'Та-та, татата! Та-та, татата!' — звуки еще плыли в прозрачном воздухе над городом, когда звонко закричали дети: 'Едут, едут!' и все заглушил могучий рев моторов. Из-за поворота один за другим неторопливо выехали украшенные полосами цветов георгиевской ленты по защитного цвета корпусу три БТР-70. Обдав легко и празднично одетых (день выдался теплым) горожан бензиновым чадом, уползли дальше. Испуганные стаи ворон слетели с деревьев в безоблачное небо и пронзительно закаркали. Даже без 14,5-мм пулемета КПВТ бронемашины выглядели внушительно и грозно. Следом послышался дружный топот и показались плотные коробки военных и полиции с оружием в руках, вид бодрый и подтянутый. Впереди печатают строй командиры. Иван Савелович довольно прижмурился. Вид защитников города внушал надежду на безопасность. Толпа взорвалась громкими и восторженными криками, замахали руками, приветствуя улыбающихся защитников. Следом и, гораздо хуже, прошагали пожарные и таможенники. Держать людей в форме без оружия слишком дорогое удовольствие, и пожарным вместе с таможенниками и прочими 'погонами' выдали автоматы Ак-74. На этом невеликие запасы найденного на складах воинских частей автоматического оружия почти закончились. Последней показалась коробка разномастно вооруженных, от гладкоствола до охотничьего нарезного оружия, но все в штанах с красными лампасами, казаков. Многие еще с прадедовскими шашками. Это в далеком двадцать первом веке на Урале казаки, в отличие от той же Кубани были просто ряжеными. Все изменилось после Переноса.

Казачество стало резервом вооруженных сил города. Горожане и селяне, записавшиеся в казачье войско, принимали присягу, получали на руки оружие, а вместе с ним и обязанность по защите города и тех крупных деревень, которые решили не расселять — их охраняли казачьи отряды самообороны. Из них же, казаков, укомплектовали охрану рыболовецких и охотничьих партий, отправившихся за пределы перенесенной вместе с городом территории. Зверей в окружающих лесах и степях, рыбы во множестве озер, которыми были богаты степи к югу от города, было на неискушенный взгляд людей из двадцать первого века просто неимоверное количество. Первые грузовики с убоиной и рыбой уже пришли в город, а охотничьи и рыболовецкие партии отправились за новой добычей. Это позволило плотно забить холодильники мясокомбината и вдвое увеличить норму продажи горожанам мяса и рыбы. Другим признаком того, что город приспосабливается к жизни в семнадцатом веке, стала заработавшая локальная городская сеть. Дни и ночи компьютерщики копались в городской сети и распечатывали все, заслуживающее внимание: от художественных книг до учебников и технической литературы.

* * *

После кардинально перевернувших провинциальную и тихую жизнь горожан событий, прошло двадцать дней.

Гордо вздернув носик и, только иногда удивленно распахивая глазки, Ольга Соловьева передвигалась из комнаты в комнату по дядиному дому, словно по музею. Белоснежная стильная мебель, на стенах телевизоры метра полтора по диагонали, пол блестит иссиня-черным керамогранитом. За недолгую жизнь похожую обстановку Оля видела лишь в западных сериалах наподобие 'Богатые тоже плачут'. В углу очередной комнаты стоял настоящий камин. Несколько обгоревших поленьев вкусно пахли дымком. А над ним, на кирпичной стене, хищно блестела бритвенно-острым лезвием сабля. Рядом — потертый лук и короткое копье с до блеска вытертым древком. Оля подошла поближе. Наклонившись, несколько мгновений рассматривала оружие. Страшно! Сразу видно не муляж, настоящее боевое оружие, попробовавшее человеческой крови. Видимо трофеи. Окончательно ее добило, когда она спустилась в подвал. Небольшой, пять на пять метров, бассейн сверкал снежно-белой плиткой. Все красиво и богато, только не ее. Она чувствовала себя здесь лишней.

