В когтях кошмара

Повисла неловкая пауза. Шики, на собственном опыте познавший смысл расхожей фразы "молчание — золото", пялился куда-то в сторону. Воспоминания об эротическом сне с участием Арквейд нахлынули в самый неподходящий момент. Его беспокоило и то, что вампирша знала, кто приснился ему в ту ночь. "Сама виновата", — почему-то подумалось Шики с наивностью молодого и неопытного любовника, который, хоть и имел счастье разделить с красавицей постель не только в своих фантазиях, но и в реальности, не перестал смущаться любых мыслей грязнее, чем поцелуй в щечку.

— А осколок, куда ты меня поместила? Расскажи, Лен.

Шики, который завел разговор, чтобы отвлечь своего фамильяра от возможного кошачьего буйства, слегка заинтересовался предметом. Пациенты вокруг посматривали на него с любопытством: почему парень вдруг уселся возле стены и перестал делать то, ради чего пришел? Один из врачей подошел к нему и спросил, в порядке ли он, на что Шики кивнул — мол, отвяжись. Незримое присутствие Лен придало объяснению изрядную долю убедительности. Врач-гимнаст исчез в группе детей с дцп, а Шики продолжил поучительную беседу со своим личным демоном.

"Сон есть иллюзия. Осколок реальности — нет. Чтобы создать осколок, недостаточно взять мысль живого существа. Нужна частичка сознания. Создать мир внутри мира. Если отделить пространство и поместить туда сознание, возникнет способность выжить, но ненадолго. Процесс требует усилий и аккуратности. Если неправильно перенести — можно умереть. Если задержаться надолго — можно умереть. Тело не может без души."

— То есть, — задумался Шики, — ты вытащила мою душу из тела, чтобы сохранить?

"Тело хозяина разрушалось. Сознание хозяина видело сильное разрушение. Когда подобное случается, тело начинает умирать. Сознание не дает сигналов телу выживать. Сознание боится шока от боли. Лекарство не должно быть хуже болезни. Если выжить больнее, то телу хочется спокойно умереть. Могу остановить процесс и забрать сознание — тело не станет умирать. Чтобы сохранить тело, нужно отделить его от души. Но недолго. Умею сохранять душу в маленькой коробочке. С остальным тело справляется само."

— Но могло и не справиться, так?

"Зависит от обладающего телом. Телом обладает мой хозяин. Сильный организм. Госпожа Арк не простит, если хозяин погибнет от мелкой неприятности."

— А возможно ли повторить то же с другим человеком?

Глупость собственного вопроса поразила Шики: ему показали, как это делается, а он взял и усомнился в способностях собственного фамильяра. Он приготовился извиняться, но Лен проговорила тем же бесцветным голосом, что и до этого, не показывая обиды:

"Могу. Но не сейчас. Процесс сложен. Нужно отдохнуть. "

Шики смущенно улыбнулся и отвернулся в сторону:

— Тогда чуть более простой вопрос. Могу ли я увидеть сон другого человека?

"Хозяин может увидеть все, что могу видеть."

Шики подумал, что один из его одноклассников душу бы продал за подобное умение.

— Я хочу как-нибудь попробовать, — ответил он, краснея от собственной наглости.

"Когда хозяин просит, фамильяр не отказывает."

Тоно хотел спросить что-то ещё, но в спортзал вошел доктор Насаё и решительным шагом направился к нему, чтобы сообщить кое-о-чем неожиданном:

— Господин Тоно, к вам гости.

Шики недоуменно переспросил:

— Гости? Или гость?

— Нет, именно гости, — Насаё был непреклонен. — Две девушки в форме служанок. Вы, верно знаете, кто это может быть?

Тоно похолодел: в его голове возник образ дьявольски хохочущей Акихи. Он вжался в подушку и умоляющим голосом попросил:

— Пригласите их в палату, пожалуйста.

