Прощание с Авалоном

Посвящается Льюису Кэрроллу, Киру Булычеву,Жюль Верну и другим писателям, которые с детства пробуждают в нас тягу к приключениям, к непознанному и прекрасному.

Полет Облачка

Повсюду был переливающийся жемчужный туман. Весь мир тонул в нем — а сверху синело чистое, ясное небо, в котором царило сверкающее солнце. Но и по небу медленно плыли сотни маленьких белых облаков.

Где-то в центре Тирольской возвышенности из густого тумана возносится к небу серая скала. Сегодня белый туман клубится у самой вершины, и скалу практически не видно. Ведь сегодня прилив.

Животные, живущие в тумане, предпочитают не показываться на солнечный свет — он их пугает и ослепляет. А потому, какое же удивление у пролетающих птиц вызвало странное существо, ровно в восемь утра по авалонскому времени выступившее из тумана и замершее на самой вершине!

Птицам не видно скалы, потому что ее укрывает туман. И получается, существо стоит прямо в белесом океане, который расстилается во все стороны от горизонта до горизонта. Вокруг такой простор, что кажется: весь мир — лишь туманное море, и яркое небо над ним, усеянное маленькими облачками. А посредине моря стоит, вытянувшись в струнку и запрокинув лицо к небу, это странное создание.

Яркие лучи светят ему прямо в глаза, оно немного жмурится, но смотрит на Солнце смело. Слабый ветер треплет длинные черные волосы. Птицы находятся в совершенном недоумении. Не обращая на них внимания, существо оглядывается по сторонам, выискивая что-то в бескрайних небесных просторах.

В Содружестве межзвездных государств живут народы с самых разных планет. От летающих медуз с Посейдона, разум которых совершеннее, чем лучшая компьютерная система, до ингарских богомолов, насекомых цивилизованных, любящих все прекрасное. И еще тысяча с лишним видов, совершенно непохожих друг на друга. Поэтому, чтобы опознать существо, замершее на вершине скалы, нужно быть хорошо образованным профессионалом.

Узнать его смог бы паук-этнограф с Арахны, специализация которого: "гуманоидные расы". По сочетанию множества признаков Существа, он мог бы уверенно сказать (вернее, прощелкать жвалами), что это, с высокой степенью вероятности, homo puella, то есть, человеческая девочка.

Это и в самом деле так.

Она нетерпеливо озирается, находит то, что ищет — взгляд останавливается, темные глаза округляются, ровные брови сходятся к переносице... затем расходятся... Судя по выражению лица, одновременно довольному и удивленному, можно сказать: она увидела то, что искала, и даже больше.

Тут все и начинается.

Привычным жестом девочка выхватила из-за пояса тонкую стеклянную дудочку, поднесла ее к губам — и в воздухе пронесся тихий хрустальный звон. Она подула снова, и звон усилился, задрожал, закружился над ней невидимым потоком. В его переливах родился ветер.

Удивленные птицы испуганно отлетели подальше. Ведь там, где был слышен хрустальный звук, ветер становился сильнее и как будто оживал. Послушный зову дудочки, он со свистом прыгнул вперед, закрутился возле маленького, жемчужно переливающегося облачка и, развернув его, полетел обратно. Облачко, неторопливо покачиваясь, поплыло за ним.

— Ко мне! — сверкнув глазами, прошептала девочка, на секунду прерываясь и сменяя ритм неслышной мелодии на более плавный. Ветер дул ей в лицо. Она улыбалась.

Облако уже проплывало мимо, и девочка протянула руку к самому краю. Пушистая белая вата обволокла подставленную ладонь, словно здороваясь — а когда ветер отнес облако дальше, в загорелой руке оказалась зажата тоненькая, жемчужно сверкающая нить. Пролетев еще метр, облачко дернулось и остановилось. Нить держала его крепко, не отпуская — теперь жемчужница была у девочки в плену.

А та не мешкала. Сменив дудочку на две деревянные спицы с множеством петель и крючков, прицепила к ним нитку, и начала аккуратно наматывать ее.

Пора представить эту homo puella. Ее зовут Алиса.

Проще всего описать ее с помощью трех "о": очень отважная и одинокая.

Ей одиннадцать лет и триста шестьдесят четыре дня — сейчас утро триста шестьдесят пятого. Иными словами, сегодня к ночи Алисе должно исполниться двенадцать. Она пришла сюда по заданию воспитательницы Мэй, старшей облачной швеи Авалонского приюта для девочек, и собирается приложить все силы и все умение, чтобы именно сегодня поймать хорошее облако и спрясть особенно красивую жемчужную ткань.

Несмотря на то, что Алиса командует ветром и умеет прясть жемчужную нитку из облаков, стоя на вершине скалы в одном из самых красивых мест галактики, на планете Авалон — она, в принципе, вполне обычная девочка, разве что очень смелая. Такая могла бы жить на морском побережье и бегать вместе с мальчишками к обрыву, прыгая в воду первой. Или трудиться в семье фермеров с Деметры, ухаживать за двухголовыми коровами... правда, для фермерской семьи Алиса слишком худая, и одежда у нее потертая, а ведь фермеры люди зажиточные, и не дали бы своей дочке ходить в заштопанных носках.

Алиса слаба в математике, физике, бионике — и всех остальных науках, которые требуют усидчивости и развитой логики. При словах "Что исследует комплексная нанография?" или "В чем отличие кванта вещества от кванта действия?", Алиса неудержимо тупеет и может сказать лишь "Кванты... это такие частицы". Зато она очень сильна в телесериалах и в ловле жемчужниц. И как только эти предметы введут в образовательную программу, Алиса станет отличницей хотя бы по ним.

Сама она с сожалением считает себя совершенно заурядным человеком — ну, может, только поумнее многих других воспитанниц. И хотя сестра Богемия регулярно наказывает Алису за грех гордыни, надо признать, это правда: девочка действительно не глупа. Но в Содружестве полным-полно детей образованнее ее. Никто не знает, что на самом деле кроется в этой девочке — и сама она, конечно, тоже не знает. Впрочем, почему мы вообще решили, что в ней что-то кроется?

— Ах, черт! — вдруг сказала Алиса. И тут же исправилась. — Прошу прощения, Святая Тереза. Но... Но вы посмотрите на это!! Да-это-же... ВОТ-ЧЕРТ!!

"Это", вместе с остальными эпитетами, относилось к одинокому облачку, которое проплывало неподалеку и, поймав лучи солнца, заиграло лазоревым огнем, словно огромный бриллиант. Алиса в жизни не видела такого яркого сияния, но, как любой собирательнице облаков, ей было прекрасно известно, что это значит. Это нити высовывались наружу, переливаясь в лучах солнца всеми цветами радуги.

Это было не только красиво до "глаз-не-оторвать". Важнее было то, что раз жемчужница, живущая внутри облака, разрослась за его пределы, значит центральный стебель гораздо старше и больше обычных. Тот, который Алиса сматывала сейчас, был немногим толще ее волоса — а каков мог быть этот!.. Если вдруг — О, Святая Тереза! — он будет миллиметра полтора в диаметре, Алиса одним махом сделает приют ощутимо богаче. И станет непревзойденной собирательницей всей планеты (лучшей в приюте она была уже давно).

Алиса не знала, может ли вообще нить жемчужницы быть толщиной больше двух миллиметров — но именно сейчас, похоже, ей представилась возможность проверить это. Потому что такого сверкания она не видела даже в хрониках ловцов, демонстрирующих лучших из когда-либо пойманных жемчужниц...

Ветер, как назло, усилился, и начал сносить облачко в сторону от скалы, да еще и слишком высоко.

— Ну нет! — решительно воскликнула Алиса. — Никуда ты от меня не уйдешь!

Расцепив вязальные спицы, она отпустила уже пойманное облачко, и оно медленно поплыло над ватной пеленой тумана. Сверкающая добыча, тем временем поднялась уже метров на пятнадцать, почти покинув расстояние, на котором действовала дудочка — но Алиса, выхватив ее, как ковбой свой верный кольт, набрала в грудь побольше воздуха и принялась так сильно дуть, что через несколько мгновений воздух в легких закончился, голова закружилась, а перед глазами запрыгали разноцветные круги.

Она жутко нервничала. Хрустальный звон словно сорвался с цепи, пробудил спящий холодный ветер и устроил вокруг такое волнение, что проплывающие мимо облачка разлетались прочь, и по инерции неслись во все стороны еще несколько миль.

Ветер бесчинствовал, пытаясь поймать в поток одинокое облако и развернуть его в нужную сторону — но пока неудачно. Алиса не справилась с ним, и два встречных потока ударили по облачку, как пара футболистов по мячу. Закрутившись, теряя клочья тумана, облачко жалобно завертелось, сносимое все выше и выше — единственная польза была в том, что летело оно теперь в Алисину сторону.

Второпях вдохнув несколько раз, Алиса снова поднесла дудочку к губам, задрала голову и попыталась успокоиться.

Облачко ускользало.

"Святая Тереза! — мысленно воскликнула Алиса, взывая к покровительнице сирот. — Прошу вас! Пожалуйста!"

Руки дрожали, дудочка показалась ей слишком мокрой, воздуха в легких не хватало, а ветер не слушался.

Сияющее в солнечных лучах облако уносилось все выше и выше и, похоже, его было уже не достать. Когда оно пролетало над ней, Алиса подпрыгнула, пытаясь поймать рукой — но это был только жест, ибо руке не хватило до облачка... метров семнадцать.

Оно летело, такое красивое и великолепное, такое недосягаемое... как и все лучшее, что мелькало в Алисиной жизни — блестит и сверкает, но не достать... Девочка стояла, тяжело дыша. Хрусталь, разбитый на осколки, тихонько осыпался, стихая в тумане под ногами. Даже ее полетная доска не могла подняться выше уровня скал, а потому взлететь за жемчужницей Алиса не могла. Все было кончено.

Внезапно она увидела, как справа, чуть в стороне от нее, и всего лишь метрах в семи наверх, что-то жемчужно блеснуло. Секунду Алиса всматривалась — и разглядела стелющуюся по ветру нить.

Конечно!

Жемчужницы держались в облаках неплотно (за что там было держаться, в самом-то деле). Случалось, что порыв ветра мог вырвать клок облака, а вместе с ним и одну из тысячи тонюсеньких боковых нитей. Разматываясь на метр, на два или на десять — тут уж как повезет — ниточка летела вслед за облаком, медленно втягиваясь обратно. И, обладая сноровкой, можно было попытаться поймать такое хвостатое облако, ветром за жемчужный хвост.

Алиса уже делала такое, и чаще успешно. Главное было — мгновенно успокоиться. И не терять ни секунды.

Дудочка снова взлетела к губам, хрусталь зазвенел очень тихо и прозрачно, а ветер, нежно прошелестев у нее над головой, сложился в невидимую щепоть.

Раз... Два...

Со второй попытки Алиса ухватила хвостик. Нить натянулась, улетающее облачко дернулось, мотнулось назад. Сохранять поток ветра постоянным даже несколько секунд было очень сложно — правда, как раз это Алиса умела делать лучше остальных, включая многих профессиональных охотников за облаками. За это ее и прозвали "Облачком" и "сестрой ветра".

Продолжая играть, она закрутила вокруг пойманной нити нисходящий воздушный поток, и медленно повлекла облако вниз.

Шесть раз нить выскальзывала из ветра — слишком тонкая, чтобы удержаться больше чем на пару мгновений — но охотница была начеку. Снова и снова ветер взвихрялся, повинуясь хрустальному зову, теребил жемчужный хвост, сматывая его кольцом и подтягивая вниз. Когда облачко оказалось на расстоянии десятка метров, Алиса усилила ветер и захватила в плен уже его.

К тому моменту, хрустальный звон вокруг был уже подобен шуму отдаленного водопада, величественной и торжественной музыке. Нечто невыразимо-широкое и вечное сквозило в ней. Алиса не замечала этого, как не замечала удивленных птиц, тревожно кричащих над ней.

Она только и успевала, что вдыхать, выдыхать, вдыхать и выдыхать, менять тембр и тональность, разворачивать поток, одновременно отпускать и сжимать его. Не слышала ничего, кроме шума в ушах от нехватки воздуха — и не могла понять, что хрустальное звучание, подобно океанскому прибою, охватывает уже десятки метров и продолжает расширяться невидимыми кругами, центром которых была она. Туманное море колыхалось в такт ее дыханию, и ватно-белые волны расходились по нему во все стороны. Алиса не видела этого.

Облачко подтянулось совсем близко. Жемчужный хвостик давно уже вился вокруг и временами щекотал ей лицо, но браться за него рукой было опасно, от человеческой силы боковые отростки почти всегда отрывались. Хватать нужно за стебель.

Облачко поравнялось с лицом, ослепительно переливаясь. Алисины глаза уже вообще ничего не видели, потому что с таким сиянием не справлялись даже адаптирующие к Солнцу контактные линзы, которые она всегда надевала на небесную охоту. Шея, уставшая от напряжения, едва поворачивалась. Плавно, как могла, Алиса выбросила руку вперед — и погрузила ее в мокрую белую вату.

Стебель оказался таким толстым, что не нащупать его в первую же секунду было бы святотатством. Побледнев, Алиса взяла его двумя пальцами, и потащила на свет. Облако наползло на ее лицо, и, погрузившись в мокрый туман, она ощутила тысячи тончайших отростков жемчужницы, опутавших ее лицо.

Это было самое нежное и самое щекотное ощущение в Алисиной жизни. Она едва не отбросила облако обеими руками, забыв обо всем — так невыносима была эта щекотка — но сумела взять себя в руки.

— Шшшшш! — очень тихо прошипела девочка сквозь сжатые зубы, и облако, сдутое ее шипением, медленно сползло в сторону. Только так можно было его согнать, не порвав тончайшие нити, и не отбросив слишком далеко. Теперь, и так мокрое от пота, ее лицо было еще и в облачной влаге. Не обращая внимания, девочка вытащила пару деревянных спиц и... снова зашипела, уже от разочарования.

Спицы, оказывается, не были приспособлены для таких толстых стеблей. Все их крючки были меньше размером. Никто не думал, что стебель Авалонской жемчужницы может быть толще двух миллиметров.

— Нуууу!.. — прошептала Алиса ошеломленно, все еще боясь спугнуть облачко и жмурясь от сияния жемчужных нитей, колышущихся перед лицом.

Мгновение она не знала, что предпринять. Везти домой нескрученную нить, значило убить ее по дороге. Просто намотать ее на спицы и сунуть в колбу с раствором, было вообще невозможно, не влезла бы она туда, не скрученная по правилам. И, самое главное, извлеченный из облака, стебель погибал на открытом воздухе примерно через двадцать минут.

Алиса, и без того в прямом смысле слова выдохшаяся, теперь молча замерла. Сияние жемчужницы бросало разноцветные блики на ее лицо и плечи, волосы искрились в лазоревом свете. Она стояла, как драгоценная статуя, на вершине укрытой туманом скалы. Ветер усилился.

Внезапно Алиса решилась.

— Лин! Включи скейт!

Личный браслет на левой руке девочки ожил, и мелодичный женский голос сообщил:

— Полетная доска активирована.

Из тумана под Алисиными ногами вынырнул воздушный скейтборд, по краям которого гудело силовое поле. Вскочив на него, Алиса торопливо обвязала стебель огромной жемчужницы вокруг правого запястья.

Щелкнув, выдвинулись упоры для ног и тонкий черный руль — Алиса закрепила ступни в упорах и, схватившись за ручки, вывернула руль наверх.

— Направление: дом!

Скейт загудел сильнее, поднимаясь ровно на полметра выше скалы. Алиса почувствовала, как тоненькое силовое поле облегает ее с ног до головы; комбинезон прилип к телу. Она двинула руль вперед, и скейт, ускоряясь, понесся домой.

— Лин, я хочу попросить тебя кое о чем! — крикнула девочка сквозь свист ветра.

— Да? — ответила программа браслета.

— Сними ограничение в скорости.

— Нельзя, — спокойно ответила Лин, — Максимальная скорость детского скейта на Авалоне 60 единиц.

— Это не детский скейт! Это спортивный!

— Водитель ребенок.

— Лин, я считаю, что здесь чрезвычайные обстоятельства.

— В опасности жизнь разумного существа?

— Жемчужницы! Самой большой жемчужницы в мире!

— Справка: Авалонская жемчужница. Класс: растение. Статус: неразумное. Ситуация не признанна чрезвычайной.

— Лин, если она погибнет, это будет очень плохо! Для всех! Ты просто не понимаешь...

— Программа личного браслета не имеет полномочий для определения нестандартной чрезвычайности ситуации, — согласилась Лин. — Ты можешь воспользоваться правом приказа. Ответственность за ситуацию переходит на тебя.

— Лин, я приказываю! Сними ограничение в скорости!

— Приказ принят. Ограничение снято. Максимальная скорость 420 единиц. Будь осторожна.

— Да!

Алиса рванула, вдавливая руль до упора — облака замелькали быстрее, быстрее, еще быстрее, свист ветра превратился с рев — он бил по Алисе с такой силой, что если бы не защитное поле, она бы вылетела со скейта через секунду.

Но, несмотря на защиту, ударная сила ветра отчасти проникала сквозь поле, и резала глаза, а спортивных очков с собой не было — кто мог знать, что они понадобятся.

Скорость еще выросла, и, похоже, достигла максимума. С ветром творилось что-то невероятное. Он жадно и утробно ревел и даже визжал, клубился вокруг скейта, взрезанный и рассеченный силовым полем, и оставался позади него белой бурлящей полосой. Держать руль становилось все труднее, руки болели, как после часа на тренажерах.

Алиса врезалась в группу облачков, на мгновение утонув в тумане, затем прошибла его насквозь. Блистание вырванных с корнем жемчужниц, разлетающихся во все стороны, ослепило ее — по лицу текли слезы, резь в глазах становилась невыносимой — но на этой скорости она должна была успеть домой всего за десять минут.

Скейт внезапно дернулся, упал носом вниз — и перевернулся.

На мгновение Алисе заложило уши, вокруг нее повисла абсолютная, непроницаемая и жуткая тишина. Она парила в пустоте, не понимая, где низ, а где верх, что с ней и куда она летит.

Туман обрушился сверху — она упала в него вниз головой — и все вокруг стало молочно-белым. Как будто саван смерти накрыл ее — Алиса падала вниз, в непроглядное марево, и острые камни неслись ей навстречу.

Сердце зашлось от ужаса, она всем корпусом легла на руль, и повела его обратно. Ей вывернуло руки, она вскрикнула от боли, и попыталась выровнять скейт, но он вращался вокруг собственной оси. Скорость резко упала — сработала автоматика. Слух снова вернулся, и ветер насмешливым свистом хлестнул ей по лицу.

— Воздушная яма, — сообщила Лин, — внизу река, сорок пять метров до поверхности. Руль направо! Теперь чуть налево! Ровняй его!

Скейт выровнялся. Несмотря на поле, голова была вся мокрая. Алиса вылетела из тумана, оставляя позади себя настоящую туманную бурю, клочья, разлетающиеся во все стороны — и начала стремительно подниматься выше и выше.

Стук сердца стал тише, гудение поля вернулось от визга, обозначавшего перенапряжение, к нормальному. Алиса, не успев как следует отдышаться, посмотрела на горящие в центре браслета часы. Восемь минут. Уже прошло восемь минут.

Она снова увеличила скорость, тяжело дыша. Это было куда труднее, чем ей казалось. Если бы не стоящая на спортивном скейте автоматика...

До дома оставалось, наверное, минуты две. И тут браслет мелодично запиликал.

— Экстренный вызов, — сообщила Лина. — Сбавить скорость?

— Нет! Включай!

Браслет пискнул, и оттуда раздался неприятный голос старшей воспитательницы Грант.

— Девятнадцать! Где ты?

Алиса сразу пожалела, что не сбавила скорость.

— Я на Тирольской возвышенности, госпожа старшая воспитательница Грант! — не медля, ответила она, стараясь перекричать шум ветра.

