Прощание с Авалоном

— Надо найти родственников каждого. Даже стигийских родственников.

— Найти их... — моргнула Менга, — и что?

— Я принесла им зло. Раз больше ничего нельзя сделать, надо просто сделать каждому из них добро.

— Что-то доброе? — задумчиво отозвалась Рин. — Хорошо.

Идея понравилась всем девочкам, но особенно Ванессе. Верная ученица сестры Верниты (этот незатейливый каламбур девочки считали вполне уместным и часто его использовали) была склонна к красивым жестам, как и учительница. Во время Алисиного рассказа в больших глазах примерной Ванессы стояли слезы, и теперь она всплеснула руками, выражая восторженное одобрение.

— Я тебе помогу, можно? Давай вместе!

Остальные загалдели с блестящими глазами, и даже Рин слегка раскраснелась, обдумывая идею. Очень быстро оказалось, что Общество Помощи насчитывает восемь горящих энтузиазмом участников. Алиса, еще час назад раздавленная, теперь обнималась с девочками, и чувствовала, что выплаканные до самого донышка слезы снова увлажняют глаза. Но от этих слез было так хорошо!

— Отлично, — взяв на себя инициативу, громко и гордо спросила Ванесса, потрясая указательным пальцем, — надо решить, как именно мы будем это делать!..

В наступившей тишине зуммер вызова донесся из-под подушки, с Алисиного запястья, совершенно отчетливо.

— Вас вызывают к директору, — пискнув в качестве приветствия, вежливо сказала Лин из браслета, и девочки разом втянули воздух.

— Чего еще? — возмущенно спросила Мэри-Энн, когда он пискнул, выключаясь. — Опять допросы?

— Может, анализы?

— Привезли аппаратуру для де-ксе-но-мор-фи-ро-ва-ния руки!

— Ох, лучше молчите! Наверное подслушали они, что Алиса все нам рассказывает! Говорила я вам, подушками не обойдешься!

Девятнадцатая вздохнула, выслушав версии подруг. И тут она вспомнила про известие, столь удивившее ее во время полета.

Письмо.

Она все еще чувствовала себя несколько оглушенной и обессиленной, но воспоминание о письме внушило ей тревогу и пробудило от усталости.

— Кто-то прислал мне письмо, — сказала она, пожимая плечами в задумчивости. — С Абено, из столицы сектора.

— Ни фига себе, — звучно высказалась Толстая Мэри, любившая эффектно ругаться и пугать этим окружающих. — Это что еще за новость? Может, тебя теперь заберут в лабораторию? Для экспериментов!

— Не смешно! — негодующе воскликнула Мэри-Энн, вскакивая и стремительно краснея.

— Чего вы так мечетесь, сестры? — кротко удивилась Ванесса, сложив пухлые губы бантиком. — Святые покровительницы уже спасли Алису, и теперь с ней все будет хорошо. Иначе для чего ее было спасать?

С этим доводом согласились все, кроме Рин, которая, как обычно, была ни с чем не согласна; сейчас она хотя бы промолчала.

Алисе, правда, всегдашняя приютская отговорка уже не казалась разумной. Кто из них мог знать, как было лучше... Возможно, ее спасли для того, чтобы она успела помолиться за людей и Королеву, смягчив свой грех, и что как раз теперь с ней должно было что-нибудь случиться?

"Пути планет изучены и управляемы, но пути человеческие меж ними неисповедимы", гласила очередная мудрость из учебника по межзвездному Христианству. Алисина жизнь, вообще-то, всегда была "неисповедимой": она ей почти не управляла, потому что принимать решения о судьбе девочек было привилегией воспитательниц. Но в первый раз власть над Алисой мог получить кто-то другой. Незнакомый и... опасный.

Будущее вдруг стало пугать.

— Ладно, — поднявшись и оправив рубашку, сказала она, стараясь выглядеть собранной. — Что бы там ни было. Хуже-то быть не может. Ну... я пойду.

