Жёнка

Бер ушёл к Голубе на печь, и я слышала, как она плакала, шептала иногда что-то сквозь рыдания, ведь мою светёлку отделяет от них лишь занавеска в дверном проёме.

Сейчас мне было не до страхов Голубы. Зуб на зуб не попадал. Я уцепилась что было сил за лавку, стараясь унять дрожь. Не хочу казаться слабой. Я не позову мужа. Сейчас он большухе нужнее. Как же надоело его метание меж нами! Но я отогнала сии думки. Ещё не хватало начать думать, как Голуба.

Всю ночь я просидела на лавке у окна, накрывшись с головой одеялом, согревшись и незаметно уснув, как стих гром.

Руки к утру затекли. Я попробовала подвигать ими да ничего не почувствовала. Заставила себя встать усилием воли, ноги "поплыли", и я просто упала, зацепив горшок с деревянными бусинами с подоконника. Веснянка с Враном столько времени потратили, чтобы выбрать их, отбирая из материнской корзины мелкие синие кругляшки, дабы нанизать нашей девочке ожерелье. А я всё рассыпала по полу...

Тело пронзила боль, отдаваясь тысячами иголочек. Я хотела скинуть с себя одеяло, но задуманное не вышло, лишь наступила себе на косу, причиняя ещё большее неудобство.

Так и лежала, боясь шелохнуться, когда услышала шаги. Бер вошёл в горницу — только он ступает так мягко, словно кот, не смотря на свой вес. Голову я повернуть не смогла.

Он присел рядом, попытался поднять.

— Да что ж вы все сговорились, что ли? — а потом крикнул: — Голуба, ходь сюды!

Пока большуха шла, он меня уложил на лавку, стал мять руки, от чего боль усилилась.

Прибежала первая жёнка, он отдал наказ* растирать мне руки, сам взялся за ноги.

— Что, хворая она? — столько недовольства звучало в её голосе.

— Ага, как и ты. Мороку много в голове. Сказать прямо не можете, что боязно в непогоду одною остаться. Она вчера тряслась от страха, когда её на улице встретил. Чего боишься? — он глянул на меня. — Грозы, молнии? — я помотала головою. Только бы не сказал, что нашёл меня за оградою. — Грома? — кивнула. — Так вместо того, чтоб попросить побыть с нею или проводить до светлицы, она к тебе отправила.

Голуба несколько успокоилась, лицо подобрело и даже слегка приняло виноватое выражение.

— Се я повинна... — начала она.

— Так, — перебил муж. — Всё, хорош мучить и себя, и меня. Я запрещаю думать, что свет вам не мил, как бы всё было, ежели да кабы.

Мне надоело слушать их речи, словно меня тут и не было.

Я встала с поддержкой, мне давали ходить, через боль, дабы разогнать кровушку по телу.

— Дождя не было, и, судя по небу, в ближайшие дни не будет, — сказал Бер, собираясь уходить. — Голуба, ты на хозяйстве. Пойду, погляжу урон. Коли срочного чего нет, мы забираем детей и идём сеять озимые.

Большуха кивнула и пошла собирать завтрак, а я стала приводить себя в порядок.

Вышла по двор, оглядела огород. Кое-где пообрывало листья с кустов, но оставленные на семена огурцы были целы. Ботва репы лежала вся на земле. Тыкву оторвало и, видно, катило по участку. Несколько штук раскололось о сарай.

Я успела вчера все грядки дополоть и вовремя урожай собрать с малышами. После ночного урагана что вообще осталось на деревьях? Кабы кровлю чинить не довелось.

Вчера огурцы все перемыли, сегодня надо бы засолить.

Пришёл Бер, рассказывая о том, как обошёл участок, по селу прогулялся да на поле с яровыми сходил. Всё не так плачевно, как казалось на первый взгляд. Гроза была, да наше село обошла стороною, молния ударила в сухое дерево далеко от хлебов да пожара не было. Ветер потрепал деревья, кустарники же почти не тронул. У кого-то сломал недобротный забор, как Бер выразился.

