Американцы принимали или отвергали эти пропагандистские кампании в зависимости от своей позиции относительно войны. Рассказы о германском варварстве оправдывали призыв националистов Теодора Рузвельта и его бывшего военного министра Элиу Рута к военной готовности. Избегая прямого требования войны, движение за готовность вместо этого призывало к наращиванию военного потенциала, всеобщей военной подготовке и «патриотическому воспитанию» в школах. По словам Генри Стимсона, протеже Рута, который служил военным секретарем президента Тафта, движение стремилось научить американцев быть более послушными и дисциплинированными. Рузвельт осуждал, как трусов, тех кто не соглашался,. Десятки тысяч человек прошли маршем по Пятой авеню в Нью-Йорке в мае 1916 года. Одна большая электрическая вывеска гласила: «Абсолютная и безоговорочная преданность нашей стране». Радикальный литературный критик Рэндольф Борн язвительно заметил, что те же самые люди, которые умудрялись игнорировать ужасы мирного времени, связанные с эксплуататорским трудом и угнетенными меньшинствами на родине, были возмущены ужасами военных злодеяний в Бельгии. Хотя другие присоединились к Борну в вопросе о походе на войну, давление усилилось, чтобы приравнять лояльность к поддержке. Когда Брайан подал в отставку, Администрация президента приняла резолюцию, согласно которой ничего «непатриотичного», сказанного недавним госсекретарем, не должно быть сообщено. Обвиненный в том, что он не американец, Брайан задал вопрос: «Когда это стало непатриотичным для гражданина отличаться от президента?».12
В противовес движению за готовность пацифисты утверждали, что войне не принесет ничего хорошего. Сенатор Роберт Лафолдет считал, что упорно проводимые прогрессивные реформы будут проиграны, если страна мобилизуется. Основательница дома поселений Джейн Аддамс организовала международную Лигу за мир и свободу, которая призвала президента добиваться разоружения, прекращения колониальных империй и создания международной миротворческой организации. Другие американцы отвергли дихотомию цивилизации против варварства, ради одного из них. Радикальные профсоюзы и социалисты выступали против войны в Европе как капиталистической войны, осуждая обращение с английскими и немецкими рабочими как с пушечным мясом. Они указывали, что если ведущие американские бизнесмены, поддерживающие войну, добьются своего, то на войну будут отправлены люди из рабочего класса. Представитель афроамериканцев У. Э. Б. Дюбуа рассматривал войну как продолжение имперского соперничества, написав, что «цивилизованные нации борются, как бешеные собаки, за право владеть и эксплуатировать… более темные народы».13
Администрация Вильсона говорила о мире, но перешла к интервенции, поскольку она определила усиление глобальной роли Соединенных Штатов. Тумалти сообщил президенту, что народ не желает следовать пацифизму Брайана и не принимает милитаризм Рузвельта. Они нуждаются, считал Тумалти, «в развлечениях и руководстве».14 Вильсон, как и президент Мак-Кинли, обратился к публике, совершив в 1916 году, в год президентских выборов, поездку на поезде с национальным выступлением. Он поддержал готовность, призывая к наращиванию флота и удвоению численности армии. «Мы участвуем, нравится нам это или нет, в жизни мира» — заявил Вильсон. «Интересы всех наций — это и наши собственные интересы»15. Обращаясь к обеим сторонам, Вильсон провел тщательную и в конечном счете, скрытую, кампанию по переизбранию за сильную оборону и с лозунгом «Он удержал нас от войны». Вильсон снова попытался положить конец войне и потерпел неудачу в посредничестве, призывая к миру без победы. В частном порядке, новый государственный секретарь Вильсона Роберт Лэнсинг с удовлетворением наблюдал за перемещением экономической мощи из Европы в Соединенные Штаты. «Они должны прийти к нам за деньгами. Это точно» — сказал Лэнсинг в ноябре 1916 года. «И с помощью этой силы, мы сможем ими управлять».16
Вильсон, явившись в сопровождении кавалерийского эскорта на Капитолийский Холм 2-го апреля 1917 года, нарушил традицию, лично попросив объединенное собрание Конгресса об объявлении войны. Недовольство американцев Германией нарастало. Столкнувшись с серьезной нехваткой продовольствия, Берлин сделал ставку на возобновление подводной войны против американских судов в январе 1917 года. Немецкое командование считало, что оно сможет заставить союзников сдаться до того, как американские военные будут готовы к битве. Кроме того, германский министр иностранных дел Артур Циммерман направил Мексике телеграмму с приглашением присоединиться к Германии и сражаться с американцами, чтобы вернуть Техас, Нью-Мехико и Аризону. Перехваченная в феврале до того, как она достигла Мехико и просочилась в американскую прессу, телеграмма Циммермана вызвала опасения вторжения. В марте немецкие подводные лодки потопили три американских торговых судна. Уже тогда администрация задавалась вопросом о силе общественной поддержке войны. В дни, предшествовавшие изобретению опроса общественного мнения, Лэнсинг спросил репортера Артура Свитсера, может ли «Ассошиэйтед Пресс» опросить своих корреспондентов на Среднем Западе об общественном мнении в регионе, который считался наименее склонным к войне. Свитсер ответил, что такие действия будут противоречить правилам «Ассошиэйтед Пресс» и предположил, что это могут сделать сотрудники Службы внутренних доходов. Лэнсинг сказа, что они могут, как и почтмейстеры, но правительство не хочет казаться причастным к опросу.17