— Так! Немедленно бросай все и возвращайся домой.

— Да, уважаемая старшая воспитательница Грант! — крикнула Алиса, чувствуя, как выступает на висках холодный пот. — Я уже в двух минутах от дома!

— Что? А, отлично. Хм. Что за помехи там у тебя? Ты летишь на доске?

— Да!

— Но почему... почему такой...

В браслете что-то щелкнуло. Это значило, что воспитательница запрашивает данные. И что сейчас она их получит. Алиса побелела.

— Что?! — просипела Грант. — Четыреста двадцать?!

Алиса будто воочию увидела ее округлившиеся глаза и совершенно белое лицо.

— Госпожа Грант! — быстро заговорила она, как можно более твердо. — Я не могу снизить скорость! Я держу в руке самую огромную жемчужную нить, которую вам когда-либо приходилось видеть! Если я не успею прилететь домой через две-три минуты, эта нить погибнет.

— Что?.. Что?.. Какую, святые духи, нить?! Какую, к грешникам, нить!! Снижай сейчас же!!

— Она, кажется, даже больше нити Рика Дартинсона! — выкрикнула Алиса, уже ничего не видя от слез и понимая, что сейчас она снова во что-нибудь врежется или куда-нибудь нырнет.

На мгновенное стало ощутимо тише — лишь ветер ревел вокруг, как бешеный.

— Что? — переспросила воспитательница. — Больше, чем нить Дартинсона?.. Такое бывает?

— Я не знаю! Лучше спросить у Мэй. Но я держу ее в руках!

— Хм, — повторила воспитательница Грант. — Лин, приказываю, снизить скорость... до двухсот пятидесяти!

Скорость резко упала почти вдвое. Алиса вытерла слезы и попыталась больше ни во что не врезаться. Только теперь она заметила, что вокруг не было ни птиц, ни облачков. Безоблачно-чистое небо окрасилось в темные предгрозовые тона. Гроза двигалась с запада. Но ведь утром синоптики ничего такого не предсказывали?..

Браслет мелодично пискнул, говоря о подключении к разговору еще одного человека.

— Алиса! — сказала взволнованная Мэй, старшая швея. — Повтори то, что ты сейчас сказала!

Алиса послушно повторила, думая о том, что через минуту, наверное, она свалится со скейта и умрет.

— Но девочка моя! — воскликнула Мэй потрясенно. — Почему же ты не скрутила ее и не засунула в раствор?!

— Уважаемая воспитательница Мэй! — чеканно и выстрадано ответила Алиса. — Она такая большая, что не помещается в крючки и петли.

Старшая швея что-то хрюкнула — похоже, голос у нее неожиданно и некстати сел. Очевидно, это была слишком большая нить.

— Не помещается в петли? — спросила Грант, вмешиваясь в их разговор. — Разве так может быть?.. Алиса, девочка, наверное, ты что-то неправильно сматывала...

Алиса, лучшая из учениц облачной швеи, не стала возражать директрисе, не понимавшей, что охотник такого класса ошибиться с детской задачей — правильно смотать пойманную жемчужницу — никак не мог. Она просто ответила:

— Нет, мэм. Она действительно не скручивается. Я проверяла.

— Алиса! — сипло вернулась в разговор воспитательница Мэй. — Я бегу тебя встречать! Держись! — Браслет пискнул.

— Хм, — сказала мисс Грант задумчиво. — Ты там, действительно, держись, девочка. Но по прибытию СРАЗУ ЖЕ обратись ко мне. На твое имя пришло письмо. Ты поняла?

Секунду Алиса молчала — тело ее слишком болело, глаза слишком мало видели, а разум слишком устал, чтобы сразу понять сказанное. Потом она глубоко вздохнула, и беснующийся ветер, развевающий ее волосы, унес этот вздох в никуда.

Письма ей прийти не могло. Ей могло прийти сообщение от одного из друзей по переписке, ответ на одно из электронных писем звездным капитанам, отосланных в момент острого одиночества. Или куча поздравлений с днем рождения от незнакомых приятелей из гипернета. Все эти вещи были бы в ее компьютере, дожидаясь хозяйки. Но настоящее письмо... пришедшее в адрес приюта на ее имя... Его было некому послать.

— Что? — переспросила она, совершенно ничего не понимая.

— Мы тоже слегка удивлены, девочка. Но на твое имя пришло специальное закрытое письмо из столицы сектора. Так что сразу по прибытию ко мне. Ты поняла?

— Да. Я поняла.

Браслет снова пискнул, и вокруг воцарилась звенящая тишина, пронизанная лишь свистом усилившегося ветра. Алиса, летящая очень быстро, но все же не так стремительно, как раньше, теперь почувствовала, что вокруг стало темнее и холоднее. Солнце скрылось за предгрозовой пеленой, пришедшей с запада и охватившей большую часть неба. Вдали едва слышно громыхало, и искрами вспыхивали редкие молнии.

Жемчужница медленно угасала, став блекло-серой. Алиса посмотрела на нее, и ей вдруг стало очень больно.

— Не умирай, — прошептала она жемчужнице. — Потерпи еще немного. Выдержи.

Жемчужница казалась шерстяной серой нитью, невесомо охватывающей запястье. В ней ничего не осталось от сверкающего великолепия. Облако практически рассеялось, и теперь тысячи тончайших волосков бессильно висели на серебристом комбинезоне Алисы, серые, как паутинки. Только сейчас девочка вспомнила: чем толще стебель жемчужницы и чем больше у нее отростков, тем больше она нуждается во влаге... и тем быстрее иссыхает, оказавшись вне облака.

Алиса почти никогда не плакала, но здесь отчаяние и тоска навалились на нее, как горы. Срывая цветы, человек должен по меньшей мере ставить их в воду, а лучше пересаживать в новое место. Убить жемчужницу было очень, очень плохим и бессердечным делом. Охотники всегда относились к ним бережно.

Жемчужницы чаще всего служили украшением. Сплетенные из них ткани и вышитые ими полотна жили, причем, при должном уходе могли прожить даже больше, чем в естественных условиях — самые удачные экземпляры жили и сейчас, хотя их вышили четыре года назад, когда началась добыча Авалонских жемчужниц. Сколько могла прожить такая жемчужница, Алиса и представить не могла.

Теперь она умирала — по неловкости и глупости людей. По ее вине. Это было невыносимо.

Алиса одной рукой поднесла ее к губам и дула, дышала на нее, что-то шепча и плача, слезы капали на серый стебель, пропитывая его — она даже не заметила, как скорость снизилась, и очнулась только когда купол и башня приюта пронеслись под ней.

Скейт, ведомый Лин, сделал вираж, заходя на посадку возле оранжереи, Алиса увидела толпящихся девочек во главе с Мэй — маленькие прыгающие фигурки; затем бетонные плиты приблизились, фигурки выросли, и скейт опустился у самого входа.

Алиса плохо соображала, когда ее окружили галдящие подруги, и даже не заметила, как ее вытащили из креплений скейта. Она что-то отвечала на вопросы, сама не понимая, что говорит. Воспитательница Мэй, высокая и сосредоточенная, пробивалась через толпу галдящих девочек, как ходячая башня, держа в руках внушительную колбу с голубоватым раствором.

— Хватит спрашивать! Видите же, она ничего не понимает. Полетайте на четыреста двадцать!.. Ох, девочка моя! — покачала она головой, увидев нить.

Алиса протянула руку, подалась вперед. Глаза ее, до сих пор воспаленные от ветра, почти ничего не видели. Она ощутила аккуратное прикосновение старшей швеи. Чуткие пальцы на своем запястье, на груди.

Руку что-то кольнуло, Алиса поморщилась. Затем вдруг стало очень тяжело. Голоса гудели, нарастая, она качнулась, упала на колени. Вокруг было темно, и она не чувствовала ни рук, ни спины, ни ног — ничего.

Из темноты забрезжил серый свет, и Алиса увидела, как на нее смотрит Небо. Небо хмурилось. Оно зарастало чернотой, и становилось все ниже. Оно клокотало. Алиса вскинула руки, пытаясь защититься. Но у нее почему-то не было правой руки, просто не существовало — и она не могла остановить падающее небо одной рукой.

Небо стало совсем черным и молча замерло над ней. И каким-то образом, Алиса почувствовала, что небу очень больно.

"Что с тобой?" прошептала она.

"МНЕ БОЛЬНО" сказало Небо. "ЭТО ИЗ-ЗА ТЕБЯ".

На мгновение стало тихо. Затем Небо лопнуло, разверзлось молниями. И грянул гром.

Алиса вскрикнула и закрыла глаза.

Не просто жемчужница

— Не нужно ей это слышать, точно вам говорю.

Это была коротышка Рин. Она не любила Алису, но любила справедливость. Если она говорила "не нужно", значит, так оно и было. Но все же ей горячо возразили сразу три девочки:

— Ну конечно!

— Ага!

— Молчи, коротышка!

Последней была Мэри-Энн, подружка Алисы, которая всегда защищала ее.

— Да тише вы. Нельзя ей это слышать. Подумайте сами, что будет, если она узнает!

— Что будет, что будет...

— А что будет?

— Уж ты, Ванесса, со страху бы точно описалась, прости Господи! — в сердцах ответила Рин. — Девчонки, попробуйте быть рассудительными, а не глупыми!

— Бубубу, — ответила Мэри-Энн за всех. Почти никто не любил коротышку, потому что она была самая умная из девочек приюта, самая дотошная и въедливая. И почти всегда оказывалась права.

— Я думаю, — с достоинством сказала оскорбленная Ванесса, — что Алиса очень храбрая. Ты, может, не помнишь, как она дралась с мальчишкой. Или как отправилась на Чердак. Или...

— Все я помню. Сравнила тоже! Одно дело все эти ваши детские игры и подвиги, а другое — то, что произошло сейчас.

Алисе стало дурно. Она подумала, что жемчужница, должно быть, умерла.

— Но жемчужница-то жива! — возразили сразу два голоса, Мэри-Энн и Ванессы. — А раз она жива, ничего страшного случиться не может!

Тут терпение Рин, похоже, лопнуло.

— Ах, какие вы умные! — взвилась она. — Все-то вы знаете! Действительно, связь между состоянием Алисы и состоянием жемчужницы уже научно обоснована и объяснена, ха-ха! Конечно же, если эта перламутровая паучиха в своей банке живехонька, значит, и с Алиской нашей ничего не будет! А? Что? Какие мутагены? Какие изменения на клеточном уровне? Какой паразитизм?.. Из-за того, что вы не учитесь на занятиях, а рисуете в тетрадках всяких принцев, Алиса, значит, теперь в полной безопасности!.. Глупые!

— Ри, — неуверенно произнесла Ванесса, судя по голосу, сильно испугавшаяся мутагенов с паразитизмами. — Но ведь... сестра Кларисса сказала "вполне приемлимое"!

— Взрослые! — с презрением выплюнула коротышка Рин. — Они хоть раз говорили, что все плохо, когда все плохо?.. Она не хотела пугать остальных. Но вы что же, глухие? Не слышали, каким голосом она выдавала диагноз?.. В отличие от мисс Грант или сестры Анастасии, которые со-вер-шенно не понимают в биологии, Кларисса с Мэй очень даже сомневались в том, что говорили. И потому что ни сделать ничего, ни даже разобраться, как следует, в ситуации они не могут. Почему, вы думаете?

Девочки ничего не думали. Рин помолчала, и ответила со значением:

— Я думаю, потому что случай серьезный. Сестры ведь не ученые, а только воспитательницы. У них для этого случая недостаточная квалификация.

— А я думаю, у тебя просто грех гордыни, — враждебно заметила Менга, третья из Алисиных защитниц, до того почти все время молчавшая. — Как тысячу раз говорила сестра Богемия.

Сестру Богемию, эту блюстительницу порядка, коротышка Рин просто ненавидела; у них была война, и все это знали. Что самое смешное, сестра Богемия отличалась той же ярой страстью к справедливости и такой же дотошностью, что и Рин. Но если честно, в порыве своей справедливости она была способна сильно унизить или оскорбить любую из девочек. И почти все из них хотя бы раз в жизни испытали на себе именно ее несправедливость. Чаще других, конечно, это доводилось испытывать гордой и принципиальной Рин.

Услышав такой довод, коротышка, видимо, обозлилась и вовсе до чертиков, по крайней мере, она набрала в грудь столько воздуха, что можно было обкричать с его помощью весь приют.

Именно этот момент Алиса выбрала для того, чтобы вмешаться.

— Ох, — сказала она.

— Проснулась! — воскликнули все трое, а Рин сделала длинное "Пшшшшшш", спуская пар.

— Алиса, ответь, как себя чувствуешь? — подскакивая к ней, потребовала Мэри-Энн. Она была так взволнованна, что веснушки на ее лице почти побелели, а кудряшки вились вокруг круглого личика, словно ожившие и такие же взволнованные.

— Ох, — повторила Алиса, потому что обнаружила, что не способна ничего больше сказать. Ей было непривычно легко, но вместе с тем не очень хорошо.

— "Ох"? — строго переспросила Рин, присаживаясь на стул и внимательно рассматривая больную. — А сколько будет логарифмический корень из евклидова квадрата?..

Остальные девочки потрясенно замолчали.

— Нисколько, — тихо ответила Алиса. — Таких корней не бывает.

— Ну, — вздохнув и сложив руки на коленях, сказал Рин, — вроде нормальная.

Алиса не казалась себе нормальной. Она никогда не чувствовала такой слабости. У нее уже сейчас кружилась голова, а встать она уж точно не могла.

— Ну и что со мной произошло такого? — спросила она у Мэри-Энн.

— Такого?.. — замялась Мэри, зыркнув на Рин.

— Девочки, я все слышала, — призналась Алиса. — Так что давайте рассказывайте все как есть. Обещаю не бояться.

Лицо Мэри-Энн было таким жалостливым, что все остальные невольно заулыбались.

— Не тяните, — попросила Алиса, снова очень тихо. Обычно ее голос звучал по-другому: гораздо жизнерадостнее. Улыбки как ветром сдуло. Все смотрели на Рин.

— Ну, — вздохнув, произнесла та. — Надо сказать, ты вляпалась во что-то серьезное. Мы точно не знаем, потому что сестры все скрывают, как обычно. Но Менга... совершенно случайно проходила мимо совещательной комнаты со включенной записью... Давай включай, чего стоишь.

— Включить запись семнадцать, — слегка охрипшим голосом приказала Менга. Ее браслет пискнул.

— ...Нет, состояние у нее вполне приемлемое, — приглушенно (как и полагается, когда кто-то на пределе чувствительности браслета записывает разговор из-за двери), сказала сестра Кларисса. — Хотя и не норма. Мне непонятно, из-за чего она так ослабла. Полетом это не объяснишь. Вот, видите... все показатели ниже нормы, в среднем на двадцать процентов. А здесь?.. Не может сердцебиение так замедлиться даже от нервного шока, чтобы вы мне не говорили. К тому же, номер девятнадцать вполне решительная и стойкая девочка, вы знаете. Не могла она впасть в истерию по поводу гибнущего цветка, даже учитывая ее честолюбие.

— Что же с ней происходит? — спросила директриса Грант слегка деревянным голосом.

— По симптомам — у нее кома. Но высокая мозговая активность не соответствует состоянию комы. Она просто спит, и ей снятся сны. Я с таким никогда не встречалась. И не могу сказать, что является этому причиной.

— Все в руках Провидения, — своим хорошо поставленным голосом произнесла сестра Вернита, — но я хотела бы знать, что уготовано этой девочке и, из-за нее, всем нам.

— Я бы не торопилась на вашем месте ставить произошедшее в вину девятнадцатой, — холодно заметила сестра Богемия, искательница справедливости. — Мы пока не знаем достаточно, чтобы об этом судить.

— Хорошо, — Грант выразительно кашлянула. — Кларисса, скажите мне, как медик, каковы ближайшие возможные причины. Почему в принципе так могло произойти?

— У меня есть версия. Но прежде я просила бы Мэй еще раз пересказать, как все было. Мэй?

— Да, конечно... Алиса попросила меня отпустить ее на внеплановую поездку к Тирольской возвышенности. Она считала, что сегодня ей повезет, и хотела к вечеру сплести особенный рисунок, который задумала уже давно. Я, конечно, отпустила девочку — это моя лучшая ученица, вы знаете, единственная из сертифицированных охотниц в приюте. И она уже неоднократно вылетала на охоту одна, вполне самостоятельно. Примерно к восьми двадцати утра мы с миссис Грант узнали, что Алиса мчится сюда на предельной скорости в четыреста двадцать и, конечно, очень взволновались. Однако у нее была причина для такой спешки... самая большая жемчужница, которая когда-либо была зафиксирована человечеством. Оставшись без облачной влаги и без специального раствора, она умирала, и потому Алиса торопилась домой.

— По дороге, кстати, она трижды не справилась с управлением, один раз это чуть не привело к аварии, спасла автоматика, — вставила Ирина Полякова, старший техник приюта. — Может, это стало причиной шока?

— Давайте дослушаем, — возразила Грант, не дав Клариссе ответить.

— Да... — продолжила Мэй. — Так вот, когда она прилетела, жемчужница была почти мертва, но я заметила странную особенность — стебель слегка пульсировал. Это нормально, когда растение в облаке перекачивает соки из отростков в стебель, чтобы подольше продержаться в экстренных ситуациях. Однако открытый воздух быстро замедляет жемчужницу и вводит ее в состояние полу-комы — и тогда подобные реакции невозможны. Конечно, может быть, такая большая жемчужница дольше сопротивляется сухой воздушной среде, но тогда стебель был бы живым — а не полумертвым, как все остальное растение. В общем, это довольно странный симптом.

— Вы можете его объяснить?

— Да... И это как раз соответствует гипотезе Клариссы.

Все воспитательницы, очевидно, затаили дыхание. Как и девочки, впрочем.

— Мэй, — попросила Кларииса, — Расскажите, как все было, когда вы сняли жемчужницу.

— Ах, да. Ну, сама Алиса очень ослабла, что, как говорит доктор Кларисса, не соответствует обстоятельствам, даже не смотря на шок от происходящего. Жемчужницу она обвязала вокруг запястья, а отростки и само ядро были прижаты силовым полем к груди. Я аккуратно развязала стебель и сразу окунула его в раствор. Я была сосредоточена на жемчужнице, и пропустила момент, когда Алиса упала. Но, девочки говорят, после того, как я сняла жемчужницу, Алиса широко раскрыла глаза, секунду постояла с пустым взглядом, затем сильно покраснела и упала.

— То есть, — тихо уточнила Кларисса, — когда на ней была жемчужница, Алиса была очень бледной, да? А когда вы ее сняли — она резко покраснела.

— Да.

Сразу несколько сестер резко втянули воздух, осознав, какова гипотеза доктора Клариссы. Алисе показалось, что она не чувствует правой руки. Она вспомнила свой сон, но боялась посмотреть на запястье.

— Скажите еще только одно. Когда вы снимали жемчужницу. Было ли какое-нибудь... затруднение?

Воцарилось гробовое молчание.

— Ну, — неуверенно ответила Мэй, — я не могу сказать точно. Мне показалось, что когда я снимала, было некоторое сопротивление. Но может, это теперь мне так кажется. Тогда я не осознала.

— Что ж, спасибо, сестра Мэй, — удовлетворенно подытожила Кларисса. — Итак, у кого есть вопросы или соображения?

— Чего тут соображать, — тихо, но совершенно спокойно сказала Богемия. — Вы считаете, что растение подсоединило себя к девочке и, умирая, выкачивало из нее кровь, чтобы выжить. Теперь, соответственно, непонятное состояние ребенка соответствует полу-коме растения. Я плохо разбираюсь в ботанике, но разве у жемчужниц вообще зафиксированы подобные свойства? Это же высокоразвитый паразитизм!