Хоть она и сказала "хуже быть не может", к двенадцати годам Алиса очень хорошо выучила одно правило. В ее жизни хороших неожиданностей не бывает. Чем неожиданнее новость, тем хуже в результате она оказывается.

Письмо было совершенно неожиданным.

— Входи, — кивнула ей миссис Грант, которая выглядела немного посвежевшей, хотя наверняка спала не больше пары часов.

На этот раз в кабинете присутствовали снова почти все сестры. Алиса даже не удивилась этому, только поежилась. Слепая Анна тоже сидела здесь, сложив руки на аккуратном вылинявшем платье.

— Если помнишь, вчера на твое имя пришло письмо, — начала директриса, не предложив девочке сесть. — Оно в этом передатчике.

Посередине комнаты на высоком треножнике стояло миниатюрное устройство, которое Алиса видела в первый раз.

— Так как это закрытое письмо, защищенное индивидуальным кодом военного образца, мы не могли вскрыть и прочитать его без тебя, — объяснила мисс Грант официальным тоном. — Полчаса назад мне пришло повторное предупреждение о том, что ты в краткие сроки обязана прочесть письмо и удостоверить его получение.

— Что мне делать, госпожа старшая воспитательница?

— Подойди к передатчику. Стой смирно.

У Алисы даже не возникло мысли, что письмо адресовано ей лично, а потому с чего вдруг сестрам слушать его. Как только она шагнула вперед и остановилась, устройство ожило. Заработал встроенный генератор поля — ее окружила бесшумная, слегка вибрирующая стена.

— Идентификация, — сказал аппарат, считав с помощью поля все личные данные, от отпечатков пальцев и сетчатки глаз до излучений тела. — Алиса Вайзенкинд, Авалонский приют для девочек. Личность подтверждена. Вы готовы к прослушиванию письма?

— Да.

В аппарате что-то мелодично пискнуло, и тишину нарушил голос программы оповещения.

— Внимание. Сообщение высокой важности. Просим завершить все ваши дела и прослушать сообщение. Удостоверьте вашу готовность.

Алиса, не готовая к таким предисловиям, просто кивнула, потом, подумав, что этого может быть недостаточно, добавила:

— Хорошо...

Снова писк, пауза. Комнату наполнил незнакомый, властный мужской голос.

— Алиса Вайзенкинд. Согласно постановлению специальной комиссии межпланетного комитета по защите прав детей, вы снимаетесь с учета Авалонского приюта и переводитесь под опеку межпланетной организации по защите прав детей "Колибри". Процесс перевода считается начатым с этой минуты. Вашему директорату поступят соответствующие распоряжения. — Браслет Летиции Грант пискнул. — В ближайшее время вам надлежит прибыть на борт пассажирского лайнера "Весна", в первый Авалонский космопорт. Рейс сто семнадцать, старт четырнадцатого июля в восемь часов двадцать пять минут утра. По прибытию вас ожидают встречающие. Все данные переведены вам лично. Еще раз повторяю. Вы переводитесь немедленно, это приказ. Попрощайтесь с близкими и приступайте к выполнению.

Писк. Тишина. Снова мягкий женский голос программы оповещения:

— Пожалуйста, подтвердите, что сообщение принято.

Алиса открыла рот и почувствовала, что не может говорить. Остальные в комнате тоже пока молчали.

— Пожалуйста...

— Да, — тихий вздох слетел с ее губ.

— Спасибо.

Голос стих, поле исчезло. Аппарат связи безжизненно замер.

— Что за... ерунда? — выразила общую мысль Мэй. — Вы когда-нибудь с таким сталкивались?.. Они что, имеют на это право?!

— Орден является свободным в любых внутренних делах, но в вопросах жизнеучреждения воспитанниц, помимо епископа Авалонского, он подчиняется межпланетному комитету по защите прав детей. И при наличии повода они всегда могут забрать у нас любого неидентифицированного ребенка, — тихо ответила сестра Богемия, впервые на Алисиной памяти выглядящая подавленной. — Просто раньше никто и никогда этим правом не пользовался. Совершенно неясно, кому и зачем это может быть надо. Кроме того, — она выпрямилась и посмотрела на сестер с достоинством, — мы не подавали ни единого повода... раньше.

