Фармацевт

Видимо я был прав, потому, что когда в ворота хранилища зашли две женщины, Николаевич ногой запихнул сапог еще дальше к стене.

Первая из женщин оказалась Зинаидой Петровной, а вторую мы еще не знали.

-Мальчики, мы к вам, — сообщила Зинаида Петровна.

Наша шестерка ощутимо напряглась, предчувствуя неприятности, и приготовилась их услышать.

— Здравствуйте ребята, — поздоровалась с нами вторая женщина, — Я директор плодоовощного магазина номер 14, горпромторга, Возможно среди вас найдется желающий поработать сентябрь в этом магазине.

— В качестве кого? — не удержался я от вопроса.

— Ну, в основном, грузчиком фасовщиком, иногда, правда, может возникнуть необходимость встать к прилавку.

Энтузиазм, загоревшийся в глазах парней, моментально исчез, продавцом себя никто из них не видел даже в самых ужасных снах. Это вам не послеперестроечная Россия.

— Ну, так, как? Найдется желающий?

Я выступил вперед и храбро заявил:

— Я, желающий!

Директор переглянулась с Зинаидой Петровной, моя кандидатура её явно не устраивала.

Однако, товарищи по медучилищу по прежнему не проявляли энтузиазма, не желая заниматься продажей овощей.

-Зинаида Петровна наклонилась к уху женщины и, как ей казалось, шепотом сказала той.

-Наташка, бери этого, пока соглашается.

-Хорошо, с явной неохотой ответила дама и, обратившись ко мне, предложила:

-Молодой человек, пройдемте с нами в контору. Там мы с вами поговорим более конкретно.

В конторе две дамы взяли меня в оборот. После небольшого опроса выяснив все мои биографические данные , пришли к выводу, что, как временная замена некоему Леонтьевичу, я вполне подойду.

— Итак, Витя, с завтрашнего дня ты работаешь в магазине N14 на улице Мерецкова. Не бывал там?

Я отрицательно качнул головой.

-Не бывал, слишком далеко от нашего дома.

-Ничего страшного. — заявила Наталья Игнатьевна, так звали мою новую начальницу. — Остановка автобуса тройки недалеко от вашего дома, и останавливается он напротив магазина.

— А какая у меня будет зарплата? — в конце концов поинтересовался я.

Дамы переглянулись.

-Понимаешь, Витя, — заговорила Зинаида Петровна. — Сейчас ты работаешь на плодоовощной базе, это головная организация, все магазины являются нашими подразделениями. Так, что мы тебя приказом откомандируем в распоряжение директора магазина, а зарплату ты будет получать здесь на базе.

В принципе, мне все эти хитросплетения были не интересны. Главное, что хоть какую-то зарплату я получу и к тому же, физические нагрузки в магазине будут не в пример меньше.

После беседы, возвращаться в хранилище, и продолжать работать, не было никакого желания. Так, что, выйдя из конторы, я направил свои стопы к ближайшей остановке.

— Опять придется удивлять маму, — думал я по дороге.

До дома я добрался, когда еще не было трех часов. Увидев меня, мама встревожено встала с дивана. На нём она возлежала, смотря какую-то передачу по телевизору.

Центральные каналы у нас показывали всего два года, поэтому интерес к телепередачам возрос чрезвычайно. До этого местное телевиденье начинало работать в семь часов вечера, показывая местные новости, какую-нибудь передачу общественно-политического звучания, а затем на загладку художественный фильм из старья.

Я же старался телевизор не смотреть вообще. Качество черно-белого изображения было никаким. Оставалось только подождать двадцать пять лет и смотреть телевизор станет намного приятней. Вот только передачи будут совсем другими.

-Витя! Ты чего так рано? Что-нибудь случилось? — мама засыпала меня вопросами.

-Мам, успокойся, все хорошо. С завтрашнего дня я работаю в плодоовощном магазине фасовщиком-продавцом, вот такие дела, — сообщил я в ответ.

