— Нет. Лучше. — И Кристиан повел герцога за стены монастыря, где их ожидали две резвые лошади. Потом они скакали верхом через поля до самого леса, около получаса по песчаной витиеватой дороге и еще немного ехали через осиновую рощу. Круглые листья деревьев трепыхались на ветру точно зеленые монетки, птицы заливались в высоких продолговатых кронах, солнце играло в них золотым блеском. Наконец лошади вышли на берег маленького мелководного озера с ярко-голубой водой, такой же красивой как небо и глаза Луиса. Легрэ помог герцогу слезть с коня. — Ну вот, сюда мы и ехали... Об этом местечке мне рассказал один из гвардейцев Фернандо. Недалекого ума, но парень отличный.

Луис оглядывался в полном восхищении. Прямо теперь хотелось скинуть с себя всю одежду и погрузиться в прозрачную воду. Там, на дне виднелись круглые камушки и плавала мелкая рыбешка.

— Кристиан, как красиво! — герцог потянул с себя рясу. — Пойдем купаться... Прямо сейчас

— Пойдем, — не менее радостно согласился Легрэ. Он привязал лошадей к большой иве и они сразу принялись щипать молодую сочную траву, растущую на земле. Кристиан разделся догола, на полпути нагнал бегущего к воде Луиса, подхватил за талию и вместе с ним весело упал в хрустальную воду. — Это здорово, правда?! Прямо как в раю, наверное...

Когда брызги рассыпались вокруг, сверкая радугой, а вода приняла их в свою прохладу, когда Луис увидел всю мощь, всю красоту Легрэ вновь, в первобытной природе, он вспомнил стада лошадей, что паслись на лугах, а еще момент, когда вороной конь пускался вскачь. И сразу потерял голову, обнимая мокрого, со стекающими по плечам дорожками воды Кристиана и потянувшись к нему всей душой. Архангел. Синеглазый воин...

Легрэ умел быть таким же нежным, как порою жестоким. Его властные сильные руки подхватили юношу и привлекли ближе, так, что обнаженные тела горячей кожей касались друг друга и охладить их не могла даже вода. Кристиан почувствовал, как его ноги коснулась перепуганная рыбка, нежно улыбнулся герцогу. Глаза — в глаза, со всей любовью, а потом — долгий глубокий поцелуй. Вокруг так же шумел лес и пели птицы, а Кристиан и Луис стояли по пояс в воде, целовались и были совершенно счастливы. Жаль, что у Фернандо сегодня была назначена встреча с епископом Анталийским и короля не было с ними.

— Луис. — Кристиан поцеловал юношу в уголок губ. — Любовь моя...

Юноше казалось, что земля уходит из-под ног, а вся кожа плавится, позволяя душе становится частью мироздания — щебетом птиц и небом, и даже движением воды вокруг тел. Луис жадно отвечал на поцелуй, вверяясь своему богу, своему воину, что нес его на руках с самого начал из полыньи, а потом увел от красного человека.

— Люблю, — отозвался еле слышно.

— Ничего не бойся... — прошептал Кристиан, и в его глазах синева стала ярко-васильковой, ясной, будто летнее полуденное небо. — Нет ничего на свете, с чем ты бы не смог справится, и никого, кто указывал бы тебе, как жить. Ты хороший, и он не смог тебя сломить... и в этом твоя величайшая победа. Я счастлив твоей любовью, Луис, и в этом победа моя. Над самим собой.

Луис кивнул, обвивая шею мужчины и шепча какие-то слова. Да и не слова вовсе, а стихи — про землю, про траву, про вольный ветер и про то, как болит сердце вдали от Родины. Он целовал грудь Легрэ, а сердце учащало пульс.

Кристиан и вправду начинал думать, что попал в рай, в свой собственный рай. Ему нравились стихи, которые читал юноша — поэзия из его уст звучала как-то совершенно особенно, и Легрэ в такие моменты восторженно слушал и немного завидовал. Только имея чистое сердце можно так тонко чувствовать красоту рифм, и вздохами, телом, поцелуями, Кристиан умолял не останавливаться. Тем самым увлекая Луиса в полубредовое состояние полного обожания. Ему уже виделся синеглазый ангел с шестью крыльями, в руке которого сиял меч. Невероятное ощущение полета накатывало сильнее, руки скользили по мышцам груди, пальчики задевали темные соски, а губы все бормотали о светлом небосводе, в котором птицам так светло вдвоем.