— Нет, господин Тоно, это невозможно, — зачитал приговор Дзинан. — Доступ в палаты, где находятся выздоравливающие пациенты, разрешен только для ближайших родственников и по разрешению, подписанному главврачом. Разрешение есть для вашей сестры и, — доктор запнулся, словно что-то вспоминал, — вашей подруги. Больше ни для кого. Вам придется спуститься в холл. Или, может быть, мне следует передать, что вы не спуститесь?

— Нет, я спущусь, — обреченно сказал Шики.

Медленно переступая с ноги на ногу, словно ведомый на казнь преступник, Шики добрался до лифта и спустился на первый этаж. Дверь открылась; его ослепила вспышка ярких лучей, отраженных от мраморного пола и белоснежных стен регистратуры прямо напротив двери лифта. Пожилая медсестра в белом халате, стоявшая за стойкой, шумно объясняла деду с палкой, какие лекарства ему назначены и когда их следует принимать. Дед лишь почесывал лысую голову и переспрашивал, прикладывая ладонь к волосатым ушам: "Ась?". Возле стены зеленела целая живая изгородь в горшках — высокие растения ростом с человека, под которыми, будь там поставлен диван или хотя бы скамейка, было бы возможно насладиться приятной тенью в разгар летней жары. А с другой стороны на Шики несся кошмар, облаченный в костюм горничной:

— Хозяин, мы так рады видеть вас живым и здоровым! — вопила на весь зал Кохаку, и, не будь Шики так шокирован, он услышал бы в её голосе почти искреннюю радость. — Мы очень скучаем по хозяину, и каждый день молим богов о его скорейшем возвращении. Как ваши дела, хозяин Шики? Расскажите, умоляем вас!

Весь красный как рак, новоиспеченный господин попятился и попытался было нырнуть назад в лифт, но не успел. Крепкие объятья Кохаку сомкнулись вокруг него, а девушка, ничуть не смущенная присутствием вокруг целой толпы людей, принялась покрывать его щеки страстными поцелуями. Он попытался оттолкнуть Кохаку, но наткнулся на решительный отпор: служанка решительно не желала выпускать его из объятий, и помутненное сознание Шики ненароком посчитало, что упасть в обморок и умереть на месте от анемии, наверное, будет самым безболезненным уходом от позора. Когда, наконец, Кохаку прекратила чмокать его щеки и громко причитать о выздоровлении доброго господина, Шики, весь красный как рак, вырвался из объятий и разглядел стоящую позади Хисуи. Вторая служанка стояла, опустив голову и скрыв глаза, а её щеки горели красным ничуть не менее ярко, чем у хозяина.

— Господин, не надо никаких фокусов, — шепнула на ухо Кохаку. — Делайте все, как вам скажут.

Холодный тон, с которым служанка произнесла эту фразу, нисколько не сочетался с её бурными излияниями в любви несколько секунд тому назад. Шики вздрогнул и сделал шаг назад, пытаясь вырваться, но служанка схватила его за запястье неожиданно крепкой для столь субтильной девушки хваткой.

— Не надо, — прошептал он. — Не надо.

— Вот и великолепно! — все так же шепотом ответила Кохаку. На её лице вновь появилась добрая искренняя улыбка шириной от одного уха до другого. Нарочито громким голосом, чтобы слышали все вокруг, служанка рассказывала:

— Нас прислала ваша сестра, господин Шики. Она, как и мы, беспокоится о вашем самочувствии. Госпожа Акиха день и ночь проводит в слезах, ожидая, когда вы снова вернетесь домой.

— Акиха -да в слезах, — пробубнил Шики под нос. — Кохаку, это уже перебор.

— Да как вам не стыдно, господин! — взвилась на дыбы служанка, и в её голосе звучала искренняя обида. — Если бы вы знали, что творится с вашей сестрой, то не говорили бы так! Доброта и мудрость госпожи Тоно известны всему городу. Ваше недоверие очень, очень сильно её расстроит, и...

— Д-добрый день, господин. Я тоже... очень рада вас видеть, — невпопад вступила в разговор Хисуи. Она не поднимала головы и стояла зажато, сложив руки на животе: было ясно, что устроенное сестрой представление смущает её больше, чем самого Шики. — Пожалуйста... съешьте ваш обед.

