Идентификация василиска

Генноске и Саэмон, оскальзываясь на мокрой листве, спустились к небольшой тропе, петлявшей вдоль подножия холма и через несколько десятков шагов влились в нескончаемый поток людей путешествующих по тракту.

Дождь, барабанивший до раннего утра, прекратился, и дорога успела подсохнуть на солнце, ветер еще несколько часов назад трепавший ветви деревьев затих, и прогревшийся воздух скрыл горизонт в мареве поднятой путешественниками пыли. Люди как трудолюбивые муравьи двигались беспрерывным потоком, перемещая грузы и послания, странствуя в поисках лучшей доли, или же убегая от несчастья. Роли большинства были определены при рождении, и Саэмон часто задумывался — кто же он такой. Меч, бездушный инструмент в руках господина как самурай, верный общине крестьянин, связанный по рукам и ногам обычаями и круговой порукой, беспутный торговец, готовый продать собственную дочь в бордель ради прибыли? И самое важное, кем ему должно быть сейчас? Выбрать служение господину? Выбрать верность общине? Или же попытаться найти свою выгоду, хотя какая выгода может быть для человека, потерявшего самое дорогое, что у него было? Еще вчера Саэмон бы и не думал задаваться этими вопросами — будущее определялось господином Генноске, но сейчас, когда он поставил собственные желания выше блага клана, должен ли Саэмон следовать за ним?

Закусочную господин Саэмон выбрал такую, чтобы всякий идущий в порт или из порта не преминул бы присесть и утолить жажду чаем. Открытая на улицу, она больше напоминала веранду с отгороженной шторами кухней, единственная официантка лет пятнадцати-шестнадцати на вид металась между ней и низенькими столикам с многочисленными поситетелями. В углу пристроилась компания — несколько вооруженных длинными мечами молодых людей прихлебывали подогретое спиртное, девушки легкого поведения жались с двух сторон к самому богато одетому, принимавшему их знаки внимания с ленцой пресыщенного кота развалившегося на солнцепеке. Рядом старик потягивал чай, грея чашкой трясущиеся руки, еще одна компания — по виду рыбаки — расслаблялась после удачного лова. Ежеминутно кто-то заходил, присаживаясь на свободное место, и господин Саэмон чуть не пропустил Генноске, наряженного обедневшим самураем, устроившегося в тени у дальней стены.

Как легко прекратить это безумие, подумал он. Подозвать эту девочку, сунуть в руки монетку с запиской, а потом... Саэмона не смущало, что скорее всего это будет последний выбор, сделанный в жизни — дальше его судьба будет определена с неотвратимостью и жестокостью молота, плющащего заготовку на наковальне. В конце-концов, дляя таких как он 'я' — непозволительная роскошь. Eдинственное, что останавливало сейчас его руку — поступить так будет помощью убийцам Окои. Саэмон позволил себе тихо вздохнуть — любой избранный путь вел к предательству: деревни или же сюзерена и, что самое худшее, памяти сестры.

Очередной посетитель сразу привлек его внимание: выше среднего роста, с огненно-рыжими волосами, в беспорядке торчащими во все стороны, одежда подходящая какому-то оборванцу, и прямой меч в богатых, отделанных золотом ножнах, левое ухо украшено массивной серьгой, вызывающе сверкавшей в солнечных лучах. Саэмон даже затруднился определить, кто перед ним — настолько необычно и чужеродно выглядел незнакомец. Определенно один из его родителей был иностранцем, определенно он переживает не лучшие времена, судя по одежде, и уж совершенно точно меч, подвешенный на простенькой перевязи за спиной, нужен незнакомцу не для красоты.

Новый посетитель устроился на ближайшем свободном месте, и что-то спросил у пробегавшей мимо официантки. Та отрицающе помотала головой, но он, махнув рукой в сторону развеселой компании в углу, начавшей дразнить старика, попытался cделать ей новое предложение. Чуткий слух Саэмона донес только 'пятьдесят пирожков'. Похоже посетитель голоден настолько, что готов поработать вышибалой за местную стряпню. На его месте, господин Саэмон попросил бы приплатить за сомнительную честь дегустировать местные разносолы. Девушка не поддержала идеи выкинуть платежеспособных клиентов за большую тарелку пирожков и, развернувшись на месте, поспешила к кухне.