В своем послании о войне, Вильсон заявил что Соединенные Штаты будут бороться за освобождение народов мира, включая народ Германии. Напомнив о Декларации Независимости, Вильсон пообещал: «Мы посвятим наши жизни и наши состояния» чтобы сделать мир свободным. Его волнующая речь, встреченная громкими аплодисментами членов Конгресса, призывала к тому, чтобы неотъемлемые права американцев стали всеобщими правами. Лафоллет выступил против дела президента. Он сказал, что Великобритания, как и Германия, нарушила международное право, но президент сотрудничал с одной и призывал к войне с другой. Если Соединенные Штаты действительно собираются сражаться за демократию, спросил сенатор, почему бы не сражаться за распад Британской империи и самоуправление Ирландии, Египта и Индии, а также за конец немецкой автократии? Наконец он предположил, что американский народ был введен в заблуждение, одурачен и замолчал. Пока он говорил, большинство его коллег-сенаторов покинули зал. Конгресс проголосовал за объявление войны с перевесом 82 против 6 в Сенате и 373 против 50 в Палате представителей. «Я не участвую в крестовом походе» — сказал сенатор Уильям Бора из Айдахо, голосуя «за». «Я лично воюю за своих соотечественников и их права».18
«Величайшее приключение в рекламе»
ВИЛЬСОН РЕШИЛ СОБРАТЬ ТРЕХМИЛЛИОННУЮ АРМИЮ, обучить ее и вооружить, а затем переправить через немецкие подводные лодки в Европу. Он знал, что это означает полную мобилизацию: «Это не армия, которую мы должны сформировать и подготовить к войне, это нация».19 Закон об отборе на военную службу от 18 мая 1917 года обязывал мужчин в возрасте от 21 до 30 лет (позднее он был расширен от 18 до 45 лет) записываться для участия в призыве и обеспечивал две трети армии. В отличии от Гражданской войны, испано-американской войны и Филиппинской войны, когда большинство солдат было добровольцами и служило в униформах своих штатов, эпоха Первой мировой войны рассматривала призыв как справедливый и эффективный способ воспитать национальную армию. Девяносто процентов призывников были холостяками. Семьдесят процентов из них были рабочими или батраками. Около 100 000 человек не говорили по английски.20 Для мобилизации промышленности администрация учредила Комитет военной промышленности и и Комитет военного труда. Чтобы мобилизовать общественное мнение, Вильсон издал правительственное распоряжение о создании Комитета общественной информации, обязав его представлять «абсолютную справедливость дела Америки» и «абсолютное бескорыстие целей Америки».21
Начатый в духе прогрессивных реформ, КОИ предполагал что война может выявить лучшее в американском народе, если она будет иметь правильное направление. Во главе его стоял бывший журналист, любитель покопаться в грязи, Джордж Крил. Преданный своему делу и президенту Вильсону, энергичный Крил собрал воедино правительственных чиновников, профессоров, журналистов, художников и специалистов по рекламе. Внутренняя секция Комитета Общественного Мнения была укомплектована реформаторами, которые считали что мобилизация может способствовать достижению их целей объединения классов, ассимиляции иммигрантов и распространения демократии. Опытные в использовании отчетов о расследованиях для возбуждения общественного негодования против детского труда, правления боссов и корпоративной коррупции, они хотели распространить свои достижения в области внутренних реформ на весь мир, чтобы сделать его лучшим местом для жизни. Иностранная секция Комитета вела пропаганду за рубежом, имея представительство в тридцати странах. Придерживаясь прогрессивных представлений о компетентности и эффективности, Комитет общественной информации использовал средства массовой информации, чтобы призвать американцев завербоваться, экономить и покупать облигации, все время объясняя, почему Соединенные Штаты должны сражаться. В эпоху, предшествующую радио и телевидению, КОИ в идеале хотел, чтобы все американцы одновременно слышали и видели одни и те же пропагандистские сообщения, распространяемые плакатами в общественных местах, ораторами на клубных собраниях, кинохроникой в местом театре, рекламой в журналах и репортажами в газетах. Крил назвал КОИ «огромным предприятием в области продаж, величайшим в мире приключением в области рекламы».22
Военный министр Ньютон Бейкер провозгласил философию КОИ как «вера в демократию… вера в факты».23 Однако с самого начала служащим КОИ было бы трудно придерживаться фактов и апеллировать к разуму, а не прибегать к сенсациям. Еще в мае 1917 года пресс-секретарь Тумалти, обеспокоенный тем, что «праведный гнев» народа еще не был вызван, предложил президенту использовать историю немецких бесчинств против бельгийцев, чтобы показать американцам как «наш собственный народ может пострадать, если восторжествует немецкая автократия».24 Действительно, немецкие зверства и германская угроза Соединенным Штатам стали ключевыми темами пропаганды военного времени. Вместо того, чтобы просвещать американцев о том, что может быть вовлечено в создание нового мирового порядка, эти репортажи предполагали, что как только враг будет побежден, мир будет в безопасности.