— Сейчас ситуация такова, что повод более чем имеется, — кашлянув, мрачно заметила мисс Грант.

Только тут Алиса окончательно поняла, что ее забирают с Авалона и увозят неизвестно куда.

С открытым ртом и широко распахнутыми глазами она смотрела на воспитательниц, и те одна за другой отводили взгляд. Слепая Анна вздохнула.

— П.. Почему? — только и спросила Алиса.

— Очевидно, в связи с происшедшим, — без всякой радости ответила мисс Грант. Плечи ее опустились, и было видно, что говорить то, что она говорит, Летиции очень неприятно. Но как директор, именно она должна была все это сказать.

— Скорее всего, военные хотят держать тебя поближе, чтобы... Ладно, девочка. С этим мы ничего не можем сделать. Ты можешь быть свободна. Попрощайся с подругами, собери свои вещи. У тебя только сегодня и завтра, ведь завтра вечером ты нас покинешь.

Когда девятнадцатая тихо вышла из комнаты, придавленная сказанным, Мэй, не спрашивая разрешения, рванулась и выскочила в коридор вслед за ней.

— Нас всех ожидают тяжелые времена, — опустив голову, сказала Вернита.

Сестры перекрестились, и, получив указания, стали расходиться. Каждая из них думала об этом, и каждой казалось, что забирать ребенка из приюта ради каких-то исследований — неправедное, несправедливое и нечестное дело. Но они были бессильны.

Богемия вернулась в комнату, когда убедилась, что остальные разошлись, и рядом никого нет.

— Ты упускаешь одно обстоятельство, Летиция, — сказала она, склоняясь над директрисой. Мисс Грант сидела с закрытыми глазами, откинувшись на спинку плетеного кресла, и вдыхала пары янтарной смолы, плавящейся в маленьком керамическом светильнике.

— Какое? — она была измождена и физически и духовно, и явно нуждалась в долгом и спокойном сне. Но раз Богемия пришла к ней именно сейчас, значит, дело было важным и безотлагательным, и нужно было ее выслушать.

— Ты решила, что девочку забирают у нас из-за этих событий с жемчужницами.

— Как же иначе? — непонимающе ответила Летиция, глядя на подругу блеклыми глазами. — Что еще могло стать причиной?

— Я понимаю, ты устала, — голос Богемии был сухим и ровным. — Но напрягись немного. Вспомни очередность событий. Письмо пришло прежде, чем все случилось. Оно автономно, и военные не могли поменять его содержимое с учетом произошедшего потом.

Мисс Грант застыла с открытым ртом.

— Действительно, — в конце концов, вымолвила она, — я совсем забыла.

— Здесь могут быть лишь две вероятности. Либо у них есть своя штатная провидица, которая предсказала шторм и серебряный имплант девятнадцатой. Но это маловероятно. То есть, провидица у военных возможно есть — но к чему им было выдавать ее таким неуклюжим способом? Тогда как достаточно было прислать письмо с требованием о переводе на сутки позже, и все. Поэтому, скорее всего речь идет о второй вероятности.

— Какой же?

— Они не ждали Шторма. А просто прислали письмо, потому что есть другая причина. Никак не связанная с произошедшим.

Мисс Грант пришла в себя и сосредоточенно обдумывала вероятность сказанного.

— Но какая? Алиса обыкновенная девочка, одна из двух сотен неидентифицированных сирот двенадцатого сектора...

— Это первый случай перевода за всю историю существования ордена. Кому нужна обыкновенная девчонка? Кто будет просто так брать на себя обязанности кормить, учить ее, присматривать за ней? Ровно в день двенадцатилетия пришло письмо о переводе. Значит, что-то в ней есть. У военных есть какие-то причины поступать так. И раз мы не знаем, что это может быть, надо известить тех, кто узнает.