Саэмон подумал, что пожалуй официантке не стоило сходу отказываться от предложения незнакомца, когда мгновениями позже, нагруженная грязной посудой так, что виднелась только макушка, она зацепилась за низенький столик прямо напротив заводилы, который с увлечением повествовал как будет испытывать свою катану на старике, и обрушила на разошедшегося гуляку дождь из остатков спиртного, недоеденных рыбьих потрохов и тарелок.

Девушка не успела пискнуть 'извините', как оказалась прижата лицом к столику, среди осколков, а над ее рукой оказался занесен меч. 'Пожалуй пора уходить,'— подумал Саэмон — ничем хорошим это закончится не могло, да и в перепачканной кровью закусочной нужных им людей не найдешь. Генноске, разделяя его мысли, поднялся с места, взгляд официантки метнулся к нему, девушка до хруста выгибая шею попыталась заглянуть ему глаза, но если у нее и были иллюзии, что этот внушительный господин собирался ей помочь, то они рассеялись, когда тот направился к выходу вместе с доброй половиной посетителей.

— Сто, сто пирожков!!! — завопила девушка, кося на приближающийся клинок, и рыжий незнакомец сорвался с места как молния. Простучав сандалиями по столам, он в три прыжка пересек комнату, и Саэмон даже не смог понять в какой момент был выхвачен меч и нанесен удар. Просто прыжки рыжего завершились рядом с девушкой, а ее обидчик истекал кровью из отрубленной руки. Хотя господину Саэмону и интересно было узнать чем именно закончится эта конфронтация, он поспешил выйти вслед за своим господином — им уже хватило знакомства с местным правопорядком этой ночью.

На улице господин Саэмон быстро огляделся, ища господина Генноске, и вдруг замер, почувствовав как по позвоночнику пробежала холодная волна: прямо напротив него стояла женщина в алом кимоно, прекрасная как ледяная статуя и безжалостная как змея — госпожа Акегину из Ига.

Он не позволил замешательству овладеть собой — неожиданная встреча в какой-то степени была знаком богов, знаком, что его размышления не остались не услышанными. Генноске удалялся в сторону порта, его могучая фигура легко лавировала в потоке спешащих поглазеть на драку людей. Саэмон не стал ничего обдумывать, просто шагнул вперед, и, имитируя случайное столкновение, развернул куноичи так, чтобы она не пропустила главу Кога, уходящего от нее.

Акегину резко ударила его локтем по ребрам, заставив шагнуть назад и скрючиться от боли. Она начала оборачиваться, и Саэмон уже ожидал продолжения расправы, когда девушка замерла, осознав увиденное: фигура Генноске была слишком хорошо ей знакома. Саэмон только проводил взглядом метнувшуюся от него куноичи и пристроился у стены, непринужденно влившись в собирающуюся толпу зевак.

На исход этого боя он никак не мог повлиять и сейчас ему оставалось только ждать, чтобы или поздравить Генноске с победой, или же принести в лагерь весть о его гибели. Возможно кто-то и бросился в самоубийственную атаку, но для Саэмона сейчас было равнозначно останется ли Генноске в живых или же уменьшит число бойцов Ига.

Бег Акегину завершился красивым прыжком, вознесшим ее над головами толпы, клинок с вороненым лезвием полоской темноты метнулся к горлу Генноске. Шиноби Кога уклонился в последний момент, нанося ответный удар. Саэмон был не удивлен — к бойцу уровня главы Кога практически невозможно подобраться без того, чтобы тот не почувствовал намерения врага, а Акегину даже не пыталась скрываться. Кровь обильно забрызгала лицо Генноске, и Саэмон подумал, что прыжок был лишним: куноичи не смогла изменить свою траекторию и все, что оставалось сделать Генноске — выставить на ее пути лезвие меча. 'Слишком просто,' — подумал он.

