый.

— Ой, вы себе даже представить не можете, как здеся скууучно! — обрадовано протянула дверь. — Особенно на каникулах! Только и есть мне развлечение, что за птицами на карнизе наблюдать! Даже преподаватели...

Энтузиазм и тяга к знаниям определенно наказумемы.

Глава 4.

От долгой беседы со скрипучим голосом, от которого начинала побаливать голова, нас ненадолго оторвала оставшаяся часть проводников-первогодок. Уже более сдружившейся и куда более шумной толпой они поднимались по лестнице, не представляя, какую подлянку им готовят обосновавшиеся в кабинете сокурсники. Русоволосый Джейсон уже на каждом слове морщился, периодически поднося руку к левому виску. Ему, как вызвавшемуся вести диалог с дверью, пришлось передислоцироваться к ней поближе, и по его ушам неприятный голос бил куда сильнее. Но поднимающиеся студенты заставили его глаза радостно загореться: он мечтал отдать свой пост какому-нибудь другому счастливчику.

Время шло до ужаса медленно. Для двери, у которой очень "скууучная" жизнь, наша новая знакомица болтала на удивление много. ,И уже весь наш курс, все пятьдесят шесть человек, страдали от опрометчиво данного Цереброй обещания.

— Я не думала, что она так рано заговорит, — пожала плечами Эрклик под направленными на нее возмущенными взглядами. — Видимо, соскучилась за лето. Обычно она подолгу молчит, заставляя студентов толпиться на площадке и лестнице.

— А неча в кабинетах гадить! — возмутилась дверь. — Едят тут, мусорют, бумажками бросаются, как будто я не в храм науки вход охраняю, а в забегаловку какую дешевую.

— Ох ты ж, Боги великие, сделайте меня глухой на ближайшие лет сто, пожа-а-алуйста, — простонала Солэйр, опустив голову на скрещенные руки.

Я была с ней полностью согласна. Слушать дребезжащий, пронзительный, бьющий по нервам голос было уже невозможно. К тому же захотелось есть. Почему, ну почему до самой последней минуты я не засиделась в столовой? Зачем мне нужно было так торопиться к пустому кабинету?

— Дорогая Ауланта, ты снова приводишь моих студентов в недееспособное состояние? — шутливо-строго вопросил кто-то от двери, и новый, мягкий и чуть мурлыкающий голос показался нам дивнейшей музыкой на свете.

— Да мы так, пообщалися чуток, — засмущалась дверь.

Мы поподнимали головы с парт и с немой надеждой уставились на вошедшую женщину. Проводник, довольно молодая для преподавателя такой серьезной и консервативной Академии, как наша: ей было едва ли за тридцать. Каштановые волосы, как и у Солэйр, коротко стрижены, но при этом еще и выкрашены на концах в более светлый цвет, что придавало ей немного хулиганский облик. Лицо узкое, с тонкими чертами, губы растянуты в понимающе-сочувствующей улыбке. Бодрым смерчиком ворвавшись в это царство страдающих студиозусов, она на ходу представилась:

— Профессор Эннелия Террин, ваша преподавательница по бытовой магии. Приветствую вас, студенты, в стенах нашей Академии! — Она замерла у своего стола, сгрузила с плеча сумку и достала из него свиток. Потом с широкой светлой улыбкой снова обратилась к нам: — Понимаю, что вы все расстроены из-за того, что Распределение не оправдало ваших надежд, но давайте и в новом качестве искать положительные моменты, хорошо? Я еще сама помню, с каким нетерпением и предвкушением ожидала практических занятий по бытовке, а потому в состоянии понять, что чувствует каждый из вас. И заверяю, что это будет действительно настолько интересно и увлекающе, как вы себе и представляли. Трудно — да, потому что магия определила нас по другую руку от себя, хотя иногда позволяет нам пользоваться Силой, но при этом, обещаю, каждое заклинание будет вызывать такое чувство радости и восторга, что затраченные усилия будут окупаться в тройном размере.