Завтрак прошёл в напряжённом молчании. Я вышла с детьми во двор, а муж задержался в доме с Голубой. Спустя пару минут он появился на крыльце и пошёл со старшеньким запрягать лошадь в телегу.

Ехали мы довольно быстро, потому что много времени провозились со мною.

Бер рассказал детям о вреде молнии, про то, что гром опасен лишь вставшей на дыбы от резкого звука лошадью, когда ты верхом на ней мчишься. Понятно, ради кого он старается. Я знаю, а со страхом ничего поделать не могу. Бер глянул на меня, а я пожала плечами. Он кивнул. Неужто понял?

Остальную дорогу я развлекала детей сказками, а ещё мы считали с ними деревья. Некоторые из них были вывернуты с корнями, кое-какие с поломанными ветвями, встречались и нетронутые, были и целиком облетевшие.

Хоть и сейчас и утро, но солнышко уже припекало. Вот бы маленький прохладный ветерок обдул нас. Но природа осталась глуха к моим невысказанным желаниям.

Незаметно добрались до дальнего поля. Поклонилися, здравия Земле-матушке пожелали, попросили, чтобы прижилася рожь да убереглася от ненастия.

Сеяли мы, выстроившись рядком. Поле было большое в несколько десятин*. Раскидывали рожь из решета, висящего через плечо. И даже у младшеньких были маленькие сеялки. Они так старательно набирали горсточки семян и размашистым движением ударяли зёрна о решето, повторяя за нами, дабы разлетались семена в разные стороны. На се было умильно глядеть, жаль, что некогда.

Я затягивала песню, а дети мне вторили. Бер же о чём-то думал, иногда морща лоб, отмечала я краем глаза, переступая через комья рыхлой земли.

Мы сошлись ненадолго, наполняя опустевшее решето, и я быстро, волнуясь, как бы не перебил кто, заговорила об укреплениях. Муж кивнул и вновь погрузился в думы. Хух, сказала ему, можно выдохнуть спокойно.

Голуба приносила поесть, забрала Врана с собою, всё же маленький ещё и ему днём сон требуется, хоть он и старался казаться большим, да видно было, как притомился.

Бер был сегодня тих, не было его привычного общения с детками и шуточек со мною.

— Все к празднику готовятся, завтра завершение сенокоса будем отмечать, — сказала Голуба, чтобы разрядить обстановку.

— А от меня что требуется? — спрашиваю.

— Готовить пироги будешь, жаркое, — дала мне задание большуха.

— А кто же устранять последствия непогоды будет? — удивилась я. Ведь се важнее праздника.

— Да не сильно-то потрепало. Завтра с утра поправят, что сегодня не поспеют. Се ж мы живём вшестером, без родителей, — возразила на мою речь большуха.

— Снежик, завтра с утра с Веснянкой за ягодами в лес сходите, — сказал Бер, вынырнув к нам на мгновение из своих дум.

После обеда попрощались с большухою и сонным младшеньким, да принялись вновь за работу.

Засеяли всё поле лишь к вечеру. Дети притомились так, что уже на пути домой спали на телеге, муж позвал меня к себе.

— Поговорим? — начал муж, глянув через плечо на деток. Я пожала плечами. О чём? — Мне дали задание на вече. После сбора урожая, придётся сим заниматься. Все мужики будут заняты.

— Заняты чем?

— Копанием рва. Нужно сделать новое русло для протоки, чтобы затопить потом ров.

— А крепость?

— С нею сложнее, я не разобрался в чертежах да и мало что в сём понимаю.

— Тебе чем помочь? Я ведь тоже в некоторых вещах разбираюся, — предложила свою помощь. Откажется?

Отец сторожем работал в городском книгохранилище, помимо собственного хозяйства.

У нас дома было много книг списанных, которые хотели выбросить. А в нас, детях, воспитывалась любовь к письму, чтению.