— Что ж, — кашлянув, вместо Мэй ответила доктор Кларисса. — На этот вопрос мы ответить не можем. С одной стороны, ничего подобного у жемчужниц не зарегистрировано. С другой стороны, насколько мне известно, они вообще не очень хорошо изучены. Добыча жемчужниц началась всего четыре года назад, до того о них вообще ничего не знали. Исследования авалонской жемчужницы проводятся на Гаскаре, в Центре биологии сектора, но, насколько мне известно, нет никаких причин, чтобы эти исследования были форсированы и вообще велись тщательнее обычного... В общем, я уже послала подробный отчет профессору Тамнику, сегодня ближе к вечеру он должен выйти на связь.

— То есть, — звучным голосом воскликнула сестра Вернита, — говоря откровенно, наши воспитанницы три с половиной года занимаются плетением и ловлей облачной нити, а до сих пор окончательно не установлена ее безопасность?!

— Не сгущайте краски, пожалуйста, — возразила Кларисса. — Все эксперименты показали, что жемчужница безопасна. Просто именно эта выходит за рамки известного. Она слишком большая. Мэй, вы что-то хотите сказать?

— Дело не просто в ее размерах. По нашим данным, средняя жемчужница живет два года. И наиболее крупные экземпляры достигают толщины 1,6 миллиметра. Есть, конечно, уникумы. Например, жемчужница Дартинсона достигла 1,92. Но это была самая большая из известных до сегодняшнего дня... А диаметр этой нити превышает два с половиной миллиметра.

— То есть, — каменно подытожила миссис Грант, — мы имеем дело с мутацией?

— Нет, я так не думаю, — возразила Мэй. — Я исследовала клетки жемчужницы, и нахожу их точно такими же, что и у обыкновенных. Теоретически, способность всасывать влагу сквозь человеческую кожу доступна каждой жемчужнице — они же вообще существуют за счет межклеточного обмена. Но, судя по всему, эта жемчужница — следующий этап развития знакомых нам. Редкая — или, быть может, единственная, выросшая в следующую стадию.

— Хммм. Все это нуждается в профессиональном заключении, — недовольно заметила Богемия. — Без него мы будем толочь воду в ступе, и никак не сможем помочь девочке.

— Хорошо, — согласилась Грант, — а что вы, Мэй, и вы, Кларисса предлагаете в отношении... девятнадцатой?

— Судя по всему, — ответила Кларисса, — жемчужница действительно несколько минут паразитировала на девочке. Алиса слишком неоправданно ослабла, если брать другую теорию. Это подтверждает и результат анализов — у нее не хватает многих витаминов и микроэлементов, хотя при последнем обследовании все было в норме. В общем, у нее сильное истощение.

— Хорошо, Кларисса. Вы только что обследовали девочку повторно. Я правильно догадываюсь, что обследована была ее рука, к которой, как вы полагаете, подсоединялось растение?

— Да, верно. Я пыталась найти следы. Я их нашла.

Сестры зашевелились, переминаясь, пересаживаясь, переговариваясь между собой. Браслет Менги не улавливал тихих реплик, и так записывая на пределе чувствительности, через закрытую дверь.

— Слабое покраснение и воспаление кожи запястья. Некоторое обезвоживание тканей руки. Медицинская система ввела тонизирующие препараты, но последовавший переизбыток влаги вызвал легкую опухоль. Правда, сейчас она уже спала.

— Хм, все это понятно. А более серьезные изменения?

— Видите ли, — Кларисса замялась. — Никаких токсинов система не обнаружила. Никаких активных веществ, перешедших от жемчужницы к девочке, тоже. Но наша система довольно простая. У нас не больница, в конце концов. И нет техники, необходимой для подобных исследований. Я взяла клеточные образцы на анализ, отсканировала их, и отправила их сканы вместе с результатами анализов в Авалонский медицинский центр. Я попросила их заняться этим срочно, на случай... если вдруг были введены мутагены, и возможны какие-то... клеточные изменения.

Алиса почувствовала, как горит все лицо.

"Ну я сейчас и красная, наверное" — подумала она.

— Кошмар, — с чувством заметила Вернита.

— Но я хочу вас уверить, — возразила Кларисса, не давая ей договорить, — что по большому счету все в норме, и девочка скоро очнется. Вечером мы получим результаты исследования...

Тут браслет щелкнул, и разговор прекратился.

— У меня настройка на размер записи, — виновато сказала Менга, — Вот. Ну а сама я через дверь ничего не слышала. Я тут же побежала за Мэри-Энн.

— Самое главное мы услышали, — резюмировала Рин. — Ну, Алиса, что ты обо всем этом думаешь?

Алиса молча подняла правую руку и рассмотрела свое запястье. Никаких следов покраснения или опухоли она не нашла.

— Сколько сейчас времени?

— Почти шесть вечера. Ты спала с пол девятого.

— Как ты себя чувствуешь-то? — настойчиво повторила Мэри-Энн.

— И вправду никаких сил нет, — ответила Алиса негромко, сосредоточенно растирая запястье и продолжая пылать от ярости.

— Чего ты злишься? — испуганно и с жалостью спросила Мэри-Энн, робко погладив Алису по волосам.

— Пшшшш, — сказала Алиса, никак не в силах отпустить свое запястье. Всё боялась увидеть там проступающие черные пятна.

— Ясное дело, — буркнула Менга. — Я бы тоже злилась. Спасла эту штуку, а она...

— Да что она? — возразила Рин. — Ты так уверена, что она что-то сделала Алисе?

— Она мне ничего не сделала, — мрачно сказала Алиса. — Это я ей сделала. Я ее чуть не убила!

— Как это? — спросила удивленная Ванесса, и глаза у нее стали как плошки.

— Она какая-то особенная! Я видела много жемчужниц, вы же знаете, — ответила Алиса, мучительно раздумывая. — Я сразу не поняла, но теперь точно знаю — она не обычная.

— И что это значит? — озадаченно спросили все трое разом.

— Не знаю, — почти прошептала Алиса, — не знаю.

— Ты очнулась! — сказал звонкий голос за их спинами. Доктор Кларисса в своем неизменно-белом халате подошла к кровати и внимательно осмотрела Алису. Девочки переводили взгляд с одной на другую, как будто пытаясь по их лицам прочесть немую беседу доктора с пациентом.

— Ну, как ты себя чувствуешь?

— Я спать не хочу, а встать не могу, — мрачно ответила Алиса. — В общем, все как вы и сказали.

— Я сказала? — слегка удивилась Кларисса, проверяя показатели монитора, установленного рядом с кроватью и следящего за Алисиным состоянием. Глаза девочек округлились.

— Доктор Кларисса, — ровно ответила девятнадцатая. — Объясните мне, пожалуйста, что происходит.

— Хм. Что ж, — пробормотала та, удостоверившись, что с показателями все в порядке. — Вроде бы, ничего и не происходит.

— А по-настоящему? — взгляд Девятнадцатой был очень твердым.

Доктор Кларисса поглядела не Алисиных подружек, поморщилась, затем вздохнула и опустилась на кровать.

— Я не могу дать ответ на этот вопрос. Может, что-то и происходит помимо того, что мы видим... Успокойтесь, девочки. Вероятность этого очень мала... Минут через десять, — добавила она, — состоится сеанс связи с институтом биологии и генетики Гаскара. Мы будем разговаривать с руководителем исследовательского центра, профессором Тамником. Если ты хорошо себя чувствуешь, можешь присутствовать. Профессор задаст тебе несколько вопросов.

— Я просто отлично себя чувствую! — быстро сказала Алиса.

— Что ж... давай руку. Нет, не ту. Левую.

Алиса почувствовала, как в запястье ей ткнулась гибкая "рука" медицинской установки. Чуть-чуть кольнуло.

— Это придаст тебе сил, — прокомментировала Кларисса, коснувшись Алисиного плеча. — Минут через пять вставай, одевайся и в кабинет директора.

— Ну ты даешь, Алиса, — слегка обижено протянула Менга, когда они остались одни. — А если б она спросила, откуда ты знаешь?

— Я бы ей ничего не сказала. Но ты же знаешь, Кларисса нормальная. Не стала бы она выяснять. Слушай, Мен! Спасибо тебе большое, правда! Ты молодец!

— Ладно... Так как, черт побери — о, простите, Святые Сестры! — ты себя чувствуешь?

— Ну... Вроде бы лучше.

В ушах немного шумело, да и в глазах все слегка двоилось; везде чувствовалось тепло. Препарат, который вкололи Алисе, взбудоражил ее от макушки до пяток, и даже нос горел, как от глотка церковного вина на одиннадцатилетние.

Зато слабость почти прошла, и когда Алиса встала, лишь немного закружилась голова.

— Ну, я пойду, — сказала она, сменяя пижаму на джинсы и свитер.

— Как закончишь, сразу давай в столовую, — наказала ей Рин. — Будем тебя там ждать.

Дверь в кабинет мисс Грант была приоткрыта.

— Входи, Алиса, быстрее, — сказала директриса. — Мы уже начинаем.

Голографический экран, размещенный на стене, где обычно располагалась карта двенадцатого сектора, сейчас был заполнен помехами. Ирина Полякова стояла перед ним и занималась настройкой. Помимо них, в кабинете директора собрались Мэй, Кларисса, сестры Богемия, Вернита — и девушка из самых старших, Слепая Анна.

Анна вовсе не была слепой по-настоящему. Но не была и просто тихой и потерянной девушкой. Все воспитанницы знали про нее две вещи: что она умалишенная, и что иногда через нее говорит Большая Верад.

— Готово, — объявила Ирина, как только возникшая картинка (символ Гаскарского исследовательского центра и приветственный текст) устроила ее. — До начала сеанса минута... десять секунд.

— Садись, девочка, — кивнула Алисе мисс Грант. Мэй обняла ее за плечо, как будто защищая непонятно от чего.

— Это Большая Верад? — тихонько спросила Алиса у воспитательницы, кивнув в сторону Слепой.

— Да. Ее присутствие необходимо.

При этих словах Анна повернулась и отсутствующим взглядом посмотрела на Алису. Ее блеклые серые глаза потемнели.

Ну все, подумала Алиса. Ее прошиб холодок. Если на встречу пришла Отшельница, обычно спящая в глубине своих пещер, под горной грядой Тиролли, дело действительно серьезное.

Большая Верад родилась на далекой планете Таглиан, покрытой болотами, и прилетела на Авалон лет десять назад. Причин ее прилета не знает никто: она просто прилетела и поселилась здесь, в пещерах. Верад не человек, а огромная шестиногая ящерица, двенадцати метров длинной.

Многие обитатели планеты Таглиан обладают зачатками телепатии и других чудесных для людей свойств — но Большая Верад слывет одной из самых сильных провидиц известной части Галактики. Со всех концов Содружества к ней дважды в год прилетают паломники. Пророчица практически не покидает своих пещер, принимая паломников прямо там — и являлась одной из главных Авалонских достопримечательностей.

Самостоятельно прийти на совет к директору приюта она, конечно, не могла — входная дверь была для нее слишком мала, как и остальные помещения приюта, кроме разве что бассейна и спортзала. Но в экстренных случаях Большая Верад могла вселиться в сознание любого человека и на время стать им — слышать его ушами, видеть его глазами, говорить с помощью его рта.

Немало раз на памяти Алисы, Верад вселялась в ту или иную воспитательницу и проводила девочкам урок по природоведению или нестандартным дисциплинам вроде "основы телепатии". Чаще всего она путешествовала по поверхности в теле Слепой Анны. Умалишенная по сути не жила, а практически всегда спала на ходу, не чувствовала и не помнила визитов Большой Верад. Поэтому Кларисса и Грани не были против.

— Нам нужен ее совет, сама понимаешь, — сказала Мэй. — Тем более... тут вскрылось еще одно обстоятельство.

Какое именно, Алиса так и не успела спросить. Заставка на экране сменилась большущим бородатым мужчиной лет пятидесяти.

— Ага, — сказал он басом, — вроде работает.

— Профессор Тамник, приветствуем вас. Мое имя Летиция Грант, я директор Авалонского приюта для девочек имени Святых Терезы и Дианы.

— Приятно познакомиться, — кивнул бородатый. Он выглядел очень деловито и жизнерадостно, Алиса разом почувствовала себя лучше. — Зовите меня просто Джордж. Кто здесь доктор Кларисса?

— Я. Вы получили все материалы?

— Да, все уже просмотрел. Крайне интересный случай! Скажите, где сейчас девочка?

Алиса открыла рот, но вовремя спохватилась и посмотрела на директрису. Та кивнула.

— Я здесь, — ответила она, поднимая руку.

— Ага, — профессор внимательно ее оглядел. — Ну и как вы себя чувствуете?

К Алисе едва ли не в первый раз в жизни обратились на "Вы".

— Нормально, — ответила она, не зная, что еще добавить.

— Вот данные последнего сканирования, — сказала Кларисса, показывая распечатку с какой-то цветной диаграммой. — Как видите, ничего, в сущности, не изменилось...

— Джордж, что вы можете сказать обо всем этом? — спросила мисс Грант, не желая терять времени (межзвездные передачи стоили весьма недешево). — Мы не понимаем, что произошло, но должны узнать, грозит ли нашей воспитаннице какая-либо опасность.

— Да, — кивнул профессор. — Но мне нужны сами образцы клеток, а не их сканы. По сканам можно кое-что сказать, но по ним не провести анализов, вы же понимаете... Для начала, скажите мне, как жемчужница.

— Она отчасти отошла, но и сейчас еще не в норме, — ответила Мэй, вставая и подкатывая к середине комнаты передвижной столик. Круглый аквариум посреди столика слегка сиял и едва заметно переливался всеми цветами радуги — там, в голубоватом растворе, плавала самая большая из известных человечеству жемчужниц. Но выглядела она слабой и увядшей — совсем не такой величественной и великолепной, как в небе. Алисе стало ужасно горько от этого.

— Я боюсь, полностью восстановиться она уже никогда не сможет, — продолжала Мэй. — Возможно, пребывание без влаги... эээ... необратимо ослабило ее.

Алиса закрыла глаза, чувствуя огромную, обессиливающую усталость.

— Надо же, — выдохнул Тамник, — она огромная!

— Да уж, — пробормотала сестра Богемия и, повысив голос, добавила. — Так скажите, профессор. По-вашему, что с ней и с девочкой произошло?

— Я думаю, выводы доктора Клариссы верные. Действительно, произошел краткий симбиоз жемчужницы с человеком, по воле жемчужницы. Я сопоставил данные об изменениях тонуса девочки из ее личного браслета, с данными об изменениях в клетках жемчужницы, которые можно установить по сканам — все они цикличны, и все совпадают. Ухудшение состояния обеих могло привести к коме и даже к смерти. Тем не менее, судя по всему, жемчужница продержалась именно благодаря этой подпитке.

— Бог мой, какой кошмар, — настойчиво произнесла сестра Вернита. — Этот растительный вампир пил кровь нашей воспитанницы, а мы даже не знали, что такое возможно!

— Вы преувеличиваете, уважаемая, — кашлянув, возразил Тамник. — Кровью она, разумеется, не питалась. Ей нужна была межклеточная жидкость, и она выкачивала ее из тканей руки. Это само по себе ничуть не лучше, чем пить кровь, в данном случае, даже хуже для организма, и ткани руки в результате были порядком обезвожены. Однако, просмотрев все данные, я уверен в одном очень важном моменте: если бы она захотела, жемчужница могла бы вытянуть из девочки куда больше жидкости.

И директриса, и даже Богемия, да и все остальные при этом чуть не ахнули. Алиса почувствовала, как запястье снова немеет; ей стало неуютно и страшно, захотелось покрепче зажмуриться.

— Обратите внимание, Мэй, жемчужница, по вашим словам, была совершенно обессилена, вся серая, провисшая и не подающая признаков жизни кроме пульсации стебля.

— Да, профессор...

— Так вот, ей ничто не мешало поддерживать себя в обычном состоянии, уверяю вас. Потреблять из тела девочки столько жидкости и микроэлементов, сколько ей было нужно — они ведь перерабатывают жидкость в энергию, и... — тут он зыркнул на Алису и, наверное, решил, что в ее присутствии не все можно говорить. — Однако она каким-то образом сумела сориентироваться, оценить ситуацию, и взять именно столько, чтобы едва-едва выжить самой. И чтобы повредить ребенку как можно менее.

Половина присутствующих все же ахнуло. У Алисы как-то сам по себе раскрылся рот.

— Не стоит думать, что это признак разума, — сказал Тамник, в волнении потеребив свою внушительную бородищу. — Я понимаю, это первое, что приходит в голову... Однако, по нашим исследованиям, жемчужницы проделывают подобные вещи с птицами, с жителями тумана и даже с другими растениями. Мы еще не изучили полный жизненный цикл жемчужниц, но экспедиция, проведенная четыре года назад, дала очень много материала, который постепенно осваивается. И примерный жизненный цикл жемчужниц нам уже сейчас ясен. Мы только не думали, что взрослые жемчужницы, достигшие второй стадии, могут летать в облачках. Они уже слишком тяжелые для этого! Их жизнь должна протекать внизу — под покровом вечного тумана, на некоторых деревьях, в симбиозе с которыми они и должны жить.

— Но... Но... тогда почему же мы ничего не знали обо всем этом? Что есть и взрослые жемчужницы... — спросила Мэй.

Откровенно говоря, Алиса сама могла бы ответить на этот вопрос. По собственной вине. Исследования жемчужниц совершенно не относились к вопросам первостепенной важности, и проводились себе потихоньку параллельно с другими проектами исследовательского биоцентра на планете Гаскар. На самом Авалоне ими вообще никто не занимался, кроме профессиональных ловцов, жителей аграрного сектора и нескольких учениц Мэй, которым официально разрешили таким образом зарабатывать деньги для приюта — ведь субсидий на все не хватало.

Поэтому, виной тому, что Мэй и ее ученицы ничего не знали об эволюции жемчужниц, была их собственная глупость. Ведь в любой момент могли послать запрос в гиперсеть Содружества, и получить оттуда все имеющиеся данные.

Конечно, Тамник, как человек воспитанный и вежливый, должен был ответить по-другому. Но когда он ответил, у Алисы зашевелились волосы на голове.

— Дело в том, — сказал профессор, глядя куда-то в потолок, — что изучение жемчужниц входит в строку военных исследований, и потому, в общем-то, отчасти засекречено.

Госпожа Грант приоткрыла рот. Мэй застыла с разведенными руками. Кларисса слегка побледнела. Богемия, наоборот, покраснела, что предвещало скорую и разрушительную атаку на провинившихся.

Но этой атаке не суждено было состояться именно сейчас. Потому что...

— Майор Гельбессер получит выговор, а его секретарь Дафна будет уволена, — тихо произнесла Слепая Анна, — завтра, в тринадцать двадцать две.

— А? — спросил Тамник, который еще не понял, что происходит.

— Позвольте представить: Большая Верад, — тихо произнесла директриса, побелевшими руками сжимая скрепку для бумаг. — Известная так же как Авалонская Провидица.

Профессор Тамник быстро справился с удивлением. Он наверняка был в курсе возможностей таглианских ящериц, и сообразил, кто разговаривает с ним через приютскую девочку.

— Честь для меня, леди, — энергично кивнул он. — А вообще-то, майор Гельбессер это наш куратор. И действительно, ответственность за то, что к вам не поступило соответствующих предупреждений, падет, пожалуй, именно на него.

— Верад, — произнесла мисс Грант, обретя, наконец, дар речи, — Если это военная разработка... значит, с жемчужницами что-то не так... Чем же все это чревато?..

Все замолчали.

— Я вижу одно темное пятно, — ответила Провидица. — Но очень большое. Разрастающееся. Оно связано с жемчужницей. Но центром его является вовсе не девочка. Центр его находится в девятнадцати милях к западу от нас... И приближается.

— Господи Всевышний, — заметила Богемия, все еще красная. — Что же это?

— Это Буря, — раздельно ответила Алиса в наступившей тишине. — Плач Неба.

— Что? — спросили одновременно профессор, Кларисса и Мэй.

