Многие легенды описывают вран, как огненную пасть, в которой горят пропавшие души, на самом деле вран ледяной. Безжалостный, горький, как пилюля. Он освобождает от ложных иллюзий. Всех без исключения.
Особенно теперь, когда занимает все большие территории и распространяет по мирам негласные законы, о которых и вы, наверняка, уже слышали. Главные принципы: война кормит, смерть освобождает пространство, ложь расширяет возможности, удовольствие расслабляет. Не уловить веяний врана невозможно. Но куда сложнее им не поддаться, а там вы уже заложник. И вы под пятой негласной диктатуры.
— Пойдем, Габриэль, — Змий потянул сати к дому, хотя тот продолжал провожать эалет долгим и грустным взглядом. — Ветер ледяной. Ты простудишься... Пойдем, — бушевавшая недавно в демоне ревность угасала под лучами юноши, в чьих волосах, распущенных и шевелящихся под порывами, как водоросли в океане, играло солнце источника, в чьем теле переплетался никогда не гаснущий свет.
— Вран, — Габриэль словно говорил с самим собой, — он похож на болезнь. Опухоль, которая пустила метастазы в весь организм. Захватила каждую душу, вплелась в нее невидимой нитью... И я — я тоже болен. — он посмотрел на граана снизу вверх, сделал несколько шагов по лестнице к демону, пытаясь прочитать его кромешную тьму, его суть. Но встретил лишь беспросветное молчание, стену скрывавшихся чувств и мыслей.
— Ты закрылся от меня, — сказал Габриэль тоном, не терпящим возражений. Небеса! Как похожи сейчас Змий и его огромный дом, возвышающийся над низким темно-серым небом острыми башнями и крышами-откосами, окнами, венчающимися зубастыми фигурами, темным камнем, выбранным для постройки, как и все остальные строения Маата. Они — продолжения друг друга. Пугающие, огромные тени.
-Не люблю философский треп, — хмыкнул вместо каких-либо оправданий мужчина. — И не желаю его теперь расшифровывать. По меркам демонов, я совершил несусветную глупость.
— Отпустил Рафа? Для меня? — Габриэль близко-близко подошел к темному лорду и обнял, словно самое близкое на всем свете существо. Он закрыл глаза, чтобы отделаться от сравнений, сомнений, набегающих из ниоткуда предупреждающих знаков. — Ты вошел в мою душу за несколько дней. Я пытаюсь понять, почему, ненавидя вран, вас, я не могу смотреть на тебя, как на опасного, безжалостного убийцу?
— Ты весь замерз. — Змий не собирался отвечать на вопрос, а только тоже обнял юношу, чтобы утешать его со спокойной после совершенной подлости душой. — Горячий завтрак нам не помешает. Тебе нужно восстановиться. Нужно расслабиться...
— Я так мало видел Рафа. Он еще очень слаб. Измучен... Он был в плену! А ты... Ты всегда так груб?
— Нет, солнце мое, не всегда. Но тебе не понять. — Змий увлек любовника обратно к дому, магия его бесконечной тьмы окутала их густым облаком, в котором стираются всякие размышления. Остался лишь фон печали, но его так легко растопить сладостью желаний.
Поэтому почти сразу граан занялся расслаблением Габриэля и, уложив его на кровать в спальне, аккуратно раздел и начал массировать ароматическим маслом, напитанным вожделением: сначала спину, такую гладкую, изящную, с острыми лопатками, затем округлые маленькие ягодицы, тонкие стройные ноги — от бедер до розовых динных пяток. Когда Змий перевернул Габриэля на спину, тот уже блаженно улыбался. И Рафаил с его предупреждениями отступил на задний план.
Дело пошло куда веселее. Перемежались с поглаживаниями сладкие поцелуи, руки легко скользили по телу ангела, приводя его в нежное, невесомое состояние, когда хочется ответить, когда тает тревога, постоянный непокой сердца за других.