— Ох, Витька, в этом году одни проблемы с тобой! — вздохнула мама. — После травмы тебя не узнать, все сам, сам. Нет, чтобы с матерью посоветоваться. Ну, рассказывай, куда ты опять влез? И в кого ты такой беспокойный, бросаешься туда сюда, как будто шлея под хвост попала! Хотя, что я спрашиваю? Известно в кого ты такой, в батю своего непутёвого.

-Да особо нечего рассказывать, — ответил я никак не комментируя мамино высказывание. — Пришла на базу директор магазина, искала временного работника. Никто не соглашался, ну, а я согласился. Интересно же поработать продавцом.

Так тебя сразу и поставят продавцом. Жди больше, — скептически сказала мама. — Ты несовершеннолетний, материально ответственным лицом быть не можешь, будешь целый день картошку фасовать, да морковь. Ничем не лучше чем на базе.

Да, а как тебя там оформят? Мне опять с тобой в отдел кадров идти? — спросила мама.

-Не нужно, — улыбнулся я. — Мне уже все объяснили. Я по-прежнему буду считаться работающим на плодоовощной базе, и зарплату получу там же.

-Забудь, — махнула рукой мама. — Фигушки там а не зарплата. Копейки вам заплатят. Могли бы при желании грузчиков найти, да желающих на переборку, так нет, студентов им подавай, вы, считай, за так месяц работаете, а грузчикам каждый вечер деньги за работу нужно отдать.

После разговора мама слегка успокоилась. Действительно, в плодоовощном магазине еще никто физически не перетрудился, так, что её сыну там ничего не грозит. Если только он по глупости не встанет за прилавок продавцом.

Мы почаёвничали, от обеда я отказался, так, как еще не переварил обед, съеденный в столовой.

Уйдя в свою комнатушку, улегся на кровать и взял в руки когда-то читанную перечитанную книгу Стругацких "Страна Багровых Туч". Все равно другой литературы у меня пока не имелось.

Прочитав с десяток страниц, на каждой насмешливо фыркая, закрыл потрепанный том.

— Увы, каждому времени нужна своя книга, — подумал я. — И никуда от этого деться. Из тысяч, сотен тысяч книг в следующее столетие переходят только сотни, а выдерживают тысячелетия единицы. И никто не может предсказать, кому из авторов повезет, что его будут читать и через сто-двести лет.

Только вот мне-то как быть? Перечитывать классиков? Вряд ли я смогу читать наших фантастов, да, собственно, и зарубежных тоже. Мне их книги уже не интересны.

А день за окошком оставался солнечным и теплым. Моему телу хотелось движения, а сознанию покоя. Но в данном случае тело победило. Поэтому я надел кеды и, сообщив маме, что пойду, погуляю, вышел во двор.

Во дворе было необычайно пусто. Лишь Валерка Лебедев сидел на скамейке в печальном одиночестве и пытался подобрать аккорды к песне "Элеанор Ригби".

— Ого! — воскликнул я, — Растешь, Валера! Смотрю, на классику перешел.

— Ты, чо Витёк, несешь? Какая нахрен классика? Это песня Битлов из последнего альбома РевОльвер. — возмутился Валера. — Вот послушай.

Он вытащил клочок бумаги из кармана и начал петь, глядя в него

Ал зе ком папл

Вере ду зей ал.

Я не выдержал и засмеялся.

— Валера, ты какой язык в школе учил?

-Русский матерный, — насупившись, ответил тот. — А ты если знаешь, как надо петь, так подскажи.

Я даже опешил от подобного высказывания, Валера просит научить, это что-то новенькое.

— Валера, не шифруйся, лучше объясни, в чем дело.

— Короче, — вздохнул Лебедев. — ты же знаешь, закончил я, наконец, фабзайку и уже неделю работаю на заводе, слесарем сборщиком. Пару дней назад узнал, что у нас в доме культуры организуют вокально-инструментальный ансамбль. Ну, я туда пришел вечерком. Пацаны там простые, гитару мне дали, я им сбацал пару песен. Вроде все нормалек, но тут пришел их руководитель послушал меня, и включил на магнитофоне песню Битлов, запись, конечно, так себе, но слушать можно.