— Небо разгневалось, — сказала Алиса, переводя взгляд на слабо светящуюся жемчужницу. — Мы чуть не убили ее. И Небо собирается нас наказать.

С богоугодной сестрой Вернитой сейчас случится истерика, подумала Алиса, говоря все это. Но только теперь она удивительно четко поняла, что все это время Небо неотступно следило за ними. И что все это время Ему было больно.

— Когда я сорвала ее, я причинила ей боль, — вскакивая, произнесла она пронзительно-звонко, пытаясь говорить так выразительно, чтобы они сразу же поняли. — И почему-то эта боль ушла в Небо. Наверное, чтобы Она могла спастись. Небо приняло ее, но и оно вскоре может не выдержать!

— Что это может значить? — осведомился профессор, сильно встревоженный. Обращался он, судя по взгляду, к Большой Верад. Провидица повернулась к нему и, не глядя, простерла руку в сторону Алисы.

— Спрашивайте у нее.

— Это значит, — сказала Алиса, слегка пошатываясь от слабости, но делая еще один шаг к жемчужнице, — что мы пленили Королеву Жемчужниц. Она плыла по небу по своим делам... а мы безжалостно сорвали ее.

Слова слетали с губ Алисы скорее даже помимо ее воли. Они приходили откуда-то из глубины, и сыпались на пол, как тяжелые жемчужины. Угрожающе стуча.

Первым пришел в себя профессор. Он все-таки был мужчиной.

— Вы хотите сказать, — по-деловому, без сантиментов осведомился он, сразу принимая Алисину терминологию, — что Королева Жемчужниц поддерживает постоянную связь с воздушными потоками?

Алиса не знала, так ли это на самом деле. Но почему-то уверенно кивнула, прежде чем задуматься.

— Как такое может быть? — спросила Мэй, поежившись от сквозняка и, осознав это, замерла с округлившимися глазами.

— Вообще-то, — ответил за нее Тамник, — Жемчужницы действительно взаимосвязаны с окружающей их ветряной средой. На самом деле, именно благодаря этой способности они перемещаются в нужном им направлении. И более того — нам известно, что значительное скопление жемчужниц способно при желании вызвать ветер в нужном им направлении. Подчас... ураганный ветер. Так они обороняют свои колонии от хищников и некоторых видов травоядных. Именно это свойство и стало причиной перевода наших исследований авалонской жемчужницы в статус военных. Все это секретная, закрытая информация. Я разглашаю ее в силу чрезвычайности обстоятельств и только потому что... Если эта жемчужница действительно... Королева... от жизни которой зависит развитие обширной колонии жемчужниц... хм, возможно, сейчас случится действительно серьезная Буря.

Он поежился.

— Ирина! — голос мисс Грант буквально хлестнул по воздуху. — Если она как-то связывается с небом и командует ветром, очевидно, с помощью вибрации. Ты можешь обнаружить используемую ей частоту?

— Я попытаюсь, — кивнула Полякова, поднимая браслет к губам и начиная отдавать какие-то краткие команды. К ее браслету была подключена не только Лин, но и все остальные системы приюта, и она могла управлять ими, не сходя с места.

— В принципе... — снова осторожно встрял профессор Тамник, — нам известен их способ сообщения с воздушными потоками... Подключите свой браслет к терминалу, я перешлю вам информацию.

Все время, пока шла передача данных, двое человек в комнате не слушали возбужденно переговаривающихся профессора и сестер. Алиса и Слепая Анна, словно вслушиваясь в далекий неслышимый голос, или в самих себя, застыли в разных местах директорской комнаты, и стояли неподвижно, в ожидании неизвестно чего.

Первой на это обратила внимание Мэй.

— Алиса, — негромко окликнула она, — с тобой все в порядке?

— А?.. Не знаю, — качнула головой та. — Мы что-то делаем не так... Мне кажется.

На это изречение, даже сказанное тихим голосом, обратили внимание почти все.

— Послушай, — задумчиво произнес Тамник, на лбу которого обозначилась глубокая складка, — ты хочешь сказать, что после вашего симбиотического взаимодейств... после того, как она была с тобой соединена, между вами сохраняется какая-то связь?

Алиса, если честно, об этом не думала. Теперь же, услышав это, она поразилась собственной глупости. Прислушалась к себе.

— Ничего такого не чувствую. Но только...

— Информацию получила, — отрапортовала Полякова, — частота моделируемая. Могу перекрыть ее помехами.

— Чувствую! — воскликнула Алиса, внезапно четко осознав одну очень важную вещь.

Директриса в шоке уставилась на свою воспитанницу.

— Мы тебя внимательно слушаем, Девятнадцатая, — сказала она.

Вообще-то, Алиса соврала. Никакой связи она не чувствовала. Но когда старший техник сказала, что может прямо сейчас прервать плач жемчужницы, доносящийся до небес, Алисе вдруг стало дурно. И, не мешкая, она высказала эту важную вещь, которую осознала.

— Нельзя делать этого, послушайте! Нельзя затыкать Королеве рот! Она не хотела нас наказывать. Все это время она беседовала с Небом... и, наоборот, сдерживала его! Но она умирает. И если... как только она умрет, Небо обрушится на нас.

— Буря становится сильнее и приближается, — сказала Слепая Анна в наступившей звенящей тишине. — Примерно девять баллов. Синоптики Авалона пытаются удержать ветряной фронт силовыми полями и погодными ракетами. Они думают, что удерживают. Но удерживает их она.

Рука ее указывала на аквариум. Жемчужница безмолвно парила в нем, как в замкнутом мертвеющем небе, слабо светящаяся. Тысячи ее отростков переливались, медленно угасая.

— Девять баллов, — пробормотала Мэй, — на Авалоне не было зарегистрировано бурь и штормов сильнее шести, ну максимум семи.

Что-то щелкнуло. Это скрепка в руках мисс Грант переломилась на две части.

— Верад, что нам делать? — сухим голосом спросила она.

— Займитесь людьми, — чужим голосом сказала слепая девушка. — Я займусь Народом Тумана. Я выхожу.

Глаза ее угасли, стали невыразительными и блеклыми.

— А? — удивленно спросила Анна. — А?..

— Кларисса, выведите ее! — приказала мисс Грант, приходя в себя и начиная действовать. — Ира, свяжитесь с погодной службой, объясните им ситуацию. Профессор, поставьте в известность военных, пусть они отдадут соответствующие приказы Авалонскому гарнизону. Мэй, Алиса! Вынесите жемчужницу... Королеву на воздух. Кларисса, возьмите медицинский катер и отвезите Королеву как можно дальше от приюта к западу. Сделайте все, чтобы она выдержала до подхода ветра. Оставьте ее на пути бури и быстро возвращайтесь обратно. Все всё поняли?

— Да! — хором ответили присутствующие.

— Богемия! Займись детьми. Все должны быть внутри приюта через десять минут. И Ирина! Начинайте наглухо закрывать все окна и двери. Я сделаю звонок в правительство... Да поможет нам Бог.

Мэй с Алисой ухватились за пластиковые ручки аквариума и помчались вниз.

Жемчужница тускло переливалась в голубой воде, и Алиса шептала себе под нос: "Держитесь, держитесь... Ваше Величество". Ей было все равно, что жемчужницы неразумны. Она знала: Королева услышит ее.

Входные двери автоматически распахнулись, и мощный поток ветра ударил им в лицо.

Шторм

На улице дул сильный ветер, и сорванные с деревьев листья носились по двору, будто души потерянных детей. Оказавшись там, и женщина, и девочка вздрогнули: над Авалоном нависла разросшаяся на пол неба сизо-черная стена надвигающегося шторма.

— Сейчас прибудет Кларисса, — глядя на клокочущее небо, сказала Мэй. Лицо старшей швеи выражало внутреннюю борьбу.

— Что с вами? — спросила Алиса.

— Слишком невероятно! — раздраженно воскликнула та, всплеснув руками, оглядывая пронизанный молниями, пульсирующий грозовой фронт, нависающий над плато, и медленно приближающийся. — Почему это происходит именно сейчас, именно с нами?!

Секунду Алиса думала, и мысли ее метались, как листья по ветру, столь же беззащитные и мельтешащие.

— Потому что мы виноваты, — дернув плечом, ответила она.

— Да! Мы, оказывается, чертовски виноваты!.. Но сильнее нас виноваты эти военные, и профессиональные охотники, которые жемчужниц поймали больше в пятьсот раз!.. Виноваты музеи и гостиницы по всей галактике, коллекционеры, которые все это время скупали нить, вышивки, гобелены и аппликации! Виноваты ученые, которые вовремя не додумались, что жемчужницы, быть может, разумны!..

Алиса поняла, почему в этой сдержанной женщине клокочет такой сильный гнев. Она любила жемчужниц, любила их больше, чем все остальные. Считала их самыми прекрасными в мире существами, наверное. И думать не думала, что, отрывая от облаков и продлевая с помощью растворов их жизнь, причиняет жемчужницам боль. А теперь оказалось, что она — сестра ордена святых Терезы и Дианы — три с половиной года учила детей злу!

— Почему, ответь мне, Алиса, отвечать за все четыре года авалонского экспорта жемчужниц должны мы, мы с тобой?!

— Зло жемчужницам причиняли все, — ответила девочка, не раздумывая. — Но, по-моему, хорошо, что отвечать за него будем мы. Потому что мы с вами их любим. А только так и можно по-настоящему ответить...

Худая, высокая и некрасивая, старшая облачная швея посмотрела на свою девятнадцатую ученицу пронзительно, как никогда — и отвернулась, пряча лицо.

На них упала тень — катер опустился прямо во двор. Листья бились о корпус, и стелились по нему, будто умоляя пропустить их внутрь. Защитное поле гудело громче, чем ветер. Доктор Кларисса махала рукой из кабины, показывая, чтобы садились быстрее. Алиса с Мэй подхватили аквариум и, ежась от холода, боком поднялись по узкой лесенке, очутившись в переходнике. Дверь закрылась, разом стало тихо — только в ушах звенело от этой резкой перемены.

— Садитесь быстрее! — позвала Кларисса, высовываясь из кабины пилота. — Верад велела лететь к ее пещере, и там встретить бурю. А ветер движется вперед, надув на усилия погодников, и мы не успеем, если не поторопимся!

Алиса с Мэй поставили аквариум между задних сидений кабины, и плюхнулись в них, поспешно пристегиваясь. Кресла были мягкие, специально чтобы скрадывать полетные перегрузки.

Кларисса стартовала резко, выводя катер вверх, и бросила его в полет на максимальной скорости.

— Подтвердите переключение на автопилот, — попросила бортовая система.

— Подтверждаю... Пфф, там уже десять баллов! Святая Диана, я ничего подобного в жизни не видела, — сказала Кларисса, нервным кивком указывая на грозовой фронт.

"И не увидите" подумала Алиса, но промолчала. Ей не хотелось говорить, и все мысли выветривались, кроме одной, самой главной: "Держитесь, Ваше Величество, пожалуйста, держитесь!" — которая стучала в голове, словно глухой отзвук сердца. Ладонь сама собой легла на пластик аквариума, где плескался раствор, и в растворе — умирающая жемчужница. Пластик был холодный и сухой.

— Алиса, — прошептала Мэй, наклоняясь, — что бы ни случилось, знаешь, я...

Резкий вираж катера, заходящего на посадку, вжал их в кресла; Мэй охнула, и не сумела договорить, но Алиса и так поняла, что именно хочет сказать ей воспитательница. И даже слабо улыбнулась от неожиданного чувства нежности, едва ли не впервые в жизни коснувшегося ее. Но улыбка померкла, и чувство растаяло — Алиса физически ощущала, как Королева угасает, и как вместе с ней гаснут... другие жемчужницы... много... целый жемчужный род. Это с каждой минутой становилось все отчетливей и все больней.

"Вы хотите сказать, что после контакта между вами и жемчужницей поддерживается какая-то... связь?" — Алиса закрыла глаза.

— Садимся! — прокомментировала Кларисса, проверяя датчики.

Катер на максимальной скорости опускался, чтобы сесть у гряды Тирольских гор, прямо у входа в пещеры, во мраке которых обитала Большая Верад. Буря была уже милях в четырех отсюда, и черный, разлинованный молниями шквал занимал две трети неба, постепенно поглощая его целиком.

— Держитесь, сейчас тряхнет! — тряхнуло, и головокружительное движение кончилось: катер замер, почти упершись носом в скалу.

— Я взяла всепогодники, — вскакивая, заявила Кларисса, вытаскивая из багажной полки три комбинезона, серебристо-серых с желтыми полосками, так хорошо знакомых Алисе. — Одевайтесь!

Алиса залезла в комбинезон, закрепила молнию, застежки и капюшон. Нажала клапан и спустила весь лишний воздух, чувствуя, как плотно прижимается к телу непромокаемая двойная ткань.

— Хотя бы от дождя и от ветра, — удовлетворенно отметила Кларисса. — Чего молчите?.. Пойдем?

Ветер снаружи студил даже сквозь комбинезон. Он громко и протяжно выл, беспрестанно бил в грудь и в спину, пытаясь закружить, свалить с ног. Глаза приходилось закрывать из-за пыли и мелких камешков, носящихся в воздухе и бьющих прямо в лицо.

Не глядя, женщины вытащили аквариум и поставили у самой скалы.

— Что дальше?! — прокричала сквозь вой и свист Кларисса, прикрывая руками глаза и рот. — Ждем Верад?

Мэй кивнула, вжав голову в плечи. Начал моросить беспорядочный, мелкий дождь.

Алиса подошла и села на корточки возле Королевы, стараясь не отпускать руку, потом обняла аквариум и склонила голову. Ей казалось, что в звуках ветра витает неслышный шепот — но как ни пыталась, она не могла расслышать, кто шепчет, и что.

— Боже мой! — минуту спустя произнесла Кларисса потрясенно. Алиса подняла голову, и увидела, что на лице доктора отчетливо проступил страх. Мэй молчала, закрыв рукой рот и расширенными глазами глядя туда же — в грозу. Ветер уже не выл, а свистел как-то удушенно и тонко, мечась между скалами и замершими у их подножия людьми. В нем тоже сквозил страх — в "свободном ветре райского Авалона", — и девочка ясно услышала его. Тогда Алиса встала, обернулась... и посмотрела.

На них накатывала стена мрака размером с весь мир. Авалонское небо, воспетое в пасторальных пейзажах и голографических видах, украшающих квартиры и офисы по всей галактике, стало стеной пульсирующих, кишащих молниями, надвигающихся черных облаков.

Воздух дрожал, плача холодным дождем. Горы ждали удара, сжавшись и будто став меньше. Ветер выдул с них туманы, всегда покрывавшие хотя бы подножия — и теперь каменные склоны, поросшие лесом, казались голыми, молча сплотившимися перед наступающей грозой.

Браслет Клариссы что-то пробормотал.

— Одиннадцать баллов, — глухо произнесла доктор. — Погодники поняли, что ничего не могут сделать. Отступают... На всех прилегающих территориях начата эвакуация.

Только сейчас происходящее стало реальным, для всех троих. Алиса поняла, что они уже не в сказке, которую открыли и колонизировали сорок лет назад. Не на курорте, билет на который считался удачным выигрышем в межпланетной лотерее.

Рай оживал, повинуясь гневу и боли расы жемчужниц, и превращался в ад у них на глазах. Черная стена полыхающей разрядами смерти катилась по холмам, сметая все на своем пути — в конце этого пути были они с Королевой.

— Надо улетать! — закричала Кларисса, хватая Мэй за руку. — Надо...

— Верад! — воскликнула Мэй, указывая рукой.

Все трое обернулись в сторону пещеры. В двадцати шагах от них, из темного зева показалась блестящая, угольно-черная голова, покрытая мелкой чешуей. Двухметровая голова медленно выплыла из пещеры, блеснули мрачные серые глаза. Показались покатые плечи, первая пара ног. Разряды в небе желтыми искорками отражались на блестящей чешуе. Озаренная светом молний, шагающая ритмично и медленно, Большая Верад казалась мифическим драконом, плывущим в грозовом небе и внимательно оглядывающим его.

Шестиметровое тело, несомое тремя парами ног, уже покинуло пещеру, и лишь волочился по мокрой почве почти такой же длинный хвост. Верад вышла на простор, и подняла голову, всматриваясь в небо, вслушиваясь в ветер.

Уроки телепатии и экстрасенсорных дисциплин изредка проходили в глубине пещер, но всегда в полной темноте. Девочки не видели ее при свете, и могли лишь догадываться, каким чудовищным созданием является старейшая из учительниц приюта. Главная достопримечательность планеты и, может быть, всего Двенадцатого сектора. Она была и красива, и пугающа. Даже буря, кажется, немного стихла; по крайней мере, ветер лишь плачуще стелился у земли, а молнии стали проблескивать реже.

— Что нам делать, Верад? — крикнули Мэй и Кларисса одновременно.

"Уходите", сказал пульсирующий голос в Алисиной голове. "Вы не можете помочь"

— Алиса, идем! — скомандовала Мэй, разворачиваясь, прикрывая рукой глаза.

Алиса не двинулась — она уже поняла.

"Оставьте ее", сказала Верад, не глядя на суетящихся людей, их мысли, пылающие страхом, и крошечный катер, испуганно гудящий защитным полем. Закрытые глаза ее были обращены в самый центр Бури, и казалось, она слышит ее голоса.

— Оставить?! — крикнула Мэй, в глазах которой появились и ужас, и гнев одновременно.

"Вы мешаете. Мы не сможем с Ним договориться, если вы будете мешать мне"

— Тогда мы должны уходить все вместе! Эту бурю не остановить! Пусть королева умирает, мы переждем...

— Нет! — крикнула Алиса пронзительно. — Не говорите этого! Не говорите! Он слышит!..

Жуткий всплеск ветвящихся молний подтвердил ее слова. Это было прямо как в сказке, но Алиса уже поняла, что сказка кончилась, не успев начаться. Облачко не сплетет сегодня жемчужный узор — на кону стоят вещи, более серьезные и важные, чем жизнь одного или нескольких человек. Взрослые так медленно понимают реальность, потому что не верят в сказки. Алиса не знала, как объяснить все это учительницам — но знала, что если уйти ей, прямой виновнице — гнев Неба обрушится на всех остальных.

— Если не договориться, — закричала она, стараясь перекричать ветер, — буря не успокоится. Это не такая буря. Ее не переждешь! Она пойдет дальше, и придет в город, и пройдет сквозь щиты, и тогда...

Мэй и Кларисса дернулись совершенно синхронно, как будто получили по пощечине.

"Уходите. Уходите быстрее. Вы мешаете мне"

Кларисса глянула на девочку расширенными глазами, и рванулась к катеру. Мэй стояла, как парализованная. Затем она бросилась вперед, с явным намерением схватить Алису и утащить ее.

Мысленный удар Верад перехватил ее на середине прыжка, опрокинул и протащил по земле метров пять в сторону катера. Пророчице было не до церемоний — она единственная из всех знала, чем все это может обернуться. Мэй вскочила и, ведомая чужой волей (движения ее были очень резкие и дерганые) запрыгнула в катер. Секунды спустя он свечкой взмыл в воздух — белое пятно в беснующемся воздухе.

"Возьми Королеву", — приказала Верад, не поворачиваясь. — "Встань передо мной".

Алиса подчинилась. В мыслях у нее была полная пустота и темнота. Единственное, что она теперь понимала и знала с уверенностью: сейчас ее накажут за убийство Королевы, накажут ее одну — за всех охотников и охотниц, а так же за всех детей, что из рогаток или водяных пистолетов стреляли в жемчужниц и другими способами срывали живые цветы. Ей было страшно, она поверила в реальность происходящего, и ветер хлестал ее с ненавистью... Два острых камушка оставили кровоточащие царапины на щеках.

Королева жемчужниц тихо бултыхалась в аквариуме, все такая же паутинчато-тонкая, блекло-серая, пока девочка неуклюже тащила его к ногам Верад.