А раз я чутко спала, да услышав, как скрипнула половица, проснулася. То отец выскользнул из дому, и я тайком пошла следом. Он зачем-то взял воз, на который я и пробралась. Мы подъехали к городскому книгохранилищу, где папа нёс службу. Отец собрался красть книги? Но зачем? Я была возмущена, ведь поговорка гласит: "Не укради без необходимости". Что же заставило его пойти на злодеяние?

Отец сделал несколько ходок в ту ночь, а я чего-то ждала. Книги он сгружал в амбар, где сейчас было пусто, но скоро там будет сложен новый хлеб.

После страды отец сам сложил зерно, припрятав под ним книги. Я тайком пробиралась в зернохранилище, когда на участке никого не было, и читала появившиеся в моей жизни сокровища. А бывало, что шла пасти корову и припрятывала с собою.

А потом случилось несчастье. Звоном колокола всех созвали тушить пожарище в город. Да спорым трудом лишь не допустили перекидывание огня на другие строения, а книгохранилище выгорело напрочь.

Отец был белее мела.

Се была не его смена, и там погибли несколько человек.

— Батюшка, скажи мне, что ты к пожару не причастен, — спросила я, оставшись с ним наедине.

— Нет, дитя моё. Но я знал, что произойдёт.

— А книги... А люди...

— Се был неслучайный пожар, малышка, людей убили, а книгохранилище подожгли.

Я хотела сказать про те книги, что у нас в амбаре.

— Книги все сгорели. Се не первый раз, во многих городах сжигают наше наследие.

— Кто? — удивилась я такой новости. Я ведь про то и не знала. Значит, батюшка решил спасти книги. Отец пожал плечами. А после велел мне больше не говорить о сём, но сам поведал мне свою тайну.

Ему приснился сон, что книгохранилище нашего городка сгорит, ничего там не уцелеет. Хотя сейчас я уже не была уверена. Может тот же шёпот, что в моей голове появляется? Расспросить бы родителя, да вряд ли свижуся. Выкроить бы время да написать батюшке с матушкой.

Отец имел доступ к редким старинным книгам. Вот и вывез всё, что смог под покровом той ночи. Он догадывался, что я ведаю о сём.

Потом батюшка расширил наш погреб, где и хранились потом сии книги. А я иногда выбиралась туда почитать, через тайный лаз за нашей печью.

В самом доме была семейная азбука, в которую иногда приписывали новые буквицы с пояснениями, детские книжки да несколько взрослых. Но интереса к ним я не питала. Привлекало скрытое. Причём, думаю, что отец никому не сказал про то, что у нас под домом находится, кроме меня. А мне велел разбираться со всем самой и выносить книги запретил из подземелья, оборудовав мне там стол с лавкою, да читала я, сжигая свечи, которые отец привозил мне с ярмарки.

С летами времени становилось всё меньше, потому что мне нужно было учиться управляться с хозяйством. А последние два лета, что "проводила" на гулянках и игрищах, я из подземелья почти не вылезала.

Отец знал о сём, потому сказал, что я сделала свой выбор, а значит, жениха мне сам сыщет. Я и согласилася.

Должно быть, так я и оказалась замужем за Боровом.

— Василёк, ты где? — сквозь пелену воспоминаний вырвал меня Бер.

— А? Прости, я задумалась. Что ты спрашивал?

— Я спрашивал, что ты ведаешь по устройству крепости.

Я постаралась припомнить всё, что знала. Но ведь сии данные нельзя раскрывать. Раньше строили укрепления, и в некоторых местах они остались. Значит, все знания утрачены, раз мужу поручили этим заниматься.

— Бер, я могу примерно нарисовать. Но то скрытные данные, их нельзя раскрывать, понимаешь? — муж кивнул. — Я не умею чертить, не умею изображать, как ты. Точности в рисунках не жди. Я могу написать прописные истины расчёта и объяснить их.

Его очи расширились от удивления. Он схватил меня за плечи. Я испуганно вглядывалась в его лицо.