Крилл считал что пресса — это величайшая сила на Земле, потому что «мы знаем только то, что она нам говорит».25 Через свой отдел новостей КОИ сообщал прессе, что следует сказать общественности. В то время репортажи в столице имели репутацию случайных и бессистемных. «Насколько я могу судить» — рассказывал Свитсер — «Газетчики околачиваются довольно близко к большим людям, регулярно встречаются с ними в определенные часы в пресс-центре и много сплетничают и воображают».26 Для Крила эта практика блужданий и шатаний оставляла слишком много шансов. Кто знает, что репортеры могут спросить у чиновников и что те ответят? Он считал что ситуация требует подготовки, координации и обнародования всех официальных военных новостей КОИ от имени Белого Дома, армии, военно-морского флота, Департамента юстиции, министерства труда и военных ведомств, включая Национальный комитет по военному труду, Комитет по военной промышленности и Комитет по военной торговле. Какая информация будет обнародована и когда, часто решал президент Вильсон. Тумалти уступил КОИ, отменив свои ежедневные пресс-конфереции. Госдепартамент, где бесцветный Лэнсинг ненавидел яркого Крила, управлял собственным бюро по связям с общественностью, не сотрудничая с КОИ. Департамент попросил прессу не печатать статьи о политике правительства без одобрения департамента, которое он затем отказался дать, ну или так жаловался либеральный журнал «Нью репаблик». Вашингтонские репортеры, которые по большому счету хотели поддержать военные действия, ворчали по поводу официального неодобрения, но приняли свою новую роль, описанную Свитсером, как «мальчиков-посыльных для подачек».27
Отдел новостей КОИ работал двадцать четыре часа в сутки, производя штабеля информации, которую пресса использовала добровольно и часто. Он печатал официальный бюллетень, ежедневный отчет о деятельности правительственных ведомств, положения военного времени и президентские прокламации — упражнение, которое доказывало, что «вера в факты» иногда может быть скучной. Одним из исключений были внимательно прочитанные списки погибших, которые увеличили объем бюллетеня с восьми до сорока страниц в 1918 году. Для более занимательных разделов отдел синдицированных функций КОИ набирал романистов и авторов коротких рассказов для написания патриотических историй для воскресных изданий. Каждую неделю бюро карикатур отправляло национальным карикатуристам предложения по темам, собранным из тридцати одного правительственного ведомства. Они включали в себя инструкции, чтобы вызвать больше медсестер или препятствовать воскресным автомобильным поездкам. Другие дискредитировали отечественную критику войны. Например, чтобы опровергнуть обвинения радикальных профсоюзов в том, что Соединенные Штаты вступили в войну для защиты миллиардов долларов, которые финансисты и банкиры ссудили союзника, карикатуристам было предложено показать, что характеристика войны как «войны богачей» была ложью, распространяемой немецкой пропагандой.28
Отдел гражданского и обучающего сотрудничества лучше всего иллюстрировал внутреннюю борьбу КОИ между просвещением и воспламенением общественности. Под руководством Гая Стэнтона Форда, профессора истории Миннесотского университета отдел выпустил более девяноста брошюр, объясняющих ход войны. В «Немецкой военной практике», опубликованной в ноябре 1917 года, авторы КОИ подчеркивали подлинность высказываний, цитируя немецких генералов, политических лидеров и простых солдат, позволяя тем самым врагу осудить себя. Самая известная цитата была из речи кайзера Вильгельма в 1900 году, обращенной к немецким войскам, готовящимся вступить в бой с «боксерами» в Китае. Император приказал им не проявлять милосердия, как гунны царя Атиллы, и «открыть путь для культуры раз и навсегда». В брошюре объяснялось, что многие немецкие политические лидеры осудили эту речь в Рейхстаге, тем самым показав Германию как нацию с парламентом, политическими партиями и различными взглядами, Германию, которая редко появлялась в большинстве материалов КОИ. Однако в большинстве цитат, отобранных для этой брошюры, немцы рекомендовали использовать чрезмерную силу в военное время, тем самым укрепляя образ немцев как терроризирующих зверей.29