Было хорошо просто так стоять и нежиться в объятиях друг друга, и хотя Легрэ давненько был готов к соитию, он никак не пытался овладеть Луисом. Хотелось, чтобы остановилось время, и чтобы всегда было так, как в эту минуту. Когда юноша окончил стих, Кристиан погладил его по волосам и улыбнулся ему совершенно пьяной счастливой улыбкой.

— Я люблю вас, герцог Сильвурсонни, — сказал он, засмеялся и закричал это в небеса, а потом подхватил Луиса на руки и понес его к центру озера, на большой плоский, нагретый солнцем гранитный камень. — Пусть это будет нашей с тобой брачной ночью... Хотя мы и не женаты, и не ночь сейчас вовсе, но разве это имеет значение?

— Имеет, — Луис продолжал цепляться за Легрэ. Волховство, язычество? Да, они теперь были перед природой совершенно нагими, с открытыми душами, которые желали соединиться. — Я хочу, чтобы мы были в священном союзе. Хочу всем сердцем.

— Это невозможно. — Кристиан осторожно усадил юношу на камень, предварительно брызнув на горячую поверхность водой, и сам уселся рядом, обнял за плечи. — И все равно, я давно принадлежу тебе, а ты мой... перед богом мой и Фернандо. Я и представить себе раньше не мог, что скажу кому-нибудь нечто подобное, что захочу говорить подобное. Я принадлежу без остатка двум любящим людям, и это брак для меня. Настоящий. Не перед людьми, но перед самим собой. И таким вот союзом я связан с тобой. Даже когда меня не станет, эта связь не прервется. — Легрэ положил широкую ладонь на щеку юноши. — Я всегда буду рядом с тобой.

— Ты думаешь, что умрешь, я чувствую... Ты... — Луис еле сдерживал сейчас хрусталь слез, который ничто в таком огромном озере. Его архангел не может уйти. Не покинет его здесь, в этом мире, где столько зла и равнодушия.

Кристиан виновато отвел взгляд, но потом с нежностью посмотрел на своего любимого.

— Не надо, — прошептал он, целуя мальчика в уголок глаза, прижимаясь губами к коже и чувствуя соленую влагу. — Не плачь... Мне суждено покинуть этот мир раньше тебя и Фернандо, но душой я всегда буду рядом. В каждом рассвете. В каждом летнем дне. В каждом вашем с Фернандо поцелуе... А ты станешь королем и у тебя будет трое прекрасных сыновей, и самого младшего ты назовешь моим именем, и он будет лучшим твоим сыном, самым преданным, смелым и бесшабашным. Я всем сердцем хочу, чтобы ты прошел эту жизнь целиком и потом, в самом конце сказал, что все усилия Ксанте сделать из тебя чудовище потерпели крах... Глядя на тебя с небес или из ада я буду радоваться этому всей душой и ликовать. Но я не хочу, чтобы скорбь поразила твой разум и сердце. Я верю: мы не умираем, и даже не исчезаем, если любим, потому что любовь побеждает все, мой мальчик. Все...

Луис отрицательно покачал головой. Как он хотел верить светлому своему защитнику. Как жаждал услышать эти слова однажды, но теперь в груди поселилась тоска. Она давно обозначилась в голове — с самого первого приступа, а теперь заставляла искать выход из лабиринта смерти. Герцог понимал, что Легрэ прав. У них слишком велика разница в возрасте. Но сдаваться уже теперь — нет, только не это.

Юноша потянул барона на себя, увлекая в новый поцелуй и одновременно раздумывая над его словами. Если хочет... Все, что просит, исполню.

Это соитие стало таким, каким бывает только от великой любви. Кристиан словно искупал ласками всю прошлую грубость и жестокость, словно наверстывал все те ночи, которых у них больше не будет; он был осторожен, нетороплив так, что Луис совсем не почувствовал боли, когда внушительное горячее естество Легрэ проникло в него. Поцелуй, последовавший после, долгой и томительной негой согрел губы юноши.