Валя, дядина жена, ограничилась тем, что показала Оле ее комнату и, извинившись, что дела и придется уехать, посоветовала самостоятельно изучить дом. Предоставленная комната выглядела верхом роскоши, по крайней мере по сравнению с 'детской' в отцовском доме: паркетный пол, дизайнерская мебель, на стене зеркало в полный рост, в углу роскошное кресло — качалка. Стандартно-безлико, словно гостиничный номер. Этого Оля терпеть не могла и сразу попыталась разрушить впечатление, обжиться. В громадный, до потолка, белоснежный шкаф-купе отправилась одежда и всякие женские мелочи. На открытую полку кассеты и книги про романтическую любовь. По телевизору показывали какую-то тягомотину — интервью бывшего ректора сельхозакадемии. Его назначили заместителем главы города по науке. Планы исследований создающихся лабораторий и конструкторских бюро, восстановление промышленных технологий и экспедиции геологоразведки девушку абсолютно не интересовали и, она заскучала. Поняла только, что освободившиеся преподаватели и профессора совместно с конструкторами из городских предприятий, укомплектовали лаборатории промышленности, черной и цветной металлургии, химическую, фармакологическую и электротехническую и немедленно приступили к заказанным мэрией исследованиям. А в сельхозакадемии начали экспериментальные прививки от оспы взятым от коров материалом. Заняться было нечем и она последовала тетиному совету. Год тому назад Оле довелось побывать в дядином доме, но дальше следующей после прихожей комнаты, ее с мамой не пустили. Дальние и бедные родственники были дяде не интересны и, он не особо их жаловал, но поступить Оле в сельскохозяйственную академию все же помог.

Из— за закрытой двери кухни доносился брязг посуды, негромко шумела текущая вода. Девушка открыла дверь, манящий, душераздирающий аромат свежей выпечки и еще чего-то вкусного, ударил в ноздри. Любила девушка булочки, вот только редко могла их себе позволить — сохранности фигуры выпечка не способствовала. Она судорожно сглотнула слюну. Над посыпанным мукой разделочным столом склонилась средних лет женщина в аккуратном передничке поверх простенького платья. На скрип дверей она обернулась, всплеснула руками и звонко рассмеялась.

— Ой как ты меня испугала, вы, наверное, Оля Соловьева? — громко затараторила женщина, — А я Наталья Григорьевна — домработница Виктора Александровича.

Оля предложила помочь, но женщина отчаянно замахала руками и слегка растерянным голосом, но категорически, отказалась. Девушка пожала плечами и уже собиралась уйти, как курносого носика достиг восхитительный и пряный запах дорогого сыра. Девушка замерла, принюхалась. Сверкая снежной белизной с темными прожилками, на столе лежала тарелка с сырной нарезкой. Немудренный кисломолочный продукт она с детства обожала до безумия. Будь ее воля, лишь им одним бы и питалась! Семья Оли не отличалась достатком, но сыр для любимой дочки приобретался регулярно. Вот только элитные сорта сыра в магазины ее родного городка не завозили и к восемнадцати годам она лишь однажды, на свадьбе подруги, пробовала вкуснятину — сыр Бри. Рот наполнила слюна.

— Это что, тот самый сыр с плесенью? — стараясь говорить небрежно, сказала девушка, указывая тонким пальчиком на тарелку.

— Да, камамбер, — кивнув, улыбнулась домработница и протянула тарелку, — будешь? А может, покормить тебя?

Девушка немного поколебалась, но решив, что это лишнее, а то и так появился лишний жирок, вежливо отказалась. Вот только не взять восхитительно пахнущий сыр оказалось выше ее сил. Поблагодарив, с тарелкой в руках, отправилась дальше.