— Ты такой огненный... — повторил фразу из первой ночи граан. Он добрался до низа живота, взял в руку член Габриэля и стал обмазывать и его маслом, а потом яички — куда лучше. Сати прикусил губу, чтобы не застонать. Ладонь демона провела по внутренней части бедер, вернулась обратно. Змий с нежностью поцеловал Габриэля в лоб, указательный палец мужчины нарисовал круг по ореолу розового соска сати. Губы поочередно коснулись век. Рука продолжила путь вниз, к животу, затем вернулась вверх. Губы поцеловали щеки. Руки огладили острые, но такие мягкие плечи.
Губы...
Габриэль сам потянулся к демону. Он позабыл про взявшие его от слов брата сомнения. Позабыл о вране, который, по мнению Рафаила, теперь овладевал его душой в образе Змия. Ангел упивался волшебством момента. Горячим оловом, расплавляющим тело в жажду.
И вот уже раскрывается цветок энергии внутри груди, а зерцала горят невыносимым светом, прожигая тьму насквозь.
— Хочешь попробовать хаоса? — опаляя кожу шеи, спросил Змий. Он жадным искусителем извививался по юноше, возбуждая разыгравшееся воображение. — Узнать, как на самом деле? Теперь не ты откроешь мне свет... А я — тьму.
Габриэль неразумно согласился, раззадоренный ароматом масла и ласками своего драгоценного граана. В тот момент все было так маняще, что казалось волшебством, которое не повторится никогда.
Но зачем он кивнул? Зачем забыл, что человеческие черты — лишь прикрытие, веселая игра для темных лордов?
Сперва юноша не испытывал никакого страха, его несло на волнах прикосновений и поцелуев, его бедра и ноги оказались во власти граана, руки сами собой запрокинулись назад, тело выгнулось, голова откинулась, волосы рассыпались золотом по подушке.
Габриэль стонал оттого, что его член засасывается Змием с неистовой страстью, а пальцы демона погружаются внутрь, раздвигая проход все шире. Но потом что-то именилось. Юноша почувствовал невесомость. Его запястья скручивали лианы, его тело поднялось над кроватью, ноги раздвинулись еще шире. А внизу... Член и яица ангела погрузились в настойчивую сжимающуюся бездну. И пальцы — они стали не просто шире, они превратились вдруг в огромное пульсирующее орудие, которое вонзилось в Габриэля, раздвигая до предела, и теперь проникало все глубже и все настойчивее, вызывая конвульсию за конвульсией.
Юноша разомкнул веки. Сначала он подумал, что внезапно спустилась ночь, а потом увидел над собой горящие огнем глаза. Звериные. Из тьмы выплывала пасть змия — древнейшего существа во всей вселенной. Удлиненная морда, острые, как бритвы зубы. Кожа, через которую проходили синие всполохи энергии хаоса.
Темный лорд не просто утратил прежние черты, он стал огромным монстром, возбужденным и крайне опасным.
Сопротивляться такому равносильно приговору о моментальной смерти. Драконы не принимают отказов. Они выбирают жертву очень долго и потом владеют ее телом столько, сколько захотят сами.
Габриэль и хотел бы теперь дернуться, но дракон держал его: извивающиеся плети усов — руки, а ноги, казавшиеся тонкими веточками, — огромные передние лапы с острыми когтями. Чудовище опять потянулось к члену юноши пастью, выпустило наружу длинный алый язык и обвилось им вокруг.
Габриэль хотел закричать, высвободиться, но новая волна внутри тела накрыла его. Огромный красный член чудовища теперь уже до конца вошел в светлого, черные отростки, появившиеся из груди, извиваясь, отделились от древнего и стали атаковать цветок зерцала, вскрывая его, всасывая в себя энергию источника. Юноша забился неистово, насаживаясь на монстра, а тот почти выходил и вновь брал сати со звериным вожделением хозяина, получившего, наконец, бесценную игрушку в личное пользование.