И тот раскрылся мужчине: дыханием, трепетом ответных поцелуев, легким, почти невесомым стоном. Небо смотрело на них — ярко-голубое, полное жизни, как и лазурь дивного озера, как и глаза герцога, в которых сияла любовь.

Мокрый горячий камень посередине напоминал сейчас юноше древний алтарь, а происходившее на нем — языческое таинство, о которых когда-то рассказывала старая цыганка. Она утверждала, что есть места силы, дающие власть над временем или чувствами, одаривающие или забирающие все без остатка, и даже исполняющие желания.

Луис обвил ногами торс Кристиана, толкаясь ему навстречу, обжигаясь его любовью и ничего больше не желая. Тревоги отступали под напором практически ритуальной близости, голова кружилась, и солнце ослепляло верой в лучшее...

Они достигли пика наслаждения одновременно, и Кристиан прижался губами к щеке юноши, зашептал жарким дыханием в ухо:

— Я всегда буду с тобой, слышишь? Всегда....

Потом они долго лежали рядом, нежась в лучах солнца и приятной истомы, охватившей разгоряченные влажные от пота тела. Легрэ лежал на боку, тесно прижимаясь к юноше и немного рассеянно поглаживая кончиками пальцев плечо.

— Чего-нибудь хочешь еще? — Кристиан с улыбкой подумал, о миске земляники, которую набрал утром и запрятал в кустах.

Ресницы герцога дрогнули. Он сейчас лежал в тех облачках, что проплывали далеко вверху.

— Только чтобы ты вновь улыбался, чтобы болезнь тебя не ела... — вздохнул. — Больше от Бога мне ничего не нужно.

Улыбка Легрэ стала грустной. Он сел, притянул Луиса к себе и крепко обнял, зарывшись лицом в его волосы, убаюкивая в тепле объятий. Все это так походило на прощание.

— Все к лучшему, — прошептал Кристиан, снова целуя теплую, пригретую солнцем макушку юноши. Легрэ прикрыл глаза, сдержав тяжелый вздох, представил будущее Луиса. Кто там встанет рядом с ним — со взрослым сильным королем, кто полюбит его так же и кого полюбит он. Словно наяву Кристиан увидел незнакомого человека, воина, почти одного возраста с герцогом. Он, человек этот был темноволос и высок, и шрамы на его лице остались вовсе не от битв, в которых был рожден буйный и упрямый нрав; воин был красив и умел в драке, и ни разу ни клинок врага, ни стрела с ядом не коснулись его плоти. Он был предан и любил короля... Кристиан чуть вздрогнул и понял, что на мгновение задремал. — Все будет хорошо, — сказал он Луису. — Я обещаю. Подождем тут до вечера. Я приказал гвардейцу отдать Фернандо записку... Он скоро приедет сюда.

И конечно, герцогу хотелось верить в эти теплые слова, только вот слишком часто смерть забирала, отнимала, воровала радость. Ее кровавые лапы опустошали города чумой, она становилась красными палачами, действующими во имя Господа, она являлась в образе войны, беря в руки оружие... Теперь тихая поступь смерти покушалась на любовь Луиса, на его дыхание, на его короткое счастье.

— Я сделаю все, чтобы ты от меня не ушел туда... — говорить оказалось сложнее, чем казалось. — Мэтр все рассказал мне. И королю — я знаю. Вы скрываете от меня. Скрываете, что он уже видел такие признаки.

— Есть вещи, над которыми властен только бог, Луис... — ответил Кристиан ласково. — Я бы хотел быть с тобой как можно дольше, оберегать тебя от опасностей. Правда...

Луису осталось только кивнуть. Затем скользнуть к Легрэ и уткнуться носом в грудь. Минута или жизнь? Как же мало времени, чтобы все сказать ему... Успеть бы... сложно — сбивается дыхание, налипают слова на пересохшее небо.

"Мне страшно... что тебя не будет, что будет все... Тебя не будет рядом. Тепла и запаха. Дней наших, твоих взглядов. И молчанья. Тебя! Я буду просыпаться и думать о тебе..."