В забегаловке продолжалась безобразная драка. Рыжий боец выводил своих оппонентов из строя методично и безжалостно как хорек, забравшийся в курятник. Казалось он находится везде: сейчас на столе, через мгновение отталкивается в прыжке от стены, в безумном кульбите отбивает лезвие меча подошвой сандалии и наносит удар, лишая очередного противника какой-нибудь важной, но не жизненно необходимой детали анатомии. Саэмон на секунду отвлекся на это увлекательное зрелище, подумав, что сам того не желая этот парень отвлекает внимание от Генноске. Взгляд, брошенный вдоль улицы, заставил Саэмона напрячься, несмотря на полученное ранение Акегину не собиралась сдаваться — она и Генноске кружили друг против друга, лицо Генноске все так же было покрыто кровью, полностью лишая его зрения.

Акегину сделала выпад, но Генноске ушел вбок, попытавшись контратаковать, его меч прочертил дугу в воздухе, которая только сбрила несколько волосков с головы противостоящей ему куноичи, не задев ее тела.

— Вижу, вы тоже больше заинтересованы в поединке мастеров, чем в этом балагане? — обратился к Саэмону стоящий рядом зевака с лицом скрытым от солнца под широкими полями плетеной шляпы, показав рукой на рыжего, исполняющего дикий танец с очередным противником.

— Простите? — разговаривать шиноби Кога не хотелось, он наконец понял, что именно не так в разворачивавшейся перед ним схватке: на одежде Акегину не было ни капли крови. Та же техника, что была у Окои, только сестра могла втягивать кровь, а эта похоже выбрасывает ее. Генноске придется драться всплепую, рассчитывая только на свое владение мечом и тренировки Хёма.

— Эти обезьяньи скачки требует очень много энергии. Конечно зрелищно, но слишком много лишних движений. Просто сравните это позорище, — рыжий в этот момент забивал ножны меча одного из гуляк в неподходящее для этого отверстие, — и то, что мы видим там. Ничего лишнего, все выверено и экономно. Красота в простоте.

Саэмон помолчал, надеясь, что назойливый собеседник отстанет, но тому захотелось продолжить общение:

— Такие беспорядки тут редкость, хотя по сравнению с вчерашним это просто ерунда.

— Да, — неопределенно хмыкнул Саэмон.

— Представляете, полицейский участок был полностью разгромлен, а инспектор полиции убит!

— Не могу даже представить, такой ужас, — внимание начало раздражать Саэмона и он попытался отойти, но незнакомец с силой сжал его предплечье, не давая сдвинуться с места.

Саэмон повернулся, невольно придвинувшись ближе к зеваке, взгляд снизу вверх позволил заглянуть под широкие поля шапки, скрывавшей лицо, и замер не в силах поверить. Все годы тренировок не позволили удержать мимику под контролем, настолько невероятно было то, что он увидел.

— Знаете, а я удивлен не меньше вашего, — голос зеваки прозвучал обманчиво мягко, как рык сытого тигра. — Мне незнакомо ваше лицо, но вот повязка на руке весьма приметна. Я даже удивлен, как вы могли допустить такую оплошность, господин Кисараги Саэмон. Впрочем ....

Саэмон мог только разевать рот, как выброшенная на берег рыба. Не было ни страха, ни отчаяния, только осознание несправедливости: проклятая повязка, сделанная из одежды Тензена накануне, настолько примелькалась, что он совершенно забыл о ней. Раскрытый шиноби дернулся было за ножом, но клинка в потайном кармане уже не было — схвативший его уже сжимал оружие Саэмона в другой руке.

— Не скажу, что я был рад вас вчера видеть, но сегодняшняя встреча с лихвой окупила все неудобства. А теперь, прошу простить меня, — нож воткнулся в солнечное сплетение Саэмона, посылая вокруг себя волны ослепительной боли. — У меня, как видите, есть дама, нуждающаяся в спасении.

Якушиджи Тензен отбросил не нужную уже шляпу и поспешил к Акегину, оставив Саэмона корчиться в сухой горячей пыли.