Встав там, она оказалась немного укрыта от дождя и ветра. Сверху простерлась широкая голова: провидица по-прежнему молча смотрела в грозу. Алиса глубоко вздохнула... и тоже посмотрела туда.

Шторм был потрясающе прекрасен, и ужасен — до дрожи. Черная стена стала угрожающе-материальной, хотя состояла только из ветра и туч. Она приблизилась настолько, что казалась шелковой завесой на расстоянии вытянутой руки. Из глубины трепещущей ткани то тут, то там пробивались тонкие, ослепительно-яркие ветвящиеся линии.

Алиса знала, что таких четко очерченных грозовых фронтов не бывает. Грозовой фронт — это ливень, несущийся вслед за ветром, движущим тучи. И он широкий, на многие километры во все стороны. Здесь все было иначе. На них двигался узкий, сплоченный, клубящийся воздух, напоенный мраком, холодом, беснующимися ветрами и электричеством. Что было внутри у этого шторма, Алиса предсказать не бралась.

— Заградительные щиты сельскохозяйственной колонии "Город Яблок" уничтожены. Поля на плато уничтожены, — пискнув, произнес ее браслет. Вина свалилась на Алису грудой мелькнувших картин; она закрыла уши руками, сжалась.

— Что мне делать?

"Не знаю"

Алиса даже не удивилась.

— У вас нет плана? Вы просто прогнали их, чтобы они выжили? Вы знаете, что Небо будет мстить, когда Королева умрет?

"Да"

— Почему же вы не уходите... Вы же сдаетесь на Его милость... Но Он не будет мил!

"Сдайся, чтобы победить. Одна из древнейших стратагем, запомни ее"

— Сдайте меня, ведь виновата одна я, пусть наказывают меня одну...

"Нет виноватых. Есть жертвы. Я здесь, чтобы жертв стало меньше"

— Тогда... скажите Небу, что мы просим прощения! Что мы хотим ее вернуть...

"Я говорю. Небо не отвечает мне"

— Что оно думает?

"Оно жаждет нашей смерти, всех нас"

— Почему... почему... — ошеломленно прошептала Алиса, пытаясь вместить это, но не в силах, обессилено опускаясь на землю и прижимаясь к черной чешуе.

"Оно спало на протяжении столетий. Ты сорвала Королеву, которая несла в себе споры нового поколения. Споры десятков тысяч родителей, собранные в сердце у одной Королевы, будущей матери. В которой было сосредоточено будущее всей расы. Оказавшись вне кокона, Королева опоздала с принятием решения. Ей нужно было выпить твою влагу и спастись. Она не сделала этого вовремя. Споры начали гибнуть. Жемчужницы-родители повсюду почувствовали гибель своего потомства и боль. Как делали всегда, они отдали боль Небу. Но ее оказалось слишком много. И Небо проснулось"

— И если мы не сумеем спасти Королеву... или договориться с Ним...

"Он убьет всех пришельцев и уничтожит все следы их пребывания на планете. Погибшие дети будут отомщены, и снова наступит покой"

Лишь тут Алиса поняла, что уже минуту безостановочно трясется от страха. Ей отчаянно захотелось, чтобы кто-то большой и сильный сказал — "Не бойся"...

"Бойся" — сказала Верад.

Девочка всхлипнула и вытерла мокрое лицо ладонями, хотя дождь залил его тотчас же, новыми холодными каплями. Минуту Алиса содрогалась, не в силах преодолеть это, и шептала Небу: "Не убивайте нас, не убивайте нас, не убивайте...", зная, что Он ее слышит.

Затем Верад шевельнулась. И в воздухе что-то изменилось. Девочка снова услышала этот неуловимый шепот, и снова не смогу расслышать ни слова — а может, слова просто были на чужом, непонятном языке.

"Я говорю с ней" — сказала Верад как-то напряженно, словно через силу. А потом добавила:

"Вставай"

В голове у Алисы царило опустошение, в теле слабость, в сердце — темнота от сгоревшего пламени, она заставила себя вдохнуть и встать. Чешуя Верад прошелестела — пророчица отступила назад. Она неотрывно смотрела на Королеву, и глаза ее мрачно поблескивали в сумраке дождя.

"Осталось немного", — наконец услышала Алиса. — "Нам нужно, чтобы Небо ответило. Ты должна услышать ее и поговорить с ней, прежде чем Шторм накроет нас"

— Но как?

"Возьми ее в руки"

Алиса упала перед аквариумом на колени, открыла крышку и вынула Королеву из раствора. Паутинки легонько коснулись ее руки, бессильно повисли, такие длинные и тонкие, почти достающие до земли... Королева стала такой невесомо-серой... Ветер выхватил несколько десятков отростков из сгустка развевающихся ниточек; они унеслись в темноту. Алиса почувствовала, как горечь разрывает ее.

"Не умирай...", хотелось сказать ей, но перехватило горло. Шепот жемчужницы, носящийся в воздухе, непонятный и чужой, вдруг весь оказался вокруг них, от начала и до конца; и нити дрогнули.

Верад зашипела, и Алиса поняла, что в следующее действие таглианская пророчица вкладывает много сил. Ветер вырвал еще с десяток нитей — не понимая, что делает, Алиса расстегнула комбинезон, рванула ворот рубашки и приложила жемчужницу к груди, обняв себя руками и упав на траву.

Шепот заполнил голову, руки, все тело, весь Авалон — и стал холодом, дождем и ветром, временем и пространством; как раз в то мгновение, когда Шторм приблизился, закрыв черной стеной всю вселенную, и накатил на них.

Цена ответа

...Сквозь туман светит яркое, горячее солнце. Но ватный покров плотен, и тепло только щекочет, проникая сверху в прохладный уют. Влажно и свежо — циркулирующий воздух несет живительные ароматы, легкие перезвоны, многоцветные пылинки, такие нежные на вкус.

Жемчужницы раскинули нити и собирают росу, выступившую на коре деревьев и на камнях. Солнце пока не добралось сюда, и дарованная туманом роса ошеломляюще свежа.

Ты — юная Королева; лежишь в самом центре, и взрослые-охранники медленно плавают вкруг, не позволяя ничему лишнему просочиться к тебе. Здесь спокойно и хорошо. Но ты уже знаешь, что через несколько месяцев придет пора покинуть туман. Ты взлетишь, и поплывешь с развевающимися нитями в ночном сумраке, собирая пыльцу и ароматы, дуновения ветра и шелест листьев и трав. Собирая вокруг себя кольца тумана, и складывая их в свой собственный кокон, который до конца жизни будет защищать тебя от полуденного солнца...

Ты знаешь, что через несколько лет непрерывного странствия, познав мир, опустишься обратно, вместе с другими; но если они будут покидать небо навсегда, чтобы доживать свой век во влажном тепле, то ты — Королева-Дочь — здесь станешь Королевой-Матерью.

Вобрав в себя частицы будущей жизни от каждой из жемчужниц рода, ты поплывешь на простор, сияя и переливаясь, чтобы через месяцы полета, пересекающего континент, в сильном холодном ветре, взлетев в самое сердце неба, отдать миру мириады почти невидимых, жемчужно поблескивающих спор...

...Тысячу раз было такое — жемчужницы отживали срок на севере мира, и угасали там, послав свое потомство на юг. Столетие юга сменялось столетием севера, и круг замыкался. Мать, странствуя с юга на севере или с севера на юг, несла в себе будущее, и ни одна из птиц Авалона не тревожила ее полет, потому что сияние, источаемое Матерью, предупреждает всех за мили вокруг: летит Королева. Не прикасайтесь к ней, ибо гнев Неба будет ужасен. И даже алый сокол, безрассудно кидающийся на любую добычу, это сверкание облетит стороной; всякое животное боится жемчужного света Королевы-матери — боится больше, чем огня.

...Ты знаешь все это, и жизнь твоя — непрерывные радость, счастье, ожидание и покой. Печали бегут от тебя, ведь ты смотришь на все через собственное сердце — сердце Королевы, полное любви к жизни, которая сияет вокруг. Которую в долгих странствиях по миру ты соберешь и вскормишь по пылинкам, по отсветам радуг и отблескам зари, брызгам дождя и каплям тумана, вдохам ветра и выдохам цветов. Ты смотришь на все сквозь сердце, полное любви к жизни, которая вырастет в тебе.

...Есть лишь одна печаль, способная одолеть твою радость. Плач Неба, которое редко пробуждается, но к окончанию столетий спит беспокойно.

Плач Неба давным-давно встретила твоя Мать, старая Королева. А вернее, мать ее матери, или еще дальше в прошлое, давным-давно... Ты слышишь шепот нитей старой Королевы, тускло переливающейся в самом центре колонии, в двух скалах от тебя. Он обращен к тебе, хотя слушают его все. В этом шепоте есть сила и мудрость, знание и печаль.

Шепот рассказывает о Гневе Неба, о том, как неразумно и неправильно будить и тревожить Его. Он слишком силен и жесток, он из тех, что не могут остановиться, пока не мир не будет приведен к точке исхода. Пока не наступит равновесие, и Его покою ничто более не будет угрожать. Он любит лишь жемчужниц, которые очищают Небо. Он охраняет их, и дарит им ветры, и качает их в колыбели тепла и туманов, поит их свежестью. Ради них Он готов на все...

...Ты видишь сердцем Матери, чувствуешь ее нитями: когда-то давно на колонию напали животные, бегущие от лесного огня, и сил охранников, чтобы отпугнуть их, не хватило. Сметенные жемчужницы бессильно летят по ветру, в клубах тумана и дыма; жилище разрушено, многие умирают или мертвы. А боль их уходит к Небу — Небу-Отцу.

И ты чувствуешь памятью древних Матерей, как Небо вздрогнуло, пробуждаясь, и как черный холодный огонь был спущен на волю: смерть повсюду, гаснущее мерцание чужих сердец, и вся сила Королевы брошена лишь на то, чтобы обратить этот гнев против пожара, а не против живых существ, спасающихся от него.

Пожар уничтожен, раздавлен одним лишь движением Неба, но боль клокочет в Нем, нерастраченная, и столько же мощи жаждет пролиться на кого-нибудь — все равно, на кого еще. И Мать понимает: пока эта боль не будет вымещена вся, без остатка, Небо будет продолжать убивать.

Ты знаешь, почему она это сделала. Ты знаешь, ведь твое сердце полно ожидания и любви к жизни вокруг тебя, к жизни в тебе. Ты знаешь, почему она гордо выплыла наверх, лишенная кокона, разрываемая ветром, и встала перед Штормом, и осталась в нем до конца.

Ты знаешь, что она едва выжила, приняв этот гнев на себя, и только поэтому Шторм прекратился, и Небо уснуло, успокоенное. Ты знаешь.

Ты знаешь.

Болит и пульсирует правая рука. Такая горячая. Такая... горячая...

— Это я!.. Я сорвала ее!.. Я виновата!..

— Двенадцать баллов. Достигнут максимум шкалы Бофорта. Показатели выше максимума. Башня связи... — помехи. Помехи. Браслет замолк.

— Это я... пожалуйста... бейте меня...

Ты знаешь, почему Королева не выпила твою влагу. Она не замешкалась, не опоздала с решением. Она выбрала не лишать тебя жизни — даже ради своих детей.

И ты знаешь, что виновата перед жемчужницами, перед Небом. Ты обязана принять их боль. Тебе нужно, чтобы Он ответил.

— Это!.. Я!..

"ДА" — ответил Он.

...Алиса закричала. Боль, ударившая в нее с Неба, была такой огромной, что даже детское сердце не могло вместить ее полностью.

Она скатывалась черным потоком, захлестывая каждую клеточку. Алиса пыталась что-то крикнуть — все сливалось в один нескончаемый ураганный рев, земля вокруг содрогалась в агонии, они были в самом центре смерча, вокруг летали огромные тени... Она вскинула руки, чтобы защититься — небо пронизала тонкая серебряная линия, все звуки перекрыл протяжный, мучительный стон. Небосвод лопнул, черная вихрящаяся боль обрушилась полностью, без остатка, и взорвалась, как пылающая сверхновая, у Алисы в груди. Девочка вскрикнула пронзительно и жалобно. И темнота захлестнула ее.

Все вокруг было серым. Небо, все еще укрытое слоем рваных облаков. Солнце, севшее за горизонт. Чистая, очень чистая земля без единой травинки, такая темная и будто спекшаяся, будто покрытая коркой. Большая Верад стояла неподвижно, но чешуя ее посерела, а глаза были безжизненны и сухи. Она словно превратилась в камень. И вокруг них ровным пунктирным кругом валялись вывороченные скалы.

Алиса видела все это, не вставая с земли, на которой распростерлась.

Подумав немного (голова была пустая, как надутый шар вакуумной жвачки), она поняла, что все еще соединена телепатической связью с пророчицей. Что видит не своими глазами, а ее внутренним взором, расходящимся на сотни метров во все стороны.

— Почему? — хрипло спросила она. — Я же умерла...

Она отчетливо помнила свою смерть. Как боль откликнулась на зов, и как Небо с готовностью наказало ее. Как каждая клеточка не выдержала и сгорела. Как обратилась в пепел вся она, от живого, пульсирующего сердца до самых кончиков ни...

— Нет, — осознав, прошептала Алиса, тихо, как ветер. — Мама...

Королева-мать лежала в ладони, и сердце ее было мертво, а нити медленно выпадали одна за другой. Ни искры, ни мерцания, ни тепла не осталось в той, что несла в себе будущее жемчужниц. Светлого народа, на котором не было иной вины, кроме любви — даже к жизни чужого ребенка.

Алиса не заплакала, у нее не было сил, а глаза оказались сухими, как высохшие озера. Она просто поднесла останки королевы к лицу, вжалась в них и застыла, чувствуя, как все невесомее становятся нити, расползаясь, скользя, улетая во все стороны...

"Прости меня, мама... Прости меня..."

"Наступает ночь" — сказала Верад спокойно. — "Я призвала ваш катер обратно"

Алисе было все равно.

"Лучше бы я, — подумала она совершенно искренне и очень спокойно. — Лучше бы я".

"Не лучше" — в голосе Верад было что-то, отдаленно напоминающее тепло.

Алиса медленно и презрительно выдохнула.

Таглианская ящерица посмотрела на нее. Раздвоенный язык с шипением мелькнул в приоткрытой пасти.

"Ты еще не поняла".

Алиса поежилась.

— Что же ... непонятного, — тихо сказала она после паузы, не поднимая головы. — Королева поступила так же... как все Королевы до нее. Приняла гнев Неба на себя... Но она была измучена... и боль на этот раз была слишком велика. Она умерла, защищая меня. Уже второй раз защищая меня, вместо того чтобы просто... отдать Небу... и спастись самой, и спасти... детей.

"Нет. Второй раз она уже не медлила. Не защищала тебя. Второй раз она защищала детей"

— Но... Почему тогда?..

"Она не призывала Боль Неба. К этому моменту была уже бессильна и практически мертва"

— Что?..

"Она лишь отдала своим детям все, чем располагала"

— Так это... я призвала?.. Я одна... выдержала... всю эту?..

"Нет. Человек не может выдержать Боль Неба"

— Но как же... мы остались... живы?..

Верад усмехнулась, хоть лицо ее оставалось каменным.

"После смерти Королевы в Нем проснулся разум. Он хотел уничтожить всех нас... Но на пути у Него стояли дети. Он не смог убить своих детей"

Алиса в мгновение ока очнулась от бездушия.

— Дети? Живы?! Где они?! Что она отдала им?! Чем располагала?!

Верад наконец-то двинулась с места. Шея ее изогнулась, голова повернулась в сторону человека.

"Тобой" ответила она.

Сердце Алисы дрогнуло, глаза расширились. Предчувствие — нечеткое, но властное — заполнило ее.

"Тобой".

Очень медленно она подняла правую руку. Паутинки с легчайшим звуком сползли... и она увидела... Тонкая серебряная нить лежала на ладони, протянувшись от указательного пальца как линия жизни, и длилась дальше, вокруг запястья, два с половиной витка.

Она едва заметно мерцала даже в сумерках. Алиса с тревогой любовалась на эту тончайшую красоту, думая, как же с ней поступить, как же... посадить ее... И лишь потом до нее дошло, что нить, тоненькая и хрупкая, не умирает без влаги, не гибнет на открытом воздухе. Уже минуту, уже две минуты не гибнет и даже не тускнеет. И что она движется точно... точно вместе с ее дрожащей рукой.

"Тобой".

Алиса задохнулась на мгновение, и слезы все же брызнули из ее глаз, покатившись по щекам. Осознание было подобно валу, захлестнувшему ее с головой. Сильнее, чем Буря, сильнее, чем боль.

Она шептала и смеялась, как сумасшедшая, и рассматривала ее, и вертела рукой, в кожу которой умирающая Королева вживила свою бесценную серебряную нить.

А Верад закончила — все так же сухо и спокойно:

"Представ перед таким выбором, Небо не смогло убить тебя... приемная Мать жемчужниц. Всемогущий наконец-то вытерпел боль сам".

Девочка почти не слышала ее; даже не заметила, как опустился катер, и как показались из переходника две всклоченные, бледные воспитательницы.

— Алиса, — сказала Мэй, словно пьяная, медленно спускаясь по ступенькам трапа и всматриваясь в девятнадцатую, будто та была репродукцией одной из старых Земных картин. — Алиса, я...

Девочка подняла на нее глаза с высыхающими счастливыми слезами. Вид у нее был, мало сказать, потрепанный, хотя сама она об этом ничего не знала. Мэй, глядя на чумазую с ног до головы, всю исцарапанную, но живую воспитанницу, с которой уже успела мысленно попрощаться, ненадолго потеряла дар речи.

Почему-то запищал тоненьким голоском зуммер наручного браслета Клариссы.

— С днем рождения, Алиса, — вздохнув, в звенящей тишине констатировала доктор, посмотрев на часы.

Убийцы

Владельцы самоцветных ферм считают, что туман на плато не такой плотный, как в низинах или в Западных холмах — а значит, растить там нечего. Ведь все драгоценные деревья, травы и цветы на планете Авалон растут в тумане. А холмы и предгорья, где тумана маловато, покрыты лесом из обычных деревьев — без сапфировых прожилок, хризолитовых бусин или янтарной смолы.

Для фермеров важнее всего именно драгоценные растения, так что у них в ходу поговорка: "Ближе к солнцу — дальше от самоцветов". Но из этого правила есть исключение — на Авалоне существует драгоценность, которая живет прямо в небе, купаясь в солнечных лучах. А так как охотиться на нее можно только с земли, небесные охотники стараются забраться как можно выше.

Алиса забралась под самый купол неба. И ударилась лицом о стекло. Она падала, не в силах справиться с доской, вокруг бушевала гроза, дождь хлестал ее с презрением, с ненавистью... а сверху, не мигая, смотрел чужой, буравящий взгляд.

Вздрогнув всем телом, девочка проснулась.

Утром небо хмурилось.

— Алиса, — подтянутая и строгая, с кругами под глазами, сказала директриса Грант, рассматривая Девятнадцатую очень внимательно, — ты, я вижу, уже твердо стоишь на ногах?

— Да, уважаемая восп...

— Не сейчас.

Судя по блеклому и невыразительному голосу, директрисе, всегда подтянутой и строгой, было не по себе. Седые волосы слегка выбились из аккуратной шишки, слева на лицо падал всклоченный локон — сестра не замечала его.

— Ладно, — кивнула Алиса слегка виновато.

— Мы и в самом деле... все жутко переволновались. Это... как в дурном романе, честное слово.

— Дурном?

— Слишком серьезно... К делу! — директриса сделала над собой видимое усилие, и произнесла это бодрым деловым тоном. — Естественно, сейчас тебя хотят увидеть военные. Ты должна написать специальный рапорт, заполнить анкеты, пройти тесты. Освободить тебя от этого не в моей власти. Я даже не знаю, что будет потом. Удалось, правда, выговорить несколько послаблений. Но в сущности... Нет, не так, — она внезапно опустила голову и потерла переносицу. Алиса поразились, только теперь увидев, какой усталой была их железная леди сейчас.