— Ты что... Откуда? — потом смягчился. — Так, никому ни слова. Поговорим позже.

Ох, надеюсь, я не зря проболталася. Было страшно. Что меня ждёт? Кто уничтожал наши знания, ведь у населения таких книг не хранилось. Доступ к ним был лишь ограниченным кругам. А тут я...

Глава 10

Вечером я валилась с ног от усталости, а ведь надо было получить наказ на завтра от большака да большухи, дабы с утра пораньше взяться за работу. Я засыпала уже за ужином. Дети отправились мыть посуду.

Очнулась от того, что голова клонилась к столу. Неужели я задремала? Голуба уже сидела на коленях Бера, обнимая мужа за шею, и о чём-то вполголоса говорила с ним. И когда успела?

А мне всё равно, и вовсе я не ревную. И правда в душе было безразличие, я так устала. Только бы доползти до постели.

— Будут какие указания на утро? — подала я голос, нарушая их единение, борясь со сном.

— Знаешь, ты как новенькая будешь впервые на празднике, — сказал муж, поглаживая по плечам Голубу. — У нас в Выселках принято оценивать женскую стряпню у новеньких. От тебя будут ждать наметатели*. Коли хочешь, можешь не готовить. Обязательно лишь то, что распределено по избам.

— Я тебе оставила список на столе, что завтра с нас полагается на гулянии, как встанешь, делай то, что сможешь из этого перечня, — сказала Голуба, — позавтракаем тем, что будет по-быстрому.

Я кивнула и, пожелав доброй ночи, пошла в свою светёлку. Успеть бы раздеться.

Краем уха услышала как муж говорил, что завтра поедет в лес за дровами, коли буря прошла, много с корнем деревьев вырвала. Дети ведь за ягодами пойдут, интересно вместе с отцом поедут? Он так хочет оберегать деток? Или это всё же не связано?

Стоило голове коснуться подушки, как я тут же уплыла в дрёму.

Всю ночь мне снились наметатели. Придумали же такое словечко. Что-то вроде ленивых пирогов, когда начинка замешивается прямо в тесто. От этой внутренности и зависит вкус выпечки. Что же особое приготовить?

Проснулась я с мыслью, что детишкам надо сладкую выпечку сделать, варенье замешать или свежие ягоды, но поскольку последние принесут не раньше полудня, то придётся довольствоваться вареньем. Готовить предстояло много.

Для наметателей надо нарвать много зелени, в том числе и лук с чесноком, капусту нашинковать, редьку, хрена и много чего другого. От меня их будут ждать, негоже обижать местных, ссориться с ними мне не с руки.

День прошёл в хлопотах, от печи меня уже не в жар бросало, а в холод. После полудня, когда всё запланированное было готово, мы отнесли стряпню на окраину деревни, где нарядно одетые девчата уже накрыли столы свежими скатертями, наставили кушанья. От запахов уже сводило живот, дети-то похватали со стола варёные овощи, а мы с Голубою резали, чистили да месили. Детишки помогали с лепкой пирожков, успев принести ягоды к готовому для лепки тесту.

У меня уже болела спина, хотелось притулиться к чему-нибудь, присесть да поесть мяса. Я расположилась под сенью деревьев, притулившись к толстой берёзе, ожидая, когда можно будет сесть за стол.

Бер тоже пришёл, успев переодеться в праздничную выбеленную рубаху, украшенную яркой вышивкой, которую приготовила и оставила ему Голуба дома на сундуке у выхода. Он распустил волосы, которые на концах завивались в колечки, а у основания спускались волнами. Тёмно-русые волосы да серые очи, что глядели прямо в душу, прямой нос, тёмная борода, скрывающая волевой подбородок — вся внешность говорила о том, что муж наш красавчик, даже не смотря на его громадность и широченные ладони. Вспомнила, как изучала его внешность, когда мы миловались, и потупила очи от смущения. И почему я раньше не обращала внимания на его привлекательность?