19

Генноске всегда готовился к такому бою — зрение было последним на что он рассчитывал — любой противник в первую очередь попытается ослепить, чтобы не дать воспользоваться техникой. Но он не ожидал, что это будет так просто: кровь противницы Генноске затянула ему глаза плотным красным маревом. Шум, крики людей и вопли чаек — все это разум наследника Кога Мандзидани с легкостью отбрасывал, выделяя только шаги Акегину, практически бесшумные благодаря мягким сапожкам. Нос Генноске втягивал воздух обоняя тысячи запахов, дядя тренировал его как натаскиваемого на дичь охотничьего пса, и сейчас каждая капля пота, каждая капля бессильных слез возвращались сторицей. Акегину была перед мысленным взором Генноске как наяву, вплоть до последней складочки шелка на ее кимоно.

Меч Генноске был длиннее клинка Акегину, и она не могла подойти на дистанцию достаточную для выпада, бессильно кружа вокруг. Генноске не обольщался: стоит ему ослабить концентрацию, стоит сдвинуться с места и картина, нарисованная оставшимися органами чувств поплывет, исказится и куноичи получит возможность нанести фатальный удар.

Каждая проходящая секунда работала против Генноске. Акегину не могла быть одна, а с несколькими противниками на открытой местности исход боя был однозначен. Ему необходимо двигаться, необходимо перевести бой туда, где его враги будут вынуждены атаковать по одиночке.

Он медленно начал отступать к публичному дому, надеясь что запомнил направление в котором нужно идти. Еще два шага, и в лабиринте комнатушек, разделенных бумажными ширмами его слепота больше не будет иметь значения. Генноске медленно пятился, поводя перед собой мечом, готовый в любой момент выполнить еще одно па в этом танце с клинками.

Движение! Генноске быстро переступил в сторону, ловя руки Акегину в замок, рукояти их оружия сплелись, и теперь все решала воля и физическая сила — отпустить клинок значило погибнуть. Он не ждал долгого сопротивления — кисти и запястья Генноске были значительно сильнее — и уже слышал похрустывание выламываемых из суставов пальцев куноичи, когда все его существо обожгла чужая ярость и жажда убийства.

Выигрышное положение превратилось в ловушку: новый враг был уже близко и готов нанести удар, на борьбу у Генноске не осталось времени — необходима была свобода движений, чтобы уклониться от удара. Акегину из Ига привязывала его к месту как якорь, с утроенной силой вцепившись в руки Генноске. С яростным воплем он закружил куноичи как партнершу в испанском танце, пытаясь прикрыться телом девушки от угрозы.

Пусть Генноске ничего и не видел, но он почувствал, сложил вместе то, что доносил ему слух и обоняние: мужчина, с него ростом, длинный меч. Генноске чуть-чуть присел, надеясь, что правильно все рассчитал. С тонким вскриком Акегину освободила его руки, ее клинок полетел куда-то в сторону, а еще через мгновение нервы донесли до Генноске обжигающую боль чуть выше локтя. Все таки он меня зацепил.

Ноги сразу же стали ватными, голова закружилась, пальцы левой ослабли, но все таки слушались, продолжая сжимать рукоять меча.'Надо перевязать, пока не истек кровью,'— мелькнула мысль, но похоже никто ему этого времени давать не собирался. Обезоруженная Акегину отпрыгнула за спину пришедшего ей на выручку, а на голову Генноске готовился обрушиться второй удар клинком.

Наследник Кога немного отступил, чтобы оставить между собой и врагом чуть больше пространства, чуть больше времени, чтобы понять его движение. Стена. Кажется, он все таки ошибся, и сейчас у него не было уверенности, что он шел в верном направлении. Оставалось драться без возможности превратить бой в прятки среди бумажных ширм, где каждый шаг по скрипучему полу будет выдавать его врагов, где зрение будет скорее помехой, чем преимуществом. 'Им даже не надо убивать меня, достаточно продержать так, спиной к стене, загнанной крысой в мышеловке, пока я не истеку кровью'.