— Девочка моя. Послушай...

Девятнадцатая вздрогнула. Она никогда не была "чьей-то девочкой". Ничьей с головы до ног — принадлежа государству, как остальные дети приюта. Никто из воспитателей не был нежен с ними сверх меры, и уж тем более, мисс Грант, всегда живущая по уставу, точная во всем. Услышав неожиданную фразу, Алиса секунду не могла понять, что случилось... затем поняла.

"Понадобились смерть и несчастья, чтобы они вдруг задумались над тем, кто мы для них".

Мисс Грант, пребывавшая в очевидной усталости, не заметила тени на Алисином лице. Подняв глаза, она продолжила:

— Ты, судя по всему, пережила нечто весьма... весьма особенное. Святые Сестры были с тобой. Благодарение Господу, ты жива. Но все это, как ты понимаешь... очень необычно. И теперь, когда ураган уничтожил, — директриса взглянула на лежащий перед ней лист бумаги, — "несколько тысяч гектаров полей, три башни связи, шесть поселков и множество силовых щитов", все будут пытаться понять то, что произошло. И, вероятно, что пережитое там... в результате станет лишь прелюдией к тому, что тебе предстоит пережить теперь. Когда начнется разбирательство.

Алиса, проснувшаяся недавно, и не слышавшая официальных рапортов службы контроля погоды и сводок последних новостей, похолодела. Лишь в этот момент она действительно поняла, что помимо случившегося с ней, Шторм имел и иные последствия.

"Шесть поселков" кружилось у нее в голову, "Шесть поселков", и больше ничего.

— Сядь! — приказала мисс Грант, вставая, протягивай свой стакан. — Выпей это.

Сок был кислый, ужасно кислый.

— Не молчи, — сказала старшая сестра приюта после тяжелой паузы. — Выскажись... я могу... принять исповедь.

Алиса глядела в пол, и лицо у нее было пунцовое.

— Какая дура, — прошипела она. — Дура, дура, простите ...

Мисс Грант молчала, отвернувшись к окну, где вновь текли в знакомом лазоревом небе привычные белые облака.

— Я думала, что спасла всех... гордилась тем, что спасла. Пришла и легла спать, такая... довольная. Спала, лечилась... А они!.. Ведь это я виновата. Я... скажите, сколько... погибло?

Мисс Грант обернулась от окна, и в глазах ее мелькнула горечь, но только на мгновение.

— Это все? — сухо спросила она. — Ты закончила?

Девочка неловко пожала плечами.

— Я была рада, что спасла всех... — сказала она. — А на самом деле, кого я спасла, кроме себя. Столько всех пострадало, чтобы я себя спасла.

Мисс Грант усмехнулась и откинулась на спинку кресла.

— Ты, я смотрю, — спокойно, даже с иронией сказала она, — впадаешь в свое обычное состояние. В гордыню. И это не может не радовать, так как свидетельствует, что с ума ты не сошла, и что с тобой все в порядке. Однако позволь разъяснить тебе одну простую вещь. А именно. Несмотря на все полученное здесь воспитание, которым мы по праву гордимся, ты, Алиса, всего лишь одиннадцатилетняя... а, нет. Двенадцатилетняя девочка. И в силу узости своего жизненного опыта и ума ты, разумеется, несешь ответственность только за те проступки, которых могла избежать. Поэтому, не надо брать на себя необъятное. Геройства девочкам из нашего приюта не к лицу.

— То есть, — спросила Алиса, увидев, что мисс Грант ждет от нее вопроса, — вы считаете, что я не виновата?

— Как ты можешь быть виновата в случившемся, открой секрет? Ты что, работница центра биологических исследований Гаскара, который попустительствовал жемчужному промыслу? Ты куратор профессора Тамника? Ты — авалонский исследовательский институт, который за четыре года исследований так и не установил, что жемчужницы связаны с погодными явлениями Авалона? Или, может быть, ты директор приюта для неидентифицированных детей двенадцатого сектора... Которая позволяла девочкам охотиться в одиночку?..

— Нет, — подумав, ответила Алиса.

— Так почему ты берешь на себя функции всех этих взрослых людей и организаций, и решаешь, что несешь ответственность за то, что является сферой их профессиональной деятельности? С какой стати ты считаешь, что за принятые всеми этими людьми решения отвечать должна ты? Ты что — ядро галактики?

— Но ведь это я сорвала ее, — просто возразила Алиса. — Ну и пусть мы не знали, чем это кончится — ведь неумышленный грех все же грех.

На это мисс Грант уже открыто усмехнулась.

— Когда ножницы состригают розу, виноваты они или человек, держащий их в руках? Алиса, я понимаю твое стремление к самостоятельности, но в произошедшем ты — немногим большее, чем ножницы. Ты действовала, как принято, как поступали все охотницы — и точка.

Алиса не знала, что ответить на все это. Ей сложно было решить, кто здесь прав — потому что где-то глубоко внутри до сих пор звенели боль и страх, стихал навсегда тихий шепот жемчужницы, и Небо ненавидело всех людей. А потом оказывалось, что дети живы, и что все позади. По сравнению со всем этим, разумные доводы выглядели еще более блеклыми, чем усталые глаза мисс Грант, перенесшей бессонную ночь.

— Пойми, девочка. Более трех лет мы охотились на облачных жемчужниц, не принося им зла. Вспомни: погруженные в биораствор, они живут даже дольше, чем в природе! Лишь последняя встреча оказалась печальной. У нас не было опыта, который позволил бы это предугадать. В любом случае, не у тебя. И потому нас нельзя судить как преступников. Как судят воров и убийц. Нельзя.

Алиса отвернулась к окну.

"Если все это время мы срывали жемчужниц, принося им благо, а вчера сорвали Королеву и принесли им зло — мы были убийцами все это время, потому что все время заносили свой нож", подумалось ей. Сформулировать эту мысль вслух у нее не хватило красноречия, но понимание правдивости было очень сильным. Люди были убийцами жемчужниц — не более, не менее. И она была одной из них. Лучшей из них.

Она невольно взглянула в окно — на тревожные серые облака. Небо молчало.

— Вам все рассказала Верад? — наконец спросила девочка.

— Нам все показала Верад. Мы в курсе всех тонкостей. Это не отменяет, впрочем, необходимости подробно описать произошедшее тебе самой, — мисс Грант пристально посмотрела на Алису и спросила:

— Так как, девочка моя — гордыня хоть немного поколеблена?

— Наверное, да, — прошептала та.

— Тебе очень жаль жемчужницу.

Алиса молчала, глядя в пол.

— Мне тоже, хоть я совсем и не знала ее, — мягко заметила мисс Грант. — Пусть Сестры благословят эту юную мать, и жизнь ее продлится на Небесах, более прекрасных, чем даже Авалонские.

"Я буду молиться за нее" — подумала Алиса, и вокруг стало светлее.

— Я не подумала, что Королева может оказаться на Небесах, — сказала она, глядя на мисс Грант темными глазами, в которых таилась удивленная задумчивость.

— Ты просто не успела это обдумать, — усмехнулась директриса. — А ведь это вполне естественно. Позволь процитировать галактическое Писание, которое вы изучаете на уроках сестры Верниты. "Невинные каждой расы приходят к Богу, ведь путь к нему недолог с любой планеты. Со всех концов бескрайнего космоса они возносятся в совершенно иные Небеса, любви в которых хватит на всех"... Чего ты улыбаешься?.. Ах, ну да — Авалонское Небо не такое уж доброе, да?

— Нет, оно как раз очень любит жемчужниц, — качнула головой Алиса. — Как будто оно их муж. Хотя есть жемчужницы-мужчины. Тогда, наверное, как отец. Да, Отец.

— Рада видеть тебя оживающей... Вернемся к разбирательству. Сегодня в обед прибывает группа для расследования. Среди них будет профессор Тамник, с которым ты уже знакома, остальные — специалисты по метеорологии, биологии, ксенологии и несколько военных.

— Ксенология? — встрепенулась Алиса. — Это наука о чужых разумах, не входящих в Содружество! Но ведь жемчужницы... неразумны? Так сказал профессор? Да и мне... не показалось, что Королева как человек. Когда я была Королевой... это как будто быть цветком. Хотя я никогда не была цветком, — поправилась Алиса, и смутилась. Девочки не общались с директрисой так близко и столь долго. Не было повода — за проступки отчитывала сестра Богемия, а с ней разговаривать не полагалось, только отвечать на вопросы и выслушивать вердикт.

Мисс Грант кивнула. В глазах ее была усталость. Она вдруг подумала, что тоже никогда не была цветком. Ей захотелось стать маргариткой — такой яркой, беспечной и полной жизни... Где-нибудь в клумбе детского центра на Гаскаре, посреди галдящей ребятни... Но у нее были дела и обязанности, да и вообще эта мысль пришла к ней в голову лишь по вине усталости. Повернувшись к ученице, она ответила:

— Это сложный вопрос, Алиса, и не нам с тобой на него отвечать. В любом случае, группа будет здесь уже через два-три часа, и, естественно, на повестке дня встреча с тобой, как с основной свидетельницей. Слушай внимательно. Я не смогу присутствовать при этом разговоре, потому что улетаю с отчетом в правительство. Но с тобой будет сестра Богемия. Она защитит тебя... если придется. Теперь поторопимся. К прилету группы у тебя должен быть готов письменный отчет с подробным изложением всех событий. Сейчас отправляйся к себе и пиши его. Тебе ясно?

— Да, мисс Грант.

— Меня зовут Летиция, — вдруг вырвалось у директрисы.

— Хорошо... мисс Летиция.

— И Алиса...

— Да?

— Что у тебя с рукой?

— Вы хотите посмотреть? — Алиса помедлила, и протянула ладонь.

Молчание.

— Очень красиво. Надо же.

— Как браслет, правда? Как ирианское украшение?

— Ирианские украшения очень дорогие. Их не может быть у девочек с Авалона, — улыбнулась мисс Грант.

— Это дороже, чем ирианское, — ответила Алиса, не задумываясь. Пальцы ее гладили серебряную нить.

Когда девятнадцатая покинула кабинет, Летиция Грант долго сидела в задумчивости, пребывая на грани бодрствования и сна. Важные вопросы приходили ей в голову, оставаясь без ответа. Одним из них был: "...Если окажется, что раса жемчужниц теперь обречена... А люди убийцы... Что мы будем делать? Как станем отмаливать свой грех?.."

А другим, теребящим душу очень настойчиво — "Девятнадцатая еще совсем не понимает, что с ней произошло, и кем она стала. Что будет, когда она поймет?"

Ужас сестры Верниты

— Фантастика, — сказал майор Гельбессер, потирая переносицу в точности как миссис Грант. Только нос у него был куда крупнее, и очень "породистый". — Просто фантастика.

— Что вы имеете ввиду, майор? — сухо спросила сестра Богемия, которой эта формулировка совершенно не понравилась. — Полагаете, в отчет нашей воспитанницы вкралась какая-то художественная метафора, преувеличение или иная неточность?

— Нет, что вы, — вежливо ответил майор стратегических войск, взглянув на въедливую сестру так же довольно холодно, — я всего лишь выражаю вслух ощущение, которое возникнет от подобного рассказа у любого обывателя.

О, майор не был знаком с сестрой Богемией, искательницей справедливости.

— Насколько я понимаю, — спокойно продолжала она, — обывателям не представится возможности услышать эту историю. Ведь в противном случае вам придется объяснять, что такое на самом деле жемчужницы, и многое другое, связанное с новейшими открытиями в данной области. А это не входит в планы вашей... канцелярии. Не так ли?

При этих словах, майор, открывший было рот, чтобы втолковать дотошной сестре, что он лучше знает, как и что ему придется объяснять, резко передумал. Алиса явственно увидела, как промелькнули в его глазах раздражение, опаска и сдержанность. Ее это повеселило, хотя, естественно, виду она не подала. Она молча сидела в кресле, левой ладонью прикрывая правую.

— Тем не менее, — пожал плечами майор, — история в высшей степени неожиданная. Поставьте себя на место обычного жителя Авалона. Например, фермера. Живешь-живешь на милой пасторальной планетке, и вдруг она — рраз! — превращается в сущую Пандору. Или оказывается, что раз в миллион лет там просыпаются драконы. Величиной с материк... Джордж, вы слышали что-нибудь подобное?

— В меньших масштабах вполне, — миролюбиво кивнул профессор Тамник. — Скорость колонизации новых планет в наше время опережает их изучение, о чем не устает напоминать правительству Ученый Совет. Если бы к ученым чаще прислушивались...

— Ну, Джордж, вы же понимаете, что текущее положение вещей естественно. Если изучать каждую пригодную к заселению планету лет по пятьдесят, прежде чем начать колонизацию, что мы будем делать с перенаселением. Тем более, для всех научных, промышленных и торговых процессов... а, простите, — извинился майор перед Алисой, осознав, что увлекся. — Я получаю второе образование, по глобальной экономике.

Алисе эти рассуждения как раз были интересны. Сестры никогда не обсуждали с девочками политику правительства, структуру Содружества, межрасовые отношения, и все прочее, что касалось мира за пределами Авалона. "Мы тут как в Раю", говорили они, имея ввиду: "нечего думать о постороннем, тем более, вся жизнь пройдет здесь; и вообще, на остальных планетах живется куда хуже".

Девочки, впрочем, были в этом совсем не уверены. Хотя бы потому, что свободная часть Авалона, не принадлежащая туристическим компаниям, являлось очень технически отсталой, просто ужасно.

"Мы тут как в каменном веке", любила повторять Рин. В этом многие были с нею согласны; девочки носили браслеты вместо интерактивных чипов; и ни у одной из них не было, например, личного генератора поля... Весь Авалон, исключая ультрасовременную курортную зону, являлся технически отсталой провинцией. И на содержательности здешних разговоров это сказывалось точно так же, как на уровне технических новинок. Поэтому девятнадцатая с интересом посмотрела на Тамника, ожидая, что он ответит.

— Да, такой подход неизбежен, — согласился профессор. — Колонизация всегда будет опережать изучение. Но чего тогда удивляться. Лига занимает слишком большое пространство, и расширяет свои границы слишком стремительно, чтобы не сталкиваться со скрытыми возможностями наспех заселенных планет. Хотя бы раз лет в двадцать... В бытность студентом, я проходил практику на Амалтее, и стал одним из студентов, попавших в историю с лунной пылью. Знаете, что такое лунная пыль?

— Нет, — ответила Алиса, хотя, судя по всему, остальные тоже не знали.

— Вам она наверняка известна под именем сиянцев. Теперь их никто не зовет лунной пылью — всем известно, что они разумны. Да-да, это было как раз двадцать с лишком лет назад, когда Лига вступила с сиянцами в контакт. Я и мои сокурсники нашли их в пещерах на Амалтее, и случайно обнаружилось, что они разумны. Вот была сенсация: мы ведь колонизировали Амалтею больше двух столетий назад. А откуда, майор, вы думаете, моя звезда, — он улыбнулся.

— Неплохо, — качнул головой Гельбессер, прихлебывая налитый Богемией жемчужный чай. — То есть, это вы были одним из студентов, установивших, что сиянцы разумны. Я и не знал! В вашем личном деле об этом совсем кратко упомянуто, так и не сообразишь... Да я его почти и не читал...

— Просто случай сам по себе был из ряда вон выходящий, — усмехнулся профессор, пряча улыбку в бороду. — Ведь все комиссии, исследовавшие Амалтею перед заселением, в один голос утверждали, что разумной жизни на ней нет. Мы проникли в глубины пещер, где проживала лунная пыль, по стечению обстоятельств. А там еще более случайно вошли с ней в контакт.

— Очень показательный случай, — благосклонно кивнув профессору, заметила Богемия. — Вселенная велика, и Объединенная Лига не обладает даже миллионной толикой знаний о ней. Хотя в гордыне своей она считает, что управляет целым рукавом галактики.

Алиса представила, как они сейчас вступят в дискуссию о политике Содружества и о правах меньшинств (которые страстно любила защищать сестра Богемия), но майор оказался умнее.

— Мм... — сказал он, — я с вами согласен.

Пока никто из собеседников не успел задать еще один уводящий от темы вопрос, он схлопнул голографическую папку с Алисиным отчетом и рассказами прочих свидетелей, и сказал:

— Что ж, резюмирую. Отчет принят, свидетельские показания доктора Клариссы и уважаемой Пророчицы тоже. С обстоятельствами этого дела за сутки не разберешься, расследование будет продолжено. Изучение жемчужниц пойдут теперь несколько иными темпами и под иным углом государственного надзора. Думаю, филиал Гаскарского университета будет открыт на Авалоне незамедлительно, равно как и военная база стратегических войск.

Алиса сначала удивлялась, как много и как серьезно сказал им майор. Но это было понятно. Ведь они стали центральными участниками очень важного события. События, после которого многое на планете переменится. Для военных лучше было раз и навсегда все объяснить им, свидетелям событий, чем оставить вопрос не проясненным, давая повод для недовольства, закулисных обсуждений и возможности утечки информации.

— Свидетельства о неразглашении, — сказал он, раскрывая перед Богемией и Алисой голографические листки. — Прошу расписаться и приложить палец в светящийся квадрат.

Коснувшись пальцем идентифицирующего квадрата, сестра подписала свое свидетельство, проверила, чисто ли вышла Алисина подпись, и кивнула майору; тот свернул документы в две светящиеся точки, и они сами втянулись в папку.

— То есть, как я вижу, — кивнула Богемия, — произошедшее признано настолько важным, что фактически весь Авалон переходит под юрисдикцию военных. Или института биологии Гаскара? Или... кого-то еще?..

Вопрос попал в точку.

— Я не могу ничего определенного сказать на эту тему, — пожал плечами Гельбессер, сохраняя внешнюю бесстрастность. Но мочки его ушей слегка покраснели. — Это вне моей юрисдикции. Однако, — он глянул на сестру, — отныне самым важным на Авалоне станет не туристическая деятельность. А изучение жемчужниц и контакт... с Небом.

— О, — сказала сестра Богемия, худшие опасения которой, равно как и ее начальницы, столь скоро подтвердились.

— Впрочем, разглашаться все это не будет. И на местной жизни никак не скажется. Фермеры так же будут разводить перламутровых птиц, выращивать янтарные деревья. Вышивание драгоценными нитями, генетическая ботаника и прочие направления авалонского экспорта не находятся под угрозой, как — естественно — все здешние туристические комплексы и заповедники. Думаю, даже ловля облаков и плетение жемчужной нитью будет продолжено, хотя решение об этом будет принимать Джордж, — майор Гельбессер кивнул на профессора, будто хотел подчеркнуть всю полноту данных его группе полномочий.

— Приятно слышать, — кивнула сестра Богемия. — Но что насчет ловли жемчужниц ученицами приюта?

Доходы от жемчужниц много значили для приюта: Алиса знала, потому что сама заработала много денег. Раньше она гордилась этим, но сейчас ей стало неприятно. Для нее, узнавшей жемчужниц так близко, Искательница справедливости словно спросила: "Ничего, что мы продолжим разводить сквиггов на кладбище, мертвым ведь это не помеха? А нам так нужны деньги для воспитания девочек!"

"Вот о чем фраза из учебника сестры Верниты: "Справедливость далеко не всегда означает добро" — мрачно подумала девятнадцатая.

— Это вопрос к профессору Тамнику, — бесстрастно повторил майор, убирая совсем съежившуюся папку в нагрудный карман и поднимаясь. — Он сможет ответить вам несколько дней спустя, когда проанализирует все факты.

— Будем ждать, — спокойно кивнула сестра Богемия. — Что ж, я провожу вас.

Алиса собиралась вставать, но вдруг она заметила, что Тамник бросил на нее мимолетный задумчивый взгляд.

— Профессор, простите! — тут же, не раздумывая, сказала она. — Я хотела бы еще поговорить с вами.

— О, — сказала Богемия, собираясь садиться на место.