А потом заявил, если я её спою и сыграю, то место в ансамбле мне обеспечено. Я, конечно, намекнул, что в английском языке не шарю, тогда Аркаша, ну руководитель, и написал эту бумажку.

— Понятно, ну давай я посмотрю, что там у тебя написано.

Как ни странно, но тот, кто писал слова, ошибок в них практически не делал. Так, что материал для работы над произношением имелся, ведь я лично ни одного слова из песни не помнил, кроме имени Элеанор Ригби.

Так, что ближайший час мы с Лебедевым посвятили правильному произношению.

Дело двигалось туго, но все же двигалось. Наконец, спев относительно правильно песню до конца, Валерка спросил:

-Витька, а о чём хоть Битлы поют? Ты понимаешь?

После того, как я ему приблизительно перевел содержание песни, Лебедев круглыми глазами посмотрел на меня.

-Бля! И я эту ху.ту два часа учил! — воскликнул он. — В жизнь бы не подумал, что они такую хрень сочиняют!

Я пожал плечами.

-Зато теперь можешь отправляться в дом культуры, и показать чему научился.

— Елы-палы, — огорчился Валерка, — я же до завтра все снова забуду. Ты смог бы со мной завтра часиков в шесть вечера встретиться, проверить, как у меня получается?

В ответ я поведал, что с завтрашнего дня работаю в овощном магазине, поэтому не знаю, приду ли в это время домой.

В ответ получил изумленный взгляд Лебедева.

— Слушай, Шибза, ты после того, как голову себе разбил, дурью начал маяться по-настоящему. Месяц полы зачем-то мыл в больничном подвале. Теперь будешь картошку фасовать, совсем, что ли дурак? Идём лучше со мной на завод. Смотри, у меня после училища третий разряд слесаря-сборщика и зарплата будет на конвейере сто пятьдесят рублей. Через год сдам на четвертый разряд и буду рублей под двести получать. Я поговорю с мастером, тебя для начала возьмут на подсобку, потом подучишься, сможешь стропалем работать, рублей сто двадцать будешь получать. Ну, как? Согласен?

-Хорошо рассказываешь, Валера, — вздохнул я. — Только у меня другие планы на жизнь.

-Ну, смотри, я предложил ты отказался. Слушай, я смотрю, ты в английском языке сечешь, Может, и другие песни сможешь перевести для нас.

-Для нас, это для кого? — поинтересовался я.

— Гребнев, что ты такой непонятливый, все тебе надо объяснить. Для нас, это значит для Эльфов.

— Для каких эльфов? — недоуменно пробормотал я. Мысленно мне представилась картина, что в нашем городе появился еще один попаданец с томами Толкиена подмышкой.

— Эльфы — это наш заводской ансамбль, — наставительно пояснил Лебедев.

Я не удержался и спросил:

-Валер, а кто такие эти эльфы и почему так назвали ансамбль?

Парень задумался.

— Точно не знаю, но вроде бы это какие-то сказочные герои, мелкие и с крылышками. Я в прошлом году Дюймовочку читал, так там, такая мелочь вокруг неё крутилась. А уж, почему так назвали ансамбль, спроси у Аркаши, это его решение, он ни перед кем из музыкантов не отчитывается. А директору дома культуры пофиг, главное, что никакой антисоветчины не было.

-Понятно, — резюмировал я и снова спросил:

— С чего это ты взялся Дюймовочку читать ? Расскажи.

— Да что тут рассказывать, в прошлом году училка по литре пристала ко мне, типа, Валера, какое произведение на тебя произвело самое большое впечатление. Ну, я и ответил, что "Колобок". Я типа пошутил, а училка разоралась, кинула мне на стол книжку сказок Андерсена и сказала, что пока я ей хоть одну не перескажу, у меня будет двойка по литре. Пришлось читать, хотя, знаешь, мне понравились сказки. Их читать интересно, почти, как про войну. А всякие Печорины, Раскольниковы мне до фонаря.

На этом наша дискуссия о литературе не завершилась.