— Правда, — повторил эхом.

— Ты есть хочешь? — помолчав, ответил Кристиан. — Я земляники для тебя набрал.

Легко поцеловав Луиса в губы, Легрэ принес ему целую миску свежей земляники. Запах от нее шел такой восхитительный, что даже голова немного кружилась. Отдав свой подарок юноше, Кристиан развалился на камне и, заложив руки за голову, улыбнулся.

— Как думаешь, Фернандо понравится здесь?

Рассеянно оглядевшись, Луис представил себе короля, который ныряет в прозрачную воду, набрал горстку сладкой ягоды и отправил в рот. Вкус любви.

— Ты сомневаешься?

— Я надеюсь, — Кристиан мечтательно прикрыл глаза, наслаждаясь солнцем. — Ему вообще нравится везде, где есть мы, но подвалы его душе милее, по-моему.

— Я никогда не думал об этом, — красные ягоды растекались по коже, как кровь. Стекали и капали в чистую воду... Сердце — оно тоже болело любовью, земляничной тревогой.

— Никто не думал. Такие вещи познаешь со временем. — Легре протянул руку к запястью юноши, приблизил к своим губам и поцелуем коснулся вскользь кожи, облизал губы. — Так хорошо здесь с тобой... Сегодня совершенно особенный день, правда?

Луис смущенно принял этот поцелуй и уже хотел ответить, когда увидел на берегу Фернандо, который спрыгивал с лошади.

— Быстро он, — обернувшись за взглядом Луиса, сказал Легрэ.

Король, улыбнувшись, посмотрел на любимых и не медля привязал коня, погладив по боку и пообещав напоить его попозже, когда остынет. На ходу избавляясь от одежды, нырнул в озеро, несколько быстрых гребков — и, подтянувшись на руках, он оказался на камне рядом с Луисом и Кристианом. Вода застыла искрящимися каплями на загорелом теле странным ожерельем, собравшись в основном в неглубоких шрамах. Фернандо тряхнул головой, окатив брызгами любовников.

— Вы прямо как алтаре или жертвеннике лежите, — хмыкнул весело, стараясь погасить небольшую тревогу, возникшую при взгляде на подернутые призрачной печалью лица.

— На нем и лежим, — отозвался Легрэ, поднявшись навстречу королю и протягивая ему руку. — Очень удобный жертвенник, должен признать.

— Мда? — пробормотал монарх, перехватывая руку брата и резким движением почти роняя его на себя. Почти — потому что Кристиан успел упереться другой рукой о камень, на что Фернандо и рассчитывал. Поцелуй — когда то ли держишь, то ли тебя держат, а тело плывет в невесомости, увлекая за собой разум. А впереди... Как обычно — борьба. Но не сегодня.

Кристиан задохнулся от сладости момента и ответил так страстно, как в первый раз. Поцелуи короля порой лишали Легрэ рассудка так, что он забывал самого себя и падал в пропасть наслаждения. И всегда было чуточку жаль, что приходится прерваться, чтобы вздохнуть или сказать что-нибудь. Рука Кристиана скользнула по груди короля.

— Я уже соскучился, — с усмешкой признался Легрэ, заглядывая в глаза Фернандо, и вдохнул его запах.

Взгляд Луиса стал светлее. Наверное, в них всех есть языческое начало, подвластное стихиям и борьбе. Юноше нравилось наблюдать за братьями, когда они обнимались, обменивались тайными знаками, чуть незаметно касаясь на людях, как откровенно целовались теперь. Не хотелось им мешать, и герцог нырнул в воду на самое дно, чтобы набрать на память камушков.

— Я тоже, нежный, — короткий яростный поцелуй подтвердил сказанное монархом. Легкий всплеск заставил взгляд тревожно метнуться в сторону. Птичка стала рыбкой... А всего несколько месяцев назад боялся даже в бочку для омовений погружаться с головой. Ехидно улыбнувшись брату, Фернандо указал глазами на мальчика и, оттолкнувшись от камня, бесшумно погрузился под воду. Мгновение — и пальцы проходят щекоткой по пятке Луиса.