— Забыл! — в ту же секунду с чувством сказал майор, словно фокусник, вынимая распахнутую папку из рукава. — Я же не осмотрел жемчужную мастерскую и лабораторию по сохранению нитей. Сестра, мне понадобится ваша помощь!

Богемии ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Выходя из комнаты, она обернулась и бросила на Алису предупреждающий взгляд.

"Будь осторожна", читалось в ее нахмуренном лице. Этот лозунг всем девочкам внушали с раннего детства. При общении с чужими, и с мужчинами в особенности, он принимал характер спасительной заповеди. Святая Диана плохо относилась к мужчинам, чему была посвящена отдельная глава в ее святой книге.

Дверь закрылась, наступила тишина. Алиса сидела напротив Джорджа Тамника, бородатого профессора лет сорока пяти, и видела, как тот в задумчивости смотрит на нее.

— Ты не хочешь спросить меня о чем-нибудь? — наконец проговорил он.

Алиса очень хотела. У нее было столько вопросов без ответов!.. Но нелегко решиться и задать их, получив неожиданное разрешение. Привычное "Будь осторожна" висит над головой, будто сестра Богемия собственной персоной молчит за спиной. Алиса покраснела, затем побледнела, но все же переборола этот навязчивый призрак.

— Что будет с жемчужницами? В смысле — им грозит... вымирание?

— Выживут, — уверенно ответил Тамник. — Это древняя раса, и она не просуществовала бы десятки тысяч лет, если бы не имела дублирующих механизмов. Раса, продолжение рода которой поставлено на одну-единственную особь — мертвая раса. Любая случайность, вроде появления человека — и жемчужницы мертвы. Естественно, у них имеется защитный механизм от случайностей.

— Какой? — спросила Алиса, довольная тем, как уважительно и уверенно говорит профессор о ее жемчужницах.

— Запасная королева. Сотни запасных королев. Если что-то случается со старшей, в путь выпускается следующая. Думаю, королевы с потомством гибнут не первый раз. Как оказалось, в Авалонском центре геологических исследований зарегистрированы области высокой степени эрозии... в разных местах континента. Раньше ваши геологи считали, на них воздействовали многолетние сильные ветры. Теперь ясно, что случалось там тысячи лет назад.

— Значит, — в горле у Алисы стоял ком, — новая Королева уже в пути.

— Об этом доложат чуть позже. За колонией жемчужниц ведется постоянное наблюдение со спутников. Мы полагаем, что с момента гибели должно пройти около двух суток, прежде чем новая Королева будет готова к путешествию на юг.

— Почему они живут то на юге, то на севере?

— О, это очень интересный феномен, Алиса, — в голосе профессора Тамника вновь послышались уважение, и даже некоторый трепет. — Мы уже четыре года изучаем структуру колонии и способ их размножения. Все из-за здешней атмосферы. Авалон — необычная планета. Она довольно молода, и жизнь развилась здесь быстрее обычного. Куда быстрее, чем, например, на Земле. Ты хорошо знакома со здешними растениями и животными, да?

— Немного знаю, — ответила Алиса осторожно.

— В любом случае ты в курсе, что Avalonis abelia grandiflora... о, прости — абелия-крупноцветка при попытке ее сорвать выделяет сильный дурманящий газ. Пурпурный кустарник плюется ядом, а птиц, мышей и насекомых подманивает запахами пищи. Мраморные лисы выделяют феромон ужаса; алый сокол жалит искрами с крыльев — ну и так далее.

— Конечно, знаю! — энергично кивнула Алиса. — У меня на спине есть шрам от кислоты, я в детстве не послушалась и сунулась в запруду к смолистым бобрам.

— Вот именно, — согласился профессор без улыбки. — И так здесь все: почва, вода, животные, растения. Все обладает свойством выделять химические вещества, или сложные органические ферменты, влияющие на среду вокруг. Это помогает животным и растениям выжить, защищает их или, наоборот, служит для них оружием. Авалон является планетой с повышенной активностью сложных химических реакций. Вся планета заполнена следами этих реакций, все живое носит их на себе. Естественно, в первую очередь атмосфера, ведь все уходит туда.

Алиса вспомнила, что "боль жемчужниц уходит в Небо".

— Скажу тебе, что процент содержания этих активных органических веществ в воздухе достигает в некоторых местностях 4 процентов, и это очень много.

— Но... почему же мы нормально дышим?

Профессор Тамник улыбнулся, явно довольный, и ответил:

— Потому, что жемчужницы очищают небо. Они живут одной обширной колонией, вытянутой в полосу. И в ареале около восьми с половиной тысяч миль в длину собирают для своих коконов пораженный ферментами воздух. Очищают его от многих примесей, пылей и присущих авалонской атмосфере микрочастиц драгоценных пород. Естественная очистка не дает растениям и животным задыхаться от собственных химических выделений. Этот механизм очень интересен. Жемчужницы здесь выполняют роль зеленых растений на обычной кислородной планете. Одних деревьев Авалону не хватает, да и сами растения частенько выделяют больше, чем очищают. И потому жизнь жемчужниц, по смыслу, тот же самый фотосинтез. И именно поэтому островные колонии Авалона приходится защищать куполами — там не обитают жемчужницы, и человеку почти невозможно дышать.

— Здорово! — в Алисе невольно поднялось восторженное ликование. Все совпадало с тем, что она увидела и почувствовала, когда соединилась с Королевой с помощью Большой Верад. В груди от этих слов становилось тепло. — Но почему им нужно перелетать с места на место?

— Потому что развитая колония жемчужниц очищает небо быстрее, чем оно загрязняется. Примерно за столетие небо очищается от значительной части примесей, и жемчужницам становится все труднее собирать облачные коконы, да и просто питаться. Когда Мать северной колонии чувствует, что настало время сменить среду обитания, жемчужницы всего поколения дают свои родительские споры юным Королевам. После этого жемчужницы в колонии больше не размножаются. И одной из Королев предстоит основать новую колонию, а всем остальным — тихо угаснуть здесь от старости, и предоставить воздуху севера набираться нужного количества ферментов, пока раса жемчужниц живет и развивается на юге, в благодатной среде.

— Теперь все становится понятным, профессор, — тихо сказала Алиса, улыбаясь и глядя серебряную нить пальцами. Правда оказалась очень красивой. — Но что же мне делать... с ними? — она показала руку.

— Я думаю, совершенно ничего, — пожал плечами Джордж Тамник. — Королева, конечно, спасла своих детей. И... погодное явление было остановлено. Но на этом инцидент исчерпан. Выпускать их в Авалонское небо от тебя не требуется. Ведь Королева с нитью точно таких же спор отправится в путь уже завтра. Основать колонию может только одна мать. Иначе жемчужницам грозит перенаселение и смерть от голода. Если две группы спор активируются в одно время на той же территории, одна из них полностью угаснет — сработает природный механизм самоограничения численности. Поэтому новая Королева отправится в путь, преодолеет его, и рассеет в воздухе на юге свои споры. А ты останешься здесь, с ними, что совершенно справедливо. Ведь ты и рассеять-то их не сумела бы, — он улыбнулся.

Алиса смотрела на него, но не видела, и перед внутренним взором ее проносилась картина. Сверкающая королева сыпет в руки холодного ветра полосы мельчайшей переливающейся пыльцы. Драгоценные струи плывут в разные стороны и делают небо сияющим, растягиваются в драгоценную радугу Авалона, сияющую под солнцем раз в сотню лет...

— Кгм, — сказал профессор, возвращая ее к реальности.

— Да, — буркнула девочка, опуская глаза. — Не сумела бы.

— Что ж, — кивнул он как-то неопределенно. — Думаю, я ответил на твои вопросы...

— Нет, — вырвалось у нее.

— Нет?

— Есть еще одно.

— Внимательно слушаю, — сказал Тамник и опустился обратно в кресло.

Алисе было трудно сказать это. Она не привыкла лезть к взрослым. В конце концов, у них были свои головы на плечах и, как правило, куда более умные головы, чем у детей. Все же она преодолела себя и медленно произнесла:

— Жемчужницы ведь неразумны, верно?

— Нет, не разумны, — ответил профессор, но Алисе показалось, что перед ответом он чуть-чуть запнулся. — Ты написала, что почувствовала ее любовь к тебе, ко всему живому, что ее окружало, и было в ней. Что в колонии они обмениваются мыслями, что Мать решает... Но это не разум, Алиса. Это реакции на уровне развитого животного, вроде кошки, стигийского линейника или может, даже ранцеллы. Жемчужницы очень развиты. Но неразумны. И вряд ли когда-нибудь станут разумными. Бессменные тысячелетия миграций... устраивают их.

— Я понимаю, — смиренно кивнула девочка, избегая смотреть Джорджу Тамнику в глаза. — Дело не в этом.

— А в чем же?

Ей показалось, или в голосе его действительно мелькнула настороженность? Ей показалось, или он боялся того, что она скажет сейчас?

— Профессор... Разумно Небо. Их Отец.

В кабинете директора царила ничем не нарушенная тишина. Алиса подняла голову и увидела, что мужчина избегает ее взгляда.

"Зря я это сказала, — с тяжестью в сердце подумала она. — Сейчас мне научно объяснят, что Оно мертвое и что все это была одна большая метеорологическая реакция... на феромоны".

Однако профессор Тамник не торопился с научными опровержениями. Он явно думал, как поступить. Еще некоторое время задумчиво теребил бороду, прежде чем ответил. Но в результате он ответил, прямо глядя Алисе в глаза.

— Мы знаем это. Да, Небо живое.

Девочка замерла. А Тамника словно прорвало. Теперь, когда прятать этот факт необходимости не было, он вскочил с кресла и стал расхаживать по комнате, и восхищение напополам с изумлением отразилось у него на лице.

— Мы и не думали, что такое возможно, но теперь уже нет сомнений. Это как гром среди ясного... — он улыбнулся невольному каламбуру, и не стал договаривать, только махнул рукой. — В общем, это открытие, которое многое перевернет в Авалонской жизни. Но знаешь, еще это открытие из тех, что всё расставляют по местам. Ведь у исследовательской группы здешних метеорологов уже были все факты! Они просто не могли и помыслить, что... Не могли сложить их воедино, сопоставить и понять.

Алиса кивала, сжимая подлокотники кресла, подавляя желание вскочить и запрыгать.

Небо живое! — она лишь сейчас поняла, что сама не верила этому. Живое и чувствующее. Живое и понимающее. Это было так важно!.. Она шмыгнула носом и заставила слезы убраться. Профессор вроде не заметил.

— А как оно вообще может быть живым?

— Сходу объяснить сложно. Но пойми — здешнее небо насыщено очень сложными летучими соединениями. Все активные ферменты с поверхности и из-под земли на протяжении миллионов лет своей стремительной эволюции отдавались Небу. Можно даже сказать, что все оно — одна огромная, непрекращающаяся химическая реакция. И вот когда-то — наверное, уже десятки тысяч лет назад — в хороводе полетов с юга на север и обратно, жемчужницы изменили мир. Странствуя в небе, они как-то нарушили экологический цикл, или наоборот, как-то упорядочили его. И в результате, совершенно случайно, а может, совершенно неизбежно, взаимодействие их спор с атмосферой породило одно живое, разумное Небо, способное совершенствоваться. И Небо стало их покровителем. Оно не отец им, оно их Сын. Разумный, но дикий и неразвитый. С реакциями ребенка. С мироощущением титана. Можно сказать, он сам и есть этот мир, сложнейшая его часть, верхнее звено пирамиды. Пройдет миллион лет, и разум его возрастет настолько, что он станет могущественным планетарным творцом, и, может быть, сотворит новую расу, или пробудит разум в жемчужницах, возвращая им долг.

Профессор помолчал. Видно было, что все это производит на него большое впечатление.

Алиса смотрела на него, и чувствовала, как восхищение горит на щеках вперемешку с непонятным стыдом. Ах да — это была гордость. Она испытывала гордость за жемчужниц, своих... родственников.

— Значит, ваши ксенологи прибыли сюда не для того, чтобы изучать жемчужниц. Они прибыли, чтобы разговаривать с Небом.

— Да. Нам нужно еще очень многое понять. Исследования пойдут теперь совсем другими темпами. Авалон очень богатая планета, это лучший курорт для людей и прочих альфа-рас Содружества. Курортный бизнес здесь приносит огромные доходы, ты бы удивилась, узнав, сколько. Но силы и средства, которые бросят сейчас на изучение планеты, будут сравнимы с оборотами турбизнеса. Я раньше возглавлял это изучение с Гаскара, а теперь стану мелкой сошкой. Потому что после такой новости сюда прибудут специалисты галактического уровня.

Профессор вздохнул и опустился в кресло.

— Алиса, девочка, — сказал он. — Тебе пришлось пережить тяжелое испытание, и сейчас ты почти не осознаешь важность явления, участницей которого стала. Но, думаю, постепенно ты поймешь, что являешься причиной и свидетельницей небывалого события в истории сотрудничества разумных рас галактики. Такой формы жизни мы еще не знали. Сиянцы Амалтеи, энергетические и полевые расы и создания других исследованных миров — никто не идет в сравнение с этим одиноким и громадным существом, состоящим из ветра, сложных и неизученных газов и вибраций. Это как... как если бы вся планета была единым живым организмом, и откликалась на мысли живущих на ней. Писатели разных времен и народов придумывали разумные планеты, писали о них в фантастических книжках, снимали фильмы. Но Авалонское Небо — единственный известный пример чего-то подобного. И это... потрясающе.

— Профессор Джордж, — произнесла Алиса, не улыбаясь. — Спасибо вам. Большое!

Тамник слегка смутился от ее серьезности.

— Ну хорошо. У тебя есть еще какие-нибудь вопросы?

— Профессор, — спросила она на прощание то, о чем перед началом разговора решила вовсе не говорить, — но что мне делать с рукой-то?

Тамнику, судя по его виду, не хотелось думать об этом сейчас. Алисина рука была единственным, что не вписывалось в его логичную и завершенную схему.

— А ты что-нибудь чувствуешь по этому поводу? — вздохнув, спросил он.

Алиса еще с утра поняла, что и вправду чувствует. Это не относилось к физическим ощущениям. Рука не чесалась, голова не кружилась, кожу не щекотало. Просто сознание того, что в правой ладони она несет целую расу, сделало ее осторожной и сосредоточенной. Она по-прежнему была воспитанницей приюта, но с другой стороны, теперь она стала гораздо большим, чем просто двенадцатилетняя человеческая девочка. Кажется.

— Ответственность? — неуверенно ответила она.

— Нуу... — он вытер пот со лба. — Дай мне время подумать. У вашего доктора уже лежат инструкции по обследованию. Когда обследование будет завершено... тогда и посмотрим.

— Но вы хотя бы скажите, — Алиса волновалась, и говорила сбивчиво, глядя на него снизу вверх, задрав голову, — что со мной такое вообще!

— Если в общем, то... Типичный случай намеренного одностороннего симбиоза, — пожав плечами, спокойно объяснил профессор. — Предразумное ксеноморфное существо инсектофлорного типа ввело в ткани правой руки реципиента спиралевидное образование высокой концентрации растительных микроспор. Период созревания спор и особенности их дальнейшего развития в организме реципиента неизвестны... Пошли?

"Сестра Вернита будет в ужасе", подумала Алиса, выходя из кабинета вслед за ним.

Непроглядная тень

Сначала Алисе казалось, что все не так страшно.

Официальная эвакуация началась при одиннадцати баллах, когда поля были уже уничтожены, и буря подходила к первым поселениям — но фермеры, в шоке от увиденного, со всей возможной скоростью убрались с насиженных мест гораздо раньше. Фронт основной, черной бури был довольно узок, и избежать его не составляло труда, просто перебравшись на несколько километров в сторону. Так говорила сестра Вернита на общем собрании.

Но от девочек Алиса узнала, что были погибшие. Просто не успевшие сориентироваться и уйти. Список показали в новостях: восемь фермеров-людей и один стигиец, исследователь. Кто-то десятый чудом выжил, оказавшись на краю. И около сорока человек, пострадавших в той или иной степени — они вышли за пределы черной бури, но не успели покинуть пределы обыкновенного шторма баллов в девять, клокотавшего вокруг нее.

Это была единственная информация, дошедшая до девочек. Сразу после первого выпуска новостей Ирина настроила все приемники, к которым у воспитанниц был доступ, на ограниченный прием. Теперь смотреть и слушать можно было только образовательные программы, фильмы, сериалы и музыку. Новостные ленты гипернета в приюте не загружались, сообщения на форумах, в которых обсуждалась Буря и ее последствия, были девочкам не видны. Сестры игнорировали все вопросы воспитанниц, отвешивая епитимьи чересчур настойчивым, и волнительные рассуждения быстро прекратились.

Рин попыталась узнать правду другим способом. Она написала письмо подружке по переписке из курорта на Перламутровом побережье, попросив ту прислать точные сводки. Сочувствуя Алисе, которая хотела знать имена тех, в чьей гибели считала себя виноватой, Коротышка предприняла эту безнадежную попытку. Но ее детский шифр был без труда разгадан системой охраны информации Лин. Письмо так и не ушло к адресату, а справедливая девочка получила несправедливое наказание, которое приняла со спокойным достоинством.

Алиса, меж тем, думала только об одном. Она слонялась, как умалишенная, по полупустому чердаку, и никак не могла заставить себя сесть. Потому что как только она садилась, список из девяти неизвестных вставал перед глазами, и не хотел уходить, меркнуть, стираться. Давление вины нарастало — она хотела одновременно и позвать их, услышав голоса, и заставить их раствориться, уйти.

Ей нужно было сделать что-нибудь, как-то убрать это из головы. Но вместо того чтобы отвлечься и попытаться забыть, она, напротив, думала только об этих девятерых, снова и снова в мельчайших деталях представляя их — и накатывающий черный вал. Узнай об этом Кларисса, она спросила бы с ужасом и состраданием: "Зачем ты делаешь это?!" Сестра Вернита мигом прекратила бы самоистязание, и начала молитву за упокой душ погибших. Сестра Богемия кивнула бы, и вышла, ничего не сказав. Облачная швея Мэй, возможно, прижала бы Алису к себе и дала ей выплакаться. Но никого из сестер рядом не было — они проводили важные, срочные совещания. Поэтому Алиса лечилась собственным — не сладким, но правдивым лекарством. Через час весь мир сузился до девяти свечек, мерцающих на одном из ящиков чердака.

Ровно в восемь вечера в трубах загудело, волна горячего влажного воздуха пронеслась по чердаку, свечки разом погасли, и он погрузился в кромешную, непроглядную тьму.

Таким образом, тьма снаружи Алисы сравнялась с тьмой внутри нее. Почувствовав, как выравнивается давление, она вздохнула, и смогла заплакать.

Рин встретила ее на лестнице, медленно спускающейся вниз, держа погасшие свечки в руках.

— Зачем ты себя мучаешь? — прошептала она, глядя в бледное лицо, желая обнять девятнадцатую, но боясь и стесняясь сделать это. — Ты и не виновата, и не сможешь им помочь!

Еще сутки дня назад Коротышка ни при каких условиях не заговорила бы с Алисой первая. День назад Алиса не ответила бы ни на один ее вопрос. Сейчас — когда жемчужница была мертва, а незнакомые им обеим люди теперь не станут знакомыми никогда...

— Пойду в Храм, — пожав плечами, прошептала девятнадцатая, и продолжила свой путь.

В условиях тотального контроля со стороны воспитательниц, она просто сделала, что могла. Вроде бы совсем немного. Девять свечек, огонь которых канул в непроглядную тень, вновь горели, вместе с сотней других, поставленных девочками. Загаданные желания, смешные и красивые мечты, опасения и надежды трепетали в тонких свечах. В их теплом сиянии тень отступила. Что-то в Алисе дрогнуло, будто этот свет перевесил чашу весов — и наконец она смогла прошептать несколько слов перед иконами за каждого из них.