Летиция помолчала, а затем ответила:

— Бо, в таких вещах тебе виднее. Решай самостоятельно. Мне нужно выспаться, затем в правительство с окончательным отчетом. Поговорим послезавтра, когда ты наведешь справки.

— Хорошо, — сказала искательница справедливости. — Налицо какой-то заговор, или просто скрытые интересы и обстоятельства. Но раз это касается нашей девочки, мы не будем бездействовать. Я займусь этим. Спи спокойно.

Когда за Богемией закрылась дверь, мисс Грант, не раздеваясь, рухнула на постель — и уснула, как убитая. Ей снился освещенный ярким солнцем луг, и радуга над ним после дождя.

Радуга

"Привет, мой безымянный дневник!

На Авалоне прекрасное небо, я знаю его, как родное. Вернее, было прекрасное, раньше знала. Сейчас оно стало живым, и наше первое знакомство получилось не очень удачное.

Раньше была настоящая свобода, летать в огромной пустоте, над облаками... и иногда в их проблесках видеть изумрудные и янтарные поля... Я летала, дула в дудочку, звала ветер, он всегда приходил на помощь... Самое лучшее было вскочить на ветер и мчаться на скейте по волне, это так здорово... в этот момент ты больше, чем птица, ты летящий человек.

Потом шел дождь. Жемчужницы после дождя опускаются низко-низко, что можно достать их рукой прямо со скейта... они плавают стаями вокруг тебя. Поблескивают не очень ярко, но ты все равно с головы до ног в отсветах... Летишь и касаешься каждую — щекотно. Но не трогаешь ни одной, потому что на прошлой неделе сорвала парочку, и больше пока нельзя. Птицы после дождя становятся смелее и мотаются между горстками облачков, такие бестолковые, и все время кричат. А потом из облаков вырастает огромная радуга, уходящая так далеко, так далеко, что не достать...

...Что же теперь будет со мной — без всего этого.

Вот, улетаю с Авалона. Никто не знает, из-за чего, или знает, но толком объяснить не может. Или не хочет. Наверное, руку будут исследовать. А мне не хочется, чтобы к ней даже просто прикасались. Она не их... и не моя тоже... но точно не их.

Давно, когда мы были совсем маленькие, сестра Вернита рассказала нам, что мы живем здесь почти что в раю, на планете доброго чуда, совершенного Богом ради людей. Небо всегда светлое, солнце каждый день ласковое, вода чистая, и вокруг сплошные драгоценности. Нет хищников, болезней и стихийных бедствий, в общем, практически никаких угроз. Что же теперь получается? Это был обман? Или люди могут разгневать даже Рай?

Авалон и в самом деле был очень добр с нами. Спасибо тебе, светлый остров!..

Но ведь я совсем не знаю, как живут люди там. В более цивилизованных областях. Им даже браслеты не нужны, они с помощью мысли свободно всем управляют, а у меня нет никаких генных модификаций и чипов. Как же я там буду.

Отдали бы меня в какую-нибудь старую общину! Где люди живут как тысячу или две тысячи лет назад. Сестра Марья рассказывала, как в детстве на Талибане они пасли коз. Наверняка там мне было бы очень хорошо. Но ведь не отдадут, наверное. Посадят в комнатку при лаборатории, будут раз в день брать какие-нибудь анализы или заставлять делать специальные упражнения... Как я устала от всего этого! Почему не объяснить по-человечески, куда везут, для чего. Мне уже двенадцать, я все пойму!.. Но им плевать.

А я не могу наплевать, я только ребенок. Мои права изо всех сил успешно защищают, но мне почему-то нисколечко от них не дают. Хоть пойди и... Святая Диана, прости, пожалуйста... Пусть хоть кто-нибудь будет, кто поговорит со мной нормально. Как профессор Джордж. Джордж Тамник хороший, я точно знаю... Но только все равно не хочу давать им прикасаться к руке...

На этом все, больше нечего сказать. Пока, мой безымянный дневник".