Тетя до вечера так и не появилась. А когда Оля захотела прогуляться по улице, ее остановил сидевший на стуле у входной двери охранник — здоровенный бугай, смахивающий на обритого бабуина. Он окинул ее подозрительным взглядом, словно она преступница какая-то, но поздоровался вежливым голосом и попросил не выходить на улицу. Дескать это указание Виктора Александровича. Заявление озадачило Олю, настроение немного ухудшилось. 'Меня что, арестовали? Не слишком ли рано я обрадовалась, что дядя, наконец, обратил на меня внимание?'. Но спрашивать было некого. Не охранника же! Оля возмущенно фыркнула и ушла в комнату дальше скучать и строить планы на будущее.

Поправив платье на высокой груди и на ходу сбросив на пол забавные, в виде розовых пушистых мишек, тапочки, Оля привычно забралась с ногами на черный кожаный диван.

Из опыта собственной короткой жизни девушка сделала заключение, что бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке. Столько лет она была не нужна дяде а тут на тебе — вспомнил! Кстати, о сыре! Кусочек, еще один. Такой вкуснятины она в жизни не пробовала. Незаметно для себя, она опустошила тарелку. По телевизору шел полузабытый боевик, Олю он не заинтересовал, и, сделав звук по тише, девушка задумалась, вспоминая события сегодняшнего дня...

День начался хуже некуда. Щурясь от северного ветра, осыпавшего лицо мелкими и холодными капельками, она шла по пустынной улице и едва не плакала. На лице девушке застыло выражение полнейшего недоумения и шока. То, что парней, за исключением немногих счастливчиков — отличников, отчислили из сельскохозяйственной академии и городских институтов, а затем забрали в трудовую армию — это нормально. Городу больше не нужно столько будущих юристов, менеджеров, агрономов и прочих, тем более. что большинство студентов были иногородними и теперь некому было оплачивать их учебу и проживание. Теперь, на полном довольствии города, они будут трудится на стройках и одновременно получать какую-нибудь нужную городу профессию. Заодно обучатся военному делу. А желающие после двух лет смогут заключить контракт с городом и продолжить службу уже военным или, к примеру, полицейским. Но вот призывать слабый пол... Девушка сжала губы, еще раз переживая посещение военкомата, это полная дурость! Не должны женщины служить по призыву и все! Да, она читала, что в Израиле даже девушки служат, но они же живут в России...или, по крайней мере, жили...

Вчера Оля обнаружила в почтовом ящике повестку в военкомат, это повергло ее в шок и недоумение. Первым желанием было забыть про нее, но поразмышляв, она изменила намерение. Городская власть не церемонилась и желающих поиграть с ней в прядки осталось мало. Чуть что и мигом суд. Желания на многие месяцы отправиться в штрафники, разбирать городскую свалку или на другую не менее приятную работу, не было никакого! На следующее утро она переступила порог городского военкомата и к обеду получила на руки приказ завтра к восьми утра с вещами явиться на призывной пункт.

По луже на проезжей части пролетела легковушка с нелепой нашлепкой газогенератора позади кузова — за сравнительно небольшую сумму их устанавливали в авторемонтных мастерских. Оля испуганно шарахнулась к стене ближайшего дома. Слава богу, не забрызгал, а то стирать проблематично, моющие средства почти исчезли из продажи. Изготовленное после Переноса мыло хотя и приятно пахло хвоей, но его было мало, к тому же оно совершенно не подходило для машинной стирки, а вручную стирать Оля не любила.

Машина стояла у двухэтажного деревянного дома, почти барака, где она снимала комнату (такие далеко не редкость в старинном уральском городке). Смутно знакомый мужчина, с худощавым хищным лицом, слегка за тридцать, стоял на тротуаре, опустив руки в карманы новенькой серой ветровки, и, чуть закинув голову, в упор смотрел на нее.