Шум в зале затих и сменился тихим перешептыванием. Люди вокруг оторвались от своих дел и с любопытством глазели на странную троицу. Молодой парень лет двадцати, что сидел чуть поодаль, неотрывно смотрел на служанок, а в его взгляде читалась плохо скрываемая зависть к очкастому коротышке, которому повезло родиться в правильной семье. Две девицы школьного возраста бросали на служанок насмешливые взгляды, переговаривались друг с дружкой и хихикали, прикрыв рты рукой. Старик и что-то втолковывающая ему про рецепты медсестра, напротив, замолчали и с любопытством смотрели на Шики и служанок.

— Если господин желает, мы можем покормить его, — продолжала издеваться Кохаку. — Вы хотите, чтобы мы покормили вас с палочек, господин?

— Нет, нет, и ещё раз нет! — зашипел Шики. — Давайте сюда, что принесли, и я ухожу.

Кохаку состроила на лице гримасу обиды и схватила парня за руку.

— Ну что же вы? — заявила девушка. — Мы не можем уйти, пока не убедимся, что хозяин съел всю свою еду. Только взгляните на это!

— Хотя бы не здесь! — взмолился он.

— Почему же? — Кохаку не собиралась уступать. — Господина смущает еда, приготовленная в нашем доме?

Шики в отчаянии рыскал глазами по сторонам в поисках спасительного для себя исхода. Но кто мог прийти на помощь? Сотни глаз как один смотрели на него, вгоняя в ещё большее смущение. Счет времени шел на секунды; каждая из них, проведенная под пристальным надзором людей вокруг, обжигала его раскаленным железом. Шики подумал, что будь он в школе — он нашел бы пару мест вроде крыши или чайного клуба, а совместное поедание обеда с Сиэль в некотором смысле означало бы избежать неприятностей, не считая того, что вновь возникшая слава среди одноклассников преследовала бы его до конца учебы. Перебирая в уме возможные варианты побега, он вдруг услышал в голове знакомый голос:

"Хозяин, во дворик."

Он вздрогнул. Ещё утром появление Лен в людном месте могло бы привести его в ужас, но сейчас он был искренне благодарен её вмешательству.

— Мы идем во двор, — сказал он неожиданно решительно. — Здесь душно, а на улице свежий воздух. И эта тема не обсуждается.

Он повернулся и направился к двери. Кохаку не выпускала его руку, все так же крепко держа хозяина за запястье. Шики с трудом сделал пару шагов: тащить на себе целого человека — не самая простая задача даже для здорового человека. Хисуи не осталась в стороне и сделала шаг вслед за ним, прихватив сестру за рукав платья. Кохаку имела строгие инструкции на случай, если хозяин попытается сбежать, но бороться с сестрой ей совершенно не хотелось. Хитро улыбаясь, она покорно двинулась за Шики, незаметно сжимая ладонь Хисуи в складках рукава.

Больничный холл исчез позади. Шики свернул в коридор, где из людей осталась лишь идущая навстречу тройка докторов, и нырнул в дверь, которая выводила на улицу. Он плюхнулся на первую попавшуюся скамейку и обреченно посмотрел на служанок.

— Ну, и что тут у вас?

Кохаку кивнула сестре, и Хисуи принялась распаковывать внушительную стопку ящичков для завтрака, заботливо завернутую в большой отрез шелковой ткани. Кохаку суетилась вокруг и расставляла бенто на столик, заботливо пододвинутый кем-то к дивану. Верхний ящик оказался набит овощами: из-под снятой крышки пышным букетом распустился целый куст латука, возле которого аккуратными горками лежали спелые помидоры-черри и вареная пальчиковая морковь — настолько мастерски уложенные, что не рассыпались и не перемешались во время дорожной тряски. В другом отсеке овощного ящика блестел цветной калейдоскоп: тонко порезанный дайкон, красный и желтый сладкий перец, волнистые листья рукколы и мелко покрошенный кресс-салат бордового оттенка. Ещё в одном углу ящика лежали нарезанные чьей-то заботливой рукой огурцы в форме сердечек, а также солидная россыпь очищенных зубчиков чеснока. Натюрморт довершала морская капуста, в которой прозрачными прожилками белели ниточки рисовой лапши.