Это заняло два часа, по окончанию которых у девятнадцатой не осталось больше ни слезинки, ни слова, ни капли сил. Пошатываясь, она выползла из храма, как улитка на крутой склон, и уже не помнила, как оказалась в своей комнате.

Письмо

Несколькими часами позже, уже перед сном, девочки сидели кружком и слушали, что она говорит. Левая рука каждой была спрятана под подушку или сложенное одеяло.

— ... и тогда я пошла в Храм, — сказала Алиса. — А когда вышла, знала что делать.

— И что делать? — спросили сразу несколько голосов, но Мэри-Энн, конечно, первая.

— Надо найти родственников каждого. Даже стигийских родственников.

— Найти их... — моргнула Менга, — и что?

— Я принесла им зло. Раз больше ничего нельзя сделать, надо просто сделать каждому из них добро.

— Что-то доброе? — задумчиво отозвалась Рин. — Хорошо.

Идея понравилась всем девочкам, но особенно Ванессе. Верная ученица сестры Верниты (этот незатейливый каламбур девочки считали вполне уместным и часто его использовали) была склонна к красивым жестам, как и учительница. Во время Алисиного рассказа в больших глазах примерной Ванессы стояли слезы, и теперь она всплеснула руками, выражая восторженное одобрение.

— Я тебе помогу, можно? Давай вместе!

Остальные загалдели с блестящими глазами, и даже Рин слегка раскраснелась, обдумывая идею. Очень быстро оказалось, что Общество Помощи насчитывает восемь горящих энтузиазмом участников. Алиса, еще час назад раздавленная, теперь обнималась с девочками, и чувствовала, что выплаканные до самого донышка слезы снова увлажняют глаза. Но от этих слез было так хорошо!

— Отлично, — взяв на себя инициативу, громко и гордо спросила Ванесса, потрясая указательным пальцем, — надо решить, как именно мы будем это делать!..

В наступившей тишине зуммер вызова донесся из-под подушки, с Алисиного запястья, совершенно отчетливо.

— Вас вызывают к директору, — пискнув в качестве приветствия, вежливо сказала Лин из браслета, и девочки разом втянули воздух.

— Чего еще? — возмущенно спросила Мэри-Энн, когда он пискнул, выключаясь. — Опять допросы?

— Может, анализы?

— Привезли аппаратуру для де-ксе-но-мор-фи-ро-ва-ния руки!

— Ох, лучше молчите! Наверное подслушали они, что Алиса все нам рассказывает! Говорила я вам, подушками не обойдешься!

Девятнадцатая вздохнула, выслушав версии подруг. И тут она вспомнила про известие, столь удивившее ее во время полета.

Письмо.

Она все еще чувствовала себя несколько оглушенной и обессиленной, но воспоминание о письме внушило ей тревогу и пробудило от усталости.

— Кто-то прислал мне письмо, — сказала она, пожимая плечами в задумчивости. — С Абено, из столицы сектора.

— Ни фига себе, — звучно высказалась Толстая Мэри, любившая эффектно ругаться и пугать этим окружающих. — Это что еще за новость? Может, тебя теперь заберут в лабораторию? Для экспериментов!

— Не смешно! — негодующе воскликнула Мэри-Энн, вскакивая и стремительно краснея.

— Чего вы так мечетесь, сестры? — кротко удивилась Ванесса, сложив пухлые губы бантиком. — Святые покровительницы уже спасли Алису, и теперь с ней все будет хорошо. Иначе для чего ее было спасать?

С этим доводом согласились все, кроме Рин, которая, как обычно, была ни с чем не согласна; сейчас она хотя бы промолчала.

Алисе, правда, всегдашняя приютская отговорка уже не казалась разумной. Кто из них мог знать, как было лучше... Возможно, ее спасли для того, чтобы она успела помолиться за людей и Королеву, смягчив свой грех, и что как раз теперь с ней должно было что-нибудь случиться?

"Пути планет изучены и управляемы, но пути человеческие меж ними неисповедимы", гласила очередная мудрость из учебника по межзвездному Христианству. Алисина жизнь, вообще-то, всегда была "неисповедимой": она ей почти не управляла, потому что принимать решения о судьбе девочек было привилегией воспитательниц. Но в первый раз власть над Алисой мог получить кто-то другой. Незнакомый и... опасный.

Будущее вдруг стало пугать.

— Ладно, — поднявшись и оправив рубашку, сказала она, стараясь выглядеть собранной. — Что бы там ни было. Хуже-то быть не может. Ну... я пойду.

Хоть она и сказала "хуже быть не может", к двенадцати годам Алиса очень хорошо выучила одно правило. В ее жизни хороших неожиданностей не бывает. Чем неожиданнее новость, тем хуже в результате она оказывается.

Письмо было совершенно неожиданным.

— Входи, — кивнула ей миссис Грант, которая выглядела немного посвежевшей, хотя наверняка спала не больше пары часов.

На этот раз в кабинете присутствовали снова почти все сестры. Алиса даже не удивилась этому, только поежилась. Слепая Анна тоже сидела здесь, сложив руки на аккуратном вылинявшем платье.

— Если помнишь, вчера на твое имя пришло письмо, — начала директриса, не предложив девочке сесть. — Оно в этом передатчике.

Посередине комнаты на высоком треножнике стояло миниатюрное устройство, которое Алиса видела в первый раз.

— Так как это закрытое письмо, защищенное индивидуальным кодом военного образца, мы не могли вскрыть и прочитать его без тебя, — объяснила мисс Грант официальным тоном. — Полчаса назад мне пришло повторное предупреждение о том, что ты в краткие сроки обязана прочесть письмо и удостоверить его получение.

— Что мне делать, госпожа старшая воспитательница?

— Подойди к передатчику. Стой смирно.

У Алисы даже не возникло мысли, что письмо адресовано ей лично, а потому с чего вдруг сестрам слушать его. Как только она шагнула вперед и остановилась, устройство ожило. Заработал встроенный генератор поля — ее окружила бесшумная, слегка вибрирующая стена.

— Идентификация, — сказал аппарат, считав с помощью поля все личные данные, от отпечатков пальцев и сетчатки глаз до излучений тела. — Алиса Вайзенкинд, Авалонский приют для девочек. Личность подтверждена. Вы готовы к прослушиванию письма?

— Да.

В аппарате что-то мелодично пискнуло, и тишину нарушил голос программы оповещения.

— Внимание. Сообщение высокой важности. Просим завершить все ваши дела и прослушать сообщение. Удостоверьте вашу готовность.

Алиса, не готовая к таким предисловиям, просто кивнула, потом, подумав, что этого может быть недостаточно, добавила:

— Хорошо...

Снова писк, пауза. Комнату наполнил незнакомый, властный мужской голос.

— Алиса Вайзенкинд. Согласно постановлению специальной комиссии межпланетного комитета по защите прав детей, вы снимаетесь с учета Авалонского приюта и переводитесь под опеку межпланетной организации по защите прав детей "Колибри". Процесс перевода считается начатым с этой минуты. Вашему директорату поступят соответствующие распоряжения. — Браслет Летиции Грант пискнул. — В ближайшее время вам надлежит прибыть на борт пассажирского лайнера "Весна", в первый Авалонский космопорт. Рейс сто семнадцать, старт четырнадцатого июля в восемь часов двадцать пять минут утра. По прибытию вас ожидают встречающие. Все данные переведены вам лично. Еще раз повторяю. Вы переводитесь немедленно, это приказ. Попрощайтесь с близкими и приступайте к выполнению.

Писк. Тишина. Снова мягкий женский голос программы оповещения:

— Пожалуйста, подтвердите, что сообщение принято.

Алиса открыла рот и почувствовала, что не может говорить. Остальные в комнате тоже пока молчали.

— Пожалуйста...

— Да, — тихий вздох слетел с ее губ.

— Спасибо.

Голос стих, поле исчезло. Аппарат связи безжизненно замер.

— Что за... ерунда? — выразила общую мысль Мэй. — Вы когда-нибудь с таким сталкивались?.. Они что, имеют на это право?!

— Орден является свободным в любых внутренних делах, но в вопросах жизнеучреждения воспитанниц, помимо епископа Авалонского, он подчиняется межпланетному комитету по защите прав детей. И при наличии повода они всегда могут забрать у нас любого неидентифицированного ребенка, — тихо ответила сестра Богемия, впервые на Алисиной памяти выглядящая подавленной. — Просто раньше никто и никогда этим правом не пользовался. Совершенно неясно, кому и зачем это может быть надо. Кроме того, — она выпрямилась и посмотрела на сестер с достоинством, — мы не подавали ни единого повода... раньше.

— Сейчас ситуация такова, что повод более чем имеется, — кашлянув, мрачно заметила мисс Грант.

Только тут Алиса окончательно поняла, что ее забирают с Авалона и увозят неизвестно куда.

С открытым ртом и широко распахнутыми глазами она смотрела на воспитательниц, и те одна за другой отводили взгляд. Слепая Анна вздохнула.

— П.. Почему? — только и спросила Алиса.

— Очевидно, в связи с происшедшим, — без всякой радости ответила мисс Грант. Плечи ее опустились, и было видно, что говорить то, что она говорит, Летиции очень неприятно. Но как директор, именно она должна была все это сказать.

— Скорее всего, военные хотят держать тебя поближе, чтобы... Ладно, девочка. С этим мы ничего не можем сделать. Ты можешь быть свободна. Попрощайся с подругами, собери свои вещи. У тебя только сегодня и завтра, ведь завтра вечером ты нас покинешь.

Когда девятнадцатая тихо вышла из комнаты, придавленная сказанным, Мэй, не спрашивая разрешения, рванулась и выскочила в коридор вслед за ней.

— Нас всех ожидают тяжелые времена, — опустив голову, сказала Вернита.

Сестры перекрестились, и, получив указания, стали расходиться. Каждая из них думала об этом, и каждой казалось, что забирать ребенка из приюта ради каких-то исследований — неправедное, несправедливое и нечестное дело. Но они были бессильны.

Богемия вернулась в комнату, когда убедилась, что остальные разошлись, и рядом никого нет.

— Ты упускаешь одно обстоятельство, Летиция, — сказала она, склоняясь над директрисой. Мисс Грант сидела с закрытыми глазами, откинувшись на спинку плетеного кресла, и вдыхала пары янтарной смолы, плавящейся в маленьком керамическом светильнике.

— Какое? — она была измождена и физически и духовно, и явно нуждалась в долгом и спокойном сне. Но раз Богемия пришла к ней именно сейчас, значит, дело было важным и безотлагательным, и нужно было ее выслушать.

— Ты решила, что девочку забирают у нас из-за этих событий с жемчужницами.

— Как же иначе? — непонимающе ответила Летиция, глядя на подругу блеклыми глазами. — Что еще могло стать причиной?

— Я понимаю, ты устала, — голос Богемии был сухим и ровным. — Но напрягись немного. Вспомни очередность событий. Письмо пришло прежде, чем все случилось. Оно автономно, и военные не могли поменять его содержимое с учетом произошедшего потом.

Мисс Грант застыла с открытым ртом.

— Действительно, — в конце концов, вымолвила она, — я совсем забыла.

— Здесь могут быть лишь две вероятности. Либо у них есть своя штатная провидица, которая предсказала шторм и серебряный имплант девятнадцатой. Но это маловероятно. То есть, провидица у военных возможно есть — но к чему им было выдавать ее таким неуклюжим способом? Тогда как достаточно было прислать письмо с требованием о переводе на сутки позже, и все. Поэтому, скорее всего речь идет о второй вероятности.

— Какой же?

— Они не ждали Шторма. А просто прислали письмо, потому что есть другая причина. Никак не связанная с произошедшим.

Мисс Грант пришла в себя и сосредоточенно обдумывала вероятность сказанного.

— Но какая? Алиса обыкновенная девочка, одна из двух сотен неидентифицированных сирот двенадцатого сектора...

— Это первый случай перевода за всю историю существования ордена. Кому нужна обыкновенная девчонка? Кто будет просто так брать на себя обязанности кормить, учить ее, присматривать за ней? Ровно в день двенадцатилетия пришло письмо о переводе. Значит, что-то в ней есть. У военных есть какие-то причины поступать так. И раз мы не знаем, что это может быть, надо известить тех, кто узнает.

Летиция помолчала, а затем ответила:

— Бо, в таких вещах тебе виднее. Решай самостоятельно. Мне нужно выспаться, затем в правительство с окончательным отчетом. Поговорим послезавтра, когда ты наведешь справки.

— Хорошо, — сказала искательница справедливости. — Налицо какой-то заговор, или просто скрытые интересы и обстоятельства. Но раз это касается нашей девочки, мы не будем бездействовать. Я займусь этим. Спи спокойно.

Когда за Богемией закрылась дверь, мисс Грант, не раздеваясь, рухнула на постель — и уснула, как убитая. Ей снился освещенный ярким солнцем луг, и радуга над ним после дождя.

Радуга

"Привет, мой безымянный дневник!

На Авалоне прекрасное небо, я знаю его, как родное. Вернее, было прекрасное, раньше знала. Сейчас оно стало живым, и наше первое знакомство получилось не очень удачное.

Раньше была настоящая свобода, летать в огромной пустоте, над облаками... и иногда в их проблесках видеть изумрудные и янтарные поля... Я летала, дула в дудочку, звала ветер, он всегда приходил на помощь... Самое лучшее было вскочить на ветер и мчаться на скейте по волне, это так здорово... в этот момент ты больше, чем птица, ты летящий человек.

Потом шел дождь. Жемчужницы после дождя опускаются низко-низко, что можно достать их рукой прямо со скейта... они плавают стаями вокруг тебя. Поблескивают не очень ярко, но ты все равно с головы до ног в отсветах... Летишь и касаешься каждую — щекотно. Но не трогаешь ни одной, потому что на прошлой неделе сорвала парочку, и больше пока нельзя. Птицы после дождя становятся смелее и мотаются между горстками облачков, такие бестолковые, и все время кричат. А потом из облаков вырастает огромная радуга, уходящая так далеко, так далеко, что не достать...

...Что же теперь будет со мной — без всего этого.

Вот, улетаю с Авалона. Никто не знает, из-за чего, или знает, но толком объяснить не может. Или не хочет. Наверное, руку будут исследовать. А мне не хочется, чтобы к ней даже просто прикасались. Она не их... и не моя тоже... но точно не их.

Давно, когда мы были совсем маленькие, сестра Вернита рассказала нам, что мы живем здесь почти что в раю, на планете доброго чуда, совершенного Богом ради людей. Небо всегда светлое, солнце каждый день ласковое, вода чистая, и вокруг сплошные драгоценности. Нет хищников, болезней и стихийных бедствий, в общем, практически никаких угроз. Что же теперь получается? Это был обман? Или люди могут разгневать даже Рай?

Авалон и в самом деле был очень добр с нами. Спасибо тебе, светлый остров!..

Но ведь я совсем не знаю, как живут люди там. В более цивилизованных областях. Им даже браслеты не нужны, они с помощью мысли свободно всем управляют, а у меня нет никаких генных модификаций и чипов. Как же я там буду.

Отдали бы меня в какую-нибудь старую общину! Где люди живут как тысячу или две тысячи лет назад. Сестра Марья рассказывала, как в детстве на Талибане они пасли коз. Наверняка там мне было бы очень хорошо. Но ведь не отдадут, наверное. Посадят в комнатку при лаборатории, будут раз в день брать какие-нибудь анализы или заставлять делать специальные упражнения... Как я устала от всего этого! Почему не объяснить по-человечески, куда везут, для чего. Мне уже двенадцать, я все пойму!.. Но им плевать.

А я не могу наплевать, я только ребенок. Мои права изо всех сил успешно защищают, но мне почему-то нисколечко от них не дают. Хоть пойди и... Святая Диана, прости, пожалуйста... Пусть хоть кто-нибудь будет, кто поговорит со мной нормально. Как профессор Джордж. Джордж Тамник хороший, я точно знаю... Но только все равно не хочу давать им прикасаться к руке...

На этом все, больше нечего сказать. Пока, мой безымянный дневник".

Алиса отключила лазерную панель, отложила ручку-луч и прикрыла рукой глаза. Ей владел полнейший упадок сил.

Двадцать минут спустя, маршрутный катер с единственным пассажиром на борту уже преодолел большую часть расстояния до северо-восточного космопорта. Алиса сидела у окна, всматриваясь в бесконечное море белых облаков, таких знакомых, и таких беспечальных.

Как странно все получилось! Сколько себя помнила, она считала, что живет в чужом доме, среди чужих людей, всегда одна... и вдруг ощутила себя членом семьи, в которой, оказывается, есть любовь.

Не прошло и суток, как ее заставили покинуть эту семью.

Прощания, тихие слезы и скрытая ноющая боль в груди остались позади. Даже объятие Мэй поблекло, становясь лишь воспоминанием. Как смытые холодной морской волной, они уступили место задумчивости и пустоте.

Все случилось так неожиданно, что у Алисы не оказалось особой возможности горевать. Серебряная линия обвивала запястье, и была вполне весомой причиной для того, чтобы жизнь разительно изменилась. Что было впереди, она не знала, и не хотела об этом думать.

Раньше Алиса считала, что находится в подвешенном состоянии всю жизнь. Нет родителей, по-настоящему близких и любящих только тебя, нет настоящего дома, нет смысла во всем этом — только надежды на будущее, и глупые детские мечты. Сейчас она понимала, что потеряла нечто большее, чем место, в котором в одиночестве жила. Но ведь было уже поздно...

Кривой маленький тортик, сделанный Мэри-Энн, и содержащий как минимум двести миллилитров слез, лежал в вакуумной упаковке, и мог пролежать там лет сто, ничуть не испортившись. Кристаллик с личными записями Алисы, молитвенник, немного одежды и бутерброды... Больше ничего не было, и сама себе она казалась очень легкой, как бродячая кошка в огромном пустом городе.

Облака под крыльями катера теснились клубящимся полотном, жемчужно поблескивая.

"Утром прошел дождь, — подумала Алиса, — Где-то в небе есть радуга... Хоть бы увидеть ее на прощанье, здоровенную и ясную, во все небо..."

Браслет пискнул, и над ним развернулась небольшая голографическая панель.

— Здравствуй, Алиса, — сказал профессор Тамник. — Я узнал, что ты улетаешь.

— Улетаю, — кивнула она, глядя на Джорджа с печалью в темных глазах.

— Понимаю... Я как раз сегодня хотел свозить тебя на одну экскурсию. Но раз так получилось... У меня есть новость для тебя.

— Королева? — с надеждой прошептала девочка. — Королева отправилась в путь?

— Да, рано утром, еще до рассвета. Сейчас она проплывает над Тирольским плато, мы фиксируем это. Я перешлю тебе изображение на твой браслет, скажи код доступа.

Алиса, сбиваясь, продиктовала личный номер.

— Отлично. Ты можешь подключиться к лазервидео в пассажирском салоне катера. Знаешь, как?

— Да, браслет сам все сделает, — кивнула Алиса, жаждущая как можно быстрее увидеть эту картину.

Получив данные, она подскочила к спящей медийной панели, сняла браслет, вставила его разъемом в принимающее устройство. Оба пискнули — и секунду спустя салон катера озарился ярким солнечным светом. Алиса прикрыла глаза и отступила на три шага назад. Метровый голографический экран показывал белое ватное море, над которым плыло одинокое облачко, утопающее в сверкании. Оно сияло, как маленькое нежное солнце, и Алиса на мгновение забыла о своем одиночестве.

— Avalonis nassa margaritaceus, — с ноткой восхищения в голосе сказал профессор Тамник. — Авалонская жемчужная сеть.

— Смотрите, справа... — тихо вымолвила Алиса. — Выше...

— Что там?.. А, радуга.

Радуга величиной в полнеба запуталась в жемчужной сети Королевы.

Катер летел к космопорту под ее дугой, словно сквозь огромные врата.

Алиса подумала, что в древних земных сказках мир фей всегда открывался за радугой. Она покидала Авалон. Но кто знает, может быть там, на других планетах, тоже прячется волшебство.

Написать впечатления.