Он брал Габриэля со все возрастающей страстью, которая и так горела темнотой в крови. Член наслаждался тем, какой узкий, какой пульсирующий канал в матку у этого юного ангела. Как он сопротивляется и одновременно самозабвенно отдается на власть победителю. Как широко открылся цветок энергии в груди, и теперь можно поставить свое клеймо в самый центр, чтобы другие монстры даже не помышляли о соитии.
— Я не могу... Не могу... — слезы брызнули из глаз Габриэля, когда член дракона очередной раз вошел в юношу по самое основание и так и остался внутри, пульсируя с неистовой силой. — Неееет! — сперма чудовища наполнила глубины сати. Ведь сати двуполы. Сати могут зачать. Еще толчок — последний.
И вот уже юноша лежит на кровати, а на нем прежний, человекоподобный Змий.
— Ты живой? — спросил демон, приподнимаясь на локтях и убирая волосы с лица молодого любовника, который даже дышать не мог от произошедшего. А только едва кивнул. — Хорошо, — протянул Змий ласково. — Очень хорошо. Я старался не спешить. Ты такой маленький, такой хрупкий... — пальцы погладили контур нежного лица. — Мало, конечно, но для первого раза достаточно. Не хочу тебя порвать. Ты еще должен привыкнуть, мой маленький принц. И тогда ты познаешь всю глубину тьмы и ее мощь.
Полустон, полудрожание ресниц в ответ, бездумное отталкивание руками, и Змий опять впился в алые, опухшие от поцелуев губы Габриэля, чтобы насладиться подарком, который он получил от провидения. Поздно, мой мальчик, сопротивляться. Яд и гормоны уже начали действовать на тебя. Скоро ты станешь выполнять любое желание.
Язык мужчины оплелся вокруг языка юноши, потянул на себя, отпустил... Габриэль открыл глаза. Синие-пресиние, ошарашенные. Задергался, но демон вовремя схватил тонкие запястья в свою власть и еще некоторое время успокаивал взбудораженного ангела, пока тот не сдался и не притих, и сам не начал опять отвечать на поцелуи.
А потом они молча лежали рядом в сумерках зимнего дня под одеялом. Змий ждал.
Габриэль путался в мыслесплетениях. Было очень тепло. По внутренностям расползалась истома, от которой даже шевелиться не хотелось. В груди жгло от проникновения, задний проход требовал продолжения.
Юноша ненавидел себя. За податливость, за слабохарактерность, но еще больше за то, что теперь дрожит от страха, потому что рядом — огромный древний змий, который лишил его покоя и заставил думать о своем алом, своем великолепном члене.
— Я должен уехать, — в сумерках дня на лицо Габриэля ложились сиреневые тени опасений. Змий пожал плечами.
— Как скажешь, — поцелуй в ушко, разомлевшее потягивание.
— Зачем ты показал мне?..
— Тебе было приятно... Мне — тоже.
— Так нельзя...
— Можно все, что приносит удовольствие. В этом смысл. Ты очень сладкий. Я бы хотел продолжения. Очень.
— И я, — признался Габриэль. — Вот в чем беда. Я не должен...
— Не думай об этом, лучше делай, что нравится. — поцелуи по шее, по плечу. — Поедем кататься. Я покажу тебе вран. Не весь, но у нас есть время...
— Да, только немного подремать. Пожалуйста. — и сати погрузился в глубокий сон. В это самое время яд уже начал пропитывать его тело вожделением.
Что было потом, Габриэль почти не помнил — потекла неделя за неделей тумана без времени. Габриэль, конечно, сознавал, что втягивается в опасную игру, но остановиться уже не мог. Он был влюблен. Впервые в жизни. Впервые за все свои перерождения. Влюблен во врановского монстра... И не просто в темного лорда, а в повелителя хаоса, в убийцу, в лжеца, в дракона.
Почти все свободное время, а Змий никогда бы не забросил дела государства, которое контролировал, они проводили вместе.
И те редкие часы, что Габриэль оставался один, не позволяли ему вырваться из паутины заблуждений, потому что демон основательно взялся за своего возлюбленного сати, наполняя часы собственного отсутствия приятными развлечениями, которые бы окончательно вскружили светлому голову и заставили того позабыть обо всем в мире.