— Не суетитесь, господин Шики, это лишь начало, — сообщила Кохаку, распаковывая второй ящичек, разделенный высокими перегородками на четверти. В одной из них блестела курица, запеченная в соусе терияки и щедро присыпанная зернами кунжута. В других частях грудились тонкие полоски какого-то филе, россыпь мясных шариков в сухарях и вареные деликатесные сосиски, разрезанные пополам таким образом, что они напоминали осьминожек. И, наконец, третий ящик, поставленный на стол, был доверху заполнен рассыпчатым рисом с лимонным соком и грецкими орехами. В самом центре рисовой горы Шики обнаружил красный кусочек бумаги в форме сердечка, на обороте которого фигурным почерком Акихи было написано:

"Приятного аппетита, братик. Жду тебя дома."

— Приятного аппетита, господин Тоно! — провозгласила Кохаку, закончив расставлять завтрак на столике. — Кушайте все, что пожелаете.

— П-приятного аппетита, — еле слышно повторила Хисуи. — Простите, пожалуйста.

Шики вздохнул и принялся ковырять палочками рис. Аппетит, полчаса назад подававший явные знаки, испарился и исчез от осознания того, что вкушать обед — хороший, с душой приготовленный, ему придется с воспоминаниями о взгляде полусотни людей, каждый из которых либо завидует ему черной завистью, либо посмеивается над его крайне неловким положением.

Покончив с едой, Шики отослал Хисуи с Кохаку домой. На вопрос, не хочет ли он чего-нибудь передать сестре, он не ответил; лишь нахмурился и молча махнул рукой. Служанки исчезли в дверях, а Шики остался сидеть один, с горящими как у рака щеками.

"Хозяину нужен покой."

— Да, я вернусь в комнату и засну на сутки. А лучше на двое, — громко вслух произнес Шики, не заботясь, что его кто-то услышит. Присутствие Лен подействовало успокаивающе на его смятенные чувства: он повернул голову и увидел, что фамильяр сидит возле его правой руки. Тоно улыбнулся и погладил Лен по голове, приглаживая шерстку и почесывая за ушком. Маленькая суккуба замурлыкала, как самая обычная кошка.

"Когда хозяин проснется, пойдем гулять. Обязательно."

— Обещаю, — улыбнулся Шики.

* * *

Когда ему надоело сидеть в импровизированном садике и смотреть на гуляющих людей, некоторые из которых с недоверием смотрели на его правую руку, лежащую на голове невидимого фамильяра, Шики направился назад в палату. Но он не успел дойти даже до двери, ведущей в больничное здание. На одной из лавочек, как и вчера, сидела китаянка Лицзинь и смотрела на него, будто пыталась просверлить насквозь.

— Привет, Шики. Присаживайся, — жестом указала она на место возле себя, произнося фразу таким образом, что не подчиниться не было ни малейшей возможности. — У меня к тебе два вопроса. Вначале расскажи-ка, что за представление было в холле.

Шики вздохнул и закатил глаза к небу. Он коротко обрисовал Лицзинь ситуацию: положение брата богатой наследницы, жизнь в богатой усадьбе с прислугой, после чего упомянул о ссоре с Акихой, причем сделал акцент на её своеобразном характере и специфических способах проявления сестринской любви. Закончив рассказ детальным описанием встречи Акихи и Арквейд, а также последствиях, которые эта встреча сулила, он развел руками, приглашая китаянку посочувствовать:

— Таким образом, я приказал ей не ходить сюда, и она прислала Хисуи и Кохаку. И что мне было делать?

— Спрятаться в палате и отправить их домой, — ничуть не сомневаясь, заявила Лицзинь. — Если ты кого-то не хочешь видеть — прогони. В одиночестве нет ничего плохого.