Ясно, пытается познакомиться. Оля гордо выпрямилась и презрительно поджала пухлые губы, в упор не замечая нахала. Она на улицах не знакомится, не из таких! Еще выше подняв курносый носик, попыталась обогнуть незнакомца, но не успела. Мужчина, раздвинув в вежливой улыбке тонкие злые губы, произнес деловым тоном, без единого намека на попытку познакомиться:

— Ольга Николаевна Соловьева?

— Да, — девушка остановилась, тонкие дуги бровей вопросительно приподнялись, откуда мужчина ее знает? Сколько она не напрягала память, но вспомнить не могла, но все же он кого-то напоминал.

— А вы кто? Я не знаю вас!

— Не волнуйтесь я не с целью познакомится. Я помощник вашего двоюродного дяди Виктора Александровича Соловьева. Он хочет поговорить с вами, — заметив на лице девушки колебание, мужчина вытащил из кармана плоскую коробочку мобильного телефона, — Секундочку.

— Она здесь — и передал трубку девушке.

Оля посмотрела на мужчину с сомнением, но все же взяла телефон.

— Здравствуй, Оленька, душа моя, — голос дяди, хотя и видела его всего ничего, она сразу узнала. Дядя сказал, что Оля осталась его единственной родственницей на всем белом свете и, что он вместе с женой просит ее переехать жить к нему. А подошедший к ней мужчина — доверенное лицо дяди, он привезет ее домой. На слабые попытки девушки возразить, что она должна завтра явиться в военкомат, дядя лишь хохотнул и заявил, что эту проблему он решит. Девушка вначале растерялась. Затем, едва скрывая радость, ответила согласием...

На часах было уже десять, когда бухнула входная дверь и послышался властный голос дяди. Девушка выскочила в прихожую, Соловьев переобувался в домашние тапочки.

— Оленька, здравствуй! — дядя улыбнулся. Лицо землистое и усталое, — Приведу себя в порядок, зайду к тебе. Подожди немного.

— Виктор Александрович, меня...

Соловьев скривился, точно от зубной боли.

— Никаких Викторов Александровичей, для тебя я просто дядя, — заметив что Оля хочет еще что-то сказать, произнес слегка недовольным голосом, — Все потом, дай привести себя в порядок.

Решительно повернувшись, вышел из прихожей.

Следующие полчаса Оля провела словно на иголках, тысячи вопросов, одновременно вертелись на языке и главный из них — почему всесильный глава города внезапно воспылал интересом к дальней и забытой родственнице?

В дверь негромко постучали, не дожидаясь ответа, в комнату вошел дядя. Он переоделся в мохнатом махровом красном халате, лицо посвежело. Он улыбался. Вид у него был именинника.

Племянницы слегка зарумянилась, поспешно вскочила с дивана и выключила звук на телевизоре. Виктор Александрович окинул одобрительным взглядом племянницу. Личико славное, черные, как ночь, ресницы. Интеллигентное, явно не с Гончарки с тамошними даунятами, тут порода чувствуется. И фигурка, такие бывают у занимавшихся балетом. Оля и действительно в детстве ходила в балетную студию, но потом умер отец и занятия пришлось бросить. Положительно, не будь она родственницей а он — помоложе, то ух!

Приобняв племянницу за плечи, ткнулся сухими губами в пахнущую свежестью девичью щечку.

— Пойдем, покажу тебе дом, где ты будешь жить, — покровительственным тоном произнес дядя. Отказываться было неудобно, и Оля отправилась в повторную экскурсию. Соловьев с видимым удовольствием рассказывал, где и как он приобрел обстановку очередной комнаты, или как ее строили. Наконец, экскурсия закончилась, они вернулись назад в комнату, Оля присела на диван.

Дядя пододвинув поближе к дивану кресло-качалку сел, вытянув ноги. Развалился, качнулся разок.

— Устал Оленька, работы, — Соловьев провел ребром ладони по горлу, — Во! Но ничего, прорвемся! Чтобы мы Соловьевы да не справились? Да не бывать такому! — дядя залихватски подмигнул.