Последние слова Валерки услышала подошедшая Нинка Карамышева.

— Как тебе не стыдно, Лебедев. Миллионы людей читают Лермонтова, Достоевского, Бабеля и им нравятся их произведения. А тебе, вечному двоечнику и хулигану, не нравятся, но это ничего не значит. Просто ты мало работаешь над собой, вернее совсем не работаешь, тебе надо больше читать и тогда ты сможешь понять всю глубину проблем поднимаемым авторами в своих произведениях.

Лебедев коварно улыбнулся.

-Сейчас какую-нибудь гадость скажет, — подумал я.

— Нин, а этот Бабель, кто такой, объясни, я вообще то слышал краем уха, что есть такой писатель. Он, наверно, про одних баб писал, поэтому и Бабель? — с невинным видом спросил он.

— Карамышева укоризненно глянула на нас и выпалила:

— Да что вам объяснять, сидят два дурака, ничего в жизни добиться не могут, а великих писателей ругают, хотя им до них, как до Луны, а то и дальше.

Выдав последнюю сентенцию, она повернулась и ушла домой, не забыв забрать пустое помойное ведро.

— Нет, ты слышал, Шибза, эта шмакодявка меня дураком обозвала? — возмутился Лебедев. — С чего бы это я дурак? У меня третий разряд слесаря, думаешь, его всем давали? Ни хера подобного. Большинство получило второй разряд. Нинка думает, я не знаю, сколько её отец зарабатывает. Он главным механиком получает двести пятьдесят рублей, немногим больше меня. Только я первый месяц на работе, А он всю жизнь в лесхозе пашет. Мне, к примеру, уже место в общаге обещали, так, что я туда скоро перееду, Гальке комнату освобожу. Мастер сказал, что если я после армии к ним вернусь, то смогу встать в очередь на благоустроенную квартиру. А Нинка со своим умным папашей и с мамой бухгалтером так и будут воду ведрами носить и на помойку бегать.

Я вообще правду всегда говорю. Если мне что-то не нравится, встаю и говорю. Многим это не нравится.

После этих слов Валера потер рукой свежий шрам на брови.

Надо сказать, слова пятнадцатилетней девчонки меня абсолютно не задели. Чего только не скажешь в запале, когда играют гормоны.

Зато слова Валерки, по сути, на данный момент были верны. Да, рабочий класс у нас был в почете. В отличие от интеллигенции — прослойки между народом и дворянством, лишенной присущего народу хорошего вкуса, так в царские времена её характеризовали.

И хотя сейчас интеллигенцию называли народной, все равно держали на роли прослойки между народом и новым дворянством, которым являлись партийные руководители и другие высокие чиновники.

Сейчас я всерьез задумался, а фармацевт — это кто? Рабочий или работник умственного труда? Вроде бы если рабочий, то должен пользоваться всеми блага, предоставляемыми рабочему классу, но их, что-то не торопятся предоставлять.

Мда, в первой жизни в это время я о таких проблемах не задумывался, все было просто и понятно. Партия — наш рулевой, ведет нас верным курсом к коммунизму. Ну, а если на этом пути случаются отдельные неприятные события, то это, конечно, работа вражеских агентов и шпионов, засылаемых на нас с запада. Сомнения появились гораздо позже, уже в конце семидесятых, начале восьмидесятых годах, когда застой уже ворвался во все сферы жизни.

Злой Валерка ушел домой, все-таки отповедь Карамышевой его разозлила, чтобы он не говорил. Я же решил немного прогуляться перед ужином и двинулся по широкой лесной тропе ведущей к подстанции.

Утром ранний подъем уже стал для меня привычным. Позавтракав в одиночестве, собрался и потопал пешком на новую работу. Мама, видимо, уставшая от моих фортелей, в этот раз даже не встала, чтобы меня проводить. Хотя, скорее всего, просто было много работы.

Народа на улице хватало. Редкие автобусы проезжали битком набитые пассажирами. У некоторых даже не могли полностью закрыться задние двери. Тоже самое касалось и троллейбусов.