То он отправлял юношу выбирать ткани для одежды и вызывал лучших мастеров, которые шили наряды, подчеркивающие все прелести фигуры. То вызывал парикмахеров и других мастеров по внешности, чтобы те превратили любовника в вожделенную конфетку. То приглашал проезжих театралов с веселыми спектаклями — обязательно про любовь. То притаскивал редкие книги и древние свитки, в коих можно было утонуть с головой. То разрешал посетить с охраной дорогие магазины врана, которые могли вскружить голову даже заядлому шопоголику...
Змий был разнообразен в своих выдумках, но единственной их целью была подпитка наслаждения и распаление Габриэля на жаркие ночи, становившиеся бесконечными эротическими пытками, в которых дракон требовал все больше отдачи от горящего радугой ангела.
Дьявол больше не осторожничал. Не преуменьшал своих размеров, его гигантский член теперь мог часами терзать Габриэля, тело ангела переворачивалось в самые невообразимые позы, свет из открытого зерцала пился постоянно, чтобы никому не досталось милосердия или еще чего-то похожего. Юноша кричал, умолял о пощаде. Все бесполезно. Дракон не собирался отпускать своего нового сати. Он держал его крепко огромными лапами, его член мощно входил, вытаскивался наполовину или почти до конца и опять таранил на всю глубину канала. Длинный язык вылизывал тонкое, горящее светом тело, пропитывая его возбуждающим эликсиром, извивался между ягодицами, присоединялся к массивным движениям, проникая, как змея, внутрь. От них Габриэль весь превращался в наслаждение и боль. Это уже был не тот член, что в первый раз, когда Змий стал монстром. Гораздо больше. Но сати приспособлены принимать в себя чудовищ. Член как раз достигает входа в зерцало, чтобы оплодотворять, чтобы хозяин испытывал неземное удовольствие, а раб постоянно безумно страдал от соития, знал свое подчиненное место и желал пытки вновь и вновь. Конечно, среди граанов не было таких чудовищ, как Змий, но и Змию нужен был только этот сати.
— Насаживайся, — приказывал Змий громыхающим басом, когда Габриэль пытался в очередной раз сбежать из его лап и натыкался на мощное сопротивление. — Давай, раздвигай свои ножки, моя радость. — он поднимал мокрого от долгого и жесткого секса Габриэля в воздух, раздвигал его ноги и начинал пульсирующей головкой тереться о текущий источником задний проход, который пытался сжаться и не пустить возбужденного дракона. — Так тебе нравится?
Мычание и стоны вместо ответа, искусанные губы.
— Змий, умоляю. Я не выдержу еще раз. Помилуй меня.
— Я помилую. Вот так, — головка дернулась вверх, еще... Сфинктеры сопротивлялись, смазка помогала, да и до этого все уже было. И вот гигантская головка наполовину вошла внутрь, член начал расти еще больше, достигая максимального размера. — Ты уже достаточно разработан, чтобы меня принимать. — сопротивление, метание из стороны в сторону, ноги подняты у юноши под коленями, он висит спиной к дракону и видит, что в него будет входить, и от этого еще сильнее начинает рыпаться и кричать, умоляя о пощаде.
-Ну нет, сладенький, — язык раздвоенной змеей вылетает из пасти и извивается по гладкому телу сати, заводя его соски, делая их алыми и твердыми, как розы в летнем саду, затем отправляется ласкать розовый нежный член и ангельские яички.
Габриэль хотел бы остановить граана, но бесполезно. В своем натуральном виде тот был просто огромен и неуправляем. Еще вскрик и еще, пока один из черных отростков не перестает ласкать зерцало в груди и не проникает в рот, чтобы заставить себя ублажать.
Огромная головка проталкивается почти целиком, из глаз начинают литься слезы. Адская боль пронзает все тело. Мышцы, кажется, готовы разорваться. Но пытка только начинается, а ночь